(составители А. Василевский, П. Крючков)
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 6, 2012
«Вечерняя Москва», «Взгляд», «Vip74.ru», «Коммерсантъ/Weekend», «Kiev Report», «Лаборатория Фантастики», «Литературная газета», «Литературная Россия», «Lenta.Ru», «Московские новости», «НГ Ex libris», «Невское время», «Неприкосновенный запас», «Новая газета», «Однако», «OpenSpace», «ПОЛИТ.РУ», «Православие и мир», «Российская газета», «Русский Журнал», «SvobodaNews.ru», «Топос», «Файл-РФ», «Фома», «Частный корреспондент»
Михаил Айзенберг. Сквозь стену. — «OpenSpace», 2012, 16 марта <http://www.openspace.ru>.
«Поколение [Александра] Белякова — это те авторы, чьи └за тридцать” пришлись на середину девяностых, а на моей памяти не было периода, для нашей поэзии более провального. Один воздух закончился, другой еще не начался. Стиховая волна откатывалась, и люди чаще прекращали писать, чем начинали. Время не поддерживало тех, кто только входил в силу, не подхватывало звучание, и нужно было идти против времени. Но против времени не ходят сообща, тут у каждого своя дорожка».
Юрий Андрухович. Писатели и Революция. Беседа первая. Беседовал Игорь Сид. — «Русский Журнал», 2012, 13 марта <http://russ.ru>.
«Если я прав в том, что наша страна и ваша — нереволюционные, то роль писателя в том, чтобы революцию выдумывать. Роль писателя вообще в том, чтобы выдумывать иную реальность. И в частности — революцию в не очень революционных странах. Эту свою роль ему не обязательно осознавать: если он хороший писатель, то он будет готовить революцию все равно, даже если сам он в нее не верит».
«Я не знаю благополучного развития в странах Азии, Африки и Латинской Америки, честно говоря. Япония? Южная Корея? Какие-то Эмираты? Более успешное развитие по сравнению с другими соседями — да. Но на самом ли деле благополучное? Благополучен ли Иран? Благополучен ли Китай? Может, Нигерия? Дело в том, что сама категория └благополучия” — сугубо европейская. В неевропейских обществах этой ценности либо нет, либо она подменяется».
Александр Архангельский. «Для новой интеллигенции нет понятия └народ”». Беседу вела Елена Барышева. — «Московские новости», 2012, на сайте газеты — 28 марта <http://www.mn.ru>.
«Недостаток термина └новая интеллигенция” в том, что большинство людей, вовлеченных в процессы, которые мы наблюдаем, себя интеллигентами не ощущают. Они не ощущают себя особым избранным сословием, которому история поручила давать всему моральные оценки. Они в большей степени деятели, чем это было принято у старой русской интеллигенции. Они задают себе вопрос, который нормальный русский интеллигент никогда себе не задавал, — за счет чего мы будем добиваться поставленных целей?»
«У них в то же время есть одна корневая черта обычной интеллигенции — они хотят смотреть на происходящее вокруг и на самих себя с точки зрения морали. Это несомненный признак новой интеллигенции. То есть, с одной стороны, им не присуще чувство народного избранничества, а с другой — они меряют исторический процесс моральным мерилом. И получается, что в первом случае они не интеллигенты, а во втором они несомненные интеллигенты».
«Как ни удивительно, но впервые в русской истории зарабатывание денег и общественное служение перестали быть двумя вещами несовместными».
Дмитрий Бавильский. Мне бы не хотелось называть симулякры по именам. Беседу вел Игорь Бондарь-Терещенко. — «Kiev Report», Киев, 2012, 24 марта <http://kievreport.com>.
«С какого-то момента я понял, что думаю не головой, которая любит находиться в тени, но пальцами, печатая — и что пока я не написал о чем-то, то не знаю, как к этому отношусь. Я писал и буду писать, даже если не светит никакая публикация (скажем, на необитаемом острове), так как для меня это оптимальный способ проведения времени, его убийства с ощутимой пользой: ведь когда ты пишешь, убивая время, ты его, таким образом, еще и фиксируешь».
Дмитрий Бавильский. «Едок реальности». Беседу вел Сергей Куклев. — «Vip74.ru», Челябинск, 2012, 27 марта <http://www.vip74.ru>.
«Я пытаюсь делать то, что мне интересно. Скажем, пару лет назад я написал текст про все симфонии Шостаковича. Каждый день слушал по симфонии и записывал то внутреннее кино, что видел на изнанке век, пока музыка звучала. Так сложилось эссе, которое перепечатали раз пять, а └Новый мир” дал мне за него премию по итогам года. Дальше можно было бы идти по нескольким направлениям. 1) Стать в общественном сознании └ответственным” за Шостаковича и во время его юбилеев пожинать жатву внимания СМИ, объясняя, чем нам Дмитрий Дмитриевич так важен. 2) Можно было написать другое эссе — про девять симфоний Бетховена. Или Малера. Или Брукнера. Или Шнитке. Или про все квартеты Шуберта. Или Шумана. В общем, логика понятна. Но я и этого не стал делать, так как один раз сделал, жанр придумал, дискурс освоил, можно идти дальше».
«Меня интересуют долгосрочные результаты не оттого, что я собираюсь жить вечно, но потому, что люблю постепенную и кропотливую (несуетную) работу».
Павел Басинский. Молчание пастырей. — «Российская газета» (Федеральный выпуск), 2012, № 59, 19 марта <http://rg.ru>.
«<…> лично для меня Распутин и Маканин тоже являются классиками мировой литературы. И то, что ни один, ни другой еще не получил и, вероятно, не получит Нобелевской премии, является проблемой самой премии».
«По Распутину и Маканину мы могли бы (и должны!) изучать нашу историю, а не по комментариям наглотавшихся каких-то книг и статей политологов. Они могли бы (и должны!) ответить нам на вопрос: что с нами сегодня происходит? Но пока овцы блеют, пастыри молчат. Оба устали. Это так грустно, что от обоих юбилеев осталось нерадостное чувство. Словно мы кого-то обманули или нас кто-то обманул».
Брехт в Америке. — «SvobodaNews.ru», 2012, 12 марта <http://www.svobodanews.ru>.
Говорит Борис Парамонов: «Да, я читал мемуары известного американского философа-марксиста Сиднея Хука, сообщающего о Брехте удивительную информацию. Шли московские процессы, и американские друзья Советского Союза всячески недоумевали: как это старые большевики, творцы Октябрьской революции, вдруг оказались шпионами мирового империализма. И в одном из этих разговоров Брехт высказался в том смысле, что если Бухарин, Зиновьев и Каменев оказались на скамье подсудимых, так и за дело, значит, там им и место. Не в том смысле, что они действительные враги и шпионы, а что слабаки. Были бы сильнее и умнее, так не сели бы. Это поразительно циническое высказывание. Но я его вспомнил, перечитав, в связи с новой американской постановкой, брехтовского └Галилея”. Там он, Галилей, говорит: └Несчастье происходит из неправильных расчетов”. И еще: └Страдальцы вызывают у меня скуку”. И еще: └В сложных случаях кратчайшим расстоянием между двумя точками становится кривая”. Это говорит Галилей, но, вспомнив свидетельство Хука, можно смело посчитать это словами и убеждением самого Брехта».
Дмитрий Быков. «Сейчас не до гастрономии». Беседовала Елена Боброва. — «Невское время», Санкт-Петербург, 2012, на сайте газеты — 17 марта <http://nvspb.ru>.
«В России, по-моему, поиски формы еще впереди, нам бы справиться с осмыслением содержания. В этом плане хорошие перспективы у социального романа, у семейной саги, физиологического очерка, то есть у первичных и довольно простых форм литературы».
«К чему приводит попытка усложнять форму на пустом месте, мы отлично видели на примере русской подпольной литературы семидесятых, тут хороший пример Саша Соколов. Нам сейчас не до гастрономии — разобраться бы с хлебом. Впрочем, я не против сложной формы, как раз примитивность └новых реалистов” меня отталкивает. Просто за этой сложностью должна стоять мысль».
Дмитрий Быков. Книжку писать — это тебе не лодку раскачивать. Почему русскому роману лучше не соваться на Запад. — «Московские новости», 2012, на сайте газеты — 23 марта.
«Нет слов, есть и в России попытки освоить авангард, скажем, Сергей Самсонов последних два романа написал ритмической прозой с явной оглядкой на Андрея Белого. Но вот в чем проблема: Белый ведь замечателен не только и не столько ритмизацией, сколько зоркостью, избыточностью деталей, мощной звукописью, а главное — обилием и оригинальностью мыслей. Чтобы написать └Петербург”, мало изобрести └капустный гекзаметр”, как называл Владимир Набоков бугаевские трехстопники; надо много думать о Востоке и Западе, читать греков и немцев, обладать нешуточной изобразительной силой — всего этого у Самсонова нет совершенно».
«Лучший триллер последнего десятилетия, на мой вкус, — роман Марка Данилевского └Дом листьев” (House of Leaves); он у нас не куплен и не переведен, хотя, найдись издатель, я сам с наслаждением взялся бы за перевод этой огромной, виртуозной, действительно фантастически жуткой книги. К каким только трюкам — типографским, фотографическим, даже звуковым (выпущен диск-приложение) — не прибегает автор, и все-таки дело не в формальной изобретательности, а в огромном пласте освоенной им культуры, в тонких и точных отсылках, в выдуманных цитатах, неотличимых от оригинала. Плюс, конечно, мощная и глубокая идея, лежащая в основе этой чрезвычайно хитрой и мрачной истории».
Мария Галина отвечает на вопросы посетителей Фантлаба. — «Лаборатория Фантастики», 2012, 11 марта <http://fantlab.ru>.
«Поразить меня не так-то легко, но что мне понравилось из того, что я читала за последние год-два, это └Дом в котором” Мариам Петросян, └Остромов” Дмитрия Быкова, └Прощание с Баклавским” Ивана Наумова, └Я, хобо” Сергея Жарковского, └Хранители” Алана Мура, └Террор” и └Друд” Симмонса (└Флешбэк” тоже не так уж плох, как его ругают). Еще я люблю Терри Пратчетта, без захлеба — зато долго и верно».
«Еще я поняла, что когда-то очень плохо по молодости лет поняла └Анну Каренину”, а на самом деле она про чудовищную истеричную эгоистку, которая ломает жизнь всем, до кого дотянется. Есть прекрасная работа Натальи Воронцовой-Юрьевой на эту тему, она выложена в сети и называется └Не божья тварь”. Еще есть одна книга must read, я ее всем советую, это └Моби Дик” Мелвилла, я уверена, что большинство фантлабовцев ее читали. Но если нет, прочтите. Лучшего в нашем жанре никто за полтораста лет не написал и, наверное, долго еще не напишет».
Федор Гиренок. О смысле жизни. — «Литературная газета», 2012, № 10, 14 марта <http://www.lgz.ru>.
«Смысл вообще — это мания, устойчивая греза, фантазм. <…> Смысл жизни — это личностно приемлемая греза, результат договора со своей самостью, с самим собой».
«Между смыслами и событиями идет война. Чем больше в мире событий, тем меньше в нем смыслов. В современном мире скорость смены событий так велика, что она не оставляет возможности для извлечения смыслов, для заключения договоров с самим собой. Поэтому людям приходится жить в режиме неизвлеченных смыслов и непонятных событий».
«На детской площадке встречаю мальчика 5 лет. Разговариваю с ним. Он по секрету сообщает мне, что у него есть нож. Через секунду он действительно достает кухонный нож и показывает мне его. └Зачем он тебе?” — спрашиваю я. └Чтобы защищаться от обидчиков”, — отвечает мальчик. └А родители знают про нож?” — продолжаю я расспрашивать. └У меня есть только мама. Она знает”, — простодушничает мальчишка. Нож мальчика является продуктом успешной социализации нового поколения России, его договора с миром. └Я принял тебя, — сказал ему мир, — только ты возьми с собой нож”».
Дмитрий Горин. Ближе к телу: о некоторых особенностях репрезентации постсоветской реальности. — «Неприкосновенный запас», 2012, № 1 (81) <http://magazines.russ.ru/nz>.
«Мода на трансформацию тела (пластические операции, пирсинг, вживление металла и силикона — пожалуй, самые безобидные ее формы) — не просто следствие желания подчеркнуть свою индивидуальность (индивидуальность в таких трансформациях несложно и потерять). Попытки └усовершенствовать” человеческую природу или укротить ее техническими или медицинскими средствами есть результат утраты человеком своего центрального положения в доминирующей картине мира и проявление желания переместиться из человеческого топоса в иные пространства. Смысловой центр смещается от человека к продуктам его интеграции либо с техникой (идеал биоробота), либо с животным миром (расхожие представления о генетических модификациях человеческого тела), либо с неземными силами (различные вариации на тему супермена) или хтоническим миром (растущий интерес к теме оборотничества)».
Игорь Золотусский. «Подлинная свобода — это самоограничение». Беседу вел Сергей Луконин. — «Файл-РФ», 2012, 20 марта <http://file-rf.ru>.
«Мне позвонили с радио и сказали: └Ваши родители были в лагере, вы в детской тюрьме. Скажите несколько слов в поддержку десталинизации”. Я отвечаю: └Надо вести речь не о десталинизации, а о дегорбачевизации и деельцинизации”. Корреспондент тут же бросил трубку».
Виталий Каплан. Новый русский антиклерикализм. — «Православие и мир», 2012, 21 марта <http://www.pravmir.ru>.
«По-моему, современными антиклерикалами движет вполне реальный страх. Они действительно боятся, что Церковь получит политическую власть в стране и установит тоталитарную диктатуру, начнет силовыми способами подавлять всякое инакомыслие, загонит несогласных в концлагеря (иные договариваются и до костров инквизиции). Но у такого страха есть интересные оттенки. Я бы сказал, что это сладкий страх. Чем-то сродни ужастикам про Черную Простыню и Красное Пятно, которые дети в летних лагерях рассказывают после отбоя. Очень заметно, что антиклерикалам нравится бояться. Это ведь очень эстетично — надвигающаяся Тьма, и горстка безупречных борцов встает у нее на пути, и предполагаемый их пепел будет стучать в чьих-то сердцах, а память — жить в будущих веках».
Максим Кронгауз. «Большинство людей рассматривают новое в языке как порчу». Беседу вел Игорь Лутц. — «OpenSpace», 2012, 23 марта <http://www.openspace.ru>.
«Но смайлики — это довольно банальная вещь. Более любопытный, хотя и менее распространенный прием — зачеркивание. Это принципиально новое измерение речи, свойственное исключительно письменному устному языку. То есть я пишу это, а на самом деле думаю вот так. В обычной устной речи это просто невозможно выразить. Благодаря такому приему текст становится нелинейным, добавляется новое измерение».
Вячеслав Курицын. Левитирующая точка сборки. О романе Александра Иличевского «Анархисты». — «Однако», 2012, № 8 <http://www.odnako.org>.
«Вопреки хлесткому названию, анархистов в романе не так уж много».
«Нет сомнений, что ее написал талантливый человек. Но этот человек позволяет себе неопрятности, на которых, увы, затруднительно не остановиться».
«Это на самом деле просто удивительно. Неужели писатель, явно владеющий чувством слова, не видит отчаянной криволапости своих диалогов? А если видит, то почему не борется, как это и положено художнику, с самим собой? Размашистые выводы из единичного случая не всегда уместны, но все же, читая на протяжении многих лет современную русскую прозу, я очень часто утыкаюсь в эту проблему. Талант плохо отформатирован, к дару небес не приложено мастерство, вольный дух летает отдельно от ремесла. Причем это не только литературы касается, но и вообще отечественной цивилизации».
Андрей Лебедев. «Брежнев — правитель эпохи └Школы для дураков”…» Беседовал Александр Чанцев. — «Частный корреспондент», 2012, 28 марта <http://www.chaskor.ru>.
«Полное название этой книги, которая должна выйти в ближайшие месяцы в московском издательстве └Август”: └Vita Sovietica. Неакадемический словарь-инвентарь советской цивилизации”. Формальным поводом для составления словаря послужило двадцатилетие распада СССР. Двадцать лет — тот самый срок, когда прошедшая эпоха переходит в разряд оксюморонического present past и начинается действительная работа памяти».
«Сейчас я работаю над книгой о Борисе Гребенщикове, перечитываю множество его интервью и вполне готов повторить за ним: └Играть в политику — дело поганое, это не занятие для приличного человека. Музыка более интересна и долговечна. Я думаю, что ни вы, ни я не знаем, кто был правителем при Иоганне Себастьяне Бахе”. БГ точно выражает мировоззрение интеллигента эпохи застоя, семидесятника, как он, или восьмидесятника, как я, — за что и ценим. Я считаю Брежнева правителем эпохи └Школы для дураков”».
«Для меня Толстой или Чехов умерли не сто лет назад, а вчера, и русская литература по-настоящему закончилась на них. Революция 17-го года помешала нам гармонично воспринять и усвоить русский модерн. Можно издавать Серебряный век миллионными тиражами, но он пока не растворился в культурной крови, двух десятков лет для этого мало».
Мария Маркова: в человеке изменения происходят медленно. Беседовал Алексей Устинов. — «Русский Журнал», 2012, 12 марта <http://russ.ru>.
«Когда читаю чей-то текст, сразу вижу, что там и как, вижу, как текст работает. Если не могу разгадать этого автора, то приходится его перечитывать и перечитывать. Вот, например, Пастернак. Я не понимаю, как работают его стихи, но знаю, что они прекрасны, что они полны энергии, просто энергетический поток сплошной! И как он смог заключить его в эти рамки, для меня загадка. Пытаюсь представить, как устроены его стихи, за счет чего они звучат, но это что-то неуловимое».
«Бродского мне на слух тяжело воспринимать, именно его авторское чтение. Что же касается других поэтов, например Мандельштама, то мне кажется, что у современного человека отсутствует та артикуляция и та культура речи, которые были тогда. Изменилось само произношение. Но мне все же ближе авторское исполнение, а не актерское».
Александр Мелихов. Восстание попугаев. — «Литературная газета», 2012, № 11, 20 марта.
«Новую иронию не нужно путать с прежней, романтической. Источник романтической иронии — горечь за поруганную прекрасную мечту, в основе же новой иронии — торжество над дураками, решающимися о чем-то мечтать».
Мне не хватает русских друзей. Записала Елена Марченко. — «Литературная Россия», 2012, № 9, 2 марта <http://www.litrossia.ru>.
Говорит украинский литературовед, генеральный директор Национального музея Тараса Шевченко в Киеве Дмитрий Стус: «Для меня на вершине поэтического олимпа Украины находятся два человека — Васыль Герасимюк и Алексей Зарахович. Долгое время у нас не было сильной, живой русскоязычной поэзии. После выхода в свет последней книги Зараховича └Чехонь” стало совершенно очевидно, что он — явление в поэзии современной Украины, хотя, возможно, еще не в полной мере прочитанное и осмысленное. Но так было со многими, в том числе и с моим отцом — Васылем Стусом, к которому признание пришло только через 15 — 20 лет после смерти. Будем надеяться, что Алексея ждет иная судьба. Что же касается Васыля Герасимюка, то он тоже закрыт и герметичен, как и Алексей. Сначала он был герметичен за счет большого количества диалектных слов, в значительной мере непонятных большинству читателей, а сейчас, начиная со сборника └Поет у повЁтрЁ” — многих отталкивает и даже пугает его жесткая речь и очень концентрированный, насыщенный смыслом стих».
Сергей Могилевцев. Крым как «вещь в себе». — «Топос», 2012, 6 марта <http://www.topos.ru>.
«В случае с Крымом идеализм торжествует над материализмом, ибо Крым в большей степени ноумен, чем феномен. В большей степени └вещь в себе”, чем реальный полуостров со всеми его берегами, летним отдыхом, чистыми и грязными пляжами, экологическими проблемами, ужасами, нищетой и блестками высоких прозрений. <…> Даже если в нем произойдет тотальная экологическая катастрофа или он внезапно погрузится в пучины моря, Крым навечно останется чистой идеей, └вещью в себе”, о которой можно лишь мыслить, наделяя ее какими угодно свойствами и чудесами, ибо проверить их опытным путем будет в принципе невозможно».
Наравне с Нью-Йорком и Парижем. Ольга Свиблова о фотобиеннале, соцсетях и истории. Беседовала Татьяна Ершова. — «Lenta.Ru», 2012, 24 марта <http://lenta.ru>.
Говорит Ольга Свиблова: «Нет никакой классической фотографии. Она все время в развитии, как и жизнь. Сара Мун, например, прославившаяся своими полароидами, сейчас снимает на iPhone и балдеет. Чтобы поймать то, что ей нужно, она делает десять кадров, налетает на стену, ловит свет, переводит в ч/б. И дико гордится тем, что все это можно снять на iPhone. И при этом получает в подарок камеру-обскуру с линзами 1867 года и собирается ехать на стажировку в Германию, чтобы учиться на ней снимать».
«Понимаете, все существует и сосуществует. И техника, которая была, никуда не уходит. Другой вопрос, что она становится немассовой. Мы не знаем, что в итоге будет с появлением социальных сетей. С одной стороны, важно, что люди выражают себя в виртуальном мире, с другой — это чудовищный эгоизм, с моей точки зрения, рассказывать о том, что ты пошел на кухню, попил чай, посмотрел в окно и увидел птицу».
Андрей Немзер. Памяти Станислава Рассадина. — «Московские новости», 2012, на сайте газеты — 21 марта.
«Он был одним из самых ярких критиков своего поколения. По мне — с середины 70-х, когда я начал Рассадина читать, — просто лучшим. И терпеть не мог, когда его аттестовали └критиком”. Пытаясь определить └свое место”, он написал: └Говоря без амбиций и без самоуничижения, я, надеюсь, достаточно квалифицированный — и уж, без сомнения, опытный — читатель, надо полагать, научившийся за долгие годы внятно излагать свои мысли. Передавать свои ощущения”. Именно таких читателей нам не хватало как полвека назад, так и сейчас».
Андрей Немзер. Ждать у моря Гоголя. Давно уже наша литературная ситуация непрестанно день ото дня хужеет. — «Московские новости», 2012, на сайте газеты — 23 марта.
«<…> ожидание книги (фильма, спектакля, художественного проекта) возможно лишь при наличии общего смыслового (и вкусового) пространства, системы приоритетов, некотором (относительном, конечно) единомыслии. Ничего подобного у нас давным-давно не наблюдается. Мозаичность литературной вселенной почитается непререкаемой аксиомой, а отстаивание (навязывание) своих (мыслящихся общезначимыми) ценностей — архаичным дурновкусием. Чего, скажите на милость, при такой погоде можно ждать? Еще одного опуса Пелевина — дабы узнать, в каких декорациях будет разыграна все та же история о неизбывной пошлости бытия, могуществе бабла, фиктивности любых └идей” и └чувств”, скотской низости человекообразных персонажей и неколебимом величии вожделенной пустоты? Еще одного артефакта из нон-стоп-проекта └Фандорин и компания” — дабы ощутить изыск нового псевдонима Чхартишвили? Еще одной журнальной подборки кого-то из лауреатов премии └Поэт” — дабы удостовериться, что Кушнер и Лиснянская предлагают стихи крупными порциями, а Чухонцев и Гандлевский — минимализированными? Еще одного сочинения Маканина — дабы удовлетворенно отметить, что за └новомирской” публикацией неизбежно случится └знаменская”? Простите, но это не ожидание. При любом отношении к исчисленным выше литераторам (для меня отнюдь не одним миром мазаным!) и их собратьям по цеху. Потому и расплывается смысл эффектного слогана на обложке незнакомого романа, что мы, по сути, ничего от наших писателей не ждем. Мы почти уверены, что опытный (известный) автор выдаст в лучшем случае старую погудку на новый лад, и предпочитаем не знакомиться с незнакомыми».
Владимир Новиков. Чуковский придумал первый фейсбук, а Василий Розанов мог стать блогером-тысячником. Беседу вела Мария Раевская. — «Вечерняя Москва». Портал городских новостей, 2012, 15 марта <http://vmdaily.ru>.
«Все меньше студентов начитанных — которые не просто знают творчество любимого писателя, но и представляют себе картину литературы в целом. Они все хуже понимают скрытые цитаты, шутки. Про таких Булгаков говорил: └Вы человек девственный”. Зато они острее воспринимают многие вещи, которые раньше были очевидными. Их поражают судьбы писателей, о которых я рассказываю в курсе └История новейшей отечественной литературы”. Они не застали цензуры, не представляют себе, что власть могла так грубо вмешиваться в работу, а то и в жизнь художников. С круглыми глазами слушают про казненных Исаака Бабеля и Бориса Пильняка, про постановление о журналах └Звезда” и └Ленинград”…»
«Зощенко говорил: └Фраза у меня короткая. Доступная бедным”. Вот так и желательно писать в газетах. Цитаты в рецензиях тоже должны быть короткими — чтобы читатель мог их с ходу запомнить. В тексте должна быть ключевая фраза, которую можно было бы выделить курсивом. Текст состоит из заглавия, первой и последней фразы и… всего остального. Я, например, сначала придумываю заглавие. Потом выключаю компьютер, иду гулять — на сегодня работа сделана. Придумал первую фразу — снова отдыхаю. Потом придумываю последнюю и заполняю пространство между ними».
Одна дома. Мария Маркова не понимает, что значит быть профессиональным литератором. Беседу вел Игорь Панин. — «Литературная газета», 2012, № 9, 7 марта.
Говорит Мария Маркова: «Вот уже почти год прошел [после премии Президента РФ], а мне до сих пор не дает покоя мысль, что я недотягиваю до своего прежнего уровня. Больше похоже на какой-то детский комплекс. Вот сделаю здесь ошибку, и меня будут ругать — ах, какой стыд, как страшно. Читатели тоже нет-нет да и напишут, что раньше мой голос был другим. Я читаю и вздрагиваю. Хочется спрятаться и совсем замолчать, удалить все аккаунты, уйти из Интернета. Но я много думала об этом и решила, что даже такая форма побега — это проявление слабости, а мне не хочется быть слабачкой».
Надя Плунгян. История одной дискредитации. — «Неприкосновенный запас», 2012, № 1 (81).
«Право на жизнь или высказывание (что для медиа почти одно и то же) в российском публичном пространстве определяется деньгами или степенью приближенности к правящим кругам. Совершенно ясно, что эти радары Перельмана вообще не индексируют. Есть у него деньги или нет? Если есть, он по праву попадает в разряд «вип», но попадает таким, каков он есть, — рядовым сотрудником НИИ, человеком, погруженным в науку и не связанным с властью никакими обязательствами лояльности. Дезориентированные СМИ пытаются задним числом приписать ученому эту лояльность (приклеивая к фотографии костюм) или же, чувствуя смутные опасения, выставить его самозванцем, который обманным путем проник в верхний слой, а потому заслуживает разоблачения. Следуя этой беспорядочной логике, в видеоинтервью журналу └Сноб” Гессен называет книгу детективом, а свою работу над ней — расследованием, как если бы ее герой совершил какое-то преступление и обрезал контакт с журналистами, пытаясь уйти от ответственности».
«Что ж, Перельман действительно нарушил законы российского истеблишмента и сделал это дважды. Во-первых, он получил статус, на который не имел └права”, как человек, далекий от мира элиты. Во-вторых, он не просто отклонил этот статус, но еще и отказался признать тот факт, что отмена статуса лишает его социальной защиты. Он попытался утвердить границы между собой и существующим в данный момент общественным договором, а этой возможности рядовой российский гражданин бесповоротно лишен. Хотел этого Перельман или нет, все его действия стали политическим жестом, после которого другие нестатусные люди могут тоже начать предъявлять власти собственные условия и автономии».
Григорий Ревзин. Проповедение. — «Коммерсантъ/Weekend», 2012, № 8, 7 марта <http://www.kommersant.ru/weekend>.
Среди прочего: «Русский мат позволяет выразить очень разные содержания, но, скажем, фразу └Непоколебимой основой внешней политики Советского Союза являются ленинские принципы мирного сосуществования государств с различным социальным строем, неустанная борьба за упрочение мира, за дружбу и сотрудничество между народами” (Леонид Брежнев, └Ленинским курсом”, т. 1, стр. 8) матом пересказать невозможно, и это несомненное доказательство, что смысла в этой фразе нет вообще».
«Русские остановят прогресс». Писатель Эдуард Лимонов рассказал о том, каково быть Сверхчеловеком. Беседу вел Кирилл Решетников. — «Взгляд», 2012, 23 марта <http://vz.ru>.
Говорит Эдуард Лимонов: «Сейчас скоро уже нужно будет останавливать прогресс (начал обосновывать в свое время еще Мальтус, вы помните). Так вот, русские — на мой взгляд, именно русские как ни одна другая сила, ну, может, еще исламский мир — самой судьбою избраны для остановки прогресса. Идея безлимитной эксплуатации Земли будет убита нами».
«Мимо меня нельзя было пройти в любом случае. Но я удачливый тип и вот удостоился европейского признания при жизни. Впрочем, сейчас они пока еще упиваются парадоксами моей неординарной биографии. Но неизбежно впитают и мои антиевропейские книги».
Ольга Седакова. Дело Данте. — «Православие и мир», 2012, 18 марта <http://www.pravmir.ru>.
«Данте был одним из первых, защищавших идею └разделения властей”, духовной и светской: иначе говоря — одним из отцов секуляризма. Этот проект, осуществившийся в Европе много позже, после Просвещения, предполагает, что общественная жизнь управляется не теократическими законами, а универсальными законами разума и морали, общими, как предполагалось, для всех людей и заключенными в самой человеческой природе. <…> Теперешнее требование запретить Данте исходит как раз от секуляризма в той его форме, которую он принял к нашим дням. Итак, Данте обвиняется в антисемитизме, исламофобии и гомофобии».
«Я думаю, знакомясь с такими событиями, как └дело Данте”, └вынос Распятий”, запрет носить крест, мы можем констатировать, что секуляризм становится новой идеологией, то есть новой парарелигией, которая решительно отказывается от употребления разума».
«И еще один вывод из └дела Данте” (за которым вполне могут последовать └дело Шекспира”, └дело Пушкина” и т. д.): мы видим, в какой мере христианской в своих основах была европейская (и русская) классика. Другой классики у нас нет. Таким образом, чтобы никого не обижать, нам придется остаться совершенно ни с чем».
Советское кино как большой гуманистический проект. Лекция Евгения Марголита. — «ПОЛИТ.РУ», 2012, 12 марта <http://www.polit.ru>.
Фрагменты лекции киноведа, педагога Киношколы им. МакГаффина Евгения Марголита, прочитанной 25 февраля 2012 года в клубе ZaVtra.
«Мы говорим с вами о 30-х гг. Это требование отделить свое └прежнее” от своего └нового”, преодолеть себя, переродиться неожиданно оборачивается совершенно трагедийной коллизией. Один из главных примеров — это └Чапаев”, где неизбежность совершенно не обозначена в сюжете, и неизбежность гибели главного героя порождает особую ценность его для зрителя. В этой картине засветились оба режиссера — в каких эпизодах? Все вы помните эпизод атаки. Там идет один офицер со стеком, другой — с папироской в зубах. Офицер с папироской — это Григорий Васильев, а Сергей Васильев — пулеметчик, который с обрыва расстреливает бедного Василия Ивановича. Это и есть ощущение раздвоенности».
Дмитрий Соловьев. Человек в социальной сети. Лекция о поведении в социальных сетях, прочитанная студентам Британской Высшей Школы Дизайна. — «Частный корреспондент», 2012, 15 марта <http://www.chaskor.ru>.
«Одна из причин нахождения человека в социальной сети — прокрастинация. Прокрастинация — откладывание на потом неприятных дел и мыслей».
«Люди убрали части души в Интернет. И теперь в офлайне у пользователей возникает тревога — в живые части их души └втыкают иголки”, а они не знают об этом. Душа требует защиты, немедленных реакций на раздражители, но когда люди в офлайне, они не могут следить за душой, которая заключена в Интернете. У них появляется желание проверить свой профиль в социальной сети, чтобы узнать, что с ним произошло за время отсутствия. Это как с девушкой. Когда ее нет рядом, хочется знать, что с ней происходит каждую секунду. Желание удалить профиль может происходить от желания снять с души это состояние неизвестности и неопределенности».
Узнаем по плодам. На вопросы «ЛГ» отвечает историк и публицист Владимир Карпец. — «Литературная газета», 2012, № 11, 20 марта.
«Глобальный мир, мир, управляемый единым правительством, согласно православному преданию, — мир антихриста. Для сознательных верующих русских людей это очевидно. Но и для тех, кто утратил веру, утратил связь с традицией, даже атеистов, все равно это остается на уровне └забытого знания” — или предчувствия. Отсюда недоверие к глобализации, ощущение, что └здесь что-то не то”. Люди не против технической стороны глобализации. Напротив, русский человек в вопросах техники очень любопытен и изобретателен».
Семен Файбисович. Самая радикальная революция. Ресурсы нигилизма и провокации в арте практически исчерпаны. — «Московские новости», 2012, на сайте газеты — 12 марта.
«Сама идея └революционности”, постоянных пощечин мещанству, буржуазности, вере, идея бросать провокационные вызовы публике, всячески └доставать” ее в значительной мере концептуально изжила себя, особенно, как представляется, в здешнем мире, который делится куда скорее на вменяемых и невменяемых, нежели на правых и левых, самодовольного благонравного буржуа и всем недовольного задиристого художника. <…> Вокруг и так слишком мало доброты и участия — света, словом; слишком много злобы и жестокости, оскорблений и наездов, чтобы еще подбрасывать этих дровишек посредством └художественных вызовов”».
«Кто бы спорил, что добро пошло, но ведь никак не более, чем зло! Тем не менее постмодерн в арте дал злу (включая ползучую индифферентность — его едва ли не самое опасное проявление) добро, а добру (включая неравнодушие и любого рода участие) полностью перекрыл кислород. Я не к тому, чтобы теперь, когда времена меняются, перекрыть кислород негативу, а к тому, чтобы снять наконец вековое табу на жизнеутверждающие высказывания».
«Не вижу сегодня никаких, тем более └неразрешимых”, противоречий между традиционным мастерством, широко понимаемым художественным качеством и поисками все новых ресурсов, языков и технологий высказываний».
«Хочется жить в креативной России». Олег Хлебников считает, что страну спасет средний класс. Беседу вел Игорь Панин. — «Литературная газета», 2012, № 11, 20 марта.
Говорит Олег Хлебников: «По-моему, кроме меня, сейчас почти никто не пишет поэм. А я продолжаю заниматься этим бесперспективным делом. Зато, когда находишься внутри поэмы, испытываешь счастье. Причем продленное. Если стихотворение — миг любви, то поэма — по крайней мере ночь, а может, и несколько. Сейчас я почувствовал, что из моих тринадцати поэм (тринадцатую — └На небесном дне” — закончил только что) складывается что-то вроде романа в поэмах. Не из всех — войдут всего семь-восемь, зато внутренний сюжет будет просматриваться. Конечно, хотелось бы, чтоб у этого странного и уж точно не востребованного нашим временем произведения все же нашлись внимательные читатели».
Чем ответственней, тем свободней. — «Фома», 2012, 7 марта <http://www.foma.ru>.
Говорит Павел Крючков: «Когда четверть века тому назад я пришел в Дом-музей Корнея Чуковского и, спустя некоторое время, оказался в роли экскурсовода-просветителя, мой неофитский порыв немедленно выплеснулся в осознанный или неосознанный триумф всевозможного самовыражения. Я был переполнен знаниями, своей └причастностью” └к месту” и не слишком-то беспокоился о том, что выплескиваемая мною на посетителей музея └информация” о жизни и творчестве Чуковского вместе с удовольствием от публичного └размагничивания” тех или иных мифологем замешана пусть и на юношеской, но — гордыне. Что моя так называемая └артистичность” произрастает из того же корня. Но поскольку результат был почти немедленным (восторги и даже аплодисменты), то подобные духовные проблемы меня не особенно волновали: дело творилось вроде бы качественно, экскурсионный └канон” я не ломал, а только └расцвечивал”, — стало быть, беспокоиться не о чем».
«Представьте, что только совсем недавно я приучил себя не забывать (или стараться не забывать), что палка-то — о двух концах, что, творя сей └музейный театр” (а публичная работа в маленьком мемориальном музее очень близка камерной сцене), я должен крайне осмотрительно обходиться со своими открывшимися способностями к живому общению с посетителями и вверенным мне пространством, которое волею судьбы я └оживляю”. Нет-нет, моя артистичность и аплодисменты никуда не делись, я даже стал чем-то вроде └легенды”. Но только спасительная мысль о том, как далеки мои интеллектуальные способности и усилия от трудолюбия и дарований того, чьим именем и судьбой я фактически распоряжаюсь на вверенном мне пространстве, — постоянно возвращает меня на землю».
Андрей Щербенок. «Я знаю, но все равно…»: постсоветское кино и советское прошлое. — «Неприкосновенный запас», 2012, № 1 (81).
«В самом деле, эмоциональная острота дебатов о советском прошлом, ведущихся в России уже два с половиной десятилетия, сравнима только с их безрезультатностью: страна едва ли приблизилась за это время к национальному консенсусу. Если же учесть, что любой спор о советском прошлом в этих условиях — это спор с самим собой, с дезавуированной частью собственного знания, то не приходится говорить и о формировании в российском обществе противостоящих друг другу, но внутренне гомогенных и стабильных консенсусных групп, чьи точки зрения можно было бы привести к диалектическому синтезу на основании более абстрактных общих ценностей, что не раз происходило в других странах. В России же мы имеем аморфное и эмоционально заряженное идеологическое поле, где любая чужая точка зрения, например о роли Сталина в истории, угрожает основам психической стабильности субъекта и вызывает диспропорциональную аффективную реакцию — реакцию тем более сильную, что эта чужая точка зрения всегда отчасти своя собственная».
Игорь Яковенко. Что делать? — «Новая газета», 2012, № 29, 16 марта <http://www.novayagazeta.ru>.
«Масштаб кризиса, который переживает Россия, не осознан. <…> Реально Россия сходит с исторической арены».
«Необходима сознательная стратегия разделения общества на людей вчерашних и сегодняшних. Вчерашним создают комфортную социально-культурную среду и условия пристойного доживания. Сегодняшним — пространство адекватного саморазвития, дистанцированного от исчерпавшего себя исторического качества».
«В системе образования стратегически необходим акцент на целостность России и Европы. Мы — часть христианского мира. История России как самодостаточный процесс, а Россия как самостоятельный материк — тупиковая позиция. Ее необходимо последовательно размывать».
Михаил Ямпольский: что такое кинокритика. — «OpenSpace», 2012, 30 марта <http://www.openspace.ru>.
«Задача критики — интерпретация фильмов и интеграция их в некую умозрительную конструкцию, которую мы называем └кинематографическим процессом”. Это попытка придать смысл тому, что происходит в кино. И попытка эта отвечает запросу людей, пытающихся увидеть в мире хаоса порядок и смысл. Культура, конечно, сама по себе является формой репрезентации мира, то есть упорядочивания хаоса нашего существования».
«Фильм, как и любое иное произведение искусства, не обладает способностью к самоинтерпретации, а потому нуждается в метадискурсе, поставляемом критикой. Когда-то на вопрос, что Толстой хотел сказать └Анной Карениной”, писатель заметил, что для ответа ему бы понадобилось вновь написать этот роман. Это, конечно, так. Всякая критическая интерпретация не только уже смысловых богатств исходного текста (если, конечно, в нем есть глубина) — она попросту искажает этот текст, навязывая ему некую перспективу извне. В этом смысле всякая критика — сужение и искажение, неотделимые от метадискурсивности. Мне неоднократно приходилось слышать от кинорежиссеров, что они вовсе и не думали о том, что я нахожу в их фильмах. Но я полагаю, что такое └искажение” продуктивно».
Ясность без клонизма. Елена Исаева о Пушкине, «законе свежего огурца» и о том, чего не хватает современным зрителям. Беседу вел Борис Кутенков. — «НГ Ex libris», 2012, 15 марта <http://exlibris.ng.ru>.
Говорит Елена Исаева: «Что касается работы в Театре.doc — в документальном театре, где все делается по определенным законам, — то там действуют реальные персонажи. Идет работа с живыми людьми, которые, естественно, инкогнито общаются с автором. Они называются └информационные доноры”, их имена не выдаются, тем не менее у них берутся интервью, потом эти интервью обрабатываются. Это отработанная годами технология, заслуживающая отдельного большого разговора и гораздо более трудоемкая, чем написание выдуманной истории».
«Может пройти несколько месяцев и даже лет, прежде чем материал станет драматургией. Собирание пьесы из реальных пазлов-историй происходит до тех пор, пока благодаря компиляции не возникает некий люфт — зазор между документом и художественным произведением. В итоге получается невидимая, делающая пьесу философская надстройка — не изменяющая документальный текст, не проговариваемая └в лоб”, а витающая, атмосферная — вот что интересно и дорого в документальном театре. Иногда на такую работу уходит несколько лет. Скажем, некоторые пьесы я писала по два-три года: у меня никак не возникал └щелчок” отрыва от просто документа. В удачных работах — я имею в виду не только моих — этот отрыв происходит, в неудачных остается интервью в чистом виде».
Составитель Андрей Василевский
«Арион», «Вестник аналитики», «Вопросы истории», «Знамя», «Звезда», «Иностранная литература», «История», «Итоги», «Новая Польша», «Русский репортер»
Ольга Андреева. Ольга Седакова: «Можно жить дальше…» — «Русский репортер», 2012, № 13 (242) <http://www.rusrep.ru>.
Под крупным названием-цитатой — крупное разъяснение: «Во что верит и на что надеется главный поэт страны». А я и не знал, кто у нас «главный». Думал себе простодушно, памятуя Бродского, анализирующего в докфильме («Поэт о поэтах», 1992) стереотипы авторитарного отечественного мышления, сиречь читающей публики, что главный всё еще — Пушкин («один государь, один поэт!»). Тут, кстати, есть и о Бродском.
«— Принято утверждать, что вы — единственный поэт после Бродского.
— Я думаю, что и перед! — невинно поднимает брови Седакова. — Я не очень люблю Бродского. Он же такой закрывающий поэт. А оснований для такого закрывания у него не очень много. Нужна новизна, но новизна неформальная. Он все время говорил про язык, а дело, конечно, не в языке. Дело в том, чтобы было что сказать. А он все время повторял: └Мне нечего сказать”. У меня портится настроение, когда я его читаю.
— Что должны давать стихи?
— Знаете, мне недавно написали два человека, которых одно и то же мое стихотворение — └Ангел Реймса” — спасло от самоубийства. Один из них живет в Италии, другой — в Швейцарии. Они читали эти стихи в переводе. Появился мир несчастных молодых людей, которые не понимают, зачем жить. Им совсем нечего делать: все кажется никчемным — цивилизация ничего не предлагает сама по себе. С одной девочкой, которая хотела покончить с собой и после └Ангела Реймса” раздумала, мы даже поговорили».
Теперь понятно. Значит: «Сретенье», «Я входил вместо дикого зверя в клетку», «Рождественская звезда», «Римские элегии», «Дождь в августе», «Presepio»… и вот это, как его… «Корнелию Долабелле» («…Ни тебе в безрукавке, ни мне в полушубке. Я / знаю, что говорю, сбивая из букв когорту, / чтобы в каре веков вклинилась их свинья! / И мрамор сужает мою аорту»), — написал какой-то совсем другой Бродский.
Кроме того, эти жалкие стишки так никого и не спасли.
Еще цитата: «Сейчас, когда церковь стала легализованной частью общей жизни, в нее вошло все то, что было до этого в обществе. Она вобрала в себя людей, которые читают молитвы, а в голове у них материя, борьба классов, — какой-то ужас. Христианское или человечное движение чаще увидишь не в церкви, а просто в жизни. Значит, человек не погиб».
Действительно, ну чего там, в церкви, смотреть? На кого? На этих, с позволения сказать, «людей», «читающих молитвы»? Православный человек говорит. Доктор богословия говорит. Главный поэт страны. Знает, что говорит.
Алла Астахова. Ликвидатор. — «Итоги», 2012, № 17 (828) <http://www.itogi.ru>.
Разговор с руководителем Лаборатории проблем Чернобыля, доктором физико-математических наук Александром Александровичем Боровым. Он работал в Чернобыле с 1986 по 2003 г. С 1989 по 1990 г. с ним там работали жена и сын. В 2001 г. американские журналисты включили его в список 20 живущих «действительных героев». Он не только руководил работами, но и провел многие сотни часов в объекте «Укрытие».
«В Чернобыле требовался опыт, доведенный до автоматизма. В голове щелкает некий счетчик — тут ты должен спрятаться за колонну, здесь пригнуться, чтобы схватить меньше рентген и при этом сделать дело. Однажды молодые солдаты, которых я все время ругал за неосторожность, огрызнулись — пойдите и попробуйте набрать меньшую дозу радиации. Я пошел и набрал меньше, хотя тогда мне было уже под 50 и двигался я не так быстро.
— Что в Чернобыле было страшнее — радиация или стресс?
— Самая опасная штука — радиофобия. В Чернобыле люди умирали от нее на пустом месте, не получив никакой особенной дозы. Так ушел один из моих товарищей, молодой физик, кандидат в мастера спорта. Сидел рядом со мной на диване, откинулся на спинку и умер: остановилось сердце. Когда в нашей небольшой группе произошла вторая смерть, я кинулся в Киев, к врачам. К нам прислали психиатров, которые разъяснили, что человек может испытывать сильнейший страх радиации. Каждый раз он идет в реактор как на смерть. Он скрывает этот страх, пытается с ним справиться — ведь рядом идут другие мужчины, это как атака, нельзя не идти. И этот страх в конце концов может убить.
— Вам было страшно?
— По складу характера я скорее трусливый человек. Жизнь прожита, теперь не стыдно в этом сознаться. Но, если позволите, я расскажу вам про человека, которого считаю настоящим героем. Этого старенького человека в черной рясе, страшно худого, кашляющего, я встретил в опустевшем Чернобыле в начале 87-го. Я не поверил своим глазам, когда увидел, что дверь закрытой после аварии церкви приотворена и в окне промелькнул какой-то отсвет. Подойдя поближе, я услышал, как он в полном одиночестве служит у аналоя и поет слабым дребезжащим голосом. Решил не смущать его и ушел, а позже навел справки на раздаче в столовой. Как выяснилось, девушки его знали, но откуда пришел этот батюшка, никому было неведомо. Неизвестно также, кто открыл ему храм. Я удивился: где же он живет, что ест? Талонов в столовую ему никто бы не выдал, а другой еды в зоне не было. Оказалось, в столовой его подкармливали, но это было трудновато, потому что для нас обед готовили с мясом, а он скоромного не ел. Через пару месяцев, по весне, я снова заглянул в церковь: батюшка служил в полном одиночестве. Летом увидел, как несколько неизвестно откуда взявшихся женщин подпевают ему. После я его уже не встречал. Думаю, он вскоре умер. До сих пор жалею, что так и не поговорил с этим человеком, постеснялся, не узнал его имени. Когда обстановка в Чернобыле более или менее нормализовалась, в соборе наездами по праздникам стал служить службу толстый и веселый батюшка. Но того неизвестного человека я считаю истинным героем. Нам, профессионалам, в Чернобыле платили немалую зарплату — я, к примеру, получал в дни, когда работал на блоке, в 7 раз больше, чем в Москве. Нам обеспечивали все условия. А он жил в чужом доме из милости, так и питался. Чтобы молиться за людей, не верящих в Бога».
Наталья Бельченко. Боковое зренье. Стихи — «Октябрь», 2012, № 3 <http://magazines.russ.ru/оctober>.
Как бы так уложить боковое
Зренье, чтобы окольной тропой
Не водило тебя под конвоем,
А придумало способ другой.
Потому что ведь не насмотреться, —
Даже если ты сам нелюбим, —
Оставаясь беспомощней детства
И сильнее всего, что за ним.
Вениамин Блаженный. Письма. Комментарий и публикация Дмитрия Тонконогова. — «Арион», 2012, № 1 <http://www. arion.ru>.
Весьма ценная (свидетельская) публикация. Смутило только, что цитируются и такие письма В. Б., в которых он, мягко говоря, довольно жестко аттестует личности и творчество некоторых современных литераторов, кои вполне себе живы и здоровы и, вероятно, время от времени читают «Арион». Вероятно, такие штуки могут нанести душевные травмы. Может, стоило бы обозначить эти имена какими-то литерами (это я, разумеется, не в поучение и не в осуждение уважаемому мною публикатору говорю, а — так, из некоторого опыта).
Сергей Гандлевский. Бездумное былое. — «Знамя», 2012, № 4 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
С. Г. оговаривается, что «эти автобиографические заметки написаны по любезному предложению писательницы Линор Горалик для ее книги └Частные лица”, М.: Новое издательство, 2012».
Я выбрал фрагмент о человеке и поэте — Аркадии Пахомове, который, увы, почти никому неизвестен.
«Он умер прошлым маем неполных 67 лет в беспросветном бытовом запустении, никого своей горькой долей не донимая. Я любил и ценил его. Мы тесно дружили десять лет, пока невозможность совмещать слишком лихую дружбу с бытом семьянина не понудила меня в явочном порядке свести ее на нет. Удивительно не мое поведение — оно как раз элементарно: инстинкт самосохранения не нуждается в объяснениях; удивительны Аркашины великодушие и гордое достоинство, с которыми он, видимо, раз за разом уходил с пути своих более приспособленных к выживанию товарищей, избрав одинокую участь, сродни многолетнему свободному падению.
Эпитет └гордое” привел мне на ум сам Аркадий. Трижды или четырежды, показывая мне фотографию четверых смогистов в молодости, он неизменно добавлял, что за миг до съемки смахнул с плеча дружески-покровительственную руку то ли Алейникова, то ли Губанова. Думаю, что именно гордыня предопределила его трагическую судьбу. В отроческом максимализме, вероятно, имелось в виду, что Его Жизнь будет прожита на └десятку” по пятибалльной системе, в худшем случае, на └семерку”. А когда оказалось, что не задается, гордость в обличье русской забубенности велела вообще уйти в минус, лишь бы остаться самым-самым. Вместе с тем он был талантлив, весел, зверски обаятелен, здраво-умен, верен в дружбе, пренебрежителен к собственному успеху/неуспеху, насмешлив к чужому. Смолоду он чуть-чуть посидел в Бутырках за маленькую пугачевщину: прошел по улице Горького от Красной площади до Пушкинской, круша витрины справа по ходу. Чуть-чуть, потому что отец-телевизионщик подключил свои связи.
Его стихи сильней всего действовали в его же исполнении и через стол, уставленный бормотухой: в них много таланта — и мало расчета. С присущим ему размахом он делился друзьями, хотя здесь осмотрительная ревность не менее распространена, чем слепая ревность любви. Он сдружил меня с поэтом и химиком Владимиром Сергиенко — и через тридцать пять лет мы с ним бок о бок шли за Аркашиным гробом. Познакомил с Леонидом Губановым. Знакомство продлилось считаные часы, но этого оказалось более чем достаточно, чтобы заночевать в милиции. Он свел с Александром Величанским, одним из самых страстных и самоотверженных авторов русской поэзии конца ХХ столетия. Сблизил с Юрием Кублановским. Это знакомство оказалось продолжительней и содержательней, чем с его коллегой по СМОГу — Губановым».
Вероника Зусева. Андрей Родионов: contra et pro. — «Арион», 2012, № 1.
Родионову тут здорово достается (в типологической связке с Игорем Северянином).
«Единственное, чем спасается это (ранее цитировались фрагменты баллады о Лягушачьем Царе. — П. К.) и некоторые другие родионовские стихотворения, — интонация с разнообразием ее оттенков, порой трудно определимых и еще более трудно формулируемых. Сострадание и страдание, самоирония и ирония, направленная вокруг себя, приятие мира и фиксирование его страшных сторон, попытки безжалостной отвлеченности и открытие в себе сердечной раны — все эти трудно сочетающиеся одно с другим оттенки чувств (и многие другие) наполняют наиболее удачные стихи Родионова, превращая их в поэзию».
Владимир Козлов. Реабилитация подлогом. — «Вопросы истории», 2012, № 4.
О трехтомном т. н. «Личном дневнике» Лаврентия Берии (издано в 2011 г.).
«Таким образом, очевидно, что одним из источников компиляции └Дневника” стали Журналы (кремлевских посещений. — П. К.) Сталина, причем фальсификатор не только не смог скрыть их использование, но и невольно выдал свою зависимость от них».
Леонид Костюков. Стихи и поэзия. — «Арион», 2012, № 1.
«Если здесь уместна метафора, то, наверное, поэзия относится к стихам примерно как душа — к телу. Это хорошо действует в рамках одного стихотворения; так, кстати, отличаются живые стихи от мертвых — возможно, и красивых. В целом, если не бояться пафоса, это, вероятно, Бог и церковь. Под церковью здесь можно увидеть весь материальный комплекс, связанный с поэзией: стихи, авторы, книги, журналы, фестивали и т. п.
Конечно, вспоминается определение Василия Андреевича Жуковского: поэзия есть Бог в святых мечтах земли. Изо всех известных мне определений, пожалуй, самое непопулярное: какое-то приторное и неконструктивное. Но в нем косвенно утверждается нечто очень важное: поэзия — предмет веры; для кого-то она может и не существовать».
Метафоры и впрямь радикальны. А исследование в целом долгожданное. Любопытно, в частности, и о критиках поэзии.
Дмитрий Кузнецов. Потребительская культура в последней трети XX века: проблема потребительского смысла жизни. — «Вестник аналитики» (Институт стратегических оценок и анализа / Бюро социально-экономической информации), 2012, № 1 (47) <http://www.isoa.ru>.
«Потребительский стиль жизни, возведенный в принцип, оказывает негативное воздействие на непотребительские сферы. Многие общественные сферы испытывают давление потребительской культуры, которая входит в противоречие с устройством таких коллективных структур, как политика, образование, культурное наследие, семья. Проблема потребительской культуры здесь является частью общей проблемы абсолютизации принципов капитализма. Насколько всеобщим и полным может быть принятие капиталистического способа производства? Часть теоретиков считает, что кризисное состояние многих сфер просто нуждается в дальнейшем развитии. Другая часть теоретиков не видит по ту сторону капитализма какой-то приемлемой формы материальной жизни, а видит только новые формы неравенства и отчуждения.
Современные стандарты потребления привлекают тем, что обеспечивают высокий уровень материального благосостояния. Ни один коллективный субъект (общество, класс, семья, народ) не откажется от самого изобилия благ. Проблема состоит в том, что потребительская культура парадоксальным образом делает его бессмысленным, поскольку другие жизненные стратегии вытесняются. Иное целеполагание считается ошибочным, не поддерживается в цикле воспроизводства материальной формы жизни, вытесняется из общественной сферы. Иными словами, человек вынужден воспроизводить себя только в качестве потребителя, что в пределе отрицает его как субъекта».
Александр Кушнер. Такой волшебный свет. — «Знамя», 2012, № 4.
Джону Малмстаду
А теперь он идёт дорогой тёмной
В ту страну, из которой нет возврата, —
Было сказано с жалобою томной
Про воробышка, сдохшего когда-то.
Плачьте, музы! Но, может быть, дороги
Той не следует нам бояться слишком,
Если даже воробышек убогий
Проскакал раньше нас по ней вприпрыжку.
Проскакал — и назад не оглянулся,
Тенью стал — и мы тоже станем тенью.
Мне хотелось бы, чтобы улыбнулся
Тот, кто будет читать стихотворенье.
Инна Лиснянская. Царица печали. — «Знамя», 2012, № 6.
«Не принимай мои куплеты / За поздние стихи. // Острижены и приодеты / Мои грехи. // От старости, от молодецкой, / Вся на виду, // Иду в ничто с улыбкой детской, / Легко иду».
«Давай обменяемся снами, / Ведь это куда интересней, / Чем плакать своими слезами / Над собственной жизнью и песней. // Чтоб выполнить это как надо, / Давай обменяемся с ходу / Подушками, птицами сада, / Воспетыми правде в угоду».
Игорь Лозбенёв. Согласие и противостояние. Аграрная реформа Столыпина и крестьянство. — Научно-методический журнал для учителей истории и обществознания «История» (Издательский дом «Первое сентября»), 2012, № 3 <http://his.1september.ru>.
Здесь приводится обилие документов, подготовленных самими крестьянами: петиции, письма, «аналитические записки», оценивающие реформы. 4000 обращений ушло во II Думу. И видно: меньшая часть крестьян была готова поддержать реформу, остальные стремились к одному — разделу помещечьей земли. Проанализировав мнения сторон, автор утверждает, что Столыпин на такой шаг ни при каких обстоятельствах не пошел бы. Стало быть, сама реформа, раздел (точнее, трансформация) крестьянской общины главной проблемы — малоземелья — не решили бы. Впрочем, автор моделирует и возможное будущее (т. е. что было бы, если бы Столыпин часть задачи — сельскую часть — решил и значительная часть крестьян после аграрного перераспределения рванула бы в города). Оно тоже неутешительно. Крестьяне не справились бы с городом, а он — с ними.
Огден Нэш. Вот что должно быть вышито на каждом слюнявчике. Стихи. Перевод с английского и вступление Михаила Матвеева. — «Иностранная литература», 2012, № 4 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
«И все же метод Нэша не сработал бы, не обладай он удивительным слухом на └несовместимость понятий и на неуместность выражений”, не обладай он уникальным даром сближения вещей возвышенных и приземленных, не ощущай он, как никто другой, с невероятной остротой и чуткостью, что └быт” и └бытие” — слова того же корня. Ни одному другому поэту, пожалуй, не удалось столь ярко и выразительно подчеркнуть, что и слова └гуманность” и └юмор” имеют общее происхождение. В английском эта общность выглядит еще более наглядно: └human” и └humor”. А если учесть, что слово └юмор” восходит своими корнями к слову └гумор”, которое в этимологических словарях толкуется как └жизненные соки” организма, определяющие темперамент человека, то стихи Нэша совершенно оправданно можно назвать └сочными”. И живительными» (из вступления).
Что правда, то правда. Чего никак не скажу о публикующихся в этом же номере «Борхеизмах» Хорхе нашего Луиса (перевод с испанского Павла Грушко). Не живительно. Занудно, тоскливо и недобро писал. Или — писали, судя по великолепному эссе Радослава Братича «Ты куда, Моисей?» (перевод с сербского Василия Соколова).
В номере еще приглянулась диккенсовская тема, разыгранная Мариной Ефимовой.
Максим Оськин. Николай Владимирович Рузский. — «Вопросы истории», 2012, № 4.
В постоянной рубрике «Исторические портреты» старший преподаватель Института законоведения и управления Всероссийской полицейской ассоциации (так! — П. К.) из Тулы пишет о полузабытом военачальнике Первой мировой, генерале от инфантерии, главнокомандующем армиями Северо-Западного, а затем Северного фронта. Этот человек сыграл ключевую роль при отречении Николая II (именно ему Н. Рузский во многом был обязан своей карьерой, Рузскому царь доверял особо) и оказался единственным человеком, которого государь впоследствии не простил. «Генералы полагали, что переворот станет верхушечным, не затронув широких масс населения и самого государственного устройства России. Простой размен одного царя на другого — так заверяли генералов оппозиционные политиканы, и генералитет невольно сыграл роль катализатора революционных событий». Поневоле вспомнишь фразу будущего страстотерпца Николая Романова из его дневника: «Кругом измена, трусость и обман». К Рузскому, конечно, тут относится первое — измена; трусом и обманщиком он не был.
Временное правительство поначалу не забыло его услуг, потом генерал Алексеев, после отставок Милюкова и Гучкова, увел в отставку и Рузского. В Красную армию резко постаревший генерал вступать не захотел и был расстрелян большевиками в октябре 1918-го в Пятигорске. Просто, в числе 106 заложников по делу, к которому сам он, собственно, никакого отношения не имел. Ничего личного, как говорится.
Борис Парамонов. Только детские книги читать. — «Звезда», Санкт-Петербург, 2012, № 4 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.
«В Соне нравилось то, что она проститутка. Дать такой фон └добру” — значит, сразу продемонстрировать объемность бытия, ненужность любых моральных суждений. Это отнюдь не └обратное общее место”, как определял Тургенев основной прием Достоевского. Или скорее: попробуйте сами так обернуть любое общее место. Здесь нужна гениальная смелость, └лирическая дерзость”. Гениальность, выясняется, — проста, но такая простота мало кому дается.
Вернув книгу в библиотеку и поделившись впечатлениями, я убедил старушку в полной моей адекватности любому чтению, и она без разговоров выдала мне второго Достоевского. Это был └Идиот”. Наступило разочарование. └Идиот” — вещь неудачная, неудавшаяся, и незачем это скрывать, от Достоевского не убудет. └Христос” получился необъемным, одномерным. Разве что была в нем комичность, а надо было дать демоничность. └Тихий демонизм” Христа, └христианский дионисизм”. Демонизм в └Идиоте” ушел к мелодраматическому Рогожину. А Христу в пару и впору Великий Инквизитор.
Позднее наступило время └Бесов”. Но тут я был не один. └Бесы” — самая читаемая советской интеллигенцией книга послесталинских, скорее даже послехрущевских годов. └Вехи” читали все-таки немногие, а └Бесов” все. И восхищал отнюдь не Ставрогин, а Верховенский-отец и губернатор Лембке — персонажи комические. Интеля смеясь расставались со своим прошлым».
…Сколько любопытного все-таки узнаешь про иных «интелей»: «надо было», оказывается, «дать демоничность», «христианского дионисизма» подпустить. Парамонов, одним словом.
Вадим Перельмутер. Свобода стиха. — «Арион», 2012, № 1.
Редкое — по нынешним временам — исследование поэтики… Евгения Винокурова (в частности, его выстраданной верлибристики).
С этого номера в журнале возникла и новая рубрика — «Мой важный поэт».
«Мы решили время от времени обращаться к известным поэтам и критикам с просьбой назвать наиболее └важного” из действующих стихотворцев: наиболее на данный момент значимого, с точки зрения пишущего. Хотя сама эта значимость может определяться не только └общепоэтическими”, но и какими-то частными, даже личными причинами».
В этом номере Виктор Куллэ говорит об Олеге Чухонцеве, Олеся Николаева — о Николае Кононове, Мария Галина — об Олеге Юрьеве.
Лешек Шаруга. Эксперименты Шимборской. — «Новая Польша», Варшава, 2012, № 2 <http://www.novpol.ru>.
Сначала — стихотворение ушедшей недавно великой поэтессы под названием «Маленькая девочка стаскивает скатерть»:
«Вот уже год на этом свете, / а тут еще не все исследовано / и взято под контроль. // Теперь опробуются вещи, / которые не двигаются сами. // Нужно им в этом помочь, / подвинуть, подтолкнуть, / брать с места и переносить. // Не все хотят, например, шкаф, буфет, / неподдающиеся стены, стол. // Но скатерть на столе упрямом / — если схватиться за края покрепче — / согласна ехать. // А на скатерти стаканы, ложки, чашка / аж трясутся от охоты. // Очень интересно, / какое они выберут движенье, / когда окажутся уж на краю: / гулять по потолку? / летать ли вокруг лампы? / прыгнуть на подоконник, а оттуда на дерево? // Мистер Ньютон пока ни при чем. / Пусть себе смотрит с неба и машет руками. // Эта попытка сделана должна быть. / И будет сделана» (перевод Натальи Астафьевой).
Шаруга приводит анализ этого стихотворения Милошем (который, закавычивая, называл В. Ш. «легким», то есть не оказывающим читателю сопротивления поэтом) — в эссе «Шимборская и Великий Инквизитор»: «Обращаясь к сочиненной Иваном Карамазовым Легенде о Великом Инквизиторе, к тому, что Христос отверг соблазн с ангельской помощью преодолеть законы всемирного тяготения и, наконец, освобожденный из темницы, одарил поцелуем Своего гонителя, Милош объясняет, что силу тяготения преодолевает — а значит, доказывает, что эксперимент может опровергнуть упрочившуюся уверенность в неизбежности обычного хода вещей, — благодать: └Единственное исключение — благодать, противопоставленная этой силе тяготения, то есть как бы молчаливый поцелуй Иисуса, данный Великому Инквизитору. Так что, как видно, под невинным стишком Виславы Шимборской таится пропасть, в которую можно углубляться почти без конца, какой-то темный лабиринт, по которому, хочешь не хочешь, мы блуждаем на протяжении жизни”.
Такой же маленькой девочкой, заново и наново экспериментирующей и по-прежнему удивленной тем, что то, что есть, таково, каким оно должно быть, — остается и та, что написала это стихотворение. Потому что всегда в конце любого опыта — любого ее стихотворения — неизбежно возникает вопрос, на который нет ответа: должно ли так быть? И совершенно ли очевидно то, что есть? И можно ли этому противостоять, а если можно, то как? Да вот так: не уставая возобновлять опыты, потому что, как она написала в стихотворении └Луковица”: └И не дан нам (…) / идиотизм совершенства”.
Ничуть не преувеличивая, Шимборскую можно счесть поэтессой, каждое новое стихотворение которой, каждое новое творение, — это возобновление такого опыта, эксперимент, в том числе и языковый».
Составитель Павел Крючков