Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 9, 2014
По-настоящему христианских фильмов в мировом кино так
мало, что пересчитать их хватит пальцев одной руки: «Дневник сельского
священника» Робера Брессона,
«Страсти Жанны д’Арк» и «Слово» Дрейера, ну, со
скрипом — «Андрей Рублев»… Дальше начинаются разночтения.
Тем более впечатляет, когда нечто подобное появляется
вдруг сегодня, в полностью секуляризированной, «погрязшей в грехах» Европе.
И ничто, главное, не предвещало!
«Голгофа» — второй фильм
ирландского режиссера Джона Майкла МакДона, старшего
брата более известного Мартина МакДона, снявшего
культовую черную комедию «Залечь на дно в Брюгге» (2007). Дебютный фильм Джона
Майкла тоже был, по сути, черной комедией и назывался «The
Guard» («Полицейский» — в нашем прокате «Однажды в
Ирландии», 2011). Этнический полицейский боевичок с
элементами черного юмора и упоительными диалогами — про захолустного
ирландского копа (Брендан Глисон),
который хлещет виски, нюхает кокаин, торгует оружием и пользует проституток,
но, когда припирает, идет до конца и вдвоем с чернокожим фэбээровцем (Дон Чидл) лихо
мочит плохих парней за то, что они убивают хороших.
В «Голгофе» — практически тот же набор актеров, то же
ирландское захолустье, та же сюжетная схема: главный герой с ирландским
упорством идет до конца. Только Брендан Глисон играет тут не копа, а католического священника. И
это мгновенно выводит коллизию на совершенно немыслимый уровень. Даже не знаю,
что можно поставить рядом. Разве роман Грэма Грина
«Сила и слава» — так же просто и с тем же оглушительным ощущением непреложного
Божественного присутствия.
В романе Грина события разворачиваются на фоне
жестокого кризиса церкви, вызванного гонениями со стороны социалистического
правительства Мексики. В «Голгофе» кризис, пусть и не столь кровавый, но
масштаба не меньшего, обусловленный педофильским
скандалом. Это для нас тут истории про совращенных священниками детишек — повод
в основном по-гы-гыкать и злорадно потыкать пальцами:
«А у них негров линчуют!» Для современной Европы/Америки факт, что члены
почтенной корпорации, прикрываясь сакральным авторитетом, долгие годы
безнаказанно калечили тела и души детей, — клеймо, от которого не отмыться.
Авторитет подорван, церковь не пинает только ленивый;
на дворе — встряхивающая и приводящая в чувство эпоха гонений, пора, когда
приходится платить по счетам.
Платить в фильме МакДона выпадает главному герою — священнику Джеймсу Лавеллю, хотя он-то уж точно никого не насиловал и не
совращал. Он — хороший священник. Верующий. Он знает, о чем и о Ком говорит. Но
однажды некто сообщает ему на исповеди, что вкус спермы попробовал впервые в
семь лет, что все детство какой-то, ныне покойный, «батя» его жестоко насиловал
и что за грехи негодяя в рясе ответить придется ему —
отцу Джеймсу. Потому что плохого священника убить — это не фокус; а вот
хорошего — это да! Короче, у героя — неделя, чтобы привести в порядок свои
дела, и в следующее воскресенье убийца ждет его у воды, на пляже…
Отец Джеймс, понятное дело, в
шоке. Как и всякий нормальный человек, он переживает, он на взводе, он видит
плохие сны. Но это — не главное. Священник узнал голос человека в исповедальне.
Но ему даже в голову не приходит написать заяву в
полицию и тем самым обезопасить себя. А вот привести в порядок свои дела…
Он вел хорошую, достойную жизнь. Аскетическая
келья в приходском доме, ничего лишнего: голые стены, кровать, распятие,
скамеечка для молитв; любимая собака, службы в церкви, рыбалка на досуге, близкие
люди вокруг…. Ну да, напарник отец Лири (Дэвид Уилмот) — недалекий ханжа; малолетний «злокозненный»
конопатый служка (Майкл Ол Глэйн),
похоже, приворовывает церковное вино; прихожане — каждый со своими
тараканами — грешат напропалую, но все-таки являются на исповедь и к причастию;
а идейные противники: владелец бара, левак и буддист (Пэт Шорт), атеист-доктор
(Эйдан Гиллен) и коп-агностик, по совместительству гей и сторонник ИРА (Гари Лайдон) — все равно свои парни… Он пережил смерть жены,
справился с пристрастием к выпивке, принял сан, уехал в эту глушь на берегу
океана… Это не бегство и не защита, это — призвание… Он верит, что со
временем, живя среди этих людей, сможет так или иначе убедить их, что для Бога
их жизнь бесценна и это повод — не спускать ее в унитаз.
А тут — восемь дней! Всего восемь дней на то, чтобы
убедить родную дочь (Келли Райлли), приехавшую на
побывку с перевязанными запястьями, что не стоит резать вены ни вдоль и ни
поперек. Восемь дней, чтобы выяснить, кто — мутноватый муж (Крис О’Дауд)
или брутальный чернокожий любовник (Исаак де Банколе)
— поставил фингал под глазом гулящей жене местного
мясника (Орла О’Рурк); как и его альтер
эго из «Однажды в Ирландии», священник очень не любит, когда бьют женщин.
Восемь дней, чтобы отговорить от службы в армии туповатого
бармена (Киллиан Скотт), готового идти убивать только
потому, что ему девушки не дают. Восемь дней, чтобы решить: стоит ли
поддерживать грезы об эвтаназии экстравагантного старикашки-писателя
(М. Эмметт Уолш)… Восемь
дней, чтобы помочь эпатажному гею-жиголо (Оуэн Шарп),
который бравирует тем, что в детстве приходилось «сосать пипиську епископу»…
Восемь дней, чтобы спасти от окончательного распада вора-банкира (Дилан Моран), который открыто издевается над церковью и над самим отцом
Джеймсом… Восемь дней, чтобы исцелить их отчаяние, одиночество, злобу, страх,
кровоточащий цинизм… Это нереально! Он один.
Ни обманывающий себя самого дурачок-напарник, ни
епископ, рассуждающий о любви по книгам, — ему не подмога.
Единственная, кто хоть как-то способен его понять — заезжая француженка (Мари-Жозе Кроз), потерявшая мужа в
автокатастрофе. Ей повезло. Ей знакомо, что значит быть любимой. И этот опыт
помогает выдержать невыносимую боль: «То, что я потеряла мужа, — это не несправедливость.
Это просто так получилось. Несправедливо, когда люди проживают свою жизнь, не
зная любви».
Вот с этой чудовищной
несправедливостью и пытается воевать отец Джеймс. Успехи невелики. Да. Ему
удается утешить дочь и убедить, что он всегда будет жить в ее сердце, а она — в
его. Еще один человек, готовый признать, что нуждается в Боге, — осужденный на пожизненное маньяк-убийца, запутавшийся в шизофренической
каше в собственной голове: «Но ведь Бог меня создал! Значит, он меня понимает»
— «Да уж. Если Бог тебя не понимает, то никто тебя не поймет», — кивает
священник.
Все остальные — по ту сторону баррикад. Отец Джеймс
догадывается, кто ему угрожал. Зритель не в курсе, и фабула развивается так,
что заподозрить убийцу можно практически в каждом. Вокруг священника — стена
осуждения, недоверия и злорадства. Доходящих
до ненависти. Кто-то поджигает его церковь. Кто-то жестоко убивает его собаку.
Даже совсем случайный разговор с девочкой на дороге
заканчивается тем, что папаша хватает ребенка и в ужасе запихивает в машину —
сутана священника автоматом воспринимается как клеймо педофила. Он бессилен. Он
видит: люди вокруг умирают от голода, но по разным причинам брезгают пищей из
его рук. И тут не только свобода их выбора, но и страшная плата священника за
грехи его церкви.
После эпизода с девочкой отец Джеймс срывается в
штопор. Напивается в баре, ввязывается в драку, палит по бутылкам из пистолета
и получает битой по почкам от хозяина бара. Дома — избитый, спьяну высказывает
напарнику все, что он о нем думает. Напарник уезжает. Священник тоже готов
свалить. А что? Его миссия провалилась. Он не справился. Какой смысл «метать бисер»
— пытаться достучаться до стопроцентно враждебных тебе людей.
Он едет в аэропорт. Там случайно встречает
француженку. Она держится. На летном поле, на каталке — гроб ее мужа. Пассажиры
на трапе. Два парня из багажного отделения болтают, опершись небрежно о гроб.
Француженка держится… Это — чудо. Стоически вынести вот это — не в
человеческих силах. Священник осознает, что женщину поддерживает исключительно
живущая в ее сердце Любовь. Та, что приходит свыше и исцеляет любые раны. Та
самая, о которой он, принимая сан, обязался свидетельствовать несчастным и
грешным, изломанным, раненым, несправедливо обделенным любовью людям.
Священник разворачивается и едет обратно. Навстречу
своей Голгофе. Не для того чтобы принести себя в жертву — он до последнего
надеется, что этого не случится. И что он еще может спасти потенциального
своего убийцу.
Утром по пути на пляж он еще успеет поболтать со стариканом-писателем
и передумает вручать ему пистолет. Пушку он выкинет в море. Там, стоя на скале,
над бездной, умудрится перекинуться парой слов с банкиром и даже пообещает
вернуть его к жизни.
Потом спустится к воде. И навстречу ему в чистой белой
рубашке выйдет несчастный, дерганый Мясник с пистолетом. Дуэль: безоружная
Любовь против вооруженного «огнестрелом» отчаяния. Они поболтают. Мясник расскажет
священнику, чем кончается «Моби Дик», открестится от убийства собаки: «Это не
я!» Но тут его заест: «Ты плакал, когда убили собаку?» — «Да. Я плакал». — «А
когда читал про издевательства над детьми?» — «Нет. Я… отстранился…» Тут
священник получит первую пулю. Это — месть. Плата за извечное поповское
«отстранение». Но второй выстрел — контрольный, в голову — уже осознанный
выбор. Отказ убийцы от спасения. «Возвращенный билет». Приговор самому себе.
В общем,
получается: на одном полюсе Бог — неисчерпаемый океан вселенской Любви, дающий
человеку силы выбраться из персонального ада; на другом — могильный холод
отделенности, отчужденности, отстраненности; замурованность
внутри собственного, несчастного «я». И между ними священник, «один в поле воин», как и в
романе Грина — готовый свидетельствовать о безграничной Божьей Любви до конца.
Герой Брендана Глисона в «Голгофе» — тот же примерно типаж, что и
полицейский из «Однажды в Ирландии». Изрядно потасканный толстый рыжий чувак — независимый, умный,
упертый, с незаурядным чувством юмора и взрывным темпераментом. Единственное,
что его отличает, — вера, осознанное присутствие в его сердце Бога. И это
превращает Героя, готового стрелять во имя справедливости, — в христианина,
готового подставить вторую щеку и пожертвовать своей жизнью.
Надо сказать, этот матч священник если и выигрывает,
то с минимальным счетом. Финальная панорама-нарезка: писатель, лишенный шанса
на эвтаназию, сидит на лавочке, с удовольствием ест мороженое; жена мясника трахается с негром, и кажется — по любви, а не назло «всем
врагам»; какой-то епископ насилует очередного ребенка; агностик-полицейский
равнодушно изучает под лупой купюру; жиголо-гей
тоскует после соития, сидя на очередной койке; банкир пьет; раскаявшийся маньяк
дает наконец показания, где припрятал тело последней
жертвы; бармен пьет; циник-доктор тушит бычок о человеческую печень в никелированной
мисочке; француженка летит в самолете, рядом — пустое кресло, где должен был
лететь отец Джеймс; тело священника на берегу…
И финал: дочь героя приходит в тюрьму к убийце, чтобы
его простить.
Эпиграф к фильму: «Не отчаивайтесь, один из разбойников
на кресте был спасен. Не обольщайтесь, второй — осужден», — слова блаженного
Августина.
Да. У человека есть выбор. Просто должен быть кто-то,
кто засвидетельствует, что этот выбор действительно существует. И в этом своем
свидетельстве будет готов пойти до конца.
Вот такое кино…
Ноябрьский номер
журнала “Новый мир” выставлен на сайте “Нового мира” (http://www.nm1925.ru/ ),
там же для чтения открыт октябрьский номер, в “Журнальном зале” «Новый мир» №
11 появится после 28 декабря.