Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 7, 2013
Стивен Кинг. 11/22/63. Роман. Перевод с английского В. А. Вебера. М., «Астрель», 2013, 796 стр.
Cтарые добрые времена» всегда находятся в
прошлом. Оборачиваясь назад, мы видим волшебный мираж «золотого века», маячащий
то вблизи (каких-нибудь двадцать-тридцать лет назад), то в отдалении (скажем,
времена трубадуров и менестрелей или блистательной античности). Но если давно минушие года надежно покрыты романтическим флером истории,
то притягательность недавнего прошлого как бы подтверждается рассказами
родителей и собственными воспоминаниями, бережно хранимыми в памяти.
И недосягаемость этих времен кажется
досадной ошибкой.
Вот и писатель, получивший от
поклонников титул «короля ужасов», выступая в непривычном для себя амплуа,
пытается эту ошибку исправить (не он первый, впрочем, но об этом позднее). Герой романа «11/22/63» (переводчик предпочел сохранить
оригинальное название, хотя для русскоязычного читателя оно значит не так
много, как для соотечественников автора), школьный учитель Джейк
Эппинг живет в маленьком провинциальном городке,
болезненно переживает недавний разрыв с женой, а заодно пытается переписать
историю XX века и предотвратить убийство Джона Ф. Кеннеди в Далласе.
Обнаруженный приятелем Эппинга портал в кладовке (место для перемещения в прошлое
выбрано символически точно) трейлера-закусочной ведет прямиком в 9 сентября
1958 года — до трагедии 63-го еще пять лет. Достаточно времени, чтобы изменить
ход событий.
Литературные путешествия во времени —
по крайней мере, те из них, что обращены в прошлое, — всегда связаны с
историческими развилками («переломными моментами», по определению одного из персонажей
книги). Моментами, когда колеблющаяся «равнодействующая миллионов воль» еще не
направила течение истории в русло, которое post
factum представляется детерминированным и
забетонированным. Собственно, на этом предположении — а что было бы, если…
— основано целое направление фантастики под названием «альтернативная история»,
имеющая вполне почтенных отцов-основателей. Еще Арнольд Тойнби (1889 — 1975),
британский историк, философ истории, культуролог и социолог, автор двенадцатитомного труда по сравнительной истории
цивилизаций, размышлял, в числе всего прочего, о том, что было бы, если бы
Александр Македонский не умер в 323 году до нашей эры. Любопытно,
что результатом реконструкции (впрочем, весьма ироничной) стало образование могущественного
государства, империи, устоявшей во всех бурях и катаклизмах вплоть до ХХ века
(хотя вряд ли современное летоисчисление в ней применялось бы), распространение
в качестве мировой религии «западного буддизма» как результата
взаимопроникновения эллинизма и восточных культурных практик, а также ускорение
научно-технического прогресса. Венчает этот исторический сценарий
открытие Америки (Атлантиды Платона), сделанное Ганнибалом по пути из Африки к
берегам Китая.
Взгляд на известный нам мир,
брошенный из других времен или реальностей, указывает на необязательность
наличной реальности, возможность альтернативы, парадоксальность.
Парадоксы вообще часто сопутствуют
литературным путешественникам во времени, которые рискуют вернуться не в тот
мир, что они оставили, застрять во
временной петле или убить по недоразумению собственного дедушку, — излюбленная
игра фантастов. Хотя если вдуматься, этот ключевой принцип — что было бы,
если… — лежит в основе практически всех фантастических произведений.
Фантастика как жанр специализируется на вероятностях, вариантах и сценариях
развития, охватывающих и будущее и прошлое. Здесь роман Кинга следует традиции.
Сам автор прямо говорит о влиянии классического текста Джека Финнея «Меж двух времен»[1] (1970) — о путешествиях и
путешественниках во времени, погружающего читателя в атмосферу — полную
ностальгии и восхищения — Нью-Йорка конца XIX века.
Примечательно, что герой «Меж двух
времен» бежит в прошлое именно из середины ХХ века, иначе говоря, из того
времени, которое столь восхищает Джейка Эппинга — когда бензин стоил всего-навсего тридцать центов
за галлон, а американские автомобили были большими.
Разумеется, Кинг не так прост, чтобы
незамысловато идеализировать прошлое.
Эппинг, живущий в середине
прошлого столетия под именем Джорджа Т. Амберсона,
размышляет о труднопереносимом для человека из нашего времени зловонии (тогда
мало кого тревожили выбросы фабричных труб и выхлопные газы автомобилей) и о
массовых фобиях — в том числе напряженном ожидании возможной атомной войны. Сам автор дополняет
инвективы героя назидательными напоминаниями о сегрегации и расистских
настроениях, царящих в это время в штатах южнее линии Мэйсона
— Диксона.
«Старое доброе время» на поверку
оказывается не таким уж и добрым. Однако в глазах Эппинга,
только начавшего обживать прошлое своей страны, оно оказывается куда лучше выпавшего
ему (и его современникам) настоящего.
Люди открыты и доброжелательны.
Продукты еще не испорчены химией, и к тому же цены на них и на почти все
остальное намного ниже сегодняшних. К слову, эту разницу в ценах использует
приятель Джейка Эл Темплтон,
тот самый, в чьей кладовой находится «портал». Он путешествует в прошлое, чтобы
закупить мясо для закусочной, — вот только многие обходят его заведение
стороной из-за подозрительно низких цен, шутливо упоминая «котобургеры
Эла».
Джейк отправляется не в ностальгическое
время собственной ушедшей юности, когда «трава была зеленее»: в 1958 году ему
еще только предстоит родиться — через два десятка лет. Он открывает страну, в
которой жили его родители.
Обустраивается в 50-х Эппинг с комфортом. Он получает удовольствие от
путешествия, и писатель подыгрывает персонажу и читателю, с тщательностью
увлеченного реконструктора восстанавливая приметы
минувшей эпохи: модную тогда одежду, названия шлягеров и популярных групп,
общественную мораль и литературные события.
Так, на собеседовании, по результатам
которого его должны принять на должность замещающего учителя, Джейк Эппинг сталкивается с
вопросом об его отношении к всколыхнувшей общество книге «Над пропастью во
ржи»: допустимо ли держать ее в школьной библиотеке?
Кинг, как
всегда, чутко уловил тренды — и ностальгия сейчас один из самых массовых. Стоит
хотя бы обратиться к индустрии моды, воскрешающей силуэты и элементы 60-х.
Путешествия в «близкое прошлое» вполне укладываются в этот тренд.
Хотя, разумеется, началось все не
сейчас — тема благодатная. Рэй Бредбери,
Айзек Азимов, Роберт Янг, Клиффорд Саймак, Пол Андерсон, Майкл Крайтон, Гарри Гаррисон — кто только не отметился здесь! И
англоязычным миром дело не ограничилось, хотя в силу причин исторических наше
собственное столкновение с нашим собственным прошлым, особенно близким прошлым,
оказывается травматичным и в лучшем случае
исчерпывается любовью к отеческим гробам. Например, возвращение в середину
двадцатого столетия, во времена юности родителей, для героя повести Святослава Рыбаса «Зеркало для героя» (1983) и ее одноименной
экранизации (1987) режиссера Владимира Хотиненко становится тягостным испытанием.
Однако на тот момент это был редкий и, пожалуй, лучший образец исторических экскурсов
подобного рода. Это не значит, что у нас тема путешествий в прошлое была в
загоне, вовсе нет, стоит, наверное, вспомнить блестящий рассказ Севера Гансовского «Демон истории» (1967), где устранение лидера
немецких нацистов, развязавшего Вторую мировую, приводит к возвышению Гитлера.
Или его же повесть «Винсент Ван Гог», где на первый взгляд речь идет о
путешествиях в прошлое незадачливого спекулянта картинами, раз за разом приводящих
к чуть-чуть другому будущему, а на самом деле — о судьбе гения и тех, кто с
этим гением сталкивается. Однако именно сегодня и именно у нас, в постсоветской
России настоящий бум — тема «попаданцев», как их
несколько снисходительно называют коллеги-писатели, более чем востребована, и
как следствие, распахана вдоль и поперек старательными, но неумелыми авторами.
Трудно, однако, сказать, чем вызвана эта популярность — ностальгическими ли
настроениями, охватившими общество, или не менее сильными настроениями реваншистскими
— желанием реорганизовать историю сообразно собственным идеалам. Ведь, согласно
максиме академика Покровского, «история — это политика, опрокинутая в прошлое».
И в связи со все продолжающейся ревизией
непредсказуемого, как говорится в грустной шутке, прошлого русской истории
временной диапазон поиска альтернативных вариантов будущего весьма широк.
Взамен ностальгического «золотого
века», побега в «лучшие дни» читателю предлагаются горение и борьба. В самых
разных изводах: за победу малой кровью на чужой территории во Второй мировой,
за Российскую империю, устоявшую перед бурей революций, и даже за языческие
славянские племена.
Впрочем, и Джейк
Эппинг движим не эскапистскими устремлениями или
гедонизмом, а желанием даже не просто улучшить, а исправить историю. Его миссия
— спасти президента Кеннеди.
Выбор именно этого события в качестве
«переломного момента» (наряду с ним в качестве таковых Кингом упоминаются и
падение башен 11 сентября, и поражение Альберта Гора на выборах в 2000 году),
разумеется, не случаен. Выстрелы в Далласе стали частью не только Новейшей
истории, но и американской национальной мифологии.
Такой статус
подтверждается обилием книг и кинофильмов на эту тему, а также многочисленными
теориями заговора, зачастую берущими свое начало в тех сумеречных зонах коллективного
бессознательного, где смешиваются факты и мифологемы, иррациональное и рациональное.
Бытует мнение, что стать успешным
автором массовых жанров (да и литературы в целом) без обращения к этим пластам
общественного сознания невозможно.
И многолетний успех Стивена Кинга —
писателя не просто успешного, но сверхтиражного —
свидетельствует, что распознать страхи и чаяния среднего американца ему удается
отлично.
Мастерство и точность его работы с
коллективным бессознательным современного социума закономерно делают его одним
из самых экранизируемых на сегодня писателей. И это показательно: именно
кинематограф, объединяющий в себе сюжетный нарратив и визуальные образы,
является одновременно индикатором и инструментом для работы с общественным
сознанием. А заодно и самым массовым по охвату аудитории видом искусства. Тогда
как чтение — процесс приватный, читатель всегда одинок.
Тут можно вспомнить
мало кому известный факт — альтернативную концовку отечественного байопика (как это называется на современном киножаргоне) «Чапаев», появившуюся во время Великой Отечественной. В новом финале легендарный — во
многом благодаря «каноническому» фильму — комдив выплывал на берег Урала и
призывал бить фашистских оккупантов.
И недаром в недавнем голливудском
фильме «Операция └Арго”», предсказуемо получившем «Оскар», спецслужбы при
помощи кинематографистов спасают заложников из Ирана — высказывание о роли кино
более чем прозрачное.
Уже планируется экранизация и
«11/22/63».
Итак, «Америка приглашала в гости», и
учитель английского языка и литературы Эппинг
принимает приглашение. К слову, в романе неоднократно подчеркивается: Джейк преподает именно английский язык и литературу, а
историю как раз знает весьма посредственно, — в чем
можно увидеть дополнительное подтверждение того, что текст работает в
мифологическом, а не историческом измерении.
Сам, впрочем, Джейк
работой своей не слишком увлечен. Он легко оставляет холостяцкое жилище и,
исполняя волю умершего друга, хозяина закусочной, где расположена дыра во времени,
отправляется в прошлое, чтобы предотвратить убийство президента. Замысел прост:
дождаться возвращения Ли Освальда в Америку, убедиться
в том, что за покушением на Кеннеди стоит именно он, а не таинственные и могущественные
«они» конспирологических теорий, и помешать — любой
ценой — Освальду исполнить задуманное.
И Джейк Эппинг на удивление легко обживается в этом дивном старом
мире. Финансовых затруднений он до поры до
времени не испытывает благодаря усилиям Эла Темплтона, снабдившего его и солидным запасом наличности, и
списком с результатами спортивных состязаний. Да и общество 50-х открыто,
дружелюбно и доверчиво — по современным меркам, излишне доверчиво. На
водительском удостоверении нет фотографий, кредитные карточки сделаны из
картона и целлулоида, а для покупки билетов на самолет не требуются документы.
Как говорит Темплтон, «если в пятьдесят восьмом году
ты обмолвишься об атаке террористов, люди подумают, что речь о подростках, гоняющихся
за коровами».
Роман неторопливо (Кинг по недавнему
своему обыкновению многословен) погружает персонажа и читателей в лишенную
позолоты идеала, но притягательную американскую повседневность конца 50-х —
начала 60-х годов прошлого века. Этот мир, по словам автора, «вызывал ощущение
защищенности… и предопределенности».
Еще до того, как приступить к
реализации плана по спасению Кеннеди, Эппинг/Амберсон испытывает
прошлое на прочность. Сначала он предотвращает несчастный случай на охоте,
произошедший в 1958 году с двенадцатилетней ученицей местной школы. А затем —
жестокое убийство семьи в городке Дерри, именно там,
где происходит действие другого, знаменитого романа Кинга — «Оно».
Действия Эппинга не сразу приводят к успеху — фактически он
уподобляется игроку, раз за разом проходящему уровни компьютерной игры и
постепенно улучшающему свои показатели. Ведь каждое путешествие в прошлое
отменяет все сделанные изменения, и новая попытка начинается с чистого листа.
Это свойство портала приходится как нельзя кстати. Ведь это «жизнь может
развернуться на пятачке», а направить историю по новому пути оказывается не
так-то просто. Едва Эппинг начинает кардинально
менять историю, как обстоятельства ополчаются против него. Автомобили попадают
в аварии и отказываются заводиться. Хвори и травмы
одолевают героя.
Прошлое инертно — оно сопротивляется.
Эппинг/Амберсон
преодолевает это сопротивление и достигает цели: Кеннеди спасен. Вот только
последствия вмешательства в прошлое оказываются не такими радужными, как он
ожидал. Мир, который он оставил, отправляясь в 1958 год, оказывается утопией по
сравнению с миром, который получился «на выходе».
Чего стоят только атомная война между
Индией и Пакистаном, балканизация Соединенных Штатов,
постоянные землетрясения в Калифорнии и Китае и смещение земной коры…
Кинг не разрушает американский миф о
нереализованном великом будущем страны, возглавляемой Кеннеди, но настойчиво
говорит о необратимости истории и необходимости примирения с прошлым. А значит,
и с настоящим: ведь желание подправить историю указывает на пусть и не
проговариваемое напрямую, но существующее недовольство текущим положением дел.
Примечательно, что коллега Кинга по
писательскому ремеслу — Джеймс Эллрой, гранд-мастер и
enfant terrible
детективного жанра, в романе «Американский таблоид» (1995), напротив,
старательно разрушает благостные представления о семействе Кеннеди, а заодно и
об американском образе жизни середины XX века. Уподобляясь писателям — «разгребателям грязи», он показывает спайку мафии, бизнеса и
правительства, неприглядную изнанку внешней и внутренней политики Соединенных
Штатов и в стиле Юлиана Семенова с поправкой на американские реалии трактует
убийство Кеннеди как результат успешной совместной операции мафии и спецслужб.
Да, уничтожение, развенчание мифа
тоже является способом его преодоления.
Для понимания
романа важное значение имеет другой текст Стивена
Кинга — «Мертвая зона», ставший, к слову, первым произведением писателя,
изданным на русском языке (в журнале «Иностранная литература», 1984 г.). Дело в
том, что, по словам самого писателя, замысел романа об убийстве Кеннеди возник
у него в 1972 году, за семь лет до публикации «Мертвой зоны». Складывается
впечатление, что Кинг играет сам с собой шахматную партию, поочередно разворачивая
доску, — вот только один из игроков (прямо как в историях о «временном
парадоксе») старше другого на тридцать лет и живет в ином, изменившимся мире,
жители которого лишены и чувства защищенности, и ощущения предопределенности.
Недаром события 11 сентября (другой известный код — «9/11») упоминаются в
романе неоднократно.
Возможно, именно трансформацией
первоначального замысла объясняется сходство этих романов: и там и там речь
идет о покушении на убийство политического деятеля, главные герои преподают в
школе и даже впадают в кому
по ходу развития сюжета. В остальном «Мертвая зона» является своего рода
инверсией «11/22/63»: ее главный герой намеревается не предотвратить, а
совершить убийство «плохого политика». Однако если «Мертвая зона» обращена в
будущее (ее герой, Джон Смит, everyman, если судить
по имени и фамилии, но everyman, обладающий даром
предвидения, стремится предотвратить превращение Америки в тоталитарное
государство и развязанную «плохим парнем» Третью мировую), то «11/22/63» — в прошлое. Джейк Эппинг пытается предотвратить наше настоящее. Реальность, в
которой мы живем. В «Мертвой зоне» герою все удается — пусть не убить злодея,
но скомпрометировать его так, что путь в большую политику ему оказывается навсегда закрыт. Будущее поддается коррекции и
может быть поправлено, улучшено. Усилия Эппинга/Амберсона оказываются хотя и эффективны, но
в конечном счете не результативны: попытка американского бунта против истории
бессмысленна и бесполезна.
Между тем путешественник (и даже «попаданец») во времени, как правило, является «прогрессором» (по терминологии братьев Стругацких) и
стремится к вмешательству, понимаемому им как улучшение мира. Будь то Антон-Румата, эмиссар светлого будущего на планете в обществе,
находящемся на стадии позднего Средневековья, или марк-твеновский
янки при дворе короля Артура. Идея «прогрессорства»
тесно связана и с историей колониализма (от Рима и испанских конкистадоров, до
английских джентльменов, воспетых Киплингом), и с самой концепцией истории как
последовательного улучшения, собственно «прогресса». И «бремя белого человека»,
и моральный кодекс строителя коммунизма одинаково
призывали к вмешательству.
Однако звучат в фантастике и другие
голоса, предостерегающие от опасного заигрывания с историей. Хрестоматийным
примером такого рода является старый, 1952 года, уже упомянутый выше рассказ
патриарха жанра Рэя Бредбери
«И грянул гром», в котором раздавленная в далеком прошлом бабочка повлекла за
собой кардинальное изменение настоящего. Спустя несколько лет метафору писателя
использовал в своих работах метеоролог, ставший одним из основателей теории хаоса,
Эдвард Лоренц (эффект бабочки). Помимо красочности образа, этот выбор
обусловлен и тем, что график, определяющий поведение рассматриваемых им систем
(так называемый «аттрактор Лоренца»), действительно напоминал два крыла
бабочки. Противодействует попыткам «улучшения» настоящего и герой упомянутого
романа Финнея «Меж двух времен».
Прекрасное прошлое далеко и
иллюзорно, но испытание ностальгией неизбежно тогда, когда статус настоящего
сомнителен, а будущее размывается в очертаниях и теряет свое очарование.
Резонанс, который вызвал роман в
Америке среди критиков и читателей, показывает, что Кинг затронул актуальную
тему. Однако мало попасть в нерв времени, его нужно успокоить.
Что делать
человеку, оглядывающемуся в поисках лучших времен? Помнить, что сопротивление
историческим процессам бесполезно (прошлое — это мертвая зона, и время, если
вновь обратиться к терминологии Стругацких, — «анизотропное шоссе»), а вмешательство
способно все испортить. Жить настоящим в пусть и несовершенном, но лучшем из
миров. И помнить слова святого Августина: «Все существующее, каждое в
отдельности — хорошо, а все вместе очень хорошо». И еще — что поправить будущее
легче, чем прошлое. По крайней мере в фантастике.
[1] Оригинальное название романа Финнея
— «Time And Again» (в переносном значении — «Снова и снова», то
есть время, замкнутое в кольцо, повторяющееся).