(In Umbra. Демонология как семио╛тическая система)
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 11, 2013
In Umbra. Демонология как семиотическая система. Альманах. Выпуск 1. Ответственные редакторы и составители Д. Антонов, О. Христофорова. М., РГГУ, 2012. 545 стр.
За горой замок, замкнут тот замок,
ключи в море брошу под бел-горюч камень Алтор,
не видный ни колдуну, ни колдунице,
ни чернецу, ни чернице.
Из океан-моря вода не бежит, и желтый песок не пересчитать,
так и меня, раба божья, ничем не взять.
Михаил Шолохов. Тихий Дон. Книга первая
На презентации этой, несмотря на «страшное» название, очень симпатичной книги, прошедшей 24 июня 2013 года в столичной книжной лавке «У Кентавра», редакторы-составители сказали, что сама идея международной конференции «Демонология как семиотическая система: Изображение. Текст. Народная культура» (РГГУ, 2010), по результатам которой состоялся этот сборник, родилась случайно, — оказалось, что демоническим в том или ином аспекте занимаются весьма многие ученые из самых разных областей. Демоны и прочая нечисть, как можно было, впрочем, и догадаться, оказались созданиями в полной мере междисциплинарными, мобильными и вообще витальными (или лучше назвать их вирулентными?). Представленные вначале в мифах, богословии и иконографии, демонические креатуры занимались, можно отметить, не только погибелью души человеческой, но и активной экспансией в различные области жизни, искусств и наук («неприятное, но богатое в семантическом плане поле», как было сказано в тот вечер). Пассионарные темные силы уже обеспечили себе второй сборник (готовится к печати) по итогам соответственно второй конференции; в планах и третий, в котором призвали участвовать всех присутствующих и желающих.
В новелле «Игра» Владимир Казаков обмолвился, что те же призраки отличаются завидной четкостью — являются, например, ровно в полночь, без опозданий. Примененные к подопытным строгие научные методы выявляют массу интересных закономерностей. Мало того, являются они нам до сих пор — и точки пересечения демонического с современностью стали, на мой уже взгляд, едва ли не самым интересным, как мы увидим, сюжетом этого разнопланового, как сам темный мир, сборника. Хотя пришли в наш мир дьявольские силы очень давно — это уже другая тема, но стоит задуматься, почему черная Лилит предстала перед Адамом раньше светлой Евы (и та потом была совращена), почему тьма предшествует свету и почему, к слову, едва ли не самый известный исследователь мифического Мирча Элиаде начал свою преподавательскую деятельность с курса лекций под названием «Проблема дьявола в истории религий»?..[1]
Об актуальности и всеохватности темы сборника пишет один из его составителей, Дмитрий Антонов в своем вступлении: «Демонология не только любит оставаться „в тени”, но и сама оттеняет многие аспекты культуры. Представления о враге задают целый комплекс контрмоделей, которые очень важны для любого социума. И на вероучительном, и на бытовом уровне это помогает расставить верные акценты, отделив верное и негативное, свое и чужое, простительное и недопустимое. <…> Представления о дьяволе указывают на источник зла, творимого в мире, идентифицируют его агентов и диктуют методы защиты человека и коллектива. <…> Наконец, демонизация — обычный прием в политической борьбе, без которого обходится очень редкий, локальный или глобальный, конфликт». Тут можно не говорить о своевременности восприятия Другого в наши дни[2], в нашей стране, а можно лишь проследить архаические корни в современной и прогрессивной, казалось бы, политике по одним лишь терминам — «железный занавес» Черчилля[3], «империя зла» Рейгана, «ось зла» Буша-младшего… Древние паттерны, очевидно, живы, они никуда не делись, но что гораздо серьезней — мотивация обращения к ним настолько же архаична, она присутствует в наше время, как лавкрафтовские Древние: «Миф дает человеку полную уверенность в том, что все, что он готовится сделать, уже когда-то было сделано, он помогает прогнать сомнения, которые могут зародиться относительно результатов предпринимаемых действий»[4]. Давно, в советском детстве, когда Рейган и сделал это высказывание, мне, младшему школьнику, воспитанному на строго научных, материалистических, прогрессистских учебниках и книгах, казалось, что суеверия невозможны, они абсолютно вытеснены прогрессом, остались во временах Крестовых походов и инквизиции, впереди же лишь прогресс цивилизации, но для уяснения истоков нынешнего религиозного терроризма, межнациональных столкновений нужно читать не учебники, но самые древние книги — Библию и Коран…
Впрочем, не все пересечения с современностью такие мрачные, а есть очень любопытные, даже занятные и смешные. Так, «Бай» иногда выступало общим именем языческого божества, «отсюда языческие боги (они же и бесы) в древнерусской литературе называются „багами”: истинный Бог противопоставляется ложным „багам”» — схоже, можно сказать, и корректно работающей компьютерной программе противопоставлен «сбой программы», «глюк» под названием «баг». Смерть в иконографии традиционно изображалась в виде персонажа с растрепанными, торчащими волосами, часто красного цвета; «та же прическа возникает у грешников. Узники преисподней часто наделены вздыбленными волосами или хохлами, повторяющими прическу окружающих их демонов» — чем не «хаер» фраппирующих обывателя неформалов и рок-звезд, не «ирокез» панков? Мифическое существо Икоту можно, что следует из анализа бытующих в деревнях современных представлений о ней, выявить и с помощью весьма неожиданных средств: «Икоту обнаруживает знахарь или врач при медицинском обследовании (УЗИ) — она имеет вид животного (лягушка, ящерица) или невидима („в крови”, „везде”)». «Женщина, наказанная за „пространное питание”, в верхней части миниатюры (изображающей прижизненные грехи и адские муки в староверском сборнике. — А. Ч.) ест яблоко, а внизу ее обнаженное тело жарят над огнем три беса, причем зажариваемая фигура испражняется, как будто изрыгая все съеденное на земле» — не напоминает ли риторику и методы нынешних диет[5]? Табак же в древних рукописях поносится как порождение Сатаны (тут об этом не сказано, но табак запрещали еще и потому, что выдыхающий дым уподобляет себя дьяволу), вырос он на могиле отчаянной блудницы: «в ложеснах ея чашу полну мерзости и скверности любодеяния ея и покропи на земли над трупом блудницы тоя» — эти пропагандистско-лексические приемы, кажется, могут быть скоро востребованы иностранными и отечественными борцами с табакокурением… Были, впрочем, и в те годы противоположные мнения: «Табак изгоняет из плоти моей злую мокроту. Табак подавает плоти моей благую доброту. <…> Табак дает в главе моей и очам моим светлое зрение. Табак дает уму моему веселие. Табак подавает рукам моим бодрое труждение. Табак подает ногам моим борзое хождение. В табашном листу обретаются здравыя лекарствы, от его лекарства приемлют все государства»[6] — а возможна ли апология табака в наши «политкорректные» времена?
Однозначно много «бесовских» отсылок в литературе. Лесовики могут представать перед людьми в виде их родственников, как в «Солярисе» Лема; черти расплачиваются деньгами, а потом они превращаются в черт знает что, как в «Мастере и Маргарите», а лирическая героиня в стихотворении Ахматовой, надевая на правую руку «перчатку с левой руки», ведет себя как ведьма, ведь именно нечистой силе свойственно представать в перепутанной, вывернутой наизнанку одежде. Та же упоминавшаяся уже икота попадает в человека, «залетая в рот мухой или маленьким червячком», — как из совсем недавнего, в трилогии Вероники Кунгурцевой о Ване Житном. В человеке же она ведет себя следующим образом: «…в результате сосуществования с человеком, его телом и личностью икота приобретает более ярко выраженную телесность, а также способность говорить (считается, что икота начинает говорить лишь через несколько лет после вселения в человека; по словам некоторых информанток, икота попала им в молодости, а заговорила только в старости). Икота подчиняет себе волю человека, понуждая его к обсценным высказываниям, заставляя проявлять несвойственные ему самому эмоции и удовлетворять желания икоты в отношении питания и образа жизни». Тут уже приходят на ум киноаллюзии («Чужие» и другие) — кино как новый выразитель коллективного бессознательного, заигрывающий с архетипами, едва ли не более мифичен, чем сами мифы…
Как уже видно из приведенных примеров, сборник разнообразен, как старинный бестиарий. В «In Umbra» из тени выходит целый легион бесов. Здесь обсуждаются их имена, внешний вид, рост, прическа и повадки (от ужасной Смерти до старой и утомленной), язык, на котором они говорят (оказывается, что черт не любит слова «бес», предпочитает «черта»), то, как нужно вести себя (применять антиповедение с тем, кто есть анти-Бог), как следует вести деловую переписку с сатаной, обговаривая условия сделки по продаже собственной души (был в Средневековье и такой эпистолярный жанр со своим этикетом)… Сложно отказать себе в эрудическом удовольствии узнать, сколько времени сатана правил небом (3 часа), как называется животное, состоящее из льва и муравья (формиколеон или мирмиколеон), и почему дракон ассоциируется с лестницей (он — страж небесной лестницы добродетелей).
«Обратившись к демоническому бестиарию, т. е. к совокупности представителей фауны, которые порой целиком, но чаще своими отдельными чертами входят в состав облика дьявола, мы обнаруживаем, что эти животные (или их отдельные свойства) выступают как знаки в системе значения вещей». Демонический шифр, когда специалисты дают к нему код, оказывается не столь сложным, открывает вещи крайне занимательные. Тем более что демон всегда — совершенный чужой по отношению к человеку, а «знакомство с чужой демонологией запускает рефлексию носителей традиции по поводу образов собственной культуры, порождая новые мотивации и новые мифологические представления». Можно ли сказать «Аминь!»? Наверно, даже нужно!
[1] См.: Строганова Е. М. Элиаде: жизнь и творчество. — В кн.: Элиаде М. Аспекты мифа. Перевод с французского В. Большакова. М., «Академический Проект», 2010, стр. 229.
[2] Хотя, конечно, проблема стара, как демоны, и не имеет «национальной привязки» — как следует из статьи А. Соловьевой «Представления об этнической принадлежности демонов в китайской и монгольской традициях», демоны в глазах китайцев имели «иностранное подданство», а духи убитых японских солдат являлись своеобразно — в виде марширующих ночами по дорогам портянок…
[3] Хотя до Черчилля выражение прозвучало у Геббельса (статья «2000 год», 1945), а еще раньше — у Розанова («Апокалипсис нашего времени», 1917). См.: Галын— ский М. С. Словарь крылатых слов и выражений. М., 2005, стр. 16. Выражение присутствовало и в Талмуде, где говорилось, что даже железной стене, преграде (mechitza shel barzel) не под силу отделить народ Израиля от его Бога. Первую же железную завесу воздвиг Искандер (Александр Македонский) в «Искандер-наме» Низами — она отделяет дикий народ Яджудж (где живут и русы) от народов мира, стена простоит до Судного дня.
[4] Элиаде М. Аспекты мифа, стр. 143.
[5] Апокриф «Хождение Богородицы по мукам» обещает грешникам-христианам «выходной» — на один день в неделю они освобождаются от адских мук. Чем, интересно, насельники ада занимаются в это время? Про различные способы адского времяпрепровождения пишет в своем последнем на сегодняшний день романе «Проклятые» Чак Паланик — отвязная нимфетка, совершив по глупости суицид, «не намерена прозябать в адском „болоте”» (из аннотации). См. также: Мартын Ганин. Внутри пространства ада. Рецензия на книгу Линор Горалик «Устное народное творчество обитетелей сектора № 1» — «Новый мир», 2012, № 3.
[6] Цитируется в альманахе «In Umbra…»: «Повесть дивная от Старчества о мнихе и о бесе, како они спиралися промеж собою в лесе».
• • •
Этот, а также другие свежие (и архивные) номера "Нового мира" в удобных для вас форматах (RTF, PDF, FB2, EPUB) вы можете закачать в свои читалки и компьютеры на сайте "Нового мира" — http://www.nm1925.ru/