поэма
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 7, 2014
Шульпяков Глеб Юрьевич родился в 1971 году в Москве. Окончил факультет
журналистики МГУ. Поэт, прозаик, переводчик, драматург, эссеист.
Автор трех книг стихов, нескольких сборников путевых очерков и четырех романов,
в том числе «Музей имени Данте» (М., 2013). Живет в Москве.
1
Я помню эту
карточку с тех пор,
как помню сам себя.
Она стояла в комнате у мамы.
Вот прадед, отец Сергий:
ряса в горчичной сыпи
— сельский священник.
Вполоборота матушка
(на плече ладонь лодочкой).
Он смотрит прямо, она
чуть в сторону.
Строгие, сухие лица.
И темная портьера за спиной.
Я и теперь помню
каждую складку.
А через месяц —
донос,
арест.
Расстрел.
Поп, священник!
«Украл ведро картошки».
И нитка распустилась.
Не стало матушки Екатерины.
Исчезли поповские дочки.
Разорили церковь.
И только на карточке
ничего
— как будто они
смотрят в другое
будущее.
В наше время
моя мама отыскала их.
Каждый год навещала.
Говорила:
«Поеду-ка я к тетушке из Южи».
«Давно не была я у тетушки из Шуи».
«У тетушек Нины и Ани из Плёса».
«У тетушки из Ки-неш-мы».
Пока последняя из них не умерла.
Так карточка попала к нам.
Я увидел ее снова
совсем недавно,
когда разбирал вещи.
Теперь это было зеркало.
Нос и рот, брови,
глаза и даже его руки
— были моими.
Одно лицо! только
борода и ряса.
Как затемно встали;
переправу и как
тряслись на подводе;
жирных грачей на пашне
и фотографа, который
всё отводил взгляд
— я мог это представить.
Но в тюремном подвале?
Или на допросе
— человека с моим лицом?
Священника?
Нет, нет и нет.
Ведро мерзлой картошки.
Я и теперь слышу,
как она стучит по доскам.
А то село на Волге называлось
— Саметь.
2
а теперь из
уважения к усопшему
прошу всех присутствующих выключить телефоны.
Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.
(десять часов, а такая темень, и как они живут в этом городе… — нет, здесь все время прямо и налево к воротам — и у цветочного магазина остановите, пожалуйста)
Блаженны
плачущие, ибо они утешатся.
Блаженны
кроткие, ибо они наследуют землю.
…и лодка вплывает в часовню.
(здесь не надо, вы мешаете, проходите внутрь — простите, а где можно свечку? — цветы, цветы сначала положите)
Блаженны
алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся.
Блаженны
милостивые, ибо они помилованы будут.
Блаженны
чистые сердцем, ибо они Бога узрят.
…и лодка тонет в цветах.
— А теперь родные и близкие могут попрощаться с покойным… Так. Прошу вас, мужчины, когда соберут цветы и венки,
возьмите в ногах два шурупа, ими надо прикрутить крышку. Там, где голова, пусть
возьмут двое. Автобус ждет вас на улице.
..и лодку волокут по кирпичной воде города.
(все почему-то усатые, вы заметили? — и ни одной
женщины — пузом чуть венки не свалил ваш батюшка — …а
всё мать: музыка, музыка; мог бы стать великолепным физиком — …шестьдесят лет
вместе, господи, шестьдесят лет вместе… — кто-то знает, там курить можно?)
«Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами
Божиими. Блаженны…»
…и лодку выносят на берег.
(а где голова, с какой стороны?
— нет, что и говорить, место удобное
— ладно, тогда вы здесь, а мы с этой —
готовы? — взяли)
«Блаженны изгнанные за правду, ибо их есть…»
…и лодку опускают на дно.
(нет, но почему она не пришла, ведь он столько для
нее сделал! — тише, тише — крест, крест давайте!)
…и волны земли захлестывают лодку.
Она тонет.
………………………………..
(и рюмку, пожалуйста — вот так, а сверху хлеб — какая
хорошая фотография — нет, не ждем, давайте без них — у всех налито?)
— Знал он и успех, и творческие взлеты…
(мне тоже водки — вот моя рюмка — всё-всё, достаточно)
— …и
предательство учеников. Но всегда был отзывчивым, добрым человеком. Для всех нас, его коллег и учеников, родных и
близких это большая потеря.
(а это, я забыла, как
называется? — кутья? — да, точно)
— А я хочу выпить за физика. Отец в музыке
сделал открытие, потому что у него была голова физика.
(да потому что отказался писать об этой бездари —
и всё, двери ему закрыли, вы же знаете, как это у нас бывает — да, независимый
был человек, неординарный, неуживчивый — светлая ему память)
— Когда он взял меня к себе, он сказал — я дам тебе отмычку, не нужно
таскать всю связку. Но исполнители, вы же знаете — «А зачем мне это?», «Да я лучше
по-старому…»
(…я тот год хорошо помню, мы
тогда в Петрозаводске жили, а он вдруг уехал
в Ленинград — буквально на голое место, и все из-за одной встречи — …но
всегда заботился, всегда как отец родной… — да ерунда, говорит мне, твоя книга!
успокоил… — военное детство, голод — …и всегда высокую планку, всегда по максимуму
— как, вы говорите, имя этой девочки? которая в Венской Опере, ученица? — …доску на аудиторию мемориальную, заявление
прямо завтра же, не тяните — постойте, вы уже уходите? — да — я провожу вас)
………………………………..
— Следующая остановка Адмиралтейская. До Адмиралтейской троллейбус.
— Они там каждый год собирались. Снимали дом на
море, съезжались — тетка из Алма-Аты, дядька из Питера, мы. Мне тогда, правда,
всего шесть лет было. Но я помню. На море тогда шторм был, никто не купался. И
вдруг дядька — в воду. Куда? Зачем? Через пять минут исчез из виду.
— Билетики берем, передняя площадка — кто без билета?
— Я тогда страшно испугался. Дядя Олег утонул! Кричу.
На помощь! А взрослые смеются, вино хлещут. И тогда мой отец…
— Без сдачи? Поищите, может
найдется.
…и лодка плывет под землей, плывет над водой.
— …тогда мой отец посадил меня на плечи. Видишь? А
что «видишь»? Там только серые волны. Но потом, точно — вот такая,
размером с перечную горошину. Перекатывается на волнах. Голова. Исчезла, потом
снова. И все ближе, ближе.
«Ибо они унаследуют землю».
— …он возвращался.
3
……….под Новый год, когда
мы переехали. И вот я очутился
среди гирлянд и ёлок на Кузнецком.
Мне в новый дом хотелось лампу
купить — и я бродил по лавкам.
Но лампы не нашел.
И в сумерках на улицу вернулся.
Утаптывая желтый снег, я шел
к метро, на все вокруг предметы
бросая как бы прощальный,
предновогодний взгляд.
И вдруг увидел вывеску,
книжный магазинчик
— из прошлой жизни
лавку букиниста.
Та же неудобная лестница,
низкая притолока и
пузыри линолеума те же.
Сиротский запах старых книг.
Постой, откуда он возник?
Плешивый, сгорбленный
— от книжных стеллажей
он словно отслоился,
откашлялся и тихо извинился —
а я кивнул и к полкам отвернулся.
Здесь было все, о чем
я в юности мечтал.
По бросовой цене,
почти что даром.
Мне эти книги не скупить
— спасти хотелось.
Тогда плешивая старуха
из-под пустых коробок
вытащила одну.
— Вот, посмотрите.
И протянула мне знакомый томик.
Он раскрылся с хрустом
— точно вчера из печати.
«Давно уже привык я
укладываться рано…»
— пробежал по строчке.
И время отмотало пленку.
Луч солнца упал на парты.
Я услышал скрип паркета
и запах мокрого мела.
Увидел штору;
кремлевскую за шторой башню.
И девушку, которая вот-вот
в аудиторию войдет.
В то время эту книгу
мы читали в очередь.
Зачитанной
она и осталась в памяти.
А эта сорок лет
пролежала нетронутой.
Для жизни, но какой?
Ведь даже старой
у нее не было.
— Ну что, берете?
Эта книга
была похожа на меня:
полжизни позади,
а как будто…
— Да, пробейте.
…и не начиналась.
В ней было обещание
— но чего? И я
нес ее бережно,
как птицу.
…Дни безвременья,
дни солнцеворота!
Когда уходит старый, а другой
еще невидим за речной дугой
— там, на отмели,
где вечная Саметь
летит вниз крестами,
мой вечно молодой дядька
скрипит мокрой галькой
— там, на переправе,
над темной водой
разговаривает с грачами
прадед-священник.
Еще одно усилие, и я
услышу, что он говорит.
Из подворотен
музыка летит.
Сентябрьский номер журнала “Новый мир” выставлен на сайте “Нового мира” (http://www.nm1925.ru/), там же для чтения открыт августовский номер, в “Журнальном зале”
«Новый мир» № 9 появится после 28 октября.