стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 8, 2013
Хельга Ольшванг
(Хельга Ландауэр) — поэт, сценарист, режиссер. Родилась в Москве. Окончила сценарный
факультет и аспирантуру Вcесоюзного
государственного института кинематографии. С 1996 года живет в Нью Йорке
и в Калифорнии. Стихи и стихотворные переводы печатались в журналах «Знамя»,
«Арион», «Интерпоэзия», «Новая Юность», «Крещатик», в книжной серии издательства «Арс-Интерпресс» в Нью Йорке, а также выходили отдельными сборниками: «Девяносто шестая книга» (издательство «Композитор»), «Тростник» и
«Стихотворения» (издательство Пушкинского фонда).
Фильмы Хельги Ольшванг «Вдали от
Венеции» (1998), «Дневник Орфея» (2002), «Путешествие Дмитрия Шостаковича»
(2006), «Фильм о Анне Ахматовой» (2008) и «Отвлекаясь
на другое» (2009) были представлены на международных кинофестивалях,
телеканалах и культурных программах, в том числе, в аудиториях Карнеги-холла,
Элизабет-холла и Лувра.
* *
*
Заслонено, и тем сильнее
чувство —
завалено, задвинуто —
разлуки
с тобой, закрыто наспех чем попало.
Как будто в осаждённом
доме,
за миг до смерти или
сразу после,
снуют, сбиваясь,
преданные слуги
(хозяевами преданные) —
мысли
о том, к кому уже не
прикоснуться.
Тебя так нет, что я
сейчас не знаю,
кого из нас двоих
считать не бывшим:
тебя не вижу и себя не
помню.
* *
*
Все умерли. А те, кто вместо них,
не очень знают, как им поступить
с пропажей, номерами накладных,
шрифтами, урожаем и жильём.
Дворцы стоят рядами сундуков,
пылятся лодки, падают — пропасть —
орехи в мох, и мы себя живём.
И чиним снасть.
И врём, и врём, и врём себя,
самим
себе, и снова врём на свет
лица напротив. Пламенеет стол, парит обед.
Муж, девочка, жена, подросток, соль,
сын, перец, дочь передаёт прибор.
Погоны книг в шкафу. Ребёнок в пол
глядит, вслед исчезая.
Смех. Аэрозоль.
* *
*
Стало темно, и если бы не плащей
Крупные пуговицы в углу,
Ночь показалась мне слепотой.
Кто мы вне отблесков и вещей,
Хаоса льнущего? Ночь на слух,
Вкус и запах и с этой, где я, стороны, и с той,
Где не светит проснуться, совсем как воск.
Утром воскреснет мозг,
Залоснятся стульев края, сиять,
Морщиться, виснуть, сереть, стоять
Примутся все как один, остыв,
Заполняя пустоты. А ту, где ты,
Комнату, окнами в холм,
И ту, где сейчас не сплю,
Жизнь забудет одним рывком,
Утро засветит одним «люблю».
* *
*
Я вспоминаю то, что мимо нас
жило, скользило, проплывало, пугало, неожиданно приснясь,
разламывалось, блекло, остывало,
и то, что, тихо нам принадлежа, — зверинец мебели, похожей на курятник библиотеки ветхая душа, одежда, утварь — нас,
неаккуратных,
терпело, и повернутые к нам портреты, и
отпрянувшие двери,
мигающую в сумерках окна Москву, и дыма траурные перья
над фабрикой,
за парком Октября, —
всё-всё, что нам потворствовало зря, и той любви — неправильной,
кромешной.
Так, cлепок, отлегая от лица, сильней напоминает мертвеца (зияя
им), чем сам он, неизбежный.
6.10.2009
* *
*
Яблоки благоухают в траве, сушатся на столах,
Остаются на дне компота и жаркого дня.
Дом наш словно корабль в горах,
Пенный облунок — над.
И ещё летает, но реже и реже, мяч
За сараем, и вечер, особенно по краям
Неба, реки и веранды ещё слепящ,
И комары, трепеща, приникают к нам,
Но уже унесён творог и ребёнок — в другой руке,
И посуда тонет в раковине, скрипя,
И сердцевины яблок ежам достаются, и молча стоят в реке
Толпы неба, выше самих себя.