Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 9, 2012
И в а н А х м е т ь е в. Ничего обойдется. М., «Самокат», 2011, 96 стр. («Verslibre»).
Веселое издательство «Самокат», специализирующееся на детских книжках, сделало в свое время естественный шаг — стало издавать серию «Vers libre» («Свободный стих»), стихов для взрослых, но, как уже ясно из названия, — свободных и в соответствующем художественном оформлении (иными словами, стало представлять книгу как объект, — и есть авторы, которым это к лицу).
Начав с книг «При виде лис во мраке» Бонифация и Германа Лукомникова (на самом деле два лица одного и того же автора) и «Дивносинего сновидения» Дмитрия Авалиани[7], оно продолжило серию сборником Ивана Ахметьева — фигуры для нашего поэтического сообщества уже легендарной.
Говорить об этой книге и вообще о стихах Ахметьева, о его эстетике — занятие не самое легкое. Какая эстетика в буквах алфавита? Если только вы не родились Артюром Рембо, Велимиром Хлебниковым или Акакием Акакиевичем Башмачкиным, никаких особенных эстетических качеств вы в этих закорючках не обнаружите. Но стихи Ахметьева — это если и не алфавит, то строительные блоки, кирпичики, из которых строится «обычный» текст… И этими кирпичами нам внезапно предлагают полюбоваться. И они оказываются… прекрасны? нет, скорее весомы.
Человек с «классической» поэтической биографией (окончил физический факультет МГУ, работал инженером, сторожем, дворником, рабочим в булочной, библиотекарем), Ахметьев принадлежит к тем, кто пробует на прочность само вещество поэзии. Ряд предшественников и предтеч — да и просто единомышленников — выстраивается сразу: Ян Сатуновский, Игорь Холин, Генрих Сапгир, Всеволод Некрасов (именно Некрасов писал предисловие к мюнхенской книге Ивана Ахметьева «Миниатюры», 1990). Однако если сам Ахметьев называет знакомство со стихами Некрасова «откровением», то применительно к себе он говорит о «пути наименьшего сопротивления»[8], иными словами — о простоте.
Иван Ахметьев не собирается никого удивлять или поражать. Его голос — может быть, самый тихий из голосов современных поэтов — как бы сознательно остается в тени, основная его интонация — интонация тихой грусти, недоумения и все-таки, да, нежности (Михаил Нилин в свое время назвал это «наивной рассудительностью»[9]). «Ничего обойдется» — это не просто заглавие книги, это, можно сказать, мировоззрение Ивана Ахметьева, выраженное в двух словах. Такое впечатление, что он уже родился чем-то опечаленный и удивленный. Печаль Ахметьева, конечно, светла, но все же это печаль; его стихи — «одна бесконечная осень». Даже когда он радуется, то радуется тихо и словно бы так, чтобы никого не потревожить («наше счастье в двух шагах / наше счастье в двух ногах / в двух руках и паре глаз / что сияют встретив нас»).
У Андрея Платонова один из героев, как всегда сиротливый, неотмирный и ненужный, подбирает опавший лист, случайно попавшийся ему на дороге, — лист ведь тоже никому не нужен, он тоже сирота. Ахметьев подбирает такие листы — незаметные, невидимые никому обрывки фраз, разговоров, жизни: то, что другим кажется только строительным материалом текстов, Иван Ахметьев старательно собирает и предлагает любоваться печальным этим мусором просто так, потому что этот мусор тоже вот-вот исчезнет.
Если вы ходили на выставки художника Ильи Кабакова, то видели его тотальные инсталляции или ассамбляжи, состоящие из всевозможного советского и постсоветского хлама. «Хлам» Кабакова — порождение конкретного исторического быта. В его случае, рассматривая опавший лист, мы всегда помним о дереве, на котором он когда-то рос. Для понимания текстов Ахметьева особенных знаний о быте — советском или же постсоветском — не требуется. Его фразы-листья берутся будто из ниоткуда. Когда-то Ахметьев придумал термин «бесконтекстная поэзия» — то есть поэзия, которая сама не помнит, почему и для чего она возникла[10], и потому свободна от навязанных ассоциаций. Стихи самого Ахметьева — почти идеальное выражение такой бесконтекстной поэзии, однако свой контекст тут все же имеется, контекст здесь — книга (тут, наверное, уместно упомянуть имена составителей — Ильи Бернштейна, Ольги Буяновой, самого Ивана Ахметьева и Татьяны Нешумовой). Одно стихотворение здесь словно бы вырастает из другого (недаром миниатюры Ахметьева даны в подбор, так, что глаз может охватить несколько информационных пакетов сразу), каждый следующий текст — продолжение предыдущего. Читаешь, скажем, — «семья / это все те / на кого вы сердитесь», а следом уже идет «иногда хочется / побыть одному / но не получается // а иногда наоборот». Или прочтешь «русские люди / друг с другом / не церемонятся», а следом за ним — стих из одного слова «зоотечественники». Стихотворения Ахметьева — горстки слов. Порой это почти выдержки из «Уединенного» или «Опавших листьев» Василия Розанова, почему-то притворяющиеся стихотворениями: «есть русские / в широком смысле слова // есть русские / в узком смысле слова // и есть русские / в очень узком смысле слова». Порой — афоризмы: «дяти тёти / всё вы врёте», «с помощью поэзии / боремся с депрессией / с помощью прозы / с неврозами». Порой — почти буддийские коаны: «я так думаю / своё мнение я хотел бы / изложить в стихах / они перед вами», «утром в метро / я чувствую себя / как рыба / которую выбросили / из реки сна».
Монохромные, будто выполненные углем или одной лишь черной тушью лаконичные иллюстрации Марии Грачёвой передают сиротство стихов Ахметьева как нельзя лучше. Причем порой это в прямом смысле слова иллюстрации — после стихотворения «Клуб им. Русакова / в сетке проводов // и каланча» действительно, кажется, изображен Клуб им. Русакова в сетке проводов, а рядом с моностихом «в этоМ городе я тОСКоВАл» — смутно проступающее из мглы, видимо привокзальное, перекрытое косым темным зеркальное «ОСКВА» — и белые призрачные, выступающие из этой мглы, как бы взвешенные, крохотные фигурки…
Несмотря, однако, и на суховатую ироничность, и на абсолютное отсутствие пафоса, Ахметьев — человек принципиальный, твердый и упорный и, пожалуй, даже жесткий — во всем, что касается собственно современной литературы. В историю словесности он войдет, точнее — уже вошел, как знаток и публикатор советской неофициальной поэзии 1950 — 1980-х годов. Достаточно вспомнить и работу над разделом «Непохожие стихи» в антологии «Самиздат века» («Полифакт», 1997, составитель Генрих Сапгир, соредактор Владислав Кулаков), и ее расширенную сетевую версию на сайте «Русская виртуальная библиотека», и вышедшую в 2010 году двухтомную антологию «Русские стихи 1950 — 2000 годов» (составители И. Ахметьев, Г. Лукомников, В. Орлов, А. Урицкий)[11]…
Мы можем познакомиться с ним и в этом его качестве: в сборник вошла написанная в 2009 году для архитектурного журнала «Проект Россия» статья «Минимализм в русской поэзии», где минимализм напрямую связывается с отказом от пафоса, ассоциировавшегося в советское время (да и во все, полагаю, времена) с официальной культурой. В этом контексте понятна и неуловимая вроде бы, но явственно ощутимая ироничность ахметьевских стиховых построений: «ирония — аннигиляция суеты». Статья эта (тоже весьма минималистская и афористичная) написана для непрофильного, нелитературного журнала и носит скорее просветительский характер. В сущности, ее тоже можно читать как художественный текст, причем текст высокого качества, или, говоря словами самого Ахметьева, «словесность, не создающую шума». Дело в самом строе мысли Ахметьева, который легко соединяет дао китайской философии и принцип Мопертюи.
Еще здесь небольшие фрагменты разных интервью Ивана Ахметьева, в том числе цитированное выше интервью «Независимой газете».
Юрий УГОЛЬНИКОВ
[7] Об этих книгах см.: У г о л ь н и к о в Ю. Из детства с новым опытом. — «Новый мир», 2011, № 5.
[8] М а к с и м о в а М а р и я. Интервью с Иваном Ахметьевым. — «Независимая газета», 1995, 28 декабря, № 150 (1077), стр. 7. Опубликовано c изменениями на сайте «Русская поэзия 60-х годов» <http://www.ruthenia.ru/60s/ahmetjev>.
[9] <http://www.litkarta.ru/dossier/nilin-ob-ahmetieve>.
[10] «Пауза, конечно, да. Зона молчания, невысказанного. На нее, в сущности, стихотворение опирается. Когда-то я придумал термин └бесконтекстная поэзия”. То есть такая, где читатель контекст придумывает сам, может даже придумать совершенно иной. А графические методы — рамочки и прочее — нужны для того, чтобы подчеркнуть ритм. Кстати, все эти вещи я впервые увидел у того же Вс. Некрасова…» (М а к с и м о в а М а р и я. Интервью с Иваном Ахметьевым. — «Независимая газета», 1995, 28 декабря, № 150 (1077), стр. 7).
[11] Об этой антологии — и частично о публикаторской и литературоведческой работе Ивана Ахметьева — см. также: К и р и л л К о р ч а г и н. Онтология Антологии. — «Новый мир», 2011, № 8.