составители Андрей Василевский, Павел Крючков
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 9, 2014
«Афиша-Воздух»,
«Волга», «Гефтер», «Город-812», «Коммерсантъ Weekend», «Культпросвет», «Москва», «НГ Ex libris», «Нева», «Новая
газета», «Новые облака», «Огонек»,
«Пиши-читай», «ПостНаука»,
«Православие и мир»,
«Провинция», «Прочтение», «Российская газета»,
«Русский ПЕН-центр», «Свободная пресса», «Теории и практики», «Урал»,
«Фома», «Частный корреспондент», «Эксперт», «Colta.ru», «Homo
Legens», «The Prime Russian
Magazine»
Дмитрий Бак. Восемь строк Фета изменят ваш мозг. Интервью с директором Государственного литературного музея Москвы. Беседу вела Алла Митрофанова. — «Фома», 2014, № 6 <http://www.foma.ru>.
«<…> серьезнейшая проблема, о которой сегодня пишут, — кризис мультикультурности. Мы живем в то время, когда идет процесс своеобразной деколонизации, очень болезненный. Империи оказались поглощены своими бывшими колониями. И любая идентичность теперь ставится под угрозу — европейская, например, или российская. В моем высказывании нет ничего ксенофобского, я просто констатирую факт. Точка зрения, что мы как-нибудь уживемся вместе, как сказочные звери в тесном домике, что нет никакой принимающей и приходящей культуры, что есть только условные территории — Россия, Франция, Америка, и мы все └понаедем” друг к другу и будем мирно сосуществовать, — постепенно, мне кажется, уходит в прошлое».
Павел Басинский. Разговоры с Приговым. — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2014, № 143, на сайте газеты — 30 июня <http://www.rg.ru>.
«Вообще читать беседы с Д. А Приговым 90-х — начала 2000-х годов поучительно. Пригов был замечательным собеседником, человеком глубокой философской культуры и трезвым аналитиком. Он никогда не скрывал, что его интересуют не эмоции, а смыслы. Его интересовали не └тексты”, а └стратегические и поведенческие модели”. Не истина, а договорная основа, на которой эта истина (включая, например, церковь) возникла, а также процесс ее функционирования».
«Это отношение к культуре холодновато для нас, но Пригов всегда подчеркивал свою как бы └нерусскость”. Он и по происхождению был из немцев, вынужденных └русифицироваться” в 1941 году. В то же время Пригов не скрывал, что по рождению был └советским типом” и никогда от этого не отказывался, что выгодно отличает его от тех, кто сегодня презрительно произносит слово └совок”».
«Его взгляд на Россию сдержан, холодноват, потому что здесь в фаворе не его тип мышления и образ жизни. Но то же можно сказать о многих русских мыслителях, начиная чуть ли не с Пушкина».
«Без Распутина невозможно объяснить русскую историю». Вышел роман «Мысленный волк» писателя и автора многих ЖЗЛ Алексея Варламова. — «Афиша-Воздух», 2014, 30 июня <http://vozduh.afisha.ru>.
Говорит Алексей Варламов: «Когда я стал заниматься [Григорием] Распутиным, я понял, что его нельзя изъять из русской истории, без него невозможно объяснить ни Серебряный век, ни революцию, ни раннюю советскую эпоху. Впоследствии мы ушли от глубины и серьезности, от масштаба этой личности, еще в то время начали уходить. Но ведь, помимо желтой прессы, Распутиным занимались такие серьезные люди, как Бердяев, Булгаков, Блок, Пришвин, Гиппиус, Мережковский, Клюев, Розанов».
«Захара [Прилепина] я очень люблю и как писателя, и как человека, но в чем мы с ним принципиально расходимся, так это в оценке советского прошлого. Для него Советский Союз — пик русской истории, для меня — катастрофа. Я на 12 лет лет дольше Захара жил в Советском Союзе, и это существенный момент. Но что правда — во многих клубах ненависть к СССР переходит в ненависть к России».
См. также в настоящем номере «Нового мира» статью Аллы Латыниной о романе Алексея Варламова «Мысленный волк» («Октябрь», 2014, № 4, 5, 6).
Владимир Бондаренко. Апокриф Бродского. — «Свободная пресса», 2014, 16 июня <http://svpressa.ru>.
«Он и впрямь становится там поэтом Joseph Brodsky. Совсем другим человеком, другим поэтом. Не буду касаться великолепной англоязычной эссеистики Бродского, в этом жанре двуязычность удается и Набокову, и Конраду, и Бродскому — в равной мере. Но Иосиф Бродский прежде всего — поэт. При жизни Бродского за рубежом в Великобритании и США вышли в свет четыре сборника стихотворений на английском языке. А. Волгина абсолютно права, когда упоминает о, может быть, лучших англоязычных поэтах, о Крэге Рейне, Питере Портере и других, которые пишут об английской поэзии Бродского скорее как об └антологии плохой поэзии” <…>».
«Зачем я противопоставляю выдающейся русской поэзии Иосифа Бродского его поздний американский опыт? Я же не собираюсь, подобно Крегу Рэйну, ведущему американскому поэту, ставить под вопрос его Нобелевскую премию. <…> Эта полемика мне интересна, потому что она во многом объясняет нашу отечественную разгромную русскую критику, как правило, позднего американского Бродского. Критику Александра Солженицына, Наума Коржавина, Льва Наврозова».
Ксения Букша. Половине человечества. — «Прочтение», 2014, 17 июня <http://prochtenie.ru>.
«Пригов — человек, решивший перевыдумать, переговорить, переизобрести советский строй, переписать его — советским же языком. А это гигантский труд. (Впрочем, не единственный в его жизни, но, наверное, один из главных.) В детстве Пригов обожал Сталина и испытывал восторг к советскому мифу — память об этом сохранилась в Пригове до самой старости, несмотря на то, что о советском строе он все понял, как только стал всерьез заниматься искусством».
«Парадоксально, но его концепция
релятивизма в искусстве (└Я считаю, что в пределах культурного общения не
существует никакого преимуществования некой идеи, которое могло бы всех заставить в нее поверить, потому что
любая идея — большая или меньшая конвенция. Я человек языкового поведения,
хотя многие считают меня агностиком”) воплощалась в жизни в позицию крепчайшего
идеализма и нравственной силы».
Взрыв, разлом и гибель. Василий Шукшин заколдовал, обворожил Россию. Беседу вел Павел Басинский. — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2014, № 124, на сайте газеты — 4 июня.
Говорит Алексей Варламов: «В 1929 году в большом алтайском селе родился мальчик, который в три с половиной года теряет отца, расстрелянного как враг народа, и сам растет как вражонок. Это ключевой момент его биографии. Очень многие люди в Сростках не только не сочувствовали семье Шукшина, но относились к ней враждебно. Здесь кроется причина вообще очень конфликтного характера Василия Макаровича».
«└Новый мир” опубликует в 60-е годы лучшие рассказы Шукшина этого времени — └Степку”, └В профиль и анфас”, └Думы”, └Хахаль”, └Миль пардон, мадам! ”, └Срезал” и многие другие, но имя Шукшина не встречается ни в письмах Твардовского, ни в его дневниках. Ничего не известно об их личных встречах. Не звали его и на фирменный новомирский чай с баранками. Впечатление такое, что два мужика — смоленский и алтайский — друг друга не поняли. И романы Шукшина └Любавины” и └Я пришел дать вам волю” в └Новом мире” не напечатали».
«Тебе известно, я об этом недавно узнал, что Элем
Климов предлагал Шукшину сыграть роль Григория Распутина? Того самого, кто, по
словам Николая Гумилева, └обворожает царицу
необозримой Руси” и которого потом Алексей Петренко сыграл в └Агонии”. Блестяще
сыграл, но представь в этой роли Шукшина? Вот была бы картина!»
Главы из книги Алексея Варламова о Шукшине «Русский Гамлет» (ЖЗЛ) см. в сентябрьском и октябрьском номерах «Нового мира» за этот год.
Всплывающая Византия. Беседу вел Михаил Рогожников. — «Эксперт», 2014, № 23, 2 июня <http://expert.ru>.
Говорит византолог и историк искусства Алексей Лидов: «Приведу вам один пример: византийский император входит в свой главный храм, Софию Константинопольскую, в торжественной процессии на праздничное богослужение в императорском наряде и несет в руке мешочек с прахом — так называемую акакию, которая должна ему напомнить, что как император он образ Божий, а как человек он прах земной».
«<…> император видел свою главную социальную роль в том, чтобы защищать так называемых пенитес, то есть низшие классы, или, как бы мы сказали, простой народ, и защищать их именно от притеснения динатов — тех, кого мы обычно называем правящим классом. Большинство указов византийских императоров именно про это».
Главкнига: чтение, изменившее жизнь. — «НГ Ex libris», 2014, 5 июня <http://www.ng.ru/ng_exlibris>.
Говорит Аркадий Штыпель: «Дело темное. То есть мне кажется, что на меня оказали влияние, допустим, └Братья Карамазовы”, а придет какой-нибудь психоаналитик, уложит меня на кушетку и выяснит, что на самом деле это были └Чук и Гек”. Или └Артемка” писателя Василенко».
Главкнига: чтение, изменившее жизнь. — «НГ Ex libris», 2014, 26 июня.
Говорит Мария Галина: «1) Библия в том виде, в котором ее знал советский человек, — в виде └Библейских сказаний” Зенона Косидовского. Кстати, очень толковая книжка, где пересказам библейских сюжетов сопутствует историко-культурный бэкграунд; 2) └Моби Дик” Германа Мелвилла, который я прочла еще в детстве; книга мрачная и величественная, снабдившая новыми архетипами нашу культуру (а это случается очень редко) и давшая начало многочисленным версиям и интерпретациям; 3) истории о Муми-троллях Туве Янссон — тексты замечательной внутренней свободы и на все случаи жизни, да еще и иллюстрированные, что сообщает им дополнительное измерение; 4) все детективы Агаты Кристи, по которым я самостоятельно учила английский, гимн здравому смыслу и интеллекту в непафосном, очень британском изводе; 5) └Властелин колец” Толкина, снесший крышу всему нашему поколению, и сопутствующая литература вплоть до замечательно апокрифа Кирилла Еськова └Последний кольценосец” — до Толкина мы не знали, что можно создать свой, отличный от нашего вариант мира со своей топографией и географией, историей и религией, культурой и лингвистикой, с разнообразными, живущими бок о бок гуманоидными расами и, главное, со своими чудесами; 6) Станислав Лем — практически все, от рассказов о пилоте Пирксе и до └Соляриса”, непревзойденной вершины философской мысли в ее художественном оформлении; 7) └Дюна” Фрэнка Герберта — идеальный вариант конструкции собственной вселенной с очень мощным не проговариваемым, но подразумеваемым бэкграундом».
Виктор Голышев. «Все, что надо сказать, должно быть сказано ясно». О главных открытиях романа Джорджа Оруэлла «1984». — «Коммерсантъ Weekend», 2014, № 21, 6 июня <http://www.kommersant.ru/weekend>.
«Для меня это не был переперевод. То есть я понимал, что, наверное, перевод на русский уже имеется, но я никогда его не видел. А тогда я думал, что перевести и, главное, издать эту книгу надо срочно. Причем я боялся, что, может, и не успею — в том смысле, что окно этой свободы захлопнется, как это было при Хрущеве, который вроде бы дал всем вздохнуть, потом сам испугался и сдал назад, а потом его сняли. Я думал, и с Михаилом Сергеевичем так будет».
«А когда я книжку уже перевел и стал о ней, скажем так, задним числом думать, то мне вдруг стало ясно, что она ведь про любовь. <…> Ну а когда читал, когда переводил — главное для меня, конечно, были эти параллели с советскостью».
Игорь Гулин. Роман с производством. О «Заводе └Свобода”» Ксении Букши. — «Коммерсантъ Weekend», 2014, № 25, 4 июля <http://www.kommersant.ru/weekend>.
«Впрочем, такой вещи, как └ностальгический производственный роман”, вообще говоря, не существует. В советской литературе этот жанр, напротив, устремлен в будущее. То, что пытается представить Букша,— это его, можно сказать, загробная жизнь. Текст действительно похож на повествование из Царства мертвых: сплошной поток прямой речи, говорящие (работники завода от директоров до фрезеровщиков) часто не очень идентифицируемы, их голоса сливаются, накладываются друг на друга, фигуры выступают из тьмы и проваливаются в нее».
Олег Демидов. Мариенгоф и Глазков: к истории взаимоотношений. — «Homo Legens», 2014, № 1 (9), март <http://homo-legens.ru>.
«И, видимо, именно в это время, пока идет новая
летне-осенняя военная кампания (Курская битва, битва за Днепр), Мариенгоф находит время, чтобы выбраться из Кирова, куда он
был эвакуирован вместе с актерами Большого Драматического театра, в Москву,
чтобы договориться об издании своих пьес. <…> В это же самое время └горькуированный” Глазков возвращается в Москву и знакомится
с Мариенгофом. Произошло это в квартире Бриков. В
письме к своей жене А. Б. Никритиной (даты не имеется)
Мариенгоф пишет: └Как-то вечерком угодил к Брикам и,
знаешь, очень доволен. Там сиял этакий 24-летний
блаженно-юродивый нэохлебников, поэт (запомни имя и
фамилию НИКОЛАЙ ГЛАЗКОВ), и стал этот монстр читать стихи, да какие! Одно
лучше, интересней, замечательней другого! Весь вечер работал, как заведенный.
Черт его знает, по-моему, бог навалили в него таланту столько, что на дюжину
Симоновых хватит… При ближайшем рассмотрении семейство
Бриков мне понравилось — через их нежнейшее отношение к этому монстру! <…>
Об этом надо толковать подробно дома…”».
Владимир Демчиков. Анфан террибль на филфаке, или Первые сто лет Эдуарда Лимонова. О том, как прошла встреча с Эдуардом Лимоновым, о поэзии, отношении к людям и подростковой непринужденности. — «Провинция», Иркутск, 2014, 20 июня <http://the-province.ru>.
«Дело в том, что можно сколь угодно долго сохранять себя подростком, сражаясь с этим миром. Но рано или поздно, в тот момент, когда тебе, вечно-шестнадцатилетнему, вдруг захочется чего-то другого, или ты просто решишь выйти из драки и вообще немного повзрослеть — тебе стукнет не 17 или 20, тебе стукнет даже не 71 (именно столько сейчас Лимонову). Тебе исполнится сразу 100 лет. После шестнадцати — сразу сто. Сейчас все рассуждения Лимонова — и о литературе, и о политике, и о чем угодно — вдруг стали звучать как рассуждения 100-летнего дедушки».
Дожить до рассвета. Текст: Елена Яковлева. — «Российская газета», 2014, № 134, на сайте газеты — 19 июня <http://www.rg.ru>.
Говорит Светлана Алексиевич: «Когда он [Василь Быков] жил в Германии, Финляндии, ему было очень плохо. Помню однажды, это было в Германии, они с женой пришли ко мне на встречу, мы выпили кофе, и они меня провожали на поезд. И это были два таких растерянных немолодых человека. В том, как они стояли на этой платформе, была такая потерянность. Вокруг огромный мир, но не их. И каждый день плачет душа. Я от потрясения даже не на тот поезд села и уехала куда-то не в ту сторону».
Саймон Дьюринг. Хватит защищать гуманитарные науки! Парадокс самокритики — охватывая взглядом границы гуманитарных наук. — «Гефтер», 2014, 27 июня <http://gefter.ru>.
«<…> мы не можем представить на должном уровне в деталях, каким будут общество и культура, которые придут нам на смену, если при этом в них будут отсутствовать гуманитарные науки. Даже если бы мы и могли представить такое общество, выбирая между обществом гуманитарного знания и обществом без него, нам бы пришлось в суждениях основываться на стандартах, выработанных гуманитарными науками. А вместе с гуманитарными науками исчезли бы и стандарты оценки общества».
Михаил Золотоносов. «Прилепин — это советский писатель, который знает, что можно и чего писать нельзя». — «Город-812», Санкт-Петербург, 2014, на сайте журнала — 30 мая <http://www.online812.ru>.
«Кстати, в романе [«Обитель»] нет и обсценной лексики, что уж вовсе неправдоподобно. Правда, на стр. 161 дважды и еще на стр. 394 один раз встречается слово, обозначающее продажную женщину, а на стр. 87 — его сокращенный вариант, но эти слова столь одиноки в романе, что лишь подчеркивают отсутствие естественного для лагеря языка. Поэтому, например, прямая речь десятника Сорокина, убийцы и садиста, производит анекдотическое впечатление, и автору приходится отделываться фразами типа: └Десятник послал было Ксиву на самые даля”».
«В общем, получился чистенький, умненький роман, в котором нет ничего скандального, существенно нового (после Солженицына) и эксцитативного. Где, например, описания лагерного каннибализма? Совсем обойдена тема запретного ныне гомосексуализма — вместо этого даны два описания мастурбации, пропагандировать которую пока власть не запретила».
О романе Захара Прилепина «Обитель» см. также статью Аллы Латыниной в июньском номере «Нового мира» за этот год.
Виктор Iвaнiв (Новосибирск). «Единственное спасение в данной ситуации — проснуться под виселицей». Беседу вел Александр Чанцев. — «Частный корреспондент», 2014, 27 июня <http://www.chaskor.ru>.
«Что касается авторов, которых я читаю и знаю давно, еще с тех пор когда они были мало известны — то я до сих пор очень люблю └Черный и Зеленый ” Дмитрия Данилова, которого помню еще со времен, когда он делал свой сайт └Буковки”, а сцену в крематории из └Черного и Зеленого”, как и всю книгу, считаю сравнимой не с Л. Добычиным, а скорее с └Концом Кикапу” Тихона Чурилина (это одна из важнейших публикаций последних лет, на мой взгляд). Важным достижением мне представляется и широкое обнародование прозы Н. Байтова, о чем я писал в одном из эссе».
«Что касается Дениса Осокина, то последнюю его книгу └Жены луговых мари” я предпочел посмотреть в кино, и это удачная работа, если отринуть навязчивую однообразность его предыдущих произведений. Красная дорожка для него выглядит уместнее, и каковы бы ни были его личные обстоятельства, тяжелые, и страшные, и прекраснодушные, это уже категория другого измерения, а не литература».
«Единственный большой роман, который мне довелось прочесть за последние годы, это книга └Фланер” Николая Кононова — сама по себе шедевр оперного искусства, настоящая эпопея, где от медленного чтения самых спокойных сцен, плавных и детальных описаний начинает трясти как, как будто сейчас жизнь твоя прервется, если ты хоть сколько-нибудь сопереживаешь герою, который оглядывает руины театра, видит поезда, слышит каждый разговор в роении толпы, и в каждую секунду подвергается страшной опасности».
Андрей Иванов. Письмо — это мой способ выживать. Беседу вел Игорь Котюх. — «Новые облака» (Эстония), 2014, № 1-2, июнь <http://www.oblaka.ee>
«В моем случае письмо — это побочный эффект болезни под названием жизнь. Это часть моего восприятия (способ обработки чувственных данных, возможно). Полемика с Беккетом, который сказал, что коммуникация невозможна, так как средств для ее осуществления нет. Письмо вплетено в мои отношения с миром. Это мой способ выживать, оставаться трезвым, перебарывать фарс».
«Вы знаете, я — существо полифоническое. Так получилось. Видимо, с этим рождаются. Я могу порождать в себе персонажей. Наверное, мог стать актером, но свернул не в тот коридор. Например, для меня не так важно, что думаю я сам по поводу какого-нибудь высказывания или события, — гораздо важней успеть записать мнение, которое придумалось для какого-нибудь персонажа».
«Когда рождаются герои романа, себя следует усадить на самый последний ряд и молча внимательно следить за тем, что разворачивается на сцене воображения. Литература — это чудо. Как явление природы. Как вулкан или океан».
Николай Калягин. Чтения о русской поэзии. Чтение десятое. — «Москва», 2014, № 6, продолжение следует <http://moskvam.ru>.
«Языков — главная несбывшаяся надежда русской литературы. Ни на одного поэта не смотрело в начале его творческого пути столько восхищенных глаз (и чьих глаз!), ни от одного поэта не ждали так много лучшие, каких только можно себе представить, знатоки поэзии. Денис Давыдов и Дельвиг, Пушкин и Баратынский искренне верили в то, что в будущей державе русского слова, когда она до конца достроится, царство, и сила, и слава будут принадлежать Языкову».
«А ведь был и у Белинского шанс взглянуть со стороны на свою, с позволения сказать, творческую деятельность. Нашелся и на него свой критик, свой └мститель суровый”, ясно показавший Белинскому, чего он на самом деле стоит! В год смерти Языкова (1846) впервые выступает в печати молодой критик Валериан Майков, брат известного нашего поэта. Начинает он с того, что пристально всматривается в творчество Белинского — и обнаруживает странные вещи. В статьях Белинского вообще нет аргументации, они бездоказательны, этот автор просто гипнотизирует читателя потоком слов, просто глушит людей своим площадным красноречием и тащит за собой, куда там ему потребуется. Майков с удивительной ясностью показывает, что деятельность Белинского вредна, что результаты ее будут опустошительны для русской литературы».
«В этом-то и
состоит └ужасная разница” между нормальным человеком, каким был, при всех своих
увлечениях и заблуждениях, Языков, и нормальным революционным демократом. Вы
можете себе представить такого Белинского, который сумел бы однажды
приостановить бег своего тупого и бурного пера, который сумел бы на минуту
задуматься: └Как знать? Может быть, Майков и прав в рассуждении меня?” Ну, правильно. Это был бы уже не
Белинский…»
Алексей Конаков. Песня о Холине. К 15-летию смерти поэта. — «Colta.ru», 2014, 17 июня <http://www.colta.ru>.
«Поэт, в годы брежневского застоя зарабатывавший на жизнь скупкой и продажей антиквариата, спустя десятилетия сам превратился в некое его подобие — ценную, красивую, довольно увесистую, мало кому нужную вещь. Пыль с нее стирают покамест регулярно, но на выставки уже не берут».
«Собственно, наш волюнтаристский пассаж о └Жителях барака” как утопии Парижа-68 был призван продемонстрировать именно это измерение холинских текстов: консервативный идеологический посыл, отлитый в весьма авангардных формах. И, кажется, данный вопрос имеет отношение не только к Холину. Декларируемая многими аполитичность советского андеграунда скрывала под собой широкий репертуар правых убеждений, и эта констелляция во многом продолжает воспроизводиться в современной российской литературе. Кто знает — быть может, именно рудименты реакционных идеологий, унаследованные от титанов └второй культуры”, составляют причину явного кризиса, в котором пребывает ныне отечественная словесность?»
Косвенноязычие.
Ольга Филина беседует с доктором филологических наук Гасаном
Гусейновым. — «Огонек», 2014, № 24, 23 июня <http://www.kommersant.ru/ogoniok>.
Говорит Гасан Гусейнов: «Да, многим людям, например, моего поколения, очень трудно принять постсоветский сюрреализм — языки Сорокина или Пелевина. Многим хотелось бы поплавать в языке Юрия Трифонова, допустим. Но всем пользователям, извините, придется └перейти” на новые языки, потому что именно они формируют сознание людей близкого будущего, из рук которых наше поколение будет принимать корм, когда откажут жизненно важные органы, и надо хотя бы стараться их понимать».
Максим Кронгауз. Язык в интернете. 6 фактов о трансформациях, произошедших с языком под влиянием новых средств коммуникаций. — «ПостНаука», 2014, 4 июня <http://postnauka.ru>.
«Очень ярким аналогом сегодняшней интернет-переписки может быть перебрасывание записки в школе на уроке, когда ученики на одном листе бумаги писали записочки, и это похоже на электронное письмо, где весь текст коммуникации представлен. Но это была очень узкая сфера, собственно, после урока эта записка и выбрасывалась, а в интернете все остается».
«Скажем, появление магнитофонов и других записывающих устройств позволило сохранять устную речь надолго. Появление телефона позволило устной речи преодолевать большие пространства, но это не изменило сущности устной речи. А сегодняшний компьютер и еще более новые технические средства изменили сущность: они стерли границу между устной и письменной коммуникацией».
Ромэн Назиров. Ленинградская тетрадь. Фрагменты дневника. Ленинград, лето—осень 1952 года. Публикация, вступление, комментарии Ирины Розиной и Марии Рыбиной. — «Нева», Санкт-Петербург, 2014, № 6 <http://magazines.russ.ru/neva>.
«Временная дистанция более чем в 60 лет уже делает их [записи] историческим документом. Автору, Ромэну Гафановичу Назирову (1934 — 2004), будущему литературоведу, известному исследователю творчества Ф. М. Достоевского, доктору филологических наук, профессору, на тот момент исполнилось только 18 лет. └Дневник молодого человека” динамично развивается как сюжет └романа карьеры”: приезд молодого провинциала в столицу, интерес к истории Французской революции и └наполеоновские” планы. На то, что это моделирование отчасти сознательное, указывает девиз Растиньяка └Parvenir!” (запись от 2 июля 1952 года). Однако бальзаковский миф └большого Города” сложно переплетается с реалиями совсем другой эпохи. Это противоречие еще не ощущается остро, но подготавливает для читателя центральный конфликт, ту самую поразившую героя └хохму судьбы”, и, наконец, развязку в духе └Утраченных иллюзий”» (из предисловия).
«27 июля [1952]. Был сегодня в Эрмитаже и зря (воскресный день): тьмы народу, толком ничего не видел, однако, кое-что прибавилось. <…> Чертеж Сибири, нарисованный красками на китайке, а напротив составленная голландцем и в Голландии гравированная └Tabula Russia vulgo Moscovia” (Карта России в просторечии именуемой Московией). Я взглянул на нее, пытаясь, увидеть Уфу, заметил лишь: └Cheremissi Logovoп” и └Cheremissi Nagornoп” — и пошел дальше».
Анатолий Найман. Выветривание человечества. Зачем нам великие? — «Новая газета», 2014, № 60, 4 июня, на сайте газеты — 3 июня <http://www.novayagazeta.ru>.
«Один критик недавно сказал, что, по его мнению, афоризм Бродского └Главное — величие замысла” был подсказан ему Ахматовой. Мнение ошибочное. Придя к этой максиме, Бродский долгое время, годы, не мог успокоиться. Повторением ее он затерроризировал близких ему тогда людей. Самосознание такого рода было вообще не присуще Ахматовой, ее среде, ее поколению: └замысел”, └величие” были отвлеченными, чуждыми категориями. Непосредственность, сама жизнь определяли смысл жизни. Для Бродского же и компании единомышленников противопоставление искусства той мелкотравчатости и энтропии, которые предлагала современность, было самонужнейшей актуальностью».
Анна Наринская. Степень неготовности. О «Времени секонд хэнд» Светланы Алексиевич. — «Коммерсантъ Weekend», 2014, № 24, 27 июня.
«Алексиевич подает рассказы своих, часто безымянных, персонажей как однозначно документальные — она даже специально упоминает, когда разговор ведется под магнитофон, а когда ей приходится строчить самой. Хотелось бы, конечно, чтобы она при этом более точно редактировала своих героев или хотя бы не украшала их речь. Выспреннее заявление └я жажду крови” из уст молодого левака или метафорическое описание безлюбовного брака через блеск кастрюль (в том смысле, что жена занимается хозяйством на кухне, а не любовью в спальне) из уст очередной несчастной женщины — все это выглядит слишком художественно, чтоб быть убедительным».
«Ну и можно было бы освободить текст от распространенных девяностнических легенд и анекдотов, предлагаемых как точные штрихи реальности — вроде объявлений └куплю килограмм еды” и └требуется уборщица с высшим образованием”, — из-за них текст вываливается в шаблонный рассказ о └лихом” десятилетии».
«Но дело все-таки не в том, как эта книга из-за
всего этого слаба (хотя бывает слаба), а как она,
несмотря на все это, сильна (потому что по большому счету — сильна)».
«Нас ждет очень странное десятилетие». Профессор Бенджамин Брэттон
о латентном будущем и другой сингулярности. Беседу вела Марина Анциперова. — «Теории и практики», 2014, 25 июня <http://theoryandpractice.ru>.
Говорит Бенджамин Брэттон:
«Я думаю, что одно из главных открытий последних 200 лет — это понимание
геологического времени, которое произошло только в XIX веке, когда были найдены
ископаемые и кости динозавров».
«Мы можем думать о будущем в рамках эволюции нашего вида на протяжении времени, о планетарном будущем. Может быть, мы станем мультипланетарным видом, а может, будем тотально привязаны к Земле. Может быть то, как функционирует наше тело, требует определенной силы тяжести, плюс внутри нас есть определенные микроорганизмы, и когда мы будем путешествовать, мы повезем с собой всю планету — все виды, которые живут внутри нашего тела. Мы не знаем. Идея постантропоцена является для меня более полезным дискурсом, чем разговор о посткапитализме».
«Мы — биологический вид, который переделывает планету, и нам нужно продолжать это делать. Для меня геоинженерия — это обязательно. Я думаю, что у антропоцена есть хорошие итоги и плохие. За 200 лет мы сломали всю систему, которая формировалась миллионы лет. Как геоинженеры мы сделали ужасную вещь, но, с другой стороны, мы показали, что возможно заниматься геоинженерией целой планеты. И теперь вопрос состоит в том, как нам делать это правильно, даже если это может закончиться исчезновением нашего вида».
Николай Никифоров. Империя разбитых сердец. PRM попробовал рассмотреть последний фильм Алексея Германа «Трудно быть богом» в контексте колониальной политики, точнее ее литературной интерпретации, а также исторических споров о ней. — «The Prime Russian Magazine», 2014, 4 июня <http://primerussia.ru>.
«└Апокалипсис сегодня” — вольная экранизация
повести Джозефа Конрада └Сердце тьмы”. В оригинале действие происходит в конце
XIX века в бельгийском Конго (конкретная география, впрочем, не называется, а
подразумевается). Интересный человек, член └Международного общества по
просвещению дикарей” и успешный торговец слоновой костью Куртц
пропадает где-то в верховье реки. Отправленная за ним экспедиция встречает его
в образе не просвещенного европейца, но языческого бога, окруженного верными
туземцами, предположительно людоедами; изгородь вокруг его дома декорирована высушенными
головами врагов. <…> Карьера Куртца
замечательно схожа с карьерой дона Руматы в том виде,
в каком она представлена в фильме Германа».
«В фильме Германа персонажи часто смотрят прямо в камеру. Они знают, что они — кино, они знают, что их нет вне кино. Они — персонажи трагедии человека, который думал, что улетел на другую планету, а оказался внутри себя, и который не может вернуться, потому что некуда возвращаться».
См. о фильме Алексея Германа статью Натальи Сиривли в майском номере «Нового мира» за этот год.
Владимир Новиков. Кто выше Пушкина? Александру Сергеевичу — 215, в малой серии ЖЗЛ вышла его новая биография. Беседу вел Дмитрий Бавильский. — «Культпросвет», 2014, 6 июня <http://www.kultpro.ru>.
«— Их [Пушкина, Блока, Высоцкого] что-то еще объединяет, кроме демократизма?
— Абсолютная легендарность, обретенная при жизни. Рациональное отношение к славе: все трое не упивались ею, как наркотиком, не алкали еще большей популярности, а незамедлительно переправляли этот эмоциональный ресурс на производство новых текстов. Потому так много успели. Идеальный баланс уединенности и общительности. Все трое могли запереться, уйти в себя для работы — и в то же время не уставали интересоваться другими людьми. Этим обеспечивается универсальность их художественных миров. Ни Пушкин, ни Блок, ни Высоцкий не сколачивали вокруг себя закрытых компаний и сообществ. Все трое любили захаживать в самые разные └тусовки”, слушать и набираться впечатлений. Каждому, естественно, доводилось публично исполнять собственные произведения: └Бориса Годунова”, └Незнакомку”, └Баньку по-белому”… Но никто особо не замечен в публичном многоговорении. Любимая форма контакта у всех троих — разговор с глазу на глаз с другом. Дружб у всех множество, как и любовей. Вот такая антропология меня теперь занимает. Без нее филология делается умозрительной и бумажной».
Владимир Новиков. «Люблю ли я воду?» Беседу вел Дмитрий Бавильский. — «Русский ПЕН-центр», 2014, 6 июня <http://www.penrussia.org/new>.
«Но тут возникает вопрос об условности самого
понятия └качество текста”. Реально ли оно вне учета личности автора? Скажем, я
долгое время считал, что стихи Бродского — не самого высокого качества:
монотонны, многословны, однообразно-ироничны. Двадцать
лет назад даже опубликовал статью под названием └Нормальный поэт” (ехидно имея
в виду, что поэт достойный, но отнюдь не гениальный). А потом стал с жадным
интересом читать мемуарные материалы о Бродском (увидеть его └живьем”, к
сожалению не довелось). Чувствую, что этот человек интересен мне — больше, чем
его стихи. Потом вдруг ощущаю связь личности с основным приемом. Делаю об этом
доклады, пишу статьи. И эта эквивалентность личности и приема, поэтики и
биографии для меня важнее, чем вопрос об абстрактно-вкусовой оценке. Здесь я
вижу новый реальный горизонт исследования, возможность открытия неочевидных
закономерностей. А всяческие likes
and dislikes (в том
числе и мои прежние) меня отныне не интересуют».
Илья Одегов. Думаю, что авторское право, как отрасль, устаревает стремительнее всех прочих… Беседовала Елена Серебрякова. — «Пиши-читай», 2014, 30 мая <http://write-read.ru>.
«В книжных магазинах [Казахстана] подавляющее большинство книг именно на русском языке. А издать свою книгу в Казахстане проще простого — и при этом почти невозможно. Проще простого издать за свои деньги. Любое издательство с радостью примет у вас такой заказ. А добиться того, чтобы издательство заинтересовалось автором и само выпустило ему книгу, почти невозможно».
«Если говорить об условно молодых авторах, то могу назвать тех, за чьим творчеством сам с удовольствием слежу. Это Евгений Эдин, Дмитрий Фалеев, Алексей Никитин, Евгений Алехин, Ксения Букша, Евгений Абдуллаев, Санджар Янышев, Вадим Муратханов, Юрий Серебрянский, Платон Беседин, Алексей Порвин, Айгерим Тажи, Заир Асим… Много авторов. Но есть ведь и современники старшего поколения. Я очень люблю прозу Владимира Маканина, Леонида Юзефовича…»
Передать «погоду». Ксения Букша о книге из интервью и инерционности мышления. Беседу вела Елена Семенова. — «НГ Ex libris», 2014, 26 июня.
Говорит Ксения Букша: «У меня нет впечатлений ни от литературного Петербурга, ни от литературной Москвы, так как я не участвую в └литературном процессе”».
«<…> когда я прочитала Вирджинию Вульф и Гюнтера Грасса, то поняла: люди стремились к похожим вещам и у них получилось, надо действовать в этом направлении, и у меня получится».
«Уильям Фолкнер. Шервуд Андерсон. Вирджиния Вульф. Гюнтер Грасс».
Песочные часы поэзии. Почему «Белла» стала российско-итальянской премией. — «Новая газета», 2014, № 60, 4 июня.
Говорит критик Алексей Конаков, финалист премии «Белла»: «<…> премия ее [Ахмадулиной] имени уклоняется теперь от жестких публицистических дефиниций и стандартных мыслительных схем, представая как чистое наслаждение и настоящее счастье, прекрасное в своей свободе от чего бы то ни было. Без всякого сомнения, найдутся те, кто попытается упрекнуть такой подход в недостатке саморефлексии, однако вряд ли это будет справедливо. Ведь сам модус └удовольствия”, как убедительно продемонстрировал в свое время Р. Барт, обладает огромным аналитическим потенциалом — и было бы обидно не использовать этот потенциал применительно к такой сложной области, как современная поэзия. Собственно, и сама-то поэзия, бурно цветущая в нынешней России — целый век мы не знали такого расцвета! — все убедительнее настаивает на том, что пора бы переходить от общекритических замечаний к детальному изучению и описанию, к тонкой пробе на вкус ее дивных плодов, в огромном количестве накопившихся за последние 15 лет».
Поэты посвящают стихи событиям на Украине. Текст: Андрей Куликов (Саратов). — «Российская газета», 2014, на сайте газеты — 29 июня.
Говорит Светлана Кекова: «Наша жизнь, как мне представляется, совершается в пространстве Откровения Иоанна Богослова. А в ней, этой жизни, — не только война, не только боль, но и наша обычная повседневная суета, и наша любовь, и наши обиды, и грехи, наши взлеты и падения. Жизнь идет, рождаются дети, но все это уже как бы в ином измерении бытия, внутри Апокалипсиса».
Павел Руднев. Меняющаяся функция театра. Как современный театр отвечает (должен отвечать) на вызовы времени? — «Частный корреспондент», 2014, 23 июня <http://www.chaskor.ru>.
«Возможности большой сцены во многом исчерпаны; возвышение порождает ненужный современному театру пафос и позу. Кроме того, классическая европейская театральная коробка по своей сути повторяла структуру феодального общества (ложи, стоячий партер и т. д.) — как можно себе подозревать, эта структура сегодня также изменилась, и подобная конструкция теперь также не удовлетворяет атомизированное до невозможности современное общество».
Галина Рымбу. Вспомнить Холина. Наследие советского андерграунда сегодня: Галина Рымбу полемизирует со статьей Алексея Конакова. — «Colta.ru», 2014, 3 июля <http://www.colta.ru>.
«Любой поэтический текст можно прочитать политически. Позиция же самого Холина по отношению к жителям барака объясняется не отстраненной критикой мрачного и смутного единого пролетарского тела, а тем, что он-то как раз полностью отождествляет себя с этим телом. Холин в его устранении └авторского я”, которое позже проявится в пародийно-нарциссической игре, сам становится телом абортированной пролетарки, распластанной посреди барака, становится и дерьмом, в котором она лежит. Обратная сторона этой тотальной иронии и жестокого объективизма — это ужас, горечь по отношению к угнетенному народу, угнетенному в результате └великой революции” пролетарию, распиханному по баракам и все же существующему в своей ужасной витальности. Уже одно то, что поэзия Холина никоим образом не отрицает поэзию как └слабое место”, поэзию, которая всегда на стороне угнетенных, делает ее подлинно политической».
Людмила Сараскина. Сериальные «Бесы». В зоне подмен. — «Православие и мир», 2014, 25 июня <http://www.pravmir.ru>.
«Но └Бесы”, по версии Достоевского, это хроника, рассказанная Хроникером; а у него, кроме имени, есть еще характер и отвага, он участвует в событиях, а главное, совершает поступки. └Тут я вдруг вышел из терпения и в бешенстве закричал Петру Степановичу: ▒Это ты, негодяй, все устроил! Ты на это и утро убил. Ты Ставрогину помогал, ты приехал в карете, ты посадил… ты, ты, ты! Юлия Михайловна, это враг ваш, он погубит и вас! Берегитесь!▒”. Хроникер, хорошо зная повадки Петра Верховенского и дерзнув в публичном месте громко назвать его негодяем, рисковал жизнью; Горемыкин только опрашивает и выносит вердикты».
«Полицейскому чину, а не честному молодому └неформалу”, дано право рассказать о трагедиях в губернском городе и о трагедиях человеческого духа. Между тем логика полиции — └причин для беспорядка нет”, └все было тихо, пока те двое не приехали”. <…> Замечу, что у Достоевского была иная логика и иная оптика».
«Та же вездесущая книгоноша в конце сериала предлагает уезжающему Горемыкину купить Евангелие. Неверующий следователь отмахивается, мол, └потом”. Истинно верующая женщина бросает ему вслед: └потом поздно будет”. Намек понятен, но Достоевский так грубо не работает».
Павел Северный. Чусовая стынет… Рассказ. Предисловие Натальи Ильмухиной. — «Урал», Екатеринбург, 2014, № 5 <http://magazines.russ.ru/ural>.
«Павел Александрович Северный (фон Ольбрих) родился 27 сентября 1900 г. в Верхнем Уфалее (ныне Челябинская область) в семье барона Александра фон Ольбриха, потомка немцев петровских времен. <…> В 1916 г. Павел фон Ольбрих уходит добровольцем на фронт Первой мировой войны. Был ранен и прибыл в Екатеринбург, где его застало известие о расстреле его семьи большевиками. Это повлияло на решение Павла Александровича присоединиться к армии А. В. Колчака…»
Рассказ «Чусовая стынет…» написан в Шанхае в 40-х годах.
Андрей Сен-Сеньков. Я похож на многоножку, мне все интересно потрогать лапками. Беседовал Игорь Котюх. — «Новые облака» (Эстония), 2014, № 1-2, июнь <http://www.oblaka.ee>
«В другой литературе ищешь и находишь то, чего не хватает тебе в русской. К примеру, стихотворений о современной войне. Именно изнутри ада транслируемых. Так получились переводы боснийского поэта Горана Симича. Буковски перевожу потому что всегда его любил. Меня вполне устраивают переводы Медведева, Львовского и Немцова. Но они далеко не все перевели, а хочется еще фирменного буковского безумия».
«Музыка вообще на первом месте для меня. Музыка все время у меня играет. Вот и сейчас Майлз Дэвис помогает на вопросы отвечать. Я могу себе представить жизнь без книг, скажем, или без кино, без музыки никак. Не будет саундтрека — ничего не будет. А музыкальная коллекция… Ну, всякий винил и CD с автографами людей в диапазоне от Петера Брецманна до Владимира Мартынова и есть самое ценное».
«Есть всего несколько человек, пишущих о поэзии
так, как нужно писать в 2014 году, а не как во времена питекантропов. Вот у
Марии Степановой вышла недавно книга эссе».
Профессор Марина Сидорова. Угрожают ли заимствования русскому языку? Беседу вела Татьяна Кучинко. — «Православие и мир», 2014, 24 июня <http://www.pravmir.ru>.
«С моей точки зрения, когда образуются пары типа имидж — образ или креативный — творческий, формируется очень полезное разграничение. Мы сейчас живем в двух культурных полях, в их взаимодействии: это поле отечественной культуры и поле западной культуры, поле русского менталитета и поле западного менталитета. И каждый говорящий, мыслящий человек себя в этих полях располагает. Мне очень нравится противопоставление креативный — творческий, потому что я человек творческий, а тот, кто делает рекламу на телевидении, — он, наверное, креативный. У меня есть образ себя, и у любого человека, наверное, есть образ себя, а у кого-то есть еще имидж. <…> Понятно, что для кого-то может быть наоборот, для кого-то современное креативный — лучше, чем └замшелое” творческий».
Павел Спиваковский. О мифах, литературе и постмодерне. Доцент филфака МГУ о мире тотальных имитаций и том, совместима ли религиозность с постмодернистским мышлением. Беседу вела Татьяна Кучинко. — «Православие и мир», 2014, 2 июня <http://www.pravmir.ru>.
«В России еще со времен В. Г. Белинского критик — это публицист, который при помощи литературы высказывает те или иные свои суждения о текущем политическом моменте, о каких-то социальных задачах, часто о чем-то вообще не литературном. Это касается даже самых маститых, выдающихся критиков, как Белинский, потому что уже там искажений, причем часто идеологически мотивированных, сознательных искажений было много: достаточно вспомнить, как Белинский фактически фальсифицировал творчество Гоголя (и признавался в этом в письме к своему ученику Кавелину): ради борьбы со славянофилами он создал миф о Гоголе — социальном сатирике, кем Гоголь никогда не был и быть не хотел. <…> Фактически русская литература XIX столетия сфальсифицирована у нас в наибольшей степени».
«<…> очень многие современные писатели, чье творчество связано с постмодернистской традицией, относятся к религии весьма положительно. Это не значит, что они все └правильные православные”, тут очень по-разному бывает. Например, можно сказать, что Тимур Кибиров — православный постмодернистский поэт».
«Правда, существует точка зрения, которую
отстаивает, в частности, замечательный ученый Марк Липовецкий, который считает,
что любая религиозность в наше время — это архаика и что с ней надо бороться.
Можно сказать, что Липовецкий выступает как сторонник одной из ветвей
постмодернистского мышления, но она далеко не единственная».
Стихозависимость. Надя Делаланд об измененных состояниях сознания, конъективной реальности и художественном трансе. Беседу вел Борис Кутенков. — «НГ Ex libris», 2014, 29 мая.
Говорит Надя Делаланд: «Тема [докторской] диссертации звучит так: └Суггестивный потенциал языка поэзии”. Суггестивность — это воздействие на глубинные слои психики. Она связана с вхождением в измененное состояние сознания (ИСС) — сначала поэта, пока он пишет стихотворение, а затем и читателя — в том случае, разумеется, если он склонен к восприятию поэзии. То есть можно сказать, что текст на языковом и интонационном уровне фиксирует то особое состояние (состояние вдохновения), в котором находился автор, и оно передается читателю».
Михаил Тарковский. «Это только кажется, что именно тебе труднее». Беседу вел Алексей Тарасов. — «Новая газета», 2014, № 59, 2 июня, на сайте газеты — 30 мая.
«Я много слышал всяких баек о тайге, а оказавшись в
ней, обнаружил, что там крайне рационально: за каждое действие держишь четкий
ответ, все вытекает одно из другого с какой-то вопиющей четкостью и
математической буквально логикой. Расплата за нерадивость и разгильдяйство
неотвратима и показательна. И никаких чудес. И хотя я в принципе тонко чувствую
искусство, в церковь хожу, и для меня горний мир существует, — честно — никаких
подтверждений рассказам о чудесах не увидел. <…> К тому же мне не особо
интересна мистика ради мистики. Особенно на пустом месте».
Андрей Тесля. Консерваторы «без добродетели». О книге «литературных изгнанников» — переписке и текстах Леонтьева и Розанова. — «Colta.ru», 2014, 6 июня <http://www.colta.ru>.
«Леонтьев не высказался в своем писательстве — равно художественном и публицистическом — вполне. <…> В результате Леонтьев в переписке и заметках нередко интереснее, чем в статьях — в них он подчиняется форме (сейчас бы сказали └формату”): он непременно должен сочинить роман, повесть, передовицу — и └сгибает” себя под них, там же, где он не испытывает этого ограничения, где он свободен писать └как Бог на душу положит”, там раскрывается он во всей полноте, захватывая множество выразительных средств — вплоть до бесконечных подчеркиваний, выделений, двойной, тройной черты — он начинает └рисовать” письмом».
«Розанов сумеет освободиться от этого гнета, создаст то, что редко удается самым большим писателям, — даже не └свою форму”, а целый └свой жанр”. Другое дело, что найдет он его гораздо позже своего знакомства с Леонтьевым, долго пытаясь └сосуществовать” с привычными рамками литературы/публицистики, выходя за них, раскрашивая поля: создавая примечания, которые больше основного текста, по редакторской манере уснащая публикуемые └письма читателей” примечаниями — цепляясь за привычную, принятую форму и доводя ее до └неприличия”».
Татьяна Толстая. «Мне интересно, какие в народе кварки». Беседу вел Юрий Сапрыкин. — «Афиша-Воздух», 2014, 24 июня <http://vozduh.afisha.ru>.
«Я думаю, что все эти рубенсовские тела — они такие потому, что эпоха была более тактильная. На ощупь толстый человек гораздо приятнее этих всяких костей суповых. А мы визуальные. Кино бесконечное, оно же телевизор, приучило нас к визуальности. Стройные женщины с талиями, мужчины с хорошо накаченными бицепсами очень красивы. А до кино были варианты. Как резко после Первой мировой войны изменилась мода? Исчезли талии, корсеты — вон! А раз нет корсета, нет и талии. Нет корсета, и все дозволено. И пошли мальчиковые фигуры, короткие стрижки».
«У меня была в гостях прекрасная подруга Ольга Матич, она профессор русской литературы университета в Беркли. Я ее угощала и сказала несколько раз: └Огурчик ешь”. Она говорит: у меня в семье никогда не употребляли уменьшительные суффиксы — говорили └хлеб”, └картошка”. Считалось, что уменьшительные — это мещанское словоупотребление. И ведь действительно, дворянин не будет себе огурчики солить и банки закатывать с помидорчиками. И картошечку он не будет себе жарить. Интеллигент вообще выше еды, он где-то там летает с херувимами и серафимами. А мещанин и закатает, и поджарит, и угостит, и почирикает, и попоет над этой едой. В этом смысле, в смысле готовки, я абсолютно на стороне мещанства».
Данил Файзов. «Начать писать о смерти, а закончить о любви». Беседу ведет Наталия Санникова. — «Урал», Екатеринбург, 2014, № 6.
«Мои любимые поэты — Сергей Гандлевский, Михаил Айзенберг, Юлий Гуголев, Тимур Кибиров — представляясь, никогда не говорят └я — член союза, ПЕН-центра, того, сего, пятого, десятого”».
Философия и прозаик: нескучные заметки. Утешение философией для каждого поколения свое. Но радость от философии переживает века. Беседа с Алексеем Макушинским. Беседовали Евгения Вежлян, Александр Марков, Ирина Чечель. — «Гефтер», 2014, 14 июня <http://gefter.ru>.
Говорит Алексей Макушинский: «Я плохо знаю современную литературу, мне трудно об этом судить. Кто-то сказал, что на писателя влияют авторы предшествующих эпох и, как правило, редко влияют современники. Для меня последним огромным событием в литературной жизни и в читательской биографии было чтение В. Г. Зебальда. Но его тоже уже нет на свете 12 лет, уже 13 скоро».
«Здесь я вынужден прибегнуть к самой банальной цитате, какая вообще в этом контексте возможна. Вы уже поняли… проза требует мысли и мысли и так далее. Ну, вот возьмем хотя бы └Воспоминания Адриана” Маргерит Юрсенар — по моему мнению, один из лучших романов, вообще кем-либо когда-либо написанных. Чем, среди прочего, он замечателен? Я сказал бы, непрерывностью мысли или, лучше, непрерывным напряжением мысли. Но делает ли его это └философским романом”? Сомневаюсь, потому что вообще сомневаюсь в этом термине».
Харьковская литература и шире. С соредакторами литературного журнала «їоюз Писателей» Андреем Краснящих и Юрием Цаплиным беседует Юрий Соломко. — «Волга», Саратов, 2014, № 5-6 <http://magazines.russ.ru/volga>.
Говорит Андрей Краснящих: «По идее, тут как? Или русскоязычная харьковская — часть, одно из крыльев украинской литературы (ну как франкофонная в Канаде) и будет жить долго, но полуассимилируется — скажем, тематически, поэтикально — в украинской, сохранится, но вольется; или такое же внутренне изолированное и недолговременное явление, как пражская немецкоязычная, и так же через какое-то время умрет. Проблема вот в чем: я не могу с ходу назвать ни одного франкофонного писателя Канады, а немецкоязычных пражан знает и школьник: Кафку, Майринка, Перуца, Макса Брода. А может, есть и третий, и четвертый, и пятый вариант (расцвет, допустим, литературы на суржике, суржик становится литературным языком; или — совсем уж футуризм — все харьковские русскоязычные писатели снялись с места и переехали в Курск)».
Что такое культура? Сценарист Юрий Арабов рассказывает, как он понимает культуру («духовку», «посконку») и зачем она нужна. — «Colta.ru», 2014, 19 июня <http://www.colta.ru>.
Говорит Юрий Арабов: «На лестничной площадке в доме, где я и тогда жил, и сейчас живу, было восемь человек в нашем крыле. Шестеро из них умерли в эти [девяностые] годы. Причем я видел, насколько люди разорваны внутри оттого, что им навязывают нечто, чего они не понимают. Разорваны внутри безработицей. А безработица — это, конечно, прерывание связей. С этим можно сравнить развод между мужем и женой.
Не умер я и не умер мой сосед Максим. Почему? Потому что мне было 38 лет, а Максиму — 36. А в 38 лет плевать на все. Сгорели деньги, ну… Я до этих реформ заработал в кино какие-то деньги, подсчитал, что 12 лет мне не надо работать и что 12 лет я буду писать стихи. А что можно в России еще делать? Водку пить и стихи писать. Хорошее занятие, нормальное занятие. Подсчитал — 12 лет. Эти деньги кончились за несколько месяцев. Но мне было 38, я сказал: └Да плевал я на все. Господи, мир прекрасен, удивителен. Вон деревня — я там вообще корову буду доить. И вообще, пропади все пропадом”. И это меня спасло и Максима, спасли наша молодость и безответственность. А нагрянь подобное сегодня, не знаю, как я бы поступил. <…> И я не знаю, оправданны ли хотя бы эти шесть человек, которые умерли во имя строительства новых связей в России путем похерения и разрыва старых связей».
Мастер Чэнь. Людей создает только Бог, автору не стоит этим заниматься. О новом романе «Этна», российском ваххабизме и о поэте Вере Полозковой. Беседу вел Игорь Зотов. — «Культпросвет», 2014, 27 июня <http://www.kultpro.ru>.
«Вообще же в России я один пишу романы о вине, а в остальном мире есть, кажется, еще два автора».
«К тому же неожиданно для себя я втянулся в историю, которая на сто процентов в духе моих книг. Я вошел в президиум Движения в защиту прав курящих».
«Явно я в Новосибирске». С Германом Лукомниковым беседует Антон Метельков. — «Волга», Саратов, 2014, № 5-6.
Говорит Герман Лукомников: «То есть это все я открывал, вот эту свою манеру — я дорабатывался до нее совершенно самостоятельно. И был очень изумлен, обнаружив, что есть такой Всеволод Некрасов. Потом, значит, обнаружив, что есть целая такая Лианозовская школа. Был очень изумлен и очень счастлив».
«И в принципе я уже доработался совершенно
самостоятельно до такого своего стиха, который, как впоследствии оказалось, во
многом довольно близок к стиху Некрасова, к стиху Ахметьева.
Видимо, как-то это к тому времени в воздухе, что ли, витало. Ну, оно, конечно,
не само витало, это оно во многом благодаря их творчеству и витало».
Составитель Андрей Василевский
«Знамя», «Иностранная литература», «Лампада», «Лёд и пламень»,
«Наше наследие», «Нижний Новгород», «Православие и современность»,
«Посев», «Фома»
Марина Бирюкова. Пожизненное раскаяние. — «Православие и современность», Саратов, 2014, № 29 (45) <http://www.eparhia-saratov.ru/ArticlesCategories/journal>.
«Как-то раз я попросила московского священника Владимира Соколова, многие годы просвещавшего и окормлявшего заключенных, ответить на вопрос: как можно любить человека, который убивал безвинных, беззащитных, который столько неизбывного горя принес их близким? (А без любви ведь помочь нельзя — я именно это имела в виду.) И вот что написал в ответ отец Владимир: └Первый из барьеров, мешающих человеку полюбить преступника, — фундаментальное убеждение в том, что сам он не преступник. Это убеждение заставляет его выделить себя из мира преступников. Мир преступников становится враждебным — его надо бояться и с ним необходимо бороться. Но если всмотреться внимательно в себя, то можно легко убедиться, что наше отличие от преступника заключается лишь в том, что те преступления, которые преступник совершает наяву, реально, — мы совершаем во сне или в мыслях. Христос в Евангелии это различие делает несущественным. Он говорит, что даже просто смотрящий на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем (Мф. 5, 28). Так кто же при такой оценке рискнет себя назвать не преступником?”»
Сергей Боровиков. В русском жанре-46. — «Знамя», 2014, № 7 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
«Зощенко ухитрялся в └Рассказы о Ленине”, предназначенные, по его словам, для детей дошкольного возраста, вклеивать фразы, предназначенные большим ценителям стиля и небольшим любителям советской власти.
└Но Владимир Ильич не взял эту рыбу. <…> Рыбак окончательно смутился. Бормочет:
— Закушайте, Владимир Ильич. Исключительно вкусная рыба. Поймали прямо в воде…” (└О том, как Ленину подарили рыбу”) <…>
В рассказе └На охоте”, где совершенно несоразмерно половину объема занимают сведения о лисах и их отношениях с барсуками, издевательская └подробность”: когда Ленин стоял на номере в лесу на полянке, └тут же у дерева, недалеко от Ленина, стояла его жена Надежда Константиновна Крупская”».
«Кажется, у меня
есть объяснение тому, что на Балу у Сатаны Маргарита проникается сочувствием
единственно лишь к Фриде, задушившей своего ребенка: Маргарита Николаевна была
замужем и бездетна, и, конечно, делала аборты».
В номере, помимо прочего, воспоминания Ирины Зориной о Юрии Карякине и их семье («Прожили большую жизнь») и мемуар Александра Борина о «Литературной газете» времен А. Чаковского.
Николай Браун. «Реквием» наизусть. В год 125-летия со дня рождения Анны Ахматовой. — «Посев», 2014, № 7 (1642) <http://www.posev.ru>.
Браун оставил редкое свидетельство знаменитого «дантовского» вечера в Большом театре (1965), на котором выступала Ахматова.
«В Президиуме были московская профессура,
итальянские гости, сотрудники посольства. Над сценой под потолком было
изображение нот советского гимна, а ниже был укреплён очень большой портрет
Данте в профиль, с необычайно тощим лавровым венком на голове, что настраивало
моё молодое восприятие на иронический лад. Кто из, как они
шутя называли друг друга, └дантистов” открыл вечер, уже забылось. Вёл его
Сурков. Выступивший академик Алексеев всерьёз подчеркнул, что Данте близок нам
как └демократ”, что в своём └Аде” он показал └грядущий капитализм”. Что
└капитализм” грядёт у нас после крушения СССР, тогда никто не предполагал. Из
двух других выступлений следовало, что итальянский поэт явился провозвестником
└Октября”(!). Слушать это было тяжело. Ведь академики не могли не знать его трактата └О монархии”, который в СССР запрещён не был. Но, когда я
смотрел на сидящую в Президиуме Анну Ахматову, все эти нелепости └красной
профессуры” отступали. Слово о Данте, предоставленное ей, было встречено
аплодисментами очень громкими. Она выглядела величественно в чёрном платье, с
её прямой осанкой и сединой. Темой её выступления были переводы Данте на
русский, их место в русской поэзии. Она говорила о Михаиле Лозинском и Осипе
Мандельштаме как переводчиках. При этом, конечно, многие слушатели знали: один
— лауреат Сталинской премии, другой не вернулся из лагеря. Говорила она и о
внимании Николая Гумилёва к творчеству этого поэта. Затем — о влиянии Данте на
её творчество».
В номере. — «Нижний Новгород», Нижний Новгород, 2014, № 1.
Иной раз и биографические справки могут оказаться любопытным чтением.
«Александр Гуляев. Доктор тропической медицины, 39 лет. Работает в словацкой международной организации Hope for the sick and poor в Восточной Африке. Владеет несколькими языками — английский, португальский, испанский, суахили. Живет в г. Каховке на Украине, в тёплое время года выращивает клубнику, ежевику, виноград. В холодное время года выезжает на работу в Африку. Финалист мультимедийного конкурса └Живое слово” в номинации └Живые истории” (2013)».
«Виталий Николаевич Сероклинов родился в 1970 году на Алтае, учился на матфаке Новосибирского университета. Работал грузчиком, кровельщиком, садчиком кирпичей, проводником, продавцом, вышибалой, журналистом, директором магазина, занимался бизнесом. Автор трех сборников — └Записки ангела” (Новосибирск, 2009), └Местоимение” (Нью-Йорк, 2010), └Предложение” (Нью-Йорк, 2012). Главный редактор журнала └Сибирские огни”».
Есть в номере и стихи Захара Прилепина. «Расскажу, раз дали слово, / с кем встречался на Покров. / Помнишь Толю Кобенкова? / С ним был Гена Русаков…» Далее в стихотворении встречаются «Боря Рыжий», «Ваня Волков», «Маркин Женя» и «Кабанов Саша».
Александр Гладков. «Всего я и теперь не понимаю». Из дневников. 1938.
Комментарии Сергея Шумихина. — «Наше наследие», 2014, № 109 <http://www.nasledie-rus.ru>.
«По словам Х., число невозвращенцев невелико. Когда-нибудь историки будут недоумевать, размышляя над послушанием, с которым наши дипломаты ехали навстречу смерти в эти годы. Число самоубийств значительно. Большая часть из них чекисты. Вероятно, это самые умные люди. <…> Сначала жен не брали, затем их стали брать спустя некоторое время, а сейчас берут одновременно с мужьями» (12 февраля).
«Сейчас стали меньше кричать о └врагах народа”. Большинство исчезновений стало безмолвным, из чего вовсе не следует, что их стало меньше. Снятие с работы почти всегда означает арест. Но бывают и исключения, и они кажутся странными.
Но, с шумом или без шума, кампания террора
продолжается уже больше двух лет, а точнее, со дня убийства Кирова. Но только с
осени 36-го года трагедия стала народной, захватила все пласты населения, а не
одну только государственную или партийную элиту, как нам одно время казалось.
Органы раскидывают свою сеть широко, и улов огромен.
Но ради чего это все делается? Это по-прежнему остается загадкой. Действительных └врагов” — одна тысячная (или и того меньше) тех, кого называют этим именем. Ради чего?» (5 декабря).
Вослед публикации напечатан редакционный некролог Сергею Шумихину.
Александр Кушнер. В жизни пламенной и мглистой. — «Знамя», 2014, № 7.
«<…> И моё стихотворенье /
Подошло б для детской книжки, / Если б речь не шла о тренье / Меж людьми
и резких вспышках. <…> Это жизнь —
и к ней искусство, / Может быть, несправедливо. / Это двойственное чувство /
Восхищенья и надрыва».
Протоиерей Андрей Ткачев. Мы так наелись, что оголодали. Беседовала Валерия Посашко. — «Фома», 2014, № 8 <www.foma.ru>.
«Мне часто приходит в голову мысль, что современная цивилизация (под цивилизацией я имею в виду западный мир, к которому мы причастны: технологичный, информационный, постхристианский, постиндустриальный и так далее) — это мир, в котором у человека все есть и ничего нет. Мне эта характеристика кажется исчерпывающей. У нас есть все: стиральная машинка стирает, лифт поднимает наши телеса на нужные этажи, мы перемещаемся в пространстве, летаем, ездим. Правда, не успеваем ничего… Дед ездил на телеге и успевал все; а я под капот запихал 150 лошадей и никуда не успеваю! Вот какая странность произошла.
Стоит подумать: над нами пошутили? Или мы просто не туда шли? Мы все перепробовали, а счастья нет».
«Сегодня
больше нет идей, которые бы окрыляли все человечество. Это факт. Еще не так
давно люди мечтали о космических полетах, связывали с ними свое грядущее
счастье. Уже было понятно, что Земля красива, но печальна — человеку хочется
чего-то большего, он хочет взлететь, как птица, он, как блудный сын, уходящий
из отеческого дома, хочет эту Землю покинуть. На этом фоне появились └Звездные
войны” Джорджа Лукаса, стали ужасно популярны писатели-фантасты. А сегодня
космос коммерциализировался, иллюзия утрачена. Космос
— это такой обжитый остров Робинзона, куда понаехали туристы, где банки из-под
пива лежат и уже убили кого-то по пьяной лавочке». Остается двигаться внутрь
себя. Мы с вами живем в исторический период, когда последняя иллюзия Запада —
гуманизм — рухнула, исчерпала себя. Мы на нем летели и уже почти долетели до
конечной станции. А он оказался пшиком, трупом, даже
не мумией: мумия хоть не воняет, а гуманизм воняет».
Александр Радашкевич. О Равиле Бухараеве. — «Лёд и пламень». Литературно-художественный альманах Союза российских писателей. 2014, № 2.
«Я слышу все интонации его голоса, когда он произносил в стихах └сын мой”, с той особой, непередаваемой внутренней дрожью, которая слышна разве что у Шаляпина в └Борисе Годунове”, в сцене прощания. Он прожил несколько контрастных жизней и был человеком сущего и насущного духовного отсчета, неколебимо и спокойно царствовавшим над маетой и рутиной его лондонско-московско-казанской жизни и разъездами по всему миру. Когда-то, в Москве, в темные годы перестроечной ломки, какой-то прохожий прошел за ним несколько кварталов, завороженный, как оказалось, ароматом его голландского трубочного табака очень редкой марки. Редкой марки был и сам Равиль, и мы, как тот прохожий, сомнамбулически следуем сквозь его └дневники существования”, по └дороге Бог знает куда”, посылая └письма в другую комнату”, вплоть до заветного └белого минарета”, за светлым ароматом его очарованной души, этим жемчужно-радужным дымком между расступившимся небом и сомкнувшейся землей».
Среди других материалов любопытными в этом номере мне показались стихи для детей Аллы Марченко и очерк Павла Басинского о судьбе его деда.
«Свiте тихий, краю милий…» (Современники о Тарасе Шевченко) — «Наше наследие», 2014, № 109.
«Вечером была на чтении в пользу воскресных школ, в Пассаже. Читали: Бенедиктов, Полонский, Майков, Писемский, Достоевский и Шевченко.
Вот, век изучай и все не поймешь то, что называют публикой. Шевченко она так приняла, точно он гений, сошедший в залу Пассажа прямо с небес. Едва он успел войти, как начали хлопать, топать, кричать. Бедный певец совсем растерялся.
С Шевченком даже вышло совсем удивительно. Он нагнул голову и не мог вымолвить слова. Стоял, стоял и вдруг повернулся и вышел, не раскрыв рта. Шум смолк, и водворилась тишина недоумения. Вдруг из двери, через которую выходили на эстраду чтецы, кто-то выскочил и схватил стоящие на кафедре графин воды и стакан. Оказалось, что Шевченку дурно…» (Е. А. Штакеншнейдер).
«Вот сижу я раз в Мариинском театре ни жив ни мертв; Олдридж (гениальный английский актер-трагик — П. К.) изображал короля Лира и кончил. Театр молчал от избытка впечатления. Не помня себя от жалости, сдавившей мне сердце и горло, не знаю, как очутился я на сцене, за кулисами, и открыл двери уборной трагика.
Следующая картина поразила меня: в широком кресле, развалясь от усталости, полулежал └король Лир”, а на нем — буквально на нем — находился Тарас Григорьевич; слезы градом сыпались из его глаз, отрывочные, страстные слова ругани и ласки сдавленным громким шепотом произносил он, покрывая поцелуями раскрашенное масляною краскою лицо, руки и плечи великого актера…
Находя себя тут лишним, я торопливо притворил двери, не преминув и сам хорошенько выплакаться, став за темные кулисы…» (М. О. Микешин).
Моасир Скляр. Леопарды Кафки. Роман. Перевод с португальского
Екатерины Хованович. — «Иностранная литература», 2014,
№ 7 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
Похоже, что давнее bon mot художника Бахчаняна («мы рождены, чтоб Кафку сделать былью») торжествует и укрепляется; в этом же номере — рассказ чешского прозаика Виктора Фишла (1912 — 2006) «Кафка в Иерусалиме». То же и в книгах: «Текст» только что выпустил монографию нобелевца Элиаса Канетти «Другой процесс. Франц Кафка в письмах к Фелиции» и роман германиста, историка Сталинградской битвы Михаэля Кумпфмюллера «Великолепие жизни» — об отношениях Кафки с его последней любовью — Дорой Диамант.
Иеродиакон Философ. Единый рецепт счастья. С экономом Свято-Пантелеимонова монастыря на Афоне беседовал Павел Демидов. — «Лампада» (журнал Храма иконы Божией Матери «Знамение» в Ховрине), 2014, № 4 (97).
« — По
аналогии со сказанным вами, что в монастыре можно оставаться мирским,
получается, что, живя в миру, можно быть монахом
внутренне?
— Конечно. Есть очень интересная книжечка, не помню ее автора, он бывший летчик, называется «Петушки обетованные». Знаете Петушки?
— Еще бы!
Веничка Ерофеев.
— К сожалению, он сделал из этого слова образ не очень привлекательный. А Петушки — святое место.
— Да что вы!
— Если вы найдете эту книжку, увидите: Петушки связаны со святителем Афанасием (Сахаровым). Он там жил много лет. Но я сейчас вспомнил о ней потому, что там есть описание жизни нескольких женщин, которые, не будучи инокинями, достигли такого высокого духовного уровня, что могут позавидовать живущие здесь, на Святой Горе. Так что суть не в том, где ты живешь, а в том, как живешь».
«…Я так люблю Ваши письма…» Переписка С. П. Боброва и Ж. Л. Пастернак (1920 — 1970-е гг). — «Наше наследие», 2014, № 109.
Пишет Сергей Бобров (1923): «А вы, пожалуйста, вообще там (что это за операции. К чему это, и рука на веревке, если бы она была копченая, я бы еще понял), — надеюсь, к моему приезду вырастите другую, свежую. Плюньте на все и берегите свое здоровье: водку хлопайте стаканами, говорите басом, сапоги носите по три пуда, отпустите бороду, румяньтесь и играйте в рулетку: — все как рукой снимет. Насчет того, что Вы по двадцать третий в девках засиделись, не извольте беспокоиться, — только я приеду, мы Вас женим в два счета, ахнуть не поспеете. Мужа найдем хорошего, прочного, с вырезанной слепой кишкой, хронической икотой, деревянного, на шарнирах без скрипа, с двойным дном и в соломенной шляпе соус тартар. Будете довольны, в другой раз не попросите.
Что до того, что Вы └паршивая”, а письма Ваши └мерзостные”, то — много Вы понимаете! А вот что большое письмо пропало, это жаль, там почти что было признание в любви, Вас бы это позабавило. Ну, Бог даст, увидимся, я Вам все устно изложу.
Пишите. Больше не могу, бегу. Спасибо Вам, милая, добрая, хорошая. Скучаю без Вас — и — в Берлин, собственно, к Вам лично в гости еду».
Ноябрьский
номер журнала “Новый мир” выставлен на сайте “Нового мира” (http://www.nm1925.ru/ ),
там же для чтения открыт октябрьский номер, в “Журнальном зале” «Новый мир» №
11 появится после 28 декабря.