(составители А. Василевский, П. Крючков)
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 8, 2012
“Афиша”, “Газета.Ru”, “Известия”, “Итоги”, “InLiberty.ru/Свободная среда”, “Коммерсантъ Украина”, “Литературная газета”, “Литературная Россия”, “Московские новости”, “НГ Ex libris”, “Новая газета”, “Новая реальность”, “Новое литературное обозрение”, “Новые Известия”, “Однако”, “Отечественные записки”, “Перемены”, “ПОЛИТ.РУ”, “Православие и мир”, “Приход святой Екатерины Александрийской”, “Российская газета”, “Русский Журнал”, “Топос”, “Частный корреспондент”, “Citizen K”, “OpenSpace”, “SvobodaNews.ru”
Кирилл Александров. Неизвестные потери и забытые союзники. — “Новая газета”, 2012, № 49, 4 мая <http://www.novayagazeta.ru>.
“Через тридцать лет нас станет на 20 — 25 миллионов меньше. О прочих прогнозах лучше не думать. Об этом говорят часто. Но до сих пор во всеуслышание не говорят о том, что исчерпание русского населения — естественный результат историко-демографической катастрофы, растянувшейся во времени между 1917 и 1953 годами”.
Александр Архангельский. Где горит огонь. Беседу вела Анна Данилова. — “Православие и мир”, 2012, 30 мая <http://www.pravmir.ru>.
“└Эсквайр” для моих студентов — это то же самое, что для шестидесятников └Новый мир”. Мы просто это не опознаем, не считываем. Нам может нравиться └Эсквайр”, не нравиться, но пока Филипп Бахтин там работал, он им типологически давал то же чтение, которое давал когда-то Ефим Дорош в журнале Твардовского”.
“Мои младшие дети читают какую-то полную ахинею про каких-то воителей-котов. Я им не мешаю, потому что потом они естественным образом сделают следующий шаг к не-котам и не-воителям”.
“Я знаю, например, как обсуждался вопрос, подписывать ли письмо в защиту Зои Крахмальниковой. Покойный отец Вячеслав Резников, который был не робкого десятка, своим духовным детям говорил так: └Ты сам решай. Я тебе ни благословения, ни запрета не даю. Но ты должен понять, что ей это не нужно. Она захотела пострадать за Христа и пойти на крест. Ты что, хочешь попросить ее снять с креста? Если ты сам хочешь идти на крест — пиши. Не для нее, а для себя. Но тогда потом не сворачивай””.
Андрей Битов. “Мы взяли все худшее и потеряли все лучшее”. Беседу вел Игорь Панин. — “Литературная газета”, 2012, № 21, 23 мая <http://www.lgz.ru>.
Интервью в связи с 75-летием писателя. “В картах есть такой термин — └слам”, когда двое сговорившихся шулеров играют с незнакомым партнером. Подобную ситуацию можно наблюдать и в нынешнем литпроцессе, где авторы тусуются, премии организуются, а места в табели о рангах распределяются. Мои вещи живы уже полвека, меня по-прежнему читают, и я не вычеркнул из написанного ни одной строчки. Я вошел в литературу давно, и, наверное, некоторые литдеятели решили, что меня уже как бы и нет, что со мной можно не считаться. А я ведь пишу до сих пор. И не хуже, чем раньше”.
“Вот сейчас [пишу] о прозе Ломоносова, например. Для кого? Кто будет это читать? Понятия не имею, но пишу. Просто я прочел работы Ломоносова по минералогии, в которых он описывает камни. И я увидел, как это сделано! Настоящая литература, без преувеличения! А я, окончив в свое время Горный институт, вполне могу это оценить”.
Андрей Битов. “Служить и подчиняться я не могу”. Беседу вела Веста Боровикова. — “Новые Известия”, 2012, 28 мая <http://www.newizv.ru>.
“Ахматова, кажется, сказала, что чтение — удел молодости. Я читаю с большим трудом всю жизнь. До сих пор читаю практически по складам. Поэтому могу прочесть только то, что можно прочесть с такой скоростью. Это должна быть очень хорошая литература. Я могу по запаху, по вкусу определить, хороша ли книга. Но читать я не буду. Иногда, когда я попадаю в жюри, вынужден что-то читать. Это большая работа — читать. Поэтому я читал только хорошие книги. И за всю жизнь прочел их не очень много. Я интеллектуал каким-то другим путем. Мне иногда приходят в голову дельные мысли. Часто оказывается, что все они до меня уже у кого-то были. Например, у Платона”.
См. также: Андрей Битов, “Каждый день можно обработать как роман…” (беседовал Дмитрий Бавильский) — “Частный корреспондент”, 2012, 27 мая <http://www.chaskor.ru>.
Инна Булкина. Долгое дыхание. Сергей Жадан выпустил новый сборник стихов. — “Коммерсантъ Украина”, 2012, № 69, 25 апреля <http://www.kommersant.ua>.
Сборник Сергея Жадана “ВогнепальнЁ й ножовЁ” (“Огнестрельные и ножевые”) выпущен харьковским издательством “Клуб сЁмейного дозвЁлля”; в него вошли его стихи последних лет, по большей части “библейские и криминальные баллады”.
“Мы привыкли к тому, что поэты у нас, как правило, лирические. Жадан — поэт эпический, он тем и оригинален, что пишет историю. Причем в поэзии это у него получается даже убедительнее, чем в прозе. Он схватывает в стихах не столько ощущение конкретного момента (остановись, мгновение!) и переживания в нем себя любимого — это делают все поэты, а у хороших это даже получается; нет, он сохраняет ощущение общего для всех времен, приподнимает наше обыденное время — и нас вместе с ним — до былинных масштабов. Он вписывает наше малое историческое время (какие-то 20 с небольшим лет) в большую историю. Там за фигурами криминальных героев 1990-х маячат тени библейских апостолов с именами революционных командармов. Там все города по утрам похожи, и непонятно, где кончается Харьков и начинается Чикаго и где будут нанесены новые раны”.
Полную версию рецензии Инны Булкиной см.: “Стенгазета”, 2012, 11 мая <http://www.stengazeta.net>. Цитата оттуда: “<…> весь этот условный └киплинг”, который неизбежно встает за └хрониками украинского Востока”, объясняет еще одно парадоксальное свойство Жадана: кажется, он первый и единственный из больших украинских поэтов абсолютно свободен от └виктимного комплекса” постколониальной литературы”.
Дмитрий Быков. Почему невозможен сегодня русский роман — ни на современном, ни на историческом материале, да и фантастика давно не видела прорывов? — “Новая газета”, 2012, № 49, 4 мая.
“Почти всякий современный роман — увы, не только русский — являет собою коктейль, шейк из нескольких давно известных ингредиентов (как говорил в 1987-м, кажется, году Вл. Новиков, сегодня достоинством является не первичность, почти невозможная, а мера отрефлексированности вторичности); вопрос в том, насколько ингредиенты совместимы”.
“Вечная проблема сочинителя, занимающегося еще и критикой, — упрек в попытке выдать личный творческий кризис за тенденцию; но что поделать, я и сам с великим трудом заставляю себя возвращаться к недописанному роману, потому что роман может расти не на всякой почве”.
“Впрочем, есть и оптимистическое объяснение. Какой смысл писать семейный роман в шестнадцатом, а военный — в сороковом? Страна явно на пороге серьезных перемен, и ближайшие два-три года вполне могут отменить все, написанное нами сейчас. Стоит ли в таком случае огорчаться, что у нас сегодня нет романов? Зато у нас есть будущее. Это всяко важней”.
Vita sovietica. Неакадемический словарь-инвентарь советской цивилизации. Под редакцией Андрея Лебедева. — “Топос”, 2012, 6 и 23 мая, 7 и 23 июня <http://www.topos.ru>.
Авоська. Байдарка. Дача. Двор. Кино. Среди прочего: “Но я все равно не люблю советского кино, как не люблю своего детства и ностальгии по нему. Возможно, это пример к словарной статье └Вытеснение”. Вот только вопрос: разбираться с ним нужно на западной кушетке психоаналитика, за водкой с Афоней или как-то по-новому в новом российском кино, до которого пока столько же лет, сколько от того советского кино до нас?” (Александр Чанцев).
Вселенная из “пузырей”. Интервью взяла Екатерина Синельщикова. — “ПОЛИТ.РУ”, 2012, 3 мая <http://www.polit.ru>.
Говорит физик, профессор Артем Юров: “Теперь мы понимаем, что наблюдаемая нами Вселенная, скорее всего, является всего лишь └пузырьком”, а таких └пузырей” на самом деле очень много. Все вместе они и составляют мультиверс. Исторически так закрепилось, что под словом └вселенная” принято понимать все, что есть в мире. Поэтому для отдельных вселенных, составляющих мультиверс, правильнее использовать термины └пакетные вселенные” или └домены”. Грубо говоря — вселенная, в которой мы живем, это раздувающийся пузырь и существует огромное количество других, подобных нашей, расширяющихся пакетных вселенных”.
“Конечно, возникает такой вопрос: если внутри наша пакетная вселенная бесконечна, то где остальные? Это интересная штука, но сложна для представления без математики: вселенная бесконечна только для тех, кто находится внутри нее”.
“Я хочу сказать, что доверять физике и уравнениям, даже когда они говорят самые странные вещи, гораздо, ГОРАЗДО надежней, чем доверять абсолютно всему, что мы говорим словами в повседневной жизни”.
География и ангелы, или Кто живет в России. Круглый стол “Народ — это…”. 30 ноября 2011 года. — “Отечественные записки”, 2012, № 1 (46) <http://strana-oz.ru>.
“Татьяна Малкина: Я совершенно согласна с Симоном Кордонским в том, что народа не существует. Но кто-то же здесь есть. Хотелось бы понять, кто.
Симон Кордонский: Что значит, не существует? Он есть. Народ есть постольку, поскольку есть интеллигенты, которые о нем рассуждают. И в рассуждениях появляется народ.
Т. М.: Но он зачем-то ведь появляется?
С. К.: Появляется, потому что у интеллигентов места нет. Они хотят найти место с народом вместе”.
Анна Голубкова. В своем углу. О рецептивном характере современной поэзии. — “Новая реальность”, 2012, № 38 <http://www.promegalit.ru>.
“Во-первых, современное стихотворение нельзя вырывать из исторического и литературного контекста, без которого его просто невозможно правильно прочесть. Соответственно, такое стихотворение не может быть перекодировано из другой теоретико-литературной позиции или даже просто прочитано с другой точки зрения”.
“Во-вторых, положение читателя здесь жестко закреплено, и от него требуется заранее определенный набор усилий по восприятию и интерпретации данного произведения, что означает полное отсутствие свободы или хотя бы какой-то многовариантности прочтения”.
“В-третьих, современное стихотворение не может существовать без читателя профессионального, то есть критика, который обязательно должен обозначить контекст и показать, как именно нужно читать это стихотворение, фактически обойтись с поэтическим текстом как с сырым материалом, требующим дополнительной интеллектуальной обработки”.
“Эта особенность литпроцесса делает его главной фигурой вовсе не поэта, а критика или даже издателя поэтической серии. <…> Поэт в таких условиях — вовсе не └ты царь, живи один”, а всего лишь скромный поэтический работник, чьи усилия в полной мере зависят от отношения других членов команды”.
Александр Григоренко. “Предсказуемость — это грех!..” Беседу вел Дмитрий Бавильский. — “Топос”, 2012, 16 мая <http://www.topos.ru>.
“Многое о └Мэбэте” я начал понимать спустя довольно много времени, после того как поставил точку”.
“Только начав писать текст, я понял, что оказался в пространстве практически совсем свободном от давления истории (такова вся дорусская тайга) и тем более от какой бы то ни было публицистики. Тайга позволяет смотреть на человека как такового, вне всяких концепций. Сказания народов тайги (я имею в виду не литературно обработанные сказки, эпос) абсолютно неисторичны, вневременны и представляют собой по большому счету └нефильтрованную” память о сюжетах из частной жизни — людей, зверей, духов…”
“Теперь о герое. Мое убеждение: пространство, не знающее трагедии, повествования, затрагивающего бытийные основы, — необитаемо. Таковым для русского человека и является тайга. Этнографы, краеведы выполняют свою миссию, очень важную, но специфическую, не имеющую прямого отношения к литературе. Для оживления тайги там должен появиться свой Эдип или Одиссей или какой-нибудь другой выдающийся страдалец”.
“└Мэбэт” — мой, русский, миф о тайге, и если он имеет отношение к чистой этнографии, то самое косвенное”.
Михаил Гронас. Наизусть: о мнемоническом бытовании стиха. Авторизованный перевод с английского А. Вдовина. — “Новое литературное обозрение”, 2012, № 114 <http://magazines.russ.ru/nlo>.
“Воспроизводство культурных форм прекращается не тогда, когда истощаются их (на самом деле неистощимые) ресурсы, но в тот момент, когда на них падает спрос. В этом заключается сущность гипотезы, которую я намерен предложить. Я попытаюсь показать, что в случае с традиционным стихом такой спрос поддерживается мнемоническим бытованием поэзии — сетью культурных практик, связанных с запоминанием, воспроизводством и трансляцией религиозных или литературных текстов. Эти практики, в свою очередь, зарождаются и поддерживаются внутри систем воспитания и образования, которые навязывают школьникам представление о ценности заучивания стихов наизусть и вырабатывают в них соответствующие навыки”.
“Метр, рифмы и строфы представляют собой не что иное, как мнемонические средства. Когда общество перестает запоминать поэзию наизусть, средства ее фонической (и мнемонической) организации оказываются невостребованными, что и произошло на Западе. В советской же России и у власти и у населения были причины продолжать заучивать и запоминать, поддерживая тем самым жизнеспособность рифмы и метра. Иными словами, пока читатели читают по памяти, поэты пишут для памяти; а если прекращается первое, отпадает необходимость во втором”.
“Ниже я попытаюсь обосновать причинную связь между форматом (заучивание наизусть) и поэтической формой и остановлюсь подробнее на нескольких эпизодах мнемонической истории поэзии на Западе и в России”.
Далее в этом номере “Нового литературного обозрения” развертывается дискуссия, в которой принимают участие Александр Уланов, Кирилл Корчагин, Илья Кукулин, Дмитрий Кузьмин и другие авторы.
Григорий Дашевский. “Двенадцать” и “Анти-Двенадцать”. — “Citizen K”, 2012, № 6 (27), 4 июня <http://kommersant.ru/citizen_k>.
“Книга Евгении Ивановой └Александр Блок: последние годы жизни” (СПб. — М., “Росток”, 2012) вышла очень вовремя. Когда возобновляется движение истории, когда, как сказал бы Блок, начинаются └события”, все участники и наблюдатели стараются понять нечто неуловимое, называемое └настроения масс” или └глубинные течения” или еще как-нибудь неопределенно”.
“За словами └Двенадцати”, как за любыми словами, мы инстинктивно ищем того, кто говорит, или хотя бы то, что говорит, — и не находим. <…> В советских учебниках правильно говорилось, что Блок в своей поэме └приветствовал революцию”, — только приветствовал он ее не от своего имени, а от имени чего-то надчеловеческого. Блок это └нечто” мог называть └мировым оркестром”, советские литературоведы — законами истории или всемирно-исторической правотой, религиозные философы — бесовством, но в самой поэме оно, это └нечто”, не имеет ни имени, ни облика — только голос, то издевательский, то торжественный”.
“Оно, стихотворение [└Скользили мы путем трамвайным…”], говорит об убийствах от имени жертв и человеческим голосом — и потому его действительно можно читать как антитезу └Двенадцати”. Но свидетельствует ли оно о возврате Блока к человечности (как, видимо, подумал Гумилев) или только об его бесконечной усталости и опустошенности, этого из стихотворения узнать нельзя”.
Гейдар Джемаль. Войны не будет. Статья 1. Термоядерный Армагеддон уничтожит технологическое превосходство Запада. — “Однако”, 2012, № 14 <http://www.odnako.org>.
“На платформе существующей Сети грядет пришествие интерактивного социума, который действительно явится в роли глобального искусственного интеллекта, опирающегося на └костыли” интеллектов органических. Под последними подразумеваются интерактивные пользователи, замкнутые в мировой Сети и производящие интеллектуальный продукт, который станет главным продуктом будущей экономики. Собственно говоря, финальная стадия политэкономического отношения человечества с окружающей средой и с самим собой есть виртуализация товара, при которой утрачиваются собственно товарные свойства”.
“Мир постпотребления будет одновременно и миром нового энтузиазма, в котором инфантильные молодые мозги погрузятся в бесконечные лабиринты интерактива (как сегодня погружаются в компьютерные игры), решая одну предлагаемую проблему за другой, получая за это очки и обменивая их на минимальные средства поддержания жизни, которые можно заказать в интернет-магазинах. Деньги исчезнут. Интеллектуальная рабочая сила не будет стоить буквально ничего. Прикованных к терминалам интернет-зависимых пользователей дополнят мощные суперпрограммы, которые будут решать любые материальные проблемы через роботизированные системы производства”.
“Вся эта инфернальная сеть сведется всего лишь к нескольким процентам от общей доли человечества; масса же тех, у кого доступа к этой сети нет, будет лишена технологий, знаний, способности каким-либо образом повлиять на ход событий. Ее ждут атаки различных эпидемий, голод, дефицит питьевой воды и прямое точечное насилие там, где потребуется купировать бунты. Бенефициаром этого разделения на микросоциум и макроаутсайд станут очень узкие элитные круги, непосредственно ориентированные на приход Антихриста и наступление нового золотого века”.
Статью вторую и третью из этого цикла см. в № 15 и 16 журнала “Однако”.
Сергей Загний. 4’33» — “Топос”, 2012, 19 мая <http://www.topos.ru>.
“Сразу нужно сказать, что 4:33 возможна только в той культуре, где уже вполне оформились такие категории, как композиторы, опусы, исполнители и публика, и где главная и наиболее уважаемая форма бытования музыки — концерты”.
“Что же, собственно, делает Кейдж? Можно, конечно, сказать, что он дает нам возможность послушать тишину, но этого недостаточно. Чтобы послушать тишину, можно обойтись и без Кейджа, и без 4:33 (для сравнения: чтобы послушать мазурку Шопена, без Шопена и без мазурки не обойтись). Точнее будет сказать: Кейдж помещает тишину в раму”.
“По моим наблюдениям, из тех, кто знаком с 4:33, очень немногие знают, что там три части (0:30 + 2:23 + 1:40). А когда я сам узнал об этом, то был сильно разочарован”.
Замедление времени. Беседу вел Дмитрий Волчек. — “SvobodaNews.ru”, 2012, 9 мая <http://www.svobodanews.ru>.
Говорит Дмитрий Волчек: “Двуязычный сборник, подготовленный к печати славистом Петером Урбаном, в России замечен почти не был, и лишь сейчас полное собрание стихов Геннадия Гора вышло в Москве, в издательстве └Гилея”. В сборник └Капля крови в снегу” вошли 95 стихотворений 1942 — 1944 годов. Эта книжка, вышедшая скромным тиражом — 300 экземпляров — событие в русской поэзии”.
Говорит Кира Гор: “Мы с мамой разбирали дедушкин архив и нашли ее [рукопись] на даче в старинном резном столе. Дедушка был очень скромным человеком и любил только красивые письменные столы, у него в городе и на даче были очень красивые резные столы. Там мы нашли связку этих пожелтевших листков. Мы о них много слышали от деда, но он их никогда никому не показывал, никому не читал”.
Говорит Борис Парамонов: “Конечно, нетрудно заметить, что в стихах Гора преобладает — единоприсутствует — поэтика обэриутов, причем всех сразу: и Хармса, и Введенского, и Олейникова; о Заболоцком я уже говорил. <…> Он [Гор] поэт вторичный, работающий в чужой поэтической системе, но у него исключительно точное эстетическое чутье и единственно верная художественная реакция”.
Андрей Зорин. “Ничему нельзя научиться в душной аудитории”. Беседу вел Александр Горбачев. — “Афиша”, 2012, 2 мая <http://www.afisha.ru>.
“Мне недавно одна девушка сказала, что Сталин жил в XVII веке. Это дословная цитата. Проблема же не в том, что она не знает, в каком веке жил Сталин, — в └Википедию” залезет и узнает. Проблема в том, что она не понимает, что такое век. Она не понимает, что бывают разные исторические эпохи, что одна сменяет другую и что то, что возможно в одной эпохе, невозможно в другой. А в таком случае └Википедия” не поможет. Если у тебя нет в голове этой матрицы, знание годов жизни Сталина тебе ничего не даст”.
См. также: Андрей Зорин, “В 16 лет студент не должен выбирать специальность на всю жизнь” (беседу вела Анна Данилова) — “Православие и мир”, 2012, 15 мая <http://www.pravmir.ru>.
Протоиерей Алексий Ионов. Записки миссионера. — “Православие и мир”, 2012, 8 мая <http://www.pravmir.ru>.
В основе фильма Владимира Хотиненко “Поп” и одноименной книги А. Сегеня лежат воспоминания члена Псковской миссии, благочинного Островского округа (1941 — 1943 гг.) протоиерея Алексия Ионова, опубликованные в 1954 году в Калифорнии.
“Следует указать и на тот факт, что со стороны немецких властей никаких инструкций специального или специфического характера Миссия не получила. Если бы эти инструкции были даны или навязаны, вряд ли наша Миссия состоялась. Я хорошо знал настроение членов Миссии. С немцами мы все считались по принципу — └из двух зол выбирай меньшее”. Что немцы — зло, никто из нас не сомневался”.
“Итак, мы тронулись в путь. Направление — Псков — Новгород. Единственная цель — помочь народу, впавшему └в разбойники” (Лк. 10). Некоторые из нас предполагали встретить в России пустое поле в религиозном отношении. Они очень ошиблись. Там мы нашли такую напряженную духовную жизнь, о которой за рубежом и не догадывались. Но все это — при полном отсутствии, конечно, нормальной церковной жизни. Устроить, организовать приходскую жизнь и стало нашей задачей”.
Каким видят ближайшее будущее России писатели-фантасты. Беседу вел Виктор Резунков. — “SvobodaNews.ru”, 2012, 3 мая <http://www.svobodanews.ru>.
Говорит Андрей Столяров: “Если фантастика представляет модели будущего, значит, будущее есть. Если фантастика о будущем не пишет, значит, будущего нет, никто его не хочет, никто его не ждет. Так вот, за последние 10 лет в российской фантастике не появилось перспективных моделей будущего. Галактическое будущее или фантазийное будущее с магами и драконами — это все не то. А вот реального будущего практически не присутствует. И только за последнее время, буквально 1 — 2 года, вновь вроде бы понемножку стали появляться произведения о будущем. Одно из них рассматривалось на Конгрессе фантастов, премию не получило, хотя это, на мой взгляд, очень сильное произведение. Роман Сергея Кузнецова └Живые и взрослые”. <…> А второй роман — это мой роман о будущем России”.
Максим Кантор. Почему шарлатаны побеждают. — “Частный корреспондент”, 2012, 7 мая <http://www.chaskor.ru>.
“Любопытно, почему в постсоветском искусстве победил концептуализм? В СССР было много сильных школ и влиятельных художественных кланов, а победил самый хилый и не имеющий школы. <…> Заметьте: за реалистами стояла внятная школа, за абстракционистами и идеалистами — стояли великие фигуры предшественников. Концептуализм же представляли пять человек — далеко не ярких дарований. И следом — отряды ополоумевших подростков, кураторов, комиссаров, культурологов и пропагандистов”.
“Почему шарлатаны победили? Однажды ответить нужно, как необходимо ответить: почему в 17-м году победили большевики? В России партий было много — в теориях недостатка не было. Эсеры, кадеты, меньшевики, анархисты, народники, патриоты, монархисты — выбор был огромен. <…> В победе большевиков использован ровно тот же социальный механизм, как и в случае победы концептуалистов”.
“Книжная поляна в России слегка бетонированная”. Интервью с главредом издательства Ad Marginem Михаилом Котоминым. Беседу вел Алексей Крижевский. — “Газета.Ru”, 2012, 10 мая <http://www.gazeta.ru>.
Говорит Михаил Котомин: “Книжный русский рынок монополизирован и руинизирован, в связи с чем мы уже не первый год наблюдаем печальную статистику. <…> У нас действительно ситуация ужасная: очень мало книжных магазинов, полное отсутствие конкуренции, сращенность дистрибуторов с издательствами и, как следствие, продвижение только одного типа авторов и наименований. Вместо того чтобы развивать инфраструктуры магазинов и издательств, нас пытаются убедить, что люди должны ходить вот в эти магазины, которые есть, и покупать то, что хочет нам продать монополист. При этом во Владивостоке осталось, например, два книжных магазина”.
“Пираты очень полезны, потому что они последние искренние читатели, они по-настоящему чувствуют литературу. С ними надо не бороться, а учиться у них и взаимодействовать с ними”.
Кирилл Кобрин. Конец культурной ренты. — “OpenSpace”, 2012, 11 мая <http://www.openspace.ru>.
“Универсальным кодом была до недавнего времени русская литературная классика, └золотой век” (и отчасти └серебряный”). Однако, глядя на сегодняшнюю Россию, понимаешь, что классика потеряла не только универсальность, но и живой общественный смысл, превратившись в нечто вроде Пекинской оперы — восхитительный, самодостаточный, прекрасный, мертвый культурный феномен. Произошло неизбежное; остается понять механизмы былого функционирования этого кода, а также признаки и причины его смерти”.
Кирилл Кобрин. Л. Я., М. М. и В. В.. — “OpenSpace”, 2012, 23 мая.
“Очень важно помнить: [Лидия] Гинзбург не отказывается ни от идеи революции, ни от марксизма, как это сделали более трусливые или истеричные ее современники и потомки. Более того, ее, на мой взгляд, можно считать крупнейшим марксистским философом прошлого века, по крайней мере, наиболее последовательным; аналитическая работа Гинзбург разъедает ткань жизни и общества без остатка, мир предстает в ее прозе как совокупность исторически обусловленных социокультурных и социопсихологических механизмов, за ним не остается ничего больше. Последовательный атеист, Гинзбург не питает иллюзий; она беспощадна — прежде всего к себе. └Человек за письменным столом, подсчитывающий свое достояние перед лицом небытия”. Все это доведено до уже совершенно агуманистической концентрации в ее блокадной прозе”.
“└Другие берега” Набокова представляются мне скрытой полемикой с └Перед восходом солнца”. Известно, что В. В. любил Зощенко; наверняка он следил за его книгами в сороковые; будучи человеком порядочным, Набоков не мог позволить себе, сидя в Америке, в открытую полемизировать с затравленным властью писателем. Но задачу себе он поставил ту же самую — разобрать чердаки детства и юности, чтобы отыскать там первопричину… только не психотравмы и несчастья, а счастья. └Другие берега” — удивительная для русской литературы вообще и для словесности двадцатого века в частности книга о счастье”.
Когда меня нашли черкесы. Записал Илья Колодяжный. — “Литературная Россия”, 2012, № 21, 25 мая <http://www.litrossia.ru>.
Говорит Андрей Битов: “[Сергея] Чудакова я хорошо знал. Яркий был человек. Однажды, когда он лежал в психушке, я общался по его просьбе с главным психиатром Морковкиным. Я выдал Чудакова за своего литсекретаря. Но Морковкин первым делом раскрыл большую амбарную книгу, в которую меня стал записывать как посетителя. └А это зачем?” — поинтересовался я. └Такой порядок”. И это меня, признаюсь, напугало. То есть получалось, что я уже хотя бы раз обращался в психушку и тем самым попадал на заметку”.
“Бродского я знал давно, мне понравилось его поведение на суде (я там был), но его поэзия доходила до меня дольше. Мне показывали его поэму └Шествие”, где меня привлекли отдельные фрагменты. Ну, талантливый и талантливый. Но столько у Иосифа было показного гонора, что я не воспринимал его до тех пор, пока не прочитал его └Разговор с небожителем о поэзии”. И тут меня пробило. И с тех пор остальные стихи, как в таблице Менделеева, стали на место”.
Сергей Козлов. Победа и поражение Лидии Гинзбург. — “Новое литературное обозрение”, 2012, № 114.
“Оказывается, что └промежуточная проза”, идею которой Гинзбург негромко, но твердо отстаивала в поздний период своего творчества, была лишь паллиативом, чтобы не сказать — хорошей миной при плохой игре. Оказывается, что Гинзбург считала жанр записных книжек └литературой для импотентов”, а подлинное свое призвание видела в создании романа в духе Пруста, — романа, предполагающего сотворение особого мира. Оказывается, что на этом пути она достаточно далеко продвинулась. └День Оттера” и └Рассказ о жалости и о жестокости” заставляют напряженно гадать о том, каков мог бы быть этот роман в своем конечном виде. Оказывается, что с этой точки зрения блокадная жизнь была для нее не величайшим несчастьем, а исключительным шансом, давшим ей небывалый опыт. И оказывается, что своей задачи она в конечном счете выполнить не смогла”.
“Это историческое фиаско Гинзбург поражает своей масштабностью именно в силу масштабности достигнутых результатов. <…> Я знал все эти суждения Гинзбург о нереализованности, понимал их автобиографический подтекст и все равно считал Гинзбург победительницей. Теперь я вижу ее колоссальное поражение, и мне от этой трагедии больно”.
Выступление на презентации книги Лидии Гинзбург “Проходящие характеры” 21 декабря 2010 года в кафе “Март”. Англоязычный вариант текста публикуется в сборнике “Lydia Ginzburg Multiple Identities” (Peter Lang, 2012).
Сергей Костырко. Аксенов в 2012 году. — “Русский Журнал”, 2012, 2 мая <http://russ.ru>.
“Ценность книги [Дмитрия] Петрова, прежде всего, в том, что здесь уже не └наш Аксенов”, то есть не Аксенов глазами нашего поколения, и не Аксенов Попова и Кабакова, — перед нами Аксенов в восприятии человека, сформированного позднесоветскими (на излете) и перестроечными годами, культурный горизонт которого формировался уже чтением Борхеса, Набокова, Солженицына и т. д. Петров в своей книге не вспоминает, как вспоминают Кабаков и Попов, а именно реконструирует эпоху Аксенова. То есть автор рассказывает об Аксенове на языке сегодняшней русской жизни”.
Юрий Лепский. Англоязычник. Бродскому удалось сделать прививку английского русской поэзии и прививку русского британской ментальности. — “Российская газета” (Федеральный выпуск), № 116, 24 мая <http://www.rg.ru>.
“Александр Кушнер писал в своих заметках о Бродском, что, когда они встретились в Нью-Йорке после десятилетней разлуки, в лице Иосифа появилось что-то новое. Кушнер предположил, что постоянная жизнь в английском языке заставила развиться группу лицевых мышц Иосифа, которые раньше были неразвитыми.
— Не знаю, так ли это, — продолжила [Валентина] Полухина, — но вот то, что он с удовольствием подражал Уистену Хью Одену, которого считал величайшим поэтом двадцатого века, — совершенно точно. Он перенял оденовскую интонацию └королевского английского”. По замечанию лучшего переводчика Бродского Алана Майерса, он с удовольствием использовал псевдоаристократические выражения Одена типа └это было бы чрезвычайно мило…”. Алан рассказывал мне, как Бродский выпросил у него какое-то старое мешковатое пальто с капюшоном и деревянными пуговицами и с удовольствием носил его, только чтобы походить на Одена. Луи Макнис как-то угрюмо заметил об Одене: └Все, до чего он дотрагивался, оказывалось сигаретой”. Как и Оден, Бродский курил непрерывно до самой смерти. Как и Оден, он предпочитал └LM””.
Лечащий поэт. Беседу вела Ирина Ермак. — “Приход святой Екатерины Александрийской”, Санкт-Петербург, 2012, 22 мая <http://catherine.spb.ru>.
Говорит Борис Херсонский: “Бродский оказал влияние на те мои стихи, которые прямо или опосредованно ему посвящены — то есть в них могут быть скрытые (ну, скрытые только для тех, кто его не знает) цитаты. Например, в стихотворении, посвященном Бродскому, о Венеции есть слова └легато мостиков” (Легато мостиков соединяет то, что могло/ быть мелодией, но стало набережными). Это, конечно, цитата. Игры для посвященных, внутреннее цитирование — пожалуй, это часть современной эстетики. Или: минареты как ракеты — там непосредственная отсылка к его └Путешествию в Стамбул” (Минареты каменные ракеты типа земля воздух / взлетают и пробивают ночное небо в крупных исламских звездах). Но большинство моих стихов все же иное. Иные темы. Да и, собственно говоря, иное время”.
“Я очень люблю иконопись, особенно старорусскую. Даже написал с другом монографию о старообрядческой иконе: └Липованская икона”. Она вышла в 2002 году. Кстати, именно сегодня в Одессе открывается выставка старообрядческой иконы, которую я должен был открывать, но приехал в Киев на фестиваль”.
Марк Липовецкий. Что такое постмодернизм? Записал Станислав Львовский. — “OpenSpace”, 2012, 5 мая <http://www.openspace.ru>.
“Для меня главное в постмодернизме, главная его логика — не в приемах. Постмодернизм — не гротеск, не игровое начало, не └цитатность”, не тотальная ирония, не фрагментарность, как мы когда-то писали. Главное — в проблематизации и подрыве (это разные операции, не обязательно связанные друг с другом) древней и трудно преодолимой культурной привычки к мышлению бинарными оппозициями, когда один член привилегирован по сравнению с другим: оппозиции добра и зла, сакрального и профанного, слова и тела (с этим много работает Сорокин), своего и чужого, наконец, себя и └другого””.
“Проблематизацию и подрыв бинарных оппозиций часто путают с моральным (и прочим) релятивизмом — однако это совершенно неверный взгляд. Постмодернизм предполагает вполне определенную этику, просто связана она не с категориями, а, так сказать, с операциями. Прежде всего, он ищет сложное зрение и отторгает упрощения — именно как этическую опасность”.
“И тут мы подходим к следующему важному аспекту постмодернистской этики и эстетики — сопротивлению эссенциализму. Эссенциализм — это представление о вечных и неизменных категориях, которые лежат в основании тех самых бинарных оппозиций, о которых мы все время говорим”.
Андрей Немзер. И Розена барона нет? Максим Амелин составил (и выпустил под маркой “ОГИ”) антологию “Лучшие стихи — 2010”. — “Московские новости”, 2012, на сайте газеты — 5 мая <http://www.mn.ru>.
“Басня о Петухе и жемчужном зерне здесь ни при чем. Во-первых, Амелин не случайно натыкался на тексты, а целенаправленно их искал. Во-вторых, искал он скорее └самоцветы”, чем └драгоценности”, тексты характерные (разумеется, для разных, но реальных направлений и индивидуальных поэтических систем), а не шедевры. Если угодно, Амелин строил (и выстроил) хрестоматию (учебное пособие, путеводитель), а — вопреки подзаголовку — не антологию. Строительство которой, на мой взгляд, дело безнадежное”.
“Отдавая должное эстетической широте и терпимости Амелина, я не верю, что ему — или кому-нибудь другому — могут по-настоящему (хоть бы и не в равной мере!) нравиться стихи 129 поэтов. Это касается не одной лишь современности, но любой эпохи. Хоть золотого века, хоть серебряного. Досягнем когда-нибудь платинового (мечтать не запретишь) — и там такого изобилия не случится”.
“Все ли собранные Амелиным └лучшие стихи” вызывают у меня добрые чувства? Нет, нет и еще раз нет. Книга как целое нравится — и весьма. От некоторых же вошедших в нее опусов волком завыть хочется. <…> И хоть чужая душа — потемки, сдается мне, что в иных случаях Амелин составит мне дуэт”.
Олеся Николаева. Три линии жизни. — “Православие и мир”, 2012, 28 мая <http://www.pravmir.ru>.
“То, что вы называете └творческим кризисом”, который, конечно, у меня время от времени наступает, я воспринимаю как состояние душевного помрачения, то есть как состояние сугубо греховное. Из него я пытаюсь выйти, как все церковные люди, через покаяние, молитву, чтение Священного Писания и Святых Отцов и церковные таинства. И мне кажется, что иного пути нет”.
Ностальгия и меланхолия. Беседу вела Елена Фанайлова. — “SvobodaNews.ru”, 2012, 13 мая <http://www.svobodanews.ru>.
Говорит Григорий Дашевский: “И оказалось, что Бродский — это, без преувеличения, эмблематический поэт 90-х именно для людей, готовых в одиночку расставаться с общим прошлым. И вся та образность, которую Бродский применял лично к себе, строя на личной своей биографии — любовного разрыва, эмиграции, поэтического величия, одиночества и так далее, из-за того, что он придавал ей максимально абстрактную форму, она становилась общезначимой. И какие-нибудь стихи, вроде └Осеннего крика ястреба”, которые можно считать биографическими, — про то, что человек достиг высот поэтического величия и личного одиночества, где у него нет ни друзей, ни соперников, — эти стихи людьми, строившими свой бизнес и наплевавшими на друзей, родственников, кинувших их, например, заставивших их продать квартиры и так далее, этими людьми они читались как личный манифест. Что это они живут теперь в какой-то стратосфере, и снизу им кто-то кричит на непонятном языке: └Зима! Зима!””.
“└Окаянные дни” есть, а └Несвоевременных мыслей” почему-то нет”. Профессора британского и американского университетов спорят о сорока важнейших текстах 20 века. Беседу вела Елена Рыковцева. — “SvobodaNews.ru”, 2012, 31 мая <http://www.svobodanews.ru>.
Профессор Университета Колорадо Марк Липовецкий и профессор Шеффилдского университета Евгений Добренко беседуют о списке из 40 произведений, представляющих русскую невымышленную литературу ХХ века (речь идет о проекте в рамках премии “НОС”).
Говорит Евгений Добренко: “Что меня поразило? Отсутствие, например, такого текста, который взорвал советскую (сегодня в это трудно поверить, но это правда)… Я имею в виду Эренбурга └Люди, годы, жизнь”. Когда печатались мемуары Эренбурга, это было открытие понятия └мемуары” после десятилетий сталинизма. И вот текст Эренбурга — абсолютно ключевой в историко-литературном смысле — отсутствует вообще здесь”.
“Например, └Окаянные дни” Бунина есть, а └Несвоевременных мыслей” Горького нет. Вот └Несвоевременные мысли”. Найдите другой текст, который был бы настолько против течения! Я хочу заметить, что └Окаянные дни” были очень даже в русле эмигрантской литературы. А вот └Несвоевременные мысли” были не в русле ни в одном, ни в другом — ни в советском, ни в антисоветском”.
“Меня также немножко удивило, что здесь все-таки очень литературоцентричный подход. Естественно, что писатели пишут мемуары. А, например, мемуары Козинцева └Черное лихое время”, которые просто удивительный документ эпохи, его нет. Я привожу в пример Козинцева, каждый может привести еще десятки чего-то. Просто мне кажется, что список как бы сильно зациклен на литературе”.
Елена Петровская. Арт короток, искусство вечно. — “ПОЛИТ.РУ”, 2012, 17 мая <http://www.polit.ru>.
“Можно смело утверждать, что слово └арт” вытеснило привычное └искусство”, как и связанный с ним эпитет └художественный” (то есть └имеющий отношение к искусству”, в том числе изобразительному)”.
“Уже давно возникло ощущение, что современное искусство не позволяет устанавливать генеалогическую связь между искусством старым и новым, или, в свете сказанного выше, между └искусством” и └артом”. <…> Скорее, дело в том, что между искусством в его традиционном понимании и современными художественными практиками по сути дела пролегает пропасть. Говоря предельно коротко, если прежнее искусство (включая и многие формы собственно искусства современного) ориентировалось на осязаемый конечный результат — или хотя бы на сильный одноразовый эффект, — то в последнее время акцент все больше переносится не просто на процессуальность (это было известно и раньше под именем хэппенингов и др.), но и на продленный эффект таких └художественных” действий, от которых неотличимой оказывается их политическая сторона”.
Статья также публикуется в № 3 журнала “Диалог искусств” (“ДИ”) за 2012 год. (Журнал “ДИ” является преемником “Декоративного искусства”, с 2003 года “ДИ” — издание Московского музея современного искусства).
Андрей Попов: “Возможен ли сегодня новый Чайковский?” Беседу вел Дмитрий Бавильский. — “Топос”, 2012, 21 мая <http://www.topos.ru>.
“Скажем, я считаю, что в наше время симфония совсем не актуальна, не соответствует ни ритму времени (горизонтали), ни его наполнению (вертикали). Конечно, симфонии и сейчас пишутся, и даже в изрядном количестве, особенно в Восточной Европе. Но тут, скорее, имеет место инерция недавнего закрытого общества и соблазн прямого высказывания, желание композитора сказать что-то очень важное и значительное миру. Но, увы, практика показывает, что сказать-то можно, но вероятность быть услышанным минимальна”.
“Да, симфония мутирует в сторону саундтрека, как и роман в сторону киносценария. Я бы даже сказал, что саундтрек — это нынешняя форма бытования этого жанра. И то, что современные авторы называют симфониями, все более и более походит на саундтреки”.
“Когда я учился в консерватории, наши генералы готовили нас к прошедшей войне. Помимо блестящего теоретического и практического образования мы получили целый комплекс неврозов. Мы боимся быть неоригинальными, боимся не стать великими, боимся, что о нас скажут что-то нелицеприятное, поставят под сомнение талант и профессиональную подготовку. Боимся простых решений, боимся быть несовременными и неактуальными или, напротив, уйти от традиции и утратить корни. <…> И мы никогда никому не признаемся в этих страхах, что вынуждает нас не жить, а играть какую-то роль”.
“Сейчас нет в музыке фигур, равных Чайковскому, не потому, что композиторы разом вдруг все обездарнели и оскудела талантами Земля Русская. Просто новый Чайковский не нужен ни времени, ни обществу. Он, как и все великие люди, занял нужное место в нужный момент времени и именно в таком качестве остался в истории”.
Постчеловеческое состояние человека. Полина Барскова и Ирина Сандомирская беседуют о книге Сергея Ярова “Блокадная этика: представления о морали в 1941—1942 гг.”. — “OpenSpace”, 2012, 16 мая <http://www.openspace.ru>.
Говорит Ирина Сандомирская: “Есть большая разница между описанием человеческого распада от первого лица в дневнике очевидца и пересказом от третьего лица. Всякое высказывание в третьем лице превращает того, о ком говорят, в вещь. Есть большая разница между выражениями └у меня моральная дегенерация” и └у него моральная дегенерация”. Сам язык, простейшая грамматическая манипуляция способны отчуждать предмет говорения от самого себя. Чтобы писать в третьем лице, как положено историку, у Сергея Ярова не было готового языка. Перевод из первого лица в третье приводит к этически сомнительным высказываниям о блокадниках: └признаки моральной деградации”, └размывание этических принципов”, └отступление от моральных устоев”, отсутствие └брезгливости” как признак потери └цивилизационного навыка”, утрата └человечности”, └патология” и пр.”.
“Только краем глаза замечает он [Сергей Яров], что достойное поведение могло мотивироваться не только христианскими ценностями (не совсем понятно, откуда они могли возникнуть в массе атеистического населения), но также и убеждениями и принципами, т. е. феноменами самосознания, а не веры. Оно могло мотивироваться и социалистическими идеалами общественной солидарности и равенства (которые характерны для интеллигенции, равно воцерковленной и невоцерковленной). Оно могло мотивироваться и коммунистическими, в том числе советскими ценностями коллективизма (сначала помогай товарищу, потом себе), которые не имеют никакого отношения к религиозности. Сергей Яров, кажется, исключает также (или упоминает это очень косвенно), что достойное поведение могло диктоваться и соображениями обычной порядочности, принятыми у атеистов. Необязательно было быть святым, чтобы совершать добрые поступки — можно, например, было быть просто сочувствующей соседкой или ответственным коммунистом”.
Захар Прилепин. Мои отношения с родиной давно определены. Беседу вела Лада Кашкова. — “Однако”, 2012, № 16.
“<…> литература демонстрирует совершенно удивительную вещь, то, что мы находимся в стадии исхода этноса, исхода духа, исхода государственности и даже исхода языка. Вы знаете, человек, когда умирает — есть такое выражение, — он обирается, он всего себя трогает. Вот литература находится в этом состоянии, она обирается, трогает себя руками и делает это интенсивно. <…> У нас много сильнейших литераторов, которые работают на очень высоком уровне, но это вовсе не признак расцвета, национального расцвета. Потому что, если почитать то, о чем они пишут… ощущения, апокалиптические предчувствия, они просто изъедают эти тексты”.
Евгений Рейн. Речь на вручении премии “Поэт” 24 мая 2012 года. — “OpenSpace”, 2012, 25 мая <http://www.openspace.ru>.
“Я хорошо помню, как Ахматова с очевидной продуманностью сказала: └Вы думаете, я, акмеистка, не знаю, что последней действительно великой идеей в русской поэзии был символизм”. Вот и сейчас, уже после авангарда и Бродского, после всего, что произошло с русской поэзией, я думаю точно так же. Возникает вопрос — почему? Ведь русскому символизму как школе суждена была короткая жизнь, какие-нибудь пятнадцать лет. И он был благополучно умерщвлен, в основном руками своих эпигонов. Однако не забудем, что символизм вообще соприроден поэзии. И в каком-то смысле символистами были и Пушкин, и Тютчев, и уж наверняка самый великий символист в истории мировой поэзии Данте. А в нашем веке, безусловно, поздний Мандельштам, и разве └Поэма без героя” — не символистическое произведение?”
“Прекрасно понимаю, что акмеистическая вещность — это основа всего, что почти сто лет делается в нашей поэзии. Когда-то академик Жирмунский назвал свою известную статью └Преодолевшие символизм”. Почему бы не сказать обо всех наших попытках, в том числе и авангардистских, деструктивных (если они, конечно, не ерунда, которой тоже хватает в мире), └преодолевшие акмеизм”? Это преодоление может быть только намеком, заимствуя термин из музыкальной литературы, общим фоном всей оркестровки. А без этого не спасет ни дарование, ни виртуозность”.
См. также: Михаил Айзенберг, “Случай Рейна” — “OpenSpace”, 2012, 25 мая.
“Русские государи не стали главными в Европе. Это сделали русские писатели”. Беседу вела Лиза Новикова. — “Известия”, 2012, на сайте газеты — 15 мая <http://izvestia.ru>.
Говорит Александр Архангельский: “Мы в литературе вступили в счастливую пору, когда направлений больше нет. А есть набор приемов. В этом романе автор может быть реалистом, в другом — постмодернистом. Раньше, если ты записался в деревенщики, изволь быть деревенщиком от начала до конца. Написал └Школу для дураков” — не вздумай браться за бульварный роман. Но сегодня это кончилось”.
Здесь же напечатан отрывок из нового романа Александра Архангельского “Герой Второго Уровня”.
Ольга Седакова. О слове. Звук и смысл. — “Православие и мир”, 2012, 1 мая <http://www.pravmir.ru>.
“О поэзии в наши дни чаще всего говорят в связи с языком — или даже с Языком, представляя поэзию как служение Языку (как это делал У. Оден — и вслед за ним И. Бродский). Это справедливо, но, по меньшей мере, односторонне. Есть другая составная поэзии — условно говоря, музыкальная, — и она борется с языком”.
“Иначе говоря, слова в стихотворении соединяются совсем не по языковым законам — по сонорным, ритмическим, композиционным, и происходит это под действием той силы, которую старые поэты называли Музой, или вдохновением. В этих неожиданных соединениях отдельное слово приобретает другой смысловой вес (или, наоборот, другую легкость), другую отчетливость (или, наоборот, другую смутность), чем в обыденной речи или в словаре, так что оно может оказаться обыкновенному носителю языка просто └непонятным””.
“Уникальность человеческого, словесного языка, по модели которого строятся искусственные языки, в том, что он принадлежит не интеллекту, а всей телесности человека”.
“Интересное и, как мне кажется, никем, кроме поэтов, не принятое всерьез обстоятельство: человеческий язык — не внутрикультурная вещь. Наше говорение сближает нас со всеми тварями, которые что-то высказывают, издают звуки, по-своему артикулируют <…>. Язык — феномен на грани культуры и органики (или природы)”.
Дмитрий Строцев. Потрясенность не позволяет поэзии преступить человечность. Беседовал Александр Марков. — “Русский Журнал”, 2012, 15 мая <http://russ.ru>.
“Человек не просто не хочет видеть реальность, он не может в нее смотреть, это зрелище для него невыносимо. Поэзия же, вовлекая человека в игру, в свое мистериальное действие, обладает способностью удержать его внимание на ужасном и тем восстановить разбитую на осколки человеческую личность”.
“Имена Вениамина Айзенштадта и Елены Шварц наиважнейшие для русской поэзии второй половины ХХ века. Оба поэта по-разному рискнули, дерзнули посмотреть в глаза последним вещам, отдать голоса аффективному человеку. <…> Оба платили по полной: Вениамин Михайлович — провалами в безумие, Елена Андреевна — обвинениями в демонизме. Жили изгоями и умирали тяжело”.
“Однажды мы обедали вдвоем с Еленой Андреевной [Шварц] у нее дома. Я стал рассказывать, что некоторые стихи танцую. Она попросила показать. Я встал из-за стола и станцевал └Ерусалим”. Е. А. необыкновенно воодушевилась и затанцевала в ответ свой стих, стуча ребром ладони по краю стола”.
Андрей Тесля. О беге времени, актуальности и современности. — “Перемены”, 2012, 14 мая <http://www.peremeny.ru>.
“Стремление быть └современным” всегда означает отставание — ведь └современность” в этом случае нам дается, она уже есть — и тем самым уже обернулась прошлым. Подлинная современность — это то, что пока еще не существует как таковое, не предъявлено как данность, а становится — ускользая от окончательного высказывания, жесткой формулировки. Подлинной современности еще только предстоит оформиться — и быть предъявленной как └современность”, за которой будут торопиться остальные, боясь отстать и тем самым вечно оказываясь за порогом современности”.
“Проблема в том, что никакого другого существования, кроме существования во времени, нам не дано — и, следовательно, вопрос лишь в том, развернется для нас это время в историю или так и останется пустым временем, уносящим в своем течении народы, царства и царей”.
Андрей Тесля. Беспощадно зрячая. — “Новое литературное обозрение”, 2012, № 114.
“Смотрение со стороны — собственно и есть вся └промежуточная литература” [Лидии] Гинзбург: среда, поддерживающая нормы, если нет социальной среды — то такой средой становится литература, возможность создать дистанцию по отношению к себе (тот └внешний взгляд”, который в нормальной ситуации дает общество)”.
“Лидия Гинзбург не станет фигурой первого плана — она не может предложить простых ответов, универсальных формул. Единственное, что она может дать, — техники жизни, техники осмысленного существования — и пример собственной жизни, прожитой без счастья”.
Елена Фанайлова. “Я разочарована литературой как делом, которым я занимаюсь”. Беседу вела Линор Горалик. — “OpenSpace”, 2012, 3 мая <http://www.openspace.ru>.
Четвертая публикация из цикла Линор Горалик “Частные лица: биографии поэтов, рассказанные ими самими”. Три предыдущих материала — автобиографии Натальи Горбаневской, Сергея Гандлевского и Владимира Гандельсмана.
Говорит Елена Фанайлова: “Вот я вроде бы человек, выросший в России, который всю жизнь в ней прожил, но я себя чувствую абсолютно чужим здесь психоэмоционально, интеллектуально — всячески я себя чувствую чужим России человеком. Я не могу сказать, что я ее не люблю, что я ее не понимаю, но я так со многим не согласна в ее устройстве, и это несогласие уже взрослое”.
“У меня такое ощущение, что русские хотят умереть, когда говорят о проблемах демографического порядка. Это какая-то чудовищная биологическая нелюбовь людей и к себе, и к другим, и желание самоубиться”.
“Кинематограф стал инструментом социального и инструментом геополитического, если угодно, инструментом и больших политик, и эстетических тенденций. И в этом же смысле мне интересно за модой смотреть, но кино тебе и моду покажет. Я разочарована литературой как делом, которым я занимаюсь. Не скажу └поэзией”, но скажу └литературой”. Та сфера человеческой деятельности, которая называется русской прозой, меня в двухтысячные совсем не устраивает. В области смыслопорождений ничего нового для себя не нахожу, в области энтертейнмента она повторяет западные ходы, а поскольку у русских эсхатология мощная в подсознанке, она демонстрирует какие-то страшные сценарии бесконечные”.
“Ну, я вообще-то не поэт. <…> Ну, то есть антропологическим инструментом я себя чувствую вполне. В Германии есть такие исследования, которые о поэзии как раз говорят как об антропологическом инструменте, а не как о литературе, поэзию выделяют специальным образом. Я себя поэтом в русском смысле не чувствую”.
Алексей Цветков. Правда и притча. — “InLiberty.ru/Свободная среда”, 2012, 17 мая <http://www.inliberty.ru>.
“Если вернуться к Набокову, давшему в свое время уничтожающую характеристику Достоевскому и отдавшему полное предпочтение Толстому, приходится признать, что во многом он прав. Да, сюжеты Достоевского ходульны, приемы фельетонны, персонажи картонны и лишены, за редкими исключениями, схемы внутреннего развития, особенно женские: какая-нибудь Настасья Филипповна эффектно выбегает на сцену, исполняет две-три головокружительные фигуры и падает замертво. И да, проза Достоевского неряшлива — у него вместо поместья в Ясной Поляне были сплошные долги и дедлайны. Но это фактически суд над Достоевским с позиции Толстого, а о том, что эта позиция не обязательно объективна, мы знаем хотя бы из его отношений с Шекспиром”.
Шестидесятник. Беседу вел Николай Зимин. — “Итоги”, 2012, № 21, 21 мая; № 22, 28 мая <http://www.itogi.ru>.
Говорит Евгений Евтушенко: “Главное, что он [Бродский] мне рассказал историю, которую никому потом не повторял. К нему в лагерь приехал, услышав по └Голосу Америки” о диссиденте по имени Бродский, секретарь местного райкома партии. С бутыльком, со шматком сала… Спросил, не обижают ли. Попросил почитать стихи. Бродский почитал. Секретарь плечами пожимает: ничего-де предосудительного не вижу. И еще к нему приезжал. Дал указания, чтобы поэта физической работой не перегружали. А потом, отобрав несколько стихов, напечатал их в районной газете”.
“В ресторане было холодновато. Вижу, Иосиф ежится в своей спортивной куртчонке. Я инстинктивно снял пиджак, накинул ему на плечи. Он сбрасывает его и говорит так, с нажимом: └Я не люблю пиджаков с чужого плеча”. Признаюсь, мне неприятно было это слышать. Ну ничего, мы не поссорились, продолжили разговор. Я ему свои стихи почитал, он мне свои”.
“Мне один раз сказал нечто одобрительное. По поводу стихотворения └Идут белые снеги”: └А вот тут ты даже не догадываешься, что написал. Пока будет жив русский язык, это стихотворение будет жить”. Я поразился: так неожиданно это было. Свидетельницей была только девочка, за которой он тогда ухаживал”.
Сергей Шулаков. Две бездны. О человеке, киноведе, жене. — “НГ Ex libris”, 2012, 26 апреля <http://exlibris.ng.ru>.
О новой книге Сергея Есина “Валентина” (М., 2011), посвященной его умершей от долгой и неизлечимой болезни жене — Валентине Сергеевне Ивановой. Она была киноведом, кинокритиком, писателем; ее документальная повесть “Болезнь” публиковалась в “Новом мире” (1998, № 11). Цитата из рецензии: “Семейную жизнь автора нельзя назвать безоблачной, и Сергей Есин пишет об этом вполне по отношению к себе беспощадно, не скрываясь за стилем, стилистические ухищрения ему вообще несвойственны. └В каком-то смысле Валя всегда оставалась маленькой девочкой со своим миром и своими тайнами”, куда, видимо, автор допускался неохотно. └Покинув меня навсегда, Валя дала мне реванш за мое определенное равнодушие к ней и все унижения тех далеких времен””
Составитель Андрей Василевский
“Арион”, “Вертикаль”, “Вышгород”, “Вокруг света”,“Вопросы литературы”, “Иностранная литература”, “Знамя”, “Звезда”, “Новая Польша”, “Православное книжное обозрение”
Константин Ваншенкин. В мое время. — “Знамя”, 2012, № 6 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
Две “рифмующиеся” записи, далеко разнесенные на пространстве текста.
“Всем известно, что когда корабль Гагарина уже пошел со старта, космонавт сквозь рев и свист воскликнул:
— Поехали!
А между прочим, это словечко заслуженного летчика-испытателя СССР, Героя Советского Союза М. Л. Галлая. Его пригласил С. П. Королев в Байконур в качестве инструктора-пилотажника по космическим полетам при первой группе космонавтов. Это слово Марк всегда произносил при начале разбега в своих бесчисленных испытаниях, и ребята его знали. Юра выкрикнул └Поехали!” подсознательно, на вершине эмоций”.
“Был юбилей композитора Д. Тухманова. Я утверждаю, что эта песня (└День Победы”) зацепила столь многих не только (и не столько) своей действительно замечательной мелодией, но еще в большей степени своими пронзительными словами. Каким же нужно обладать осознанием собственной значительности, чтобы ни разу даже не упомянуть автора └текста” (Вл. Харитонова)!”
Протоиерей Артемий Владимиров. Священство — это “моё всё”. Интервью. — “Православное книжное обозрение”, 2012, № 5 (018) <http://izdatsovet.ru/pko>.
“Вы помните о тревожных предупреждениях греческого писателя Нила Мироточивого, который предвидел, что сребролюбие (а значит, и деятельность └бытоулучшительных партий”, по выражению преподобного Серафима Саровского) является предвозвестником антихристовой эпохи. И сегодня немалую опасность для христианского общества, и в первую очередь для сословия духовенства, мы видим в стремлении направить └души прекрасные порывы” исключительно на обустройство своей земной жизни. Но не должно соли потерять присущей ей силы, нехорошо подмокнуть пороху в церковных пороховницах! Вот почему мне хотелось книгу о священстве с названием лермонтовской повести └Герой нашего времени”. Таковым героем для русских людей должен стать не └поп, толоконный лоб”, а тот персонаж, который был выведен в заглавии замечательного современного фильма └Поп”, заставившего общественность склонить главу пред подвигом сельского народного пастыря, жизнь которого, как тонкая червленая нить, была вплетена в многоскорбную русскую эпопею, драму и трагедию нашей отечественной истории”.
Номер посвящен Патриаршей литературной премии имени святых равноапостольных Кирилла и Мефодия. Отец Артемий был одним из номинантов в этом году. Примечательно, что автор сценария фильма “Поп” Александр Сегень тоже номинировался, и здесь также — его биография, интервью и отрывок из его книги.
Олег Ермаков. Чайхана в Париже. — “Вертикаль”, Нижний Новгород, 2012, вып. 35.
Поэтичный, живописный этюд о поездке во Францию. Вроде бы — ничего такого. Действительно, афганская чайхана (автора “Афганских рассказов” в нее странным образом не пустили), замок, воспоминание о художниках и картинах, могилы Дебюсси и Моррисона — и кода: “А индейское лето цвело среди серых камней, над серыми водами Сены рыжей листвой платанов, огневело закатами, изводило тоской одиночества и невозможностью проникнуть глубже, перестать быть туристом, чужаком, который глупо таращится на всё, несмотря на всю любовь к гогенам-моне, и выглядит дикарем в дурацкой новенькой одёжке. Разумеется, лучше всего было хорошенько выпить. Что я и сделал. Облегчения это не принесло. Теперь-то смешно: а ведь и сам бунтовал уже… бездарно, против чего? Дикарь во мне стремился назад, в родные осины”.
В номере также — об американских связях Ленина и жизнеописание святого священномученика Фаддея (Успенского), утопленного большевиками в выгребной яме. Автор — В. Цветков — обильно пронизал свой текст просталинской риторикой, увы, весьма распространенной сегодня в историко-православной публицистике (в провинции — особенно).
Из современной немецкой поэзии. Лирика “внучатых племянников”. Перевод с немецкого и вступление Марины Науйокс. — “Иностранная литература”, 2012, № 5 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
“Недавно мне попалась в интернете статья совсем юного поэта Дирка Хакка о немецкой лирике XXI века под названием └Нации поэтов и мыслителей больше не существует”. Автор опирается на данные опроса, проведенного в рамках Дня мировой поэзии, отмечавшегося ЮНЕСКО в 2005 году. Оказывается, половина опрошенных немцев уже давно не читает стихов, а среди 20 — 30-летних — две трети не читали их никогда. Кто из нынешних поэтов, спрашивает Хакк, известен и необходим своим современникам, как некогда — великий Гёте? Кто может растрогать их, как трогали Гейне или Айхендорф?
На смену таланту пришла в лучшем случае мастеровитость, а вместо глубоких чувств — невнятная скороговорка или социальная злободневность. Поэты освободили себя от своей главной обязанности — рассказывать о внутреннем мире человека. И особенно, по мнению Хакка, этим грешит так называемая постмодернистская поэзия, утерявшая как содержание, так и традиционную форму. Заметим, что сам Хакк пишет в подчеркнуто классической манере, не чураясь даже некоторой архаичности и вычурности…”
Читать лирику “племянников” как поэзию трудно, но она там все же есть. Мы, кстати, планируем напечатать некоторые немецкие переводы Марины Науйокс, но это будут скорее всего миннезингеры.
К 75-летию Льва Лосева. Загадки жизни и творчества. Беседа Ирины Чайковской с Соломоном Волковым. — “Звезда”, Санкт-Петербрург, 2012, № 6 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.
“Соломон Волков: О чем мы не должны забывать: работа над двухтомником Бродского для Лосева оказалась тяжкой, я бы даже сказал, трагической. Он работал над книгой больше одиннадцати лет.
Ирина Чайковская: И не застал ее выхода.
С. В.: Фонд по управлению наследственным имуществом Бродского не способствовал, как мне кажется, конструктивной работе. Я знаю все от самого Лосева, который рассказывал об этом с невероятной горечью и усталостью. Всяческие препятствия, чинимые Фондом, его крайне удручали. Барзах цитирует: └Все равно все пропало”, — говорил Лосев вслед за Ахматовой, а я могу сказать, что он горько мне жаловался на придирки Фонда.
И. Ч.: По настоянию Фонда пятьдесят текстов, первоначально запланированных, не были включены в └канон”. Лично мне очень жаль, что в книгу не попало стихотворение └На независимость Украины”.
С. В.: Почему Лосев так трагически все это переживал? Он и уехал-то из России из-за отсутствия свободы, цензура там была совершенно невыносима. И когда он от этого уехал, его в Америке вдруг настигло что-то похожее. Он шаг за шагом уступал, требовались все новые и новые уступки. Под конец своей жизни он оказался в ситуации, от которой бежал. Это отравило ему последние месяцы”.
Владимир Козлов. Упоение настоящим: антологические нулевые. — “Арион”, 2012, № 2 <http://magazines.russ.ru/arion>.
“Антологическая миниатюра в большом количестве оставляет ощущение тотальной эстетизации, при которой у условно важных вопросов не оказывается никаких преимуществ перед неважными. <…> Поиск настоящего в своей основе имеет стремление к обретению чего-то подлинного — это ведь одно из значений слова └настоящее”. Безусловно, антологическая миниатюра причастна к этому поиску подлинного, но настоящее — не только не всегда подлинно, но и зачастую противопоставлено ему”. Далее цитируются по большей части знаковые имена.
Несколько противоречивый и крайне интересный текст, в основе которого разбор конкретной книжки “Ариона”. В финале автор пишет, что поэтика нулевых его утомила, как “праздник непреходящего упоения настоящим”, и предлагает, “раз уж” традиция открылась, сделать и следующий шаг — открыть “ее многообразие”.
Александр Ливергант. Инкогнито проклятое, или Дело наше веселое. — “Иностранная литература”, 2012, № 5.
Монолог главного редактора “ИЛ” о переводе и переводчиках: довольно неожиданный, жесткий, ироничный и почти в жанре “не могу молчать”. Здесь же — о модном ныне явлении “переперевода”.
“Справедливость восторжествовала. Мы стали наконец теми, кто мы есть. В лучшем случае — невидимками. В худшем — если кому-то все же пришло в голову вчитаться в наш текст или — не дай бог! — сравнить его с оригиналом — скоморохами. Престиж профессии утерян, говорят переводчики старой, советской еще, обласканной школы. Переводчики, которые привыкли работать медленно, и за славу, и за почет, и за приличные деньги. А я бы сказал так: престиж — по профессии. Если ты настоящий переводчик — тебя нет по определению; если плохой — лучше б тебя не было. В самом деле, если смиренно держишься текста оригинала, ни на шаг не отступаешь от переводимого автора — тебя едва ли можно будет прочесть. Если же с автором └на дружеской ноге”, переписываешь его, интерпретируешь — читать можно. Но кого? Не автора. Тебя. Когда перестаешь быть невидимкой, └творишь из-под автора”, как выразился Набоков по другому, впрочем, поводу, то перестаешь быть переводчиком. Тебя уже числят по другому, так сказать, департаменту. Заходер не переводит — пересказывает.
Эти невеселые рассуждения касаются переводимых текстов. А как быть с непереводимыми? Вы уверены, что финн, аргентинец или китаец, даже умница и книгочей, оценят по достоинству даже добросовестно переведенные на финский, испанский или китайский └Левшу” Лескова или └Соль” Бабеля?
Отнесемся же к переводу (прозы — не поэзии) трезво, как к ремеслу, а не как к творчеству. Будем держать в уме, что читатель о переводчике, как правило, даже не догадывается. Самые талантливые из нас создают не русскую литературу, а, как теперь выражаются, └русскую версию””.
Петр Мицнер. Хватит рабства! — “Новая Польша”, Варшава, 2012, № 3 (139) <http://www.novpol.ru>.
“Вероятно, в феврале 1948 года доктор Здислав Михальский, ординатор варшавской Преображенской больницы, написал по-русски листовку, обращенную к советским солдатам. Ему было 56 лет, и он был весьма уважаемым врачом. Ожидалось, что в ближайшее время он будет утвержден в звании профессора. Ни с одной подпольной организацией он не был связан. А листовку он подписал именем мнимого претендента на царский трон <…> Написанную им в 1948 г. листовку он хотел переслать в Лондон, в британское Министерство иностранных дел. Он надеялся, что там ее напечатают, а затем распространят в Восточной Европе. Текст должен был переправить знакомый доктора Михальского, офицер авиации Владислав Сливинский, который вскоре был арестован. 12 июня 1948 г. пришли и за автором воззвания. В то время, когда он подвергался жестоким допросам (в том числе пыткам), университет присвоил ему звание профессора”.
Сливинского расстреляли, Михальскому дали семь лет. Он умер в 1960 году, через тридцать лет был реабилитирован. Кстати, во время Первой мировой он служил в русской армии врачом. Ниже — из второй части редкого, малодоступного документа. Подписан текст был сказочно: “Рим, 4 марта 1948 г. Князь Иван Рюрикович”. Сталин назван в листовке “диктатором большевицкой империи”, “этим старым человеком”.
“Воины Красной Армии! Пусть вашими лозунгами станут: 1. Личная свобода, т. е. невозможность ареста без санкции суда. 2. Свобода слова, т. е. полная свобода печатного слова. 3. Свобода совести, т. е. абсолютная свобода политических убеждений!
Освободите порабощенные народы — венгров, румын, так настрадавшихся поляков и литовцев — и идите походом на Москву, на Кремль! <…> Пусть русский народ сам себе установит форму власти и поставит во главе российской республики президента или республиканского царя! Не убивайте своих противников, просто прогоните их. Пусть первым актом свободы будет акт христианского, православного прощения для всех направо и налево! Общая амнистия для всех от Романовых до Молотова! Пусть все русские люди вернутся на свою Родину, чтобы там жить, работать и дышать свободой!”
Александр Переверзин. Никола Вологодский. Стихи. — “Арион”, 2012, № 2.
В конце николиного цикла (бережной, я бы сказал, любовной стилизации-приношения) — посвященное Ирине Ермаковой стихотворение о рыбаках. Вот из его финала:
Если шторм случится, лодку перевернет,
растворится сын навсегда в гробовой пучине.
А старик, наглотавшись соли, до берега доплывет —
проклинать себя и до смерти рыдать о сыне.
За волной на камни накатывает волна,
обезумев, кричат над причалом кривые птицы,
но не только их хохотом полночь сейчас полна —
вот рыдает старик. Но пора бы остановиться.
Я придумал все в этом тексте, как автор я не хочу,
чтоб он плакал о сыне, а это значит,
он не будет плакать. Не будет. И я молчу.
Все молчат.
Только кто там о сыне плачет?
Наталия Румянцева. По поводу двух романов. — “Вопросы литературы”, 2012, март-апрель <http://magazines.russ.ru/voplit>.
“Маяковская конспирология”: Элли Джонс (США) и Татьяна Яковлева (Франция). Речь идет о возможной посмертной “зачистке” “троцкого” следа в биографии поэта. Весьма доказательно. Брики, само собою, играют тут первую скрипку. “Не могло ли получиться, что в этой ситуации (аккуратно разложенной и тщательно описанной автором. — П. К.) образы Троцкого и его соратников оказались для поэта овеяны романтикой революции, а Сталин воспринимался олицетворением приходящей к власти бюрократии, извращающей ленинские принципы?”
В номере также — расшифровки аудиобесед Виктора Дувакина с Виктором Ардовым и Михаилом Вольпиным 1960 — 1970-х годов. Рассказывая Дувакину о журнале “Крокодил” времен 1920-х, Ардов упоминает советского художника Льва Бродаты (1889 — 1954), роняя, что тот, будучи по происхождению австрийским галицийцем, учился в Венской художественной школе вместе с… Адольфом Гитлером. “Да, они ровесники с Гитлером. Так. Вот надо мной картина Бродаты — акварель… Акварель, изображающая аккурат вот ту Клязьму, на которой стоит дача, где они жили. Интересные люди были в └Крокодиле”…”
На эпистолярные воспоминания Ильи Репина о Всеволоде Гаршине (публикация Максима Фролова) и беспощадно-доказательную критику И. Шайтановым последнего по времени выхода выпуска “Шекспировских чтений” я бы тоже обратил специальное внимание.
Эльжбета Савицкая. Культурная хроника. — “Новая Польша”, Варшава, 2012, № 3 (139).
“На 75-м году жизни в Кракове скончался профессор Анджей Щеклик, один из крупнейших польских медиков, врач и ученый с мировым именем, выдающийся гуманист. Он слушал музыку, читал стихи и писал книги, которые становились бестселлерами: └Катарсис” (2002, с предисловием Чеслава Милоша <…>) и └Кора” (2007). В этих книгах Щеклик рассматривал связь между медициной и искусством. <…> Профессор Щеклик лечил известнейших польских писателей, в том числе нобелевских лауреатов Чеслава Милоша и Виславу Шимборскую. В предисловии к └Коре” благодарность ему выразил за это Адам Загаевский. Щеклик опекал также артистов из └Погребка Под Баранами”. └Он понимал художников, потому что сам был художником. Медицина в его исполнении определенно была не ремеслом, а искусством. Творческие люди могли вести свою не всегда здоровую жизнь, потому что много лет о них заботился он, не раз спасая от опасности”, — вспоминает Славомир Загорский на страницах └Газеты выборчей””.
Читаешь такую новость и вспоминаешь нашего врача и писателя, автора сценария “Дней хирурга Мишкина” (с Ефремовым и Евстигнеевым) — Юрия Крелина, умершего шесть лет тому назад.
…Слава богу, здравствует и трудится председатель Общества православных врачей Москвы профессор Александр Викторович Недоступ. Многие литераторы, знаю, благодарны ему за годы опеки. Так совпало, что сейчас я слушаю двойной CD — уцелевшие аудиозаписи святителя Луки (Войно-Ясенецкого), вступительное слово на этом диске как раз говорит Недоступ.
Сэм Сэвидж. Стекло. Перевод с английского Елены Суриц. — “Иностранная литература”, 2012, № 5.
Новый роман 72-летнего американского философа, прозаика и поэта — большая удача журнала. Книга написана от лица угасающей в одиночестве (не считая домашней крысы и аквариумных рыб) старухи-беллетристки. Читая этот тонкий, психологический текст, я вспоминал роман Юрия Малецкого “Игла”, и совсем не из-за типологического подобия героев. И даже не из-за “перевоплощения” (и там и там — старая женщина). Оба зашли довольно далеко в представлении мучительного процесса расставания с жизнью, погружения в небытие — вот, наверное, в чем дело.
Ильмар Томуск. Самое большое привидение. Перевод с эстонского Марии Мартинсон. — “Вышгород”, Таллинн, 2012, № 1-2.
Этот эстонский филолог, автор учебника финского языка и директор Языковой инспекции — еще и детский писатель, автор книги “Брат Йоханнес” — о 14-летнем подростке. Тут несколько новелл — по-моему, замечательных. О 14-летних писать, кажется, труднее всего.
Лев Усыскин. Императорская академия наук — детям школьного возраста. — “Знамя”, 2012, № 6.
О книге питерца, поэта и критика Валерия Шубинского о Михаиле Ломоносове, выпущенной вслед биографии М. Л. в “ЖЗЛ”. Рассказав о книге, отметив встретившиеся “осечки” и высоко оценив стилистику, автор рецензии пишет:
“И еще один интересный момент. Книге Шубинского удалось передать научную атмосферу того времени. Она помогает почувствовать, какой была общая тональность русской академической жизни между 1724 и 1774 годами. Как ни странно, этой генеральной тональностью оказывается одиночество. Вернее — совокупность многих человеческих одиночеств: не слишком радостных судеб людей, живших в неуютных обстоятельствах становления государства. Людей вспыльчивых, нервных, порой не слишком правдивых и чистых на руку, знакомых с нуждой и унижениями. В отличие от нас, вовсе не полагавших, что человек создан для счастья. Связывало этих людей лишь одно — совместное участие в большом деле, в Великом Проекте, величие которого, по всей видимости, извиняло для них многое, если не все”.
Вера Шенгелия. Отойти от нормы. — “Вокруг света”, 2012, № 6 (2861) <http://www.vokrugsveta.ru>.
“Иными словами, понятие нормы в России вывернулось причудливым образом. Общество не готово принимать больного с официальным диагнозом, а больного без диагноза, даже когда ему правда плохо и нужна помощь, общество просто не замечает. Если верить данным Госкомстата, например, в 2010 году за помощью к психиатрам самостоятельно обратились 424 000 человек. В той же Америке только с депрессией к врачам приходят больше 25 миллионов. При этом дело, к сожалению, не в том, что в России меньше больных — количество суицидов, например, почти вдвое выше, чем в Америке. Просто в России не распознают болезнь и не обращаются за помощью.
Потому что вдруг от антидепрессантов можно превратиться в овощ, смотреть в одну точку и пускать слюни? Потому что вдруг поставят на учет и никогда не возьмут на работу? Потому, в конце концов, что пока я думаю, что мой родственник подлец, его можно просто ненавидеть. Если же признать, что он болен, то тогда ему придется помогать. А как помогать психическим больным? Как им на самом деле помогать, если ты живешь не в Америке, где каждый второй знает, что такое аффективное расстройство, а в России, где аффективное расстройство агента Андерсон из сериала Homeland не только неизвестно, но и незаметно”.
Михаил Шифрин. Оправдание неуча. Зачем нужно читать книги и учиться, если есть “Википедия”? — “Вокруг света”, 2012, № 6 (2861).
“В 2008 году мне довелось читать в одном детском лагере лекции о └Вокруг света”. Был там особый отряд десятиклассников из богатых семей. Меня предупредили, что сладу с ними не будет. Якобы вожатых эти детишки держат за слуг, запретов не терпят и предаются любви во всех ее формах. Им-то я и задал волнующий вопрос: └Говорят, что вы народ не бедный и вам все гарантировано. Как по-вашему, зачем нужно много знать?” За банальным ответом └много знать нужно для того, чтобы быть умным” последовали куда более глубокие: └чтобы было что детям рассказать”, └чтобы мои дети меня уважали”, └чтобы было что вспоминать в старости”, └чтобы грамотно с девочкой познакомиться”. Сказавший это разделил специальный приз — дыню — с девушкой, которая дала симметричный ответ: └чтобы грамотно с мальчиком познакомиться”. Наша лучшая дыня досталась девушке, покорившей всех ответом — └чтобы самому себе не надоесть”. А потом ребята захотели услышать мою версию. Она была примерно следующая: └Все вы неизбежно станете руководителями, и вас будут постоянно водить за нос, выдавая плохую работу за хорошую, дешевое за дорогое, провалы за успехи. Так поведут себя и ваши подчиненные, чтобы не напрягаться, и ваши руководители, чтобы использовать вас. Всего вранья ни по какому интернету не проверишь. Выходит, вам стоит много знать, чтобы вас было труднее обмануть”.
Аплодисментов я не сорвал, но они задумались и сказали: └Что-то в этом есть”. Прошло четыре года, а мне и сейчас кажется, что в этом что-то есть”.
М. Ш. — редактор отдела информации и досье журнала.
Евгения Щеглова. Силы зла на литературном посту, или Когда “ступни ног ей к лицу”. — “Вопросы литературы”, 2012, март-апрель.
В специализированном журнале исследуется феномен расплодившихся ныне, условно говоря, “антиахматовых”. Интересно замечание Е. Щ. о том, что стоило Катаевой вынуть из своих сочинений такую важнейшую составляющую, как личная ненависть (я думаю, все-таки имеющую в своем генезисе глубоко сознательную провокативность), как проект посыпался. Содержащийся в статье перечень диффамаций и передергиваний, неприкрытой лжи у авторов подобного “антилитературоведения” — также впечатляет.
Составитель Павел Крючков