Поэма. Вступительное слово Ирины Роднянской
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 10, 2013
Зубарева Вера Кимовна — поэт, прозаик, литературовед. Родилась в Одессе. Преподает в Пенсильванском университете. Автор 16 книг поэзии, прозы и литературной критики. Пишет на русском и английском. Лауреат Международной премии им. Беллы Ахмадулиной. Публиковалась в журналах «Вопросы литературы», «Нева», «Новая юность», «Посев» и других. В нашем журнале выходила ее статья «Тайнопись. Библейский контекст в поэзии Беллы Ахмадулиной 80-х годов» («Новый мир», 2013, № 8). Живет в Филадельфии.
Что побудило Веру Зубареву, поэта и филолога, профессора Пенсильванского университета в США, автора нескольких книжек лирических стихотворений и издаваемых по-английски и по-русски трудов о наших классиках, — что понудило ее написать эту гротескную поэму, полную озорной насмешливости и мрачной иронии? Вероятно, то же, что в отдаленные от нас времена подсказало Алексею Константиновичу Толстому его знаменитое «Послание М. Н. Лонгинову о дарвинисме» (декабрь 1872 года).
Казалось бы, тогдашний повод прямо противоположен нынешнему: Толстой во имя свободы мысли защищает Дарвина от запретительных мер главы ведомства по делам печати (своего доброго приятеля, между прочим); автор же «Трактата об Обезьяне» защищает ту же свободу мысли от нынешних истолкователей Дарвина. Между тем мишень у обоих поэтов одна — агрессивное превращение научной доктрины во властительное орудие идеологии и политики, в орудие господства над инакомыслящими. И — попутно: примитивизация и варваризация самого научного климата в обществе.
А. К. Толстой, христианский поэт-мыслитель, около полутораста лет назад уже отлично понимал, что эволюционная теория, связываемая с именем Дарвина, не противоречит истинам веры, если с недобросовестным умыслом не изготовлять из нее атеистическую агитку: «Отчего б не понемногу / Введены во бытиё мы? / Иль не хочешь ли уж Богу / Ты приписывать приёмы», — шутливо упрекает Толстой своего адресата за «скудость веры» и добавляет со ссылкой на «еврейское преданье»: «И, по мне, шматина глины / Не знатней орангутанга». (Из статьи биолога и антрополога Г. Л. Муравник «Человек парадоксальный: взгляд науки и взгляд веры», напечатанной в «Новом мире», в № 2 за 2001 г., наши читатели могли узнать об эволюционном — «понемногу» — введении в бытие человеческого организма и о чудесном, скачкообразном его одухотворении — о том, что же имел в виду старый поэт.)
Однако, одернув приятеля за ретроградство, Толстой не забывает о другой «партии»: «От скотов нас Дарвин хочет / До людской возвесть средины — / Нигилисты же хлопочут, / Чтоб мы сделались скотины. // В них не знамя, а прямое / Подтвержденье дарвинисма, / И сквозят в их диком строе / Все симптомы атависма».
Вот эти «симптомы атависма» и превратила Вера Зубарева (скорее всего, о строках Толстого не вспоминая) в ядовитый философский сюжет своего «Трактата…».
Увы, если Толстой видит здесь в своих извечных идейных противниках анархические группки нечесаных «грязных неучей», то новый автор имеет дело никак не меньше, чем с отлично вымытым и ухоженным академическим истеблишментом, всем своим весом не допускающим уклонений от атеистической догматики «неолиберализма». Одним из конкретных поводов к сочинению «Трактата об Обезьяне» стал фильм американского писателя и юриста Бена Штайна «Expelled: No Intelligence Allowed» (что можно перевести как: «Изгои: Высший Разум не допускается»), выполненный в духе документального расследования и демонстрирующий факты остракизма, коему ныне подвергается в научном сообществе США едва ли не любой ученый, не отказывающийся видеть в возникновении жизни на Земле и в антропогенезе признаки разумного Замысла, плана, дизайна, направленной эволюции, наконец. На этом фоне поэтическая инициатива Веры Зубаревой, вписанной по роду своих занятий в ту же академическую среду, можно квалифицировать как достаточно мужественный поступок.
Но этим только оттеняются достоинства весьма оригинального литературного исполнения — отнюдь не прямолинейного и не назойливо-дидактического. Повествование ведется от имени некоего апологета новомодного просвещения на «обезьяний» лад, который и Книгу Бытия готов переписать во славу восстанавливаемого в своих правах четверорукого примата. Этот «примат-доцент» всему нашему общежитию сулит непременный благой переворот по ходу победы Природы над Богом в их будто бы исходной конкуренции. Сам же автор, то прячась за повествовательной маской, то выглядывая из-под нее, исподволь ставит и завихрениям рассказчика, и состоянию общества, в той мере, в какой оно готово им следовать, неумолимый диагноз: деградация. Ставит его как бы играючи, развязывая себе руки свободным стихом с ассонансными, тоже свободными от педантизма, шутливыми, можно сказать, рифмами, которые (будучи хоть и перекрестными, а не парными) вносят в текст некий дух раёшника с его устной «неподцензурностью».
Перед нами мысль затейливо-поэтическая, но она предстает и мыслью общественно-актуальной. Побуждающей отечественного читателя задуматься: а что у нас? Не зажаты ли и мы между двумя полюсами идеологической агрессии: фундаменталистской и неолиберальной?..
Ирина Роднянская
Об Обезьяне —
Венце творения природы;
Её скитаниях и ренессансе;
И о попытках привить ей
Искусственный человеческий интеллект
ТРАКТАТ
На соискание докторской степени
В прогрессивных науках,
Написанный высшим позвоночным,
Магистром п/окаянных наук,
Примат-доцентом,
Теплокровным и млекопитающим.
Предисловие
Жизнь — это зеркало в него смотрящегося.
Дарвин, например, увидел там обезьяну.
После этого с Кафкой был нервный приступ.
Его еле вытолкнули из утробы мира
Год спустя после смерти Дарвина.
Он из страха сделался страховым агентом
И следил за собой, за каждым шагом,
И докладывал страху о своих превращениях,
А тот хохотал, хохотал, таракан-тараканище.
В той тесной, узкой, опечатанной комнате
До сих пор летает чёрная галка
С алой, крест-накрест, раной в горле.
Попробовал бы кто перечеркнуть так Дарвина!
Сколько вообще это может сниться?
В том-то и дело, что вечно, вечно.
Не избавиться уже от снов, от Кафки —
Мумиевидного, высохшего сверчка в углу комнаты.
В лапках его — труха книги.
В провалинах глаз —
Зола видений.
Каждую полночь ему является
С боем часов
Призрак отца Дарвина —
Великая и ужасная
Обезьяна.
Часть I
1
Гелиоцентрическая система Коперника
Оставила в небе большую прогалину.
Вторым историческим событием для человека
Стало явление Обезьяны Дарвину.
Ренессанс Обезьяны, задвинутой незаслуженно
В угол цивилизации и там забытой, —
Наступил. Наши горизонты сделались уже.
Её — расширились. Теперь мы квиты.
2
Что бы там ни говорил Деррида,
Но самым великим деконструктивистом был Дарвин.
Вся эта человеческая чехарда
Не прошла животному миру даром.
Царь зверей издавал грозный рык вотще —
Человек прибрал всё к рукам очень скоро.
Страдала Обезьяна с младенцем на плече,
Природа ругалась естественным отбором.
Крыс вообще лишили всех прав.
Кроликов сгоняли в гетто лабораторий.
На человека нужен был большой удав,
Чтобы он осознал своё место в истории.
3
До Дарвина была человекоцентрическая система.
Дарвин поставил в центре Обезьяну
И доказал, что вокруг неё все мы
Вращаемся, как вокруг директора — замы.
Обезьяна — это солнце для homo sapiens,
Погрязшего в своей социальной психушке.
Под её влиянием уже пересматривается
Прототип «Чудного мгновения» Пушкина.
4
Чтобы глубже понять особенности Обезьяны,
Нужно вчитаться в мифы народов мира,
Например, в Библию — праматерь Себастьяна
Баха «Хорошо темперированного клавира».
В обезьяне воплотилась идея подобия,
Легшего в основу и библейского создания.
Подражательность она впитала с кровью.
А всё остальное — всего лишь иносказание.
Действуя всегда по образу и подобию,
Окружённая ящерами обезьяна-диссидентка
Постепенно превратилась в двуногое,
Чем весьма порадовала Лысенко.
5
Бог сотворил человека по Своему образу.
Природа сотворила Обезьяну по человеческому подобию.
Кто в кого верит, пусть и строит свою гипотезу.
Природе — природное; Богу — Богово.
Но о Боге, по мере возможности, не будем —
Это позднейшее синтетическое понятие,
Принадлежавшее уже людям
(Пока что буду их так называть я).
Обезьяна — венец творения природы.
Природа всегда соревнуется с Богом.
Её весьма прогрессивные опыты
Уже выходят Ему боком.
Природа показывает Творцу все изъяны
Человека, не имеющего у фауны успеха.
Любая человекообразная обезьяна
Культурней обезьяноподобного человека.
6
Но мы отвлеклись. Речь не о природе и Боге,
Тем более, что о последнем нет никаких свидетельств,
Никаких раскопок, ничего, кроме аналогий.
И в космосе черно, как в некоторых сельских
Местностях в полночь, где перебили
Все лампочки, явно целясь в звёзды.
В космосе уйма космической пыли
И вообще отсутствует всякий воздух.
Бог родился и вырос в трудных условиях,
Но Ему удалось превозмочь их. Вкратце
Идея, выраженная в Его первом Слове, —
Это Божья власть плюс электрификация.
Но мы отвлеклись. С утра не туда заносит…
Речь, опять-таки, не о Нём, а об Обезьяне.
(Сказанное выше прошу поместить в сноске.
И там же читать. Благодарю заранее.)
7
В этом есть некоторая непреодолимая спутанность.
До упоминания Библии всё шло гладко.
Теперь же выясняется, что, по сути,
Есть сотворение второго и первого порядка.
Бог и природа получились конкурентами,
(Хоть Бог благоволил к чистым и нечистым,
Но, кто из них пользуется какими дивидендами,
Придётся разбираться уже экономистам.)
Суть не в этом. Бог выписал квитанцию
Земле на выращивание флоры и фауны.
Таким образом, природа стала Его напарницей.
Конкуренция не входила в Его планы.
Он развёл себе вскоре сынов Божиих,
Но природа не отставала. И желая ответить,
Создала дочерей земных, весьма пригожих
(Бытие, шестая глава, стих с первого по третий).
С Адамом же всё получилось как в сказке о Кощее:
Вон древо,
на нём ветка,
на ней плод,
а в нём — смерть Адама и отпрысков.
Пропп эту связь проглядел, и его отрицаю вообще я.
Тот же досадный пробел и в трудах Веселовского.
Но всё это, опять-таки, не относится к теме
Данного исследования в свете естествознания,
Поэтому лучше всего прервать рассуждения
Общего толка и перейти к Обезьяне.
8
Так вот, в Эдеме, а попросту джунглях
С прекрасным климатом, вкушала все блага
Невинная Обезьяна, пока не встретила жулика,
Хитреца и завистника — ядовитого Нага.
Наг раскачивался на развесистом дереве.
Издали его можно было принять за лиану.
Он не вызывал у окружающих доверия
И провести мог только наивную Обезьяну.
— Попробуй вот это, — сказал он, указывая
Кончиком хвоста на что-то среднее
Между лысым кокосом и гладким ананасом.
У Обезьяны как раз уже всё было съедено.
Она приблизилась. Любопытство
Было самой серьёзной её ошибкой.
Тронула плод. Оттуда выполз
Дрянной червяк с пьяной улыбкой.
Наг, следивший за Обезьяной украдкой,
— Видишь? — спросил. Обезьяна кивнула.
Органы зрения у неё были в порядке.
Червяк же витал в эмпиреях загула.
— Попробуй — повеселеешь, — сказал ей завистник,
Предвкушая увидеть обезьяну на брюхе,
Носом в пыли. Отодвинув листик,
Наклонил к ней ветку. Обезьяна обнюхала
Бродящие соки за шагреневой кожицей.
— Чувствуешь? — спросил негодяй. Обезьяна снова
Честно кивнула. С нюхом у неё было тоже
Всё в порядке. Чуть надкусила. В голову
Ударило лёгкое, чуть газированное, веселье.
«Вот это да!» — Обезьяна впервые подумала.
Стали кружиться деревья, как карусели,
Но кто-то к виску уже приставил дуло.
9
В пробуждении было мало весёлого.
Обезьяна очнулась на обочине джунглей,
Пыталась вспомнить, кто же привёл её
Туда. Настроение было жуткое.
Шерсть отваливалась просто клоками.
Челюсть сделалась недоразвитой.
Обезьяна всплёскивала короткими руками
И гляделась в речку, где с каждым разом
Отражение менялось, и было уже трудно
Различить обезьянье в новом телосложении.
«С кем же я скрещивалась?» — Обезьяна раздумывала
Над падением нравственности под углом отражения.
10
После принятия плода в Обезьяне всё раскололось.
Иногда ей мнилось, что она идёт ко дну.
У неё появился ломающийся внутренний голос
(Шизофрения по Блейлеру, полифония по Бахтину).
У природы она явно уже была не в фаворе.
Ей не хватало прежней ловкости,
Она беспрестанно путалась во флоре,
И никто из фауны не приходил к ней в гости.
11
Сложные отношения бывшей обезьяны и среды
Обусловили дальнейший разрыв между ними.
Ни волки, ни овцы не хотели приютить, увы,
Существо без отчества и даже без имени.
Отбившись от стаи и не прибившись к стаду, оно
Озлобилось в душе, которая у него появилась,
Как мифическое золотое руно,
Что имеет далеко не каждая живность.
Но дело не в этом. Оказавшись одним против всех,
Существо затаило обиду на всю природу,
Ей в отместку придумало письменность, назвав себя: «человек»;
Прикарманило земли, нашкрябав на скалах: «продано».
Обходили его десятой дорогой и волк и лев.
Человек управлял скотом, и плодами, и пчёлами в ульях,
А устав от забот, он посасывал плод, и потом, охмелев,
Засыпал. И к нему нисходил рай в джунглях.
Часть II
1
Итак, Обезьяна стала человеком насильно,
В результате сплошного обмана.
Родственная ветвь была полностью репрессирована
И звучала как прозвище: о-бе-зья-на!
Наг не ожидал такого успеха
От своей затеи просто поглумиться.
С тех пор он не мог смотреть без смеха
На все эти бывшие обезьяньи лица.
Так называемое Древо познания
Хранило компромат на Господа Бога,
И стало понятно даже Обезьяне,
Что Он сделал хорошо, а что — плохо.
Земля в Эдеме не плодила самостоятельно,
И дождей Бог не слал. Всё это красноречиво
Свидетельствует о реальных обстоятельствах,
Которые загладило библейское чтиво.
Адам эксплуатировался при любой погоде,
И не предвиделось выхода из этого рабства.
Знание, скрытое в Запретном Плоде,
Было подобно «Капиталу» Карла Маркса.
Революция в Эдеме совершилась по Ленину —
В одной отдельно взятой аграрной области.
Феминистка Ева стала во главе сопротивления.
(Но переписчик стёр все эти подробности.)
Бог уготовал Еве узы замужества.
Ева же стремилась к высшему образованию,
Что свешивалось с Древа, не внушая ужаса
И суля ей сладости, больше, чем в Адаме.
По поводу Евы у Бога не было ясности.
Его представленья о женщинах были слегка однобокими.
Ученье — свет, который приносит тьму неприятностей.
(Последний вывод лучше заключить в скобки.)
2
Фернесс испытывал к обезьяне Люси[1]
То, что Фрейд назвал бы Эдиповым комплексом,
Павлов — рефлексом, а Достоевский — конвульсиями.
Фернесс же интересовался только Люсиным мозгом.
Люси была симпатичного сложения,
Любила зеркало и очки (что ей было подарено)
И очень радовалась своему отражению,
Видя, наверное, в зеркале Дарвина.
3
Уильям Фернесс был одним из первых,
Кто отдался подготовке будущей смены.
Он верил, что крепкий примат займёт место нервных,
Шимпанзоидных особей, вскрывающих себе вены.
Он у зеркала простаивал часами с Люси,
Вытягивая губы то накось, то сикось,
Пытаясь осуществить лингвистические иллюзии.
Но из него не получился мистер Хиггинс.
4
Люси не прошлёпала губами «папа».
Люси подражала молчаливости зеркала.
Мистер Хиггинс-Фернесс прошляпил
Жизнь. И она померкла.
5
Вот история жизни Обезьяны,
Что во всех учебниках (отечественных и неотечественных)
Представлена (и весьма узнаваемо!)
Как собирательный образ человечества.
Поначалу сутулая, как первоклассник за партой,
Которому требуется классная дама,
Она всё меньше опирается на передние лапы,
И на последней картинке стоит уже прямо.
Всё дело в позвоночнике. И каждый воочию
Может убедиться, сравнив человека и кенгуру,
Как точно термин «высшие позвоночные»
Описывает замысловатую эволюционную игру.
Язык сусликов, например, изучить и понять не просто.
Он состоит «из разнообразных свистов и щебетов,
И щелчков различной частоты и громкости».
Между сусликами должно быть много поэтов.
По позвоночнику различают низших и высших.
В нём — наука и искусство нашего завтра.
Человек — выше суслика, и он тоже слагает вирши,
Но ему ещё далеко до динозавра.
6
Насколько человек, отделивший себя от Обезьяны,
Отстаёт от своего животного окружения,
Демонстрирует канон Моргана
В его классическом приложении,
К копыту Умного Ганса, выстукивающего
Математические выкладки, как азбуку Морзе,
Об асфальт, поражая образованных присутствующих,
И ставя вопрос о нужде и пользе
Математических вузов, а заодно и всех прочих.
«Мозг не определяет свойства ума», —
Поговаривали. Но некий завистник и склочник
Дискредитировал копыто, выстукивающее теорему Ферма.
7
Копыто Умного Ганса вскрыло проблему
Нехватки братьев по разуму в человеческом обществе.
Поэтому в выстукиваниях слышали и теорему,
И аксиому, и всё, что захочется.
После разоблачения, в общем, неглупой лошади,
Астрофизики сами стали выстукивать
Позывные в космосе. Но и на этой обширной площади
Откликалось лишь то, что сумело аукнуться.
В общем, всё это эм це в квадрате
Показало, что усилия не стоили репки,
И что тоска человека по собратьям —
Это настоятельный зов предков.
Неудовлетворённость современного человека
Идёт от разрыва между ним и историей.
Один примат девятнадцатого века
Так и написал: «От ума — горе».
8
Возвратить к Обезьяне заблудшего человека —
Задача, идущая от природного чувства долга.
В предвкушении этого социального Биг Бэнга
Мы растим своего Кинг Конга.
Обезьяны пытались освободить Маугли,
Выкрав детёныша, но очень скоро
Его обнаружили и поймали
Тупые враги естественного отбора.
Из этого делаем простой вывод:
Чтобы окончательно прийти к Обезьяне
И отразить успешно вражеский выпад,
Нужно поменять систему образования.
9
Разум — свойство высокоорганизованных систем,
А не мозга отдельных особей.
Муравей, к примеру, силён именно тем,
Что мыслит коллективным образом.
Выживает не единичное, а сверхорганизм,
И при этом ему даже не нужен позвоночник,
Как показывает муравьиный коммунизм,
В котором не сыщешь одиночек.
10
Высшие позвоночные должны подражать низшим,
Не выказывать превосходства, молчать и сливаться
Или прикинуться какой-нибудь пищей,
Лучше — неудобоваримой для собственной безопасности.
Перестройка приведёт к окончательному примирению
И стиранию граней между позвоночниками.
За это приматы получат премию
И разделят её со всеми прочими.
Равенство, братство и другие понятия
Поставят всё на своё место.
Обезьяне, имитирующей низших собратьев,
Будет отдана пальма первенства.
11
Стирание граней между низшими и высшими
Способствует перераспределению энергии между ними.
Бог отпадает как третий лишний.
(Читай с маленькой буквы здесь Его имя.)
Некогда Он сослал человека свирепо
На пожизненные работы (почти как при Сталине).
Теперь человек изгоняет Его из своего вертепа.
Как говорится, яблочко от яблони…
Богу неча пенять на Собственный образ и подобие.
Что посеешь — то и пожнёшь, как говорится.
Богу не набрать голосов и не видать Нобеля.
Нужно как можно быстрее стереть все границы.
12
Возвращение блудного человека к Обезьяне
Будет с радостью воспринято природой, что тоже
Воскликнет: «Ешьте и веселитесь, земляне!
Ибо этот сын мой был мертв и ожил».
Поначалу Обезьяна, конечно, рассердится,
Обрушит на своего нерадивого младшего брата
Герпес, гепатит и другие инфекции
За то, что природа щедрее к тому, кто пришёл обратно.
Но природа её образумит, сказав: «Ты всегда со мною.
Иногда нам с тобой даже было скучно.
А теперь Этому Вечному под луною
Я докажу, что моё творение было лучше.
И тогда, наконец, я буду царить в числителе
Над всеми вами — животными одной крови —
И колонии насекомых превращу в исправительные
Для обращения в бесхребетных сопротивляющихся хребтовых».
Но для этого людям придётся ещё потрудиться,
Сделать вновь обезьян своими друзьями,
Перенять их походку, мимику, жесты, интуицию,
И труд вернёт человека к Обезьяне.
Первыми должны показать пример учёные.
Их готовность к скрещиванию подхватит студенчество.
Не пройдёт и столетия, как новоиспечённое
Поколение освободит всех от оков человечества.
13
Сближение с Обезьяной сделает былью сказку.
Мы рождены для того, чтоб вернуться в ретро.
Слово «обезьяна» имеет глумительную окраску
И посему политически некорректно.
Все мы приматы и гоминоиды.
Будет весело вместе нам.
Возвращённые дети природы
Не будут томиться по зоопаркам и церквям.
Цивилизация — это войны и дороговизна.
Прогресс — это старая забытая радость.
Под прочным знаменем дарвинизма
Орангутарии всех стран, объединяйтесь!
Примечания и выводы
Бог, наученный горьким опытом,
Испугался, что Каин займётся селекцией
И выведет Древо жизни. И что потом?
Бог не одобрил Адамова первенца.
С тех пор не сыщешь гибрида без вкусового изъяна.
Картофелен персик; клубника хрустит огуречной клетчаткой;
Арбуз не хрустит. Пострадала, как всегда, Обезьяна —
Вегетарианка, питающаяся плодами и початками.
Но зато уже сблизились огород и сад.
Есть надежда, что и с нами всё будет в ажуре,
И Дарвин — пастырь обезьяньих стад —
Встретит человека с ключами от джунглей.
[1] В начале ХХ века английский ученый Уильям Фернесс приручил самку орангутанга. В течение шести месяцев он пытался научить Люси произносить слово «папа», становясь с ней перед зеркалом и повторяя это слово.
• • •
Этот, а также другие свежие (и архивные) номера "Нового мира" в удобных для вас форматах (RTF, PDF, FB2, EPUB) вы можете закачать в свои читалки и компьютеры на сайте "Нового мира" — http://www.nm1925.ru/