Четыре века русской поэзии детям. Том 1
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 9, 2014
«Батюшка, Ваше сиятельство! побойтесь
Бога: я ни Львову, ни Очкину, ни детям — ни сват, ни
брат. Зачем мне sot-действовать[1] Детскому журналу?
уж и так говорят, что я в детство впадаю. Разве уж не
за деньги ли? О, это дело не детское, а дельное. Впрочем, поговорим».
А. С. Пушкин — В. Ф.
Одоевскому, декабрь 1836 г.
«Сегодня я нечаянно открыл Вашу
Историю в рассказах[2] и поневоле
зачитался. Вот как надобно писать! <…>»
А. С. Пушкин — А. О. Ишимовой, 27 января 1837 г.
Стоит все же оговориться. Ни к каким «специалистам по
детской литературе» автор настоящей рубрики себя не относил и не относит.
Приступая к ее очередному выпуску, я в семнадцатый раз доволен
побыть ее — детской литературы — публичным читателем; как рад и тому, что наш
журнал уделяет этой теме, этому искусству, этому детскому миру толику
своих страниц. Это я к тому, что надеюсь: мои непосредственные впечатления от
прочитанного не смутят специалистов, но окажутся вполне любопытными для
уважаемых читателей, которые, так же, как и я, дорожат свежестью своего
восприятия.
Получив на одной из последних книжных выставок-ярмарок
три увесистых тома под названием «Четыре века русской поэзии детям» под
редакцией легендарной Евгении Оскаровны Путиловой;
получив по особому списку (за что сердечно благодарю одного из
ангелов-хранителей этого труда, поэта Михаила Яснова),
— я долго не решился приступить к чтению. Четыре века!
И хотя был знаком и с однотомником 1989-го года, и с
двухтомником 1997-го (вышедшем в питерской «Новой библиотеке поэта»), то есть —
с книгами, из которых и «выросла» сия академическая антология — все никак. Я,
конечно, знал, что буду представлять этот труд в своем «Детском чтении…», все
эти две с лишним тысячи страниц. Но как? Ценность труда — очевидна, его
достижения и недостатки есть удел как раз специалистов. А мне был очень нужен
импульс, что-то личное.
Итак, однажды я потянул к себе первый том и стал перелистывать
его с некоторым страхом, изредка заглядывая в примечания, то есть понемногу
двинулся от народной поэзии и первого печатного словаря Василия Бурцева (1634)
— к веку Серебряному.
И все ждал: где же он, мой личный детский читательский
подарок?
Он нашелся. Даже — два.
В книге Лидии Чуковской «Памяти детства» дочь
постоянно вспоминает, как ее отец все время цитировал в своем повседневьи строчки из стихов классических и современных
поэтов, естественно, не называя авторов. Со временем — а я эту книгу читал не
один раз — все эти строчки и строфы для меня «опознались» (кстати, искать их по
сети мне никогда не хотелось, неинтересно). Но вот одна цитата никак не
давалась. Она мерцала в том самом месте, где дочь участвует в
«усыплении» отца — чтением вслух (известно, что Корней Иванович страдал
сильными бессонницами, и только чье-нибудь чтение помогало ему иногда войти в
сон).
«…А я читаю, и читаю, и читаю, то борясь с дремотой, то в самом деле захваченная интересом, но упорно следя за
собой и за ним: читать не слишком быстро, чуть монотонно, и вглядываться в его
лицо, и слушать его дыхание.
— Бедный я мальчик! — говорит он минут через двадцать,
перебрасывая подушку на другую сторону и снова горестно утыкаясь в нее лицом: —
└Бедный мальчик весь в огне, все ему неловко…” Который час?
Я взглядываю на круглые черные часы, которые обычно он
носит в кармане, и говорю на полчаса меньше, чтобы он не пугался».
А мальчика-то в огне сочинил в 1861 году Аполлон
Николаевич Майков. Евгения Путилова сообщает, что семья поэта была очень литературна: отец, мать и два сына (наш Аполлон и Валериан)
создавали сообща рукописные журналы «Подснежник» и «Лунные ночи». Спустя
двадцать лет их третий брат, Владимир Майков, стал издателем профессионального
периодического издания для детей и юношества «Подснежник» (1858 — 1862), в
котором Аполлон опубликовал свою лучшую пейзажную лирику. Позже, в 1884-м
(Чуковскому тогда было два года), составляя первый том своего Полного собрания
сочинений, Майков сгруппировал стихи, относящиеся к детской теме, и расположил
их таким образом, что они составили тематические циклы.
«Бедный мальчик…» открывает цикл «Дома». Мать
расхаживает по комнате с больным дитятей на руках: то сказку пытается ему
рассказать, то песню спеть — лишь бы мечущийся в жару сынок забылся и задремал.
Ближе к концу этого стихотворения мать вдруг начинает понимать, как много в ней
любви и «чудных сил», могущих отклонить удар смерти.
В «Четырех веках…» представлено девять стихотворений
Аполлона Майкова для детей.
Вторая приятная неожиданность оказалась уже моей
домашней историей. В 1903 году, когда
Раиса Кудашева (1878 — 1964) написала свою пьеску-утренник «Елка» — внутри
которой и «пряталась» знаменитая «В лесу родилась елочка», — родилась моя
бабушка, которой нет на свете уже более тридцати лет. Помню, как в свои
школьные годы я однажды стал выспрашивать у нее, какие стихи она читала, будучи
девочкой, и даже записал этот рассказ на магнитофон.
Вдруг она припомнила одно стихотворение и, волнуясь,
начала декламировать:
Часто
ты шепчешь, дитя, засыпая
В
теплой и мягкой кроватке своей:
«Боже,
когда же я буду большая?..
О,
если б только расти поскорей!
Скучных
уроков уж я б не учила,
Скучных
бы гамм я не стала играть:
Всё
по знакомым бы в гости ходила,
Всё
бы я в сад убегала гулять!»
Я стал выспрашивать, кто же написал эти трогательные
стихи, но бабушка никак не могла вспомнить. «Очень известный, он еще так рано
умер… Господи, этот стишок был в каждом выпуске └Чтеца-декламатора”!..»
Так и не вспомнила.
А то был Семен Яковлевич Надсон, этим единственным
стихотворением «У кроватки» он и
представлен здесь, в антологии. «Стихи его часто перепечатывались в детских
журналах, — сказано в примечаниях, — но специально для детей он почти не
писал».
Удивительно думать, что первый и единственный
прижизненный надсоновский сборник «Стихотворения»
(1885) за оставшиеся два года его короткой жизни издавался пятижды,
а впоследствии — до 1917 года — книжка этого «нытика» и «пессимиста», которого
Маяковский предлагал попросить «куда-нибудь на Ща», вышла еще 29 (!) раз.
«Многие годы мои публикации были
связаны с интересом к творчеству современных писателей, к вопросам истории и
теории детской литературы 1920-х — 1980-х годов, обращалась я и к именам
прозаиков XIX века. Но, начиная с восьмидесятых годов мой интерес
сосредоточился на поэзии, журналах и именах, выброшенных диктатом пролетарской
идеологии из истории детской литературы», — написала Евгения Путилова в
короткой автобиографической заметке. Тогда же, в 2005 году, она выпустила книгу
из тридцати семи статей «Детское чтение для сердца и разума», где были разделы
«Возвращенные имена» и «Забытые авторы знаменитых детских стихов».
В истории детской литературы должна сохраниться
реплика академика Дм. Лихачева о профессоре
Российского государственного педагогического университета имени Герцена Ев.
Путиловой: «Путилова вернула русской поэзии сотни забытых строк и десятки
потерянных биографий»…
В прошлом году составитель «Четырех веков русской
поэзии детям» отметила свое 90-летие.
И еще одно «семейное» впечатление принес мне первый
том антологии. Здесь, в первой, фольклорной части, вослед «Шуточным и небыличным песням» («Ехала деревня / Мимо
мужика…» и прочих) следует раздел «Дразнилки». Каково же было мое удивление,
когда я увидел, что он открывается старомодным стишком, который мой младший сын
приволок в свое время из музыкальной школы и долго
распевал его на все лады:
Андрей-воробей, Не гоняй голубей. Гоняй галочек,
Из-под палочек…
Справочный аппарат книги сообщает, что пиеса сия — из сборника «Русских народных
песен» (1870), собранных этнографом-самоучкой Павлом Васильевичем Шейном.
Читая детские стихи, созданные в позапрошлом веке,
стихи, переполненные то мягкой, то суровой дидактикой, тем самым «вирусом
воспитания», я не раз вспоминал — ничего не поделать — о том же Чуковском.
Сколько же зримых и незримых «кирпичей» уложено в фундамент знаменитого «Мойдодыра» (1923), с которым мне еще предстоит встретиться
во 2-м томе антологии!
Вот, в 1847 году, в «Сборнике детских песен дедушки Иринея, составленном князем В.Ф. Одоевским» (князь написал,
кстати, и музыку ко всем им) появляется «Утренняя песня»: «Встань поутру, не
ленись! / Мылом вымойся, утрись. / Кто растрепан, не умыт, / Тот собой людей
смешит. // Зубы, десны крепче три, / И снаружи и снутри;
/ Чистым гребнем причешись, / Да и Богу помолись…» — и далее еще шесть строф,
где встречаются и книжка и тетрадь, конечно же. Забавно, что сегодня первая
строфа этой песни часто встречается на сайтах, посвященных развитию речи
нынешних малышей, и в сценариях детсадовских утренников.
…Спустя без
малого сорок лет поэт К. Льдов (К. Н. Розенблюм)[3] складывает
своего «Сашу-Замарашку» (1883), который кончается, по-моему, ужасно смешно:
…Как
ни билась с ним родня, Выходило проку мало, — Он боялся, как бывало, Мыла, щетки
и гребня!
Кто
ж виной, судите сами, Что немил наш мальчик всем, Что, обросши волосами, Стал барбоскою совсем?
Выписав сюда из антологии эти строки «российского
скальда», я вспомнил свое посещение одного почти научного семинара,
посвященного детской литературе. И услышал, как одна
ученая дама рассказывает вольнослушателям и коллегам о том, что «до революции»
детской литературы почти что и не было… Вспомнил, и
подумал, что если я только перечислю здесь основные названия периодических
изданий для детей, а также авторские и коллективные сборники, скажем, за один
только XIX век, — о которых узнал, читая первый том путиловской
антологии, — то еще неизвестно, хватит ли мне отдельной новомирской страницы.
То же — и к списку стихов, ставших песнями; на иные (как у того же Надсона)
писали такие люди, как Сергей Рахманинов, Антон Рубинштейн и Цезарь Кюи.
Я уже как-то вспоминал слова Чехова: «Администрация
делит на податных и привилегированных… Но ни одно
деление не годно, ибо все мы народ и всё то лучшее, что мы делаем, есть дело
народное». Вот, тот самый народ (см. сайт http://ten2x5.narod.ru) составил,
например, свою миниантологию «Да здравствует мыло
душистое!» («поучительные стихи о необходимости умываться») и включил туда,
помимо Генриха Сапгира, Эммы Мошковской, Владимира
Орлова и прочих, — «Сашу-Замарашку» К. Льдова.
Подробная вступительная статья Евгении Оскаровны к этому тому занимает пятьдесят страниц
убористого текста, примечания — сто. Я догадываюсь, что любознательный и
любопытный читатель заметит, как часто поэты обращались к жанру колыбельной,
как важен и интересен им был образ матери, как постепенно стихотворцы научились
заходить к своим и воображаемым детям в их детскую комнату.
И как поразительны иные истории,
посвященные авторам тех самых народных стихов — будь то этюд Фета «Кот поет,
глаза прищуря», петерсоновское
«Вечер был; сверкали звезды; На дворе мороз трещал…» (этих Карлов
Александровичей Петерсонов в Петербурге вообще было
двое; Путилова провела целое расследование), миллеровские «Подписи к картинкам»
(«Раз-два-три-четыре-пять, / Вышел зайчик погулять…») и, конечно, кудашевская «В лесу родилась елочка»[4].
Что же до Серебряного века, то, перелистывая
включенные в этот том обильные подборки Константина Бальмонта, Марии Моравской,
Саши Черного, Бориса Пастернака и других, — я не мог не радоваться тому, что в
новом веке их детские книги выпущены отдельными изданиями. Выпущены не раз, и с отличными рисунками. Во всяком случае, бальмонтовы «Фейные сказки»,
блистательные моравские «Апельсинные корки» и книжки Саши Черного в нашей
домашней библиотеке имеются. Правда, собранную Корнеем Чуковским книгу детских
стихов Саши Черного (с фантастическими рисунками Александра Аземши)
«Астрель» выпустила впервые только в прошлом году.
Живой голос Евгении Оскаровны
Путиловой хорошо слышен тут в иных примечаниях. Вот она роняет по поводу мерзляковского «Хора детей маленькой Наташе», точнее по
поводу примечания М. А. Цявловского о «питательной
почве» этих стихов для схожих сюжетов у Пушкина и Катенина:
«примечание обсуждалось с В. Э. Вацуро».
А вот, публикуя детские стихи Ильи Эренбурга,
пишет: «…судя по его более позднему высказыванию: └Я в жизни многое
перепробовал, но для детей никогда не писал” (Люди, годы, жизнь // Собр. соч. М., 1966, т. 8. С. 294) —
он об этих стихах забыл».
Я упомянул в самом начале, что сей трехтомник
оказался у меня в чтении благодаря поэту и переводчику Михаилу Яснову. Помню, что первый живой разговор об этой, тогда еще
не вышедшей книге был у нас с ним и Сергеем Махотиным в прошлом году, в Одессе
(см. «Новый мир», 2013, № 10). В свое время мы расскажем и о его участии в этом
замечательном проекте, когда заговорим об уникальном третьем томе.
Пока хочу лишь сказать, что на каждой книге этой
антологии, собравшей в себе более двухсот авторов, начертаны слова как раз М. Яснова. Его рекомендация на обороте каждого тома
заканчивается так: «…Это необходимое и увлекательное чтение не только для
педагогов, библиотекарей, воспитателей, филологов, но и для всех родителей,
ценящих традиции семейного воспитания, для всех, кому дорога память детства и
кто еще не забыл и любит детские стихи»[5].
Между двумя эпиграфами к этим заметкам о первом томе
«Четырех веков…» есть, кажется, свое силовое поле. Кстати, заметно, что
некоторое раздражение по поводу просьбы Владимира Одоевского дать что-нибудь в
детский журнал (т.е. в «Детскую библиотеку, посвященную ее Императорскому
Высочеству великой княжне Марии Михайловне», издаваемую литератором и цензором
А. Очкиным вместе с князем Вл. Львовым) — наш поэт,
находящийся в нескольких неделях от роковой дуэли, микширует изящным «деловым
оборотом», который, впрочем, ни к чему ни привел. Ведь
с «Детской библиотекой» Пушкин сотрудничать не стал. Видимо, было уже не до
того.
Но вот — в свой дуэльный день — он посылает детской
писательнице и переводчице Александре Ишимовой
просьбу: перевести англичанина Барри Корнуолла, «пьесы, отмеченные карандашом».
И тут же спонтанно хвалит ее собственный труд для детей, который оказался, судя
по всему, его последним чтением. Хвалит искренне. К его словам «вот как надобно
писать!» поневоле так и хочется прибавить: «…для детей».
А ведь прямо для них Пушкин все-таки и писал.
В детский альбом семилетнему Павлуше Вяземскому,
например. За десять лет до дуэли. «Душа моя Павел, / Держись моих правил: /
люби то-то, то-то, / Не делай того-то. / Кажись, это ясно. / Прощай, мой
прекрасный». Разве это не великие стихи для детей, разве в них — не весь Пушкин
и все его понимание таких вещей, как воспитание ребенка и любовь к нему?
Вспоминается, как Симон Соловейчик замечательно писал об этом элегантном
послании. Но это уже другая тема, я лишь по-детски жалею, что этих стихов нет в
антологии. Впрочем, отсутствие Пушкина в этой книге и объяснимо и объяснено[6].
Ноябрьский номер
журнала “Новый мир” выставлен на сайте “Нового мира” (http://www.nm1925.ru/ ),
там же для чтения открыт октябрьский номер, в “Журнальном зале” «Новый мир» №
11 появится после 28 декабря.
[1] Sot-действовать
— каламбур: sot — дурак (франц.).
[2] То есть «Историю России в
рассказах для детей».
[3] Тот самый, кому Лев Лосев
посвятил стихотворение «Памяти поэта», включив в него строфу из льдовской «Швеи». В начале стихотворения есть такие строки:
«Среди российских скальдов / известен ли К. Льдов? / В
завалах книжных складов / знать, не сыскать следов…»
[4] Раисе Кудашевой в
примечаниях отдано три страницы. Очень приятно было встретить тут имя прозаика
и эссеиста, моего старшего коллеги и доброго товарища — Михаила Холмогорова,
племянника Раисы Адамовны, на интервью которого здесь ссылается Путилова. В его
совместной с Еленой Холмогоровой книге «Рама для молчания» (2012) помещено и
эссе-воспоминание «Скучная тетя Рая».
[5] Здесь я не
могу не присоединиться к Катерине Мурашевой, красочно
представившей этот трехтомник в своем блоге на портале журнала «Сноб»: «Что
сейчас важно? Отцифровать это все и выложить в сеть,
чтобы этот уникальный материал был всем всегда доступен — от родителей до искусствоведов»
<http://www.snob.ru/profile/5591/blog/70340#comment_683488>.
Право, не знаю, решатся ли выпустившие его «Фонд └Спас” — └Лики России”» на это
замечательное деяние.
[6]
«Блистательный расцвет поэзии в первой трети XIX века как будто не коснулся
стихотворений для детей. Однако поэзия И. А. Крылова, В. А. Жуковского, А. С.
Пушкина вносила огромные перемены в круг детского чтения. Но, как писал В. Г.
Белинский, └никто, решительно никто из русских поэтов не стяжал себе такого
неоспоримого права быть воспитателем и юных, и возмужалых, и даже старых…
читателей, как Пушкин, потому что мы не знаем на Руси более нравственного, при
великости таланта, поэта…” Через много десятилетий наша современница А. А.
Ахматова свидетельствует: хотя └Сказки”, вступление к └Руслану” и десятки его
стихов не были созданы для детей, └этим произведениям волею судеб было
предназначено сыграть роль моста между величайшим гением России и детьми”» (из
вступительной статьи Е. Путиловой).