Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 4, 2014
Вадим Левенталь. Маша Регина. Роман. СПб., «Лениздат», 2013, 352 стр. («Улица Чехова»).
Петербургский писатель Вадим Левенталь — автор молодой (32 года по нынешним временам для писателя едва ли не подростковый возраст), но в мире литературы и публицистики весьма известен. Мне как стороннему наблюдателю очень хочется написать, что Вадим — практически сын полка нашей литературы, во всяком случае, петербургской. Он редактор издательства «Лимбус-Пресс», книги которого часто оказывались в списках наших главных премий, колумнист газеты «Известия» и координатор одной из самых известных наших литературных премий — «Национального бестселлера». Однако, несмотря на тесную связь с литературой, «Маша Регина» — его первый роман. Работал над ним автор, если верить авторским благодарностям в конце книги, долго, пять лет, но нельзя сказать, что первый блин вышел комом. В прошлогоднем «Национальном бестселлере» книга, по понятным причинам, участвовать не могла, но отметилась в длинном списке «Русского Букера», а в «Большой книге» даже добралась до финала, что для автора моложе 50 лет (если его фамилия не Прилепин) — несомненное достижение.
Формально роман — описание жизни, личной и творческой, молодого питерского режиссера Маши Региной. Представьте себе что-то вроде серии ЖЗЛ, но про вымышленного персонажа и без фотографий. Кроме того — автор пользуется своим правом залезать в голову герою (которого все-таки нет у авторов реальной серии ЖЗЛ) и уверенно, а не предположительно, показывать, какие мысли в этой голове роятся, и из-за чего герой в итоге совершает те или иные поступки. (Увы, это приводит почему-то к очень длинным предложениям в книге. Мне пришлось даже сильно ограничить себя в цитировании. Потому что пару раз роман процитируешь и отведенное под рецензию место кончится.) Возможно, благодаря этой особенности, а скорее всего, вследствие характера главной героини ее личная и творческая жизнь — по крайней мере, в книге — друг от друга практически неотделимы. Вот разве что если в формальном творческом плане жизнь героини вполне успешна (премии престижных фестивалей как минимум), то личная жизнь — не то чтобы очень. Связь с родителями она практически потеряла. Любви — во всяком случае, любви взаимной — не получилось. Лучший друг — ее школьный учитель — любил Регину безответно, что мешало ему стать хоть какой-то опорой в жизни. А муж Региной, он же оператор нескольких ее фильмов, разрывался между ней и ее же школьной подругой. А в итоге все-таки ушел к подруге, да еще и увез дочь героини. Ну и конечно же, как и положено в аналоге жзловской книги, рассказывается о снятых Машей фильмах. При этом собственно содержание не пересказывается, разве что ключевые сцены. Вадим Левенталь тут становится рецензентом, избегая пересказа (спойлеров, как сейчас говорят). Ему важно показать смысл фильма, встроить его в общую — концепцию? историю жизни?
Мимикрия под «биографическое жизнеописание» удалась, даже немного слишком. Я посмотрел рецензии в Интернете. Все пересказывают вкратце содержание: история женщины-режиссера, творец, трам-пам-пам, еще раз творец (тут уж играет сама фамилия — Регина ведь можно прочесть как Регина, иными словами, королева), несчастная в личной жизни (тут читатель жалуется на автора: мол, разводит «розовые сопли», ах, какая она вся несчастная, а заодно и на его, автора, некоторую отстраненность от героини, иными словами, жалуется читатель на вещи прямо противоположные). Ну и плюс упоминание о сценариях фильмов, снятых героиней.
Мне же кажется, что сама героиня — собственно Маша Регина — здесь не столько человек, сколько функция. (В отличие от окружающих ее героев — родителей, А. А., Романа…) Это разум, пытающийся понять, что он такое. Это декартовское «Я мыслю, следовательно, я существую».
«Я мыслю» — это некое основание любой философской мысли, то, в чем нельзя сомневаться. Недаром даже солипсисты отказывают в существовании всему, кроме собственного мыслящего «я». Так вот, разум Маши Региной в самопознании отталкивается от сомнения и в «я», и в «мыслю». И дальше более-менее тщетно пытается обрести для себя новую точку опоры.
Таким образом, сама книга оказывается скорее философским «сочинением-размышлением». Нет, я крайне сомневаюсь, что автор ставил целью открыть неизведанные глубины философии. Вот даже у Лема в Открытом письме Йона Тихого «Спасем Космос» есть упоминание «горечницы безумной»:
«Дело в том, что у горечницы из-за мутаций иногда образуются вместо обычных мучнистых клубней маленькие мозги. Эта ее разновидность, горечница безумная (gentiana mentecapta), по мере роста начинает испытывать беспокойство, выкапывается, уходит в лес и предается там одиноким размышлениям. Обычно она приходит к выводу, что жить не стоит, и кончает самоубийством, поняв всю горечь существования».
Парадокс тут в том (а Лем вообще любитель иронических парадоксов — или парадоксальной иронии), что безумной тут именуется именно мыслящая разновидность. У «нормальной» горечницы с видовым названием «горечница разумная» как раз никаких мозгов нет.
Не боюсь некоторой ироничности сравнения, потому что, во-первых, Маша Регина снимала комедийные фильмы, о чем постоянно при чтении забывается. А во-вторых, одно дело — философия высокая, теоретическая и отвлеченная, а совсем другое, когда эта самая философия прихватит тебя лично и ты мечешься, внезапно осознавая пустоту, выглядывающую из-под бытия («…когда человек, состарившись, понимает наконец, что прожитая им жизнь умещается в ладони горстью бессмысленных семечек, пополам с шелухой» — это как раз цитата из романа). Хорошо, если выберешься из этого состояния, а если действительно почувствуешь, что твоя жизнь становится только повторением дел, мест, связей и лиц?
(«…с какого-то момента человеческая жизнь неизбежно начинает схлопываться, преодолеть гравитацию смерти уже невозможно, что бы ты ни делал, какие бы кнопки ни нажимал, сингулярность полного и окончательного одиночества неизбежна, а угадать, что этот момент уже в прошлом, можно по все ускоряющемуся спиральному вращению одних и тех же событий, мест, дел, связей и лиц» — еще одна цитата.)
Но вернемся к «Маше Региной». Можно и нужно рассмотреть те фильмы, которые Маша снимает. Недаром же в конце их любезно перечисляет врач-психиатр.
В первом фильме, еще ученическом, человек безуспешно гоняется за своим двойником. Или за самим собой. В «Гугенотах» стирается разница между человеком и персонажем. Молодые люди начинают играться, а потом раз-раз — и приходится умирать. Пусть и в игре, в театре… «Минус один» — на первый взгляд, человек идет по жизни, но на самом деле это жизнь ведет его по себе с помощью всевозможных случайностей, совпадений и так далее. И пусть никого не вводит в заблуждение тот факт, что «Минус один» — комедия. Итак, человек не управляет своей жизнью. «Save» — женщина попадает в прошлое, чтобы изменить свою жизнь, но у нее ничего не получается, финал каждый раз один и тот же. То есть если итог тебе не нравится — дело не в каких-то твоих ошибках. Судьба такая. «Янтарь» пропущу, он несколько особняком стоит. Психиатр его тоже пропускает. «Чума» — уже не улучшить этот, а построить другой мир тоже не удается. Юноши и девушки начинают созидать свой собственный мир (в основе лежит наблюдение о том, что никто из взрослых не доволен своей жизнью), а все равно получается мир взрослых. И — наконец — «Голод». Человек понимает, как устроен процесс пищеварения, и не может больше есть. Разум понимает, как на самом деле устроен процесс мышления, или, если угодно, как устроена жизнь, и не может больше мыслить — и жить. Просто из-за предзаданности процесса:
«…все то, что составляло основу человеческого существа в нем [герое фильма] — чувство признательности друзьям, родственное чувство, любовь к дочери, наконец, — все это также раскрывалось как независимо от его воли действующие программы…».
И, уже как квинтэссенция, мысль высказывается не самой героиней, ее партнером, но тем не менее:
«…что человек в конечном счете стоит перед выбором: быть живым или быть умным; и вот умный человек, к своему ужасу, вынужден выбирать второе…».
И вот тут в дело вступает практически Гомеостатическое Мироздание имени братьев Стругацких. На этом же фильме (на «Голоде») сопротивление среды достигает наивысшего уровня. Когда Регина (нет, правильнее будет написать, «разум Региной»: недаром же в книге часто появляется мысль о раздвоении и растроении героини, о некотором наблюдателе, находящемся внутри нее, но в то же время остающемся только Наблюдателем) начинает что-то понимать, во всяком случае, ближе к финалу, к осмыслению, Мироздание наносит решающий удар. Маша теряет дочь и вместе с тем оказывается уже на грани, за которой даже простейшее мышление невозможно. И — фактически — становится обывателем, «возвращается в свое тело».
По-хорошему тут должна идти трагедия, как в «казусе горечницы». Но автору удается ее избежать. Вместо трагедии — вполне комедийный финал. Вся философия завершается падением в ванной и шишкой на затылке (я уже упоминал, что Маша снимала комедийные фильмы).
В отзывах на книгу часто встречал мысль, что главная героиня — творец, что она противопоставляется окружающим. Вот как-то это неправильно. Окружающие тоже борются с заданностью своей судьбы. У каждого есть что-то вроде сцены приезда в кузове автомобиля с любимым. Они же все очень симпатичные персонажи, несмотря на то, что все мужчины спиваются, а все женщины сходят с ума. Они умудряются жить в этой заданности, в Гомеостатическом Мироздании, и при этом оставаться людьми. По большому счету. Одна из лучших сцен — старуха на похоронах отца Маши, когда берет мертвого за руку, говорит с ним. (Чем-то перекликается с фильмом «Янтарь», старухой и оленями.) Меня поначалу возмущало, что героиня видит окружающих настолько… не живущими, наверное, надо так сказать. А потом становится понятно, что автор не противопоставляет героиню и прочих по — мудрости? — так не скажешь — по отношению к жизни. Как бы ни металась в своих исканиях Регина, она все равно придет к тому же спокойному отношению к Мирозданию, предзаданности жизни и прочим «проклятым вопросам». (Череда ее предков следит за ней с некоторой горечью: «Слишком далеко ушла от них Маша — далеко в холод и далеко в пустоту. И тем, значит, больнее и страшнее будет ей возвращаться — а как иначе? все вернулись».)
Человек, он все-таки странное существо. Он умудряется оставаться свободным и делать выбор там, где на выбор предлагается всего один вариант.
«…ее бабка приняла мучительную голодную, как у людей жизнь, похоронила сына и мужа, пережила метаморфозу, превратившую ее сильное сексуальное тело в уродливое вместилище угасающего сознания, и была (вот отчего кровь застывает в жилах), в общем, счастлива».
Победа Мироздания и принятие человеком предопределенности оказывается победой Жизни. Тем самым нашим отличием от лемовской горечницы безумной.
Мы принимаем жизнь и смерть в одинаковой мере.
И мы счастливы.
(Не, ну привязался же тут мой редактор с требованием описать «генезис романа» (на что похож, на какие еще тексты, хотя бы на нынешнее кино — она даром кинорежиссер или нет?). А откуда я что про генезис-то узнаю? Так, может, явная отсылка к «Дому-2» прокатит…)