стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 1, 2012
Кекова Светлана Васильевна родилась на Сахалине. По образованию филолог (в 2010 году защитила докторскую диссертацию). Автор нескольких поэтических сборников и литературоведческих книг, в том числе посвященных творчеству Николая Заболоцкого и Арсения Тарковского. Стихи Светланы Кековой переводились на многие европейские языки. Лауреат нескольких литературных премий. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Саратове.
Светлана Кекова
*
ЗОНА СИЯНИЯ
* *
*
Р.
Смутный сон про Робинзона Крузо
вплыл в меня, как в гавань корабли…
Тень чужого брачного союза
медленно касается земли.
И уже любви запретной зона
тянется по скошенной траве —
клинопись на крыльях махаона,
иероглиф “ци” на рукаве.
Волны, камни в разноцветном гроте,
облачные горы вдалеке,
рыбы в море, ласточки в полёте
говорят на странном языке.
Помнишь, мы читали Гумилёва,
умирали от сердечных ран,
но не знали, что такое Слово,
о котором пишет Иоанн.
И когда в июле сквозь окошко
в дом рвалась июльская гроза,
и когда египетская кошка
щурила китайские глаза,
мы не знали, что созвездий пятна
нам твердят, что смертен человек,
но непоправимо, невозвратно
мы с тобою связаны навек.
Как нам научиться ладить с горем,
делать буcы из застывших слёз,
нам — поэтам, странникам, изгоям,
грустным повелителям стрекоз?
* *
*
сквозные, белые, непрочные…
Снег завалил дома невзрачные —
кирпичные и крупноблочные.
А улицы гремят трамваями,
гудят машинами заморскими,
и голуби гуляют стаями
с замашками консерваторскими.
Пространство сыто снежным творогом,
а время — сахарною пудрою.
Но чёрный ворон смотрит ворогом,
ища себе подругу мудрую.
Он ей сошьёт фату из инея,
из снега — платье подвенечное
и улетит с ней в небо синее,
в пространство канет бесконечное!
Памяти Анатолия Соколова
Смотри, как улетают птицы…
А. Соколов
1
летят, опереньем горя.
Купаются голуби в лужах
в последние дни октября.
В печальные дни листопада
душе утешения нет,
но грешникам, жаждущим ада,
дарован особенный свет:
он страждущим листьям осенним
несёт долгожданную весть
о том, что чревата спасеньем
тоска, пережитая здесь,
что станут иконою Спаса
осенней листвы вороха,
что тайною смертного часа
очищена бездна греха.
2
с собой расстаёшься навек,
когда превращается в имя
знакомый тебе человек.
Шепчу, содрогаясь от боли:
Вальхалла, Аид и Шеол…
Куда же ты спрятался, Толя?
Куда и зачем ты ушёл?
Звездою серебряно-плоской
украшен под вечер погост,
и плачет в одежде сиротской
по Толе Спартаковский мост.
А он в неземной атмосфере
с нездешнею скрипкой в руках,
как Моцарт, простивший Сальери,
в блаженных плывёт облаках.
3
мы двинулись молча сквозь лес алфавита,
сквозь дебри согласных — шипящих, сонорных,
сквозь заросли знаков — то белых, то чёрных.
Мы двинулись молча сквозь облако гласных,
парящих над миром в одеждах атласных.
Сквозь все языки, диалекты, наречья
прошла говорящая плоть человечья.
Зачем? Чтоб изведать молчанья законы.
Зачем? Чтоб увидеть слова, как иконы,
чтоб вещи увидеть знакомые — им бы
пришлись по душе их словесные нимбы,
увидеть, как голуби на колокольнях
клюют наше прошлое в рифмах глагольных,
увидеть страданье как зону сиянья,
а смерть — как загадочный знак препинанья.
* *
*
уже заполнено пространство…
Сквозит нездешний свет над сопками,
смиряя ветра вольтерьянство.
И вдохновению грошовому
я путь открою без утайки —
к хребту отправлюсь Камышовому
на крыльях ошалевшей чайки.
Войдя во время, Богом данное,
я каждой клеткой тела вспомню
простую церковь деревянную,
тюрьму, кирпичную часовню,
“Маяк” и улицу Советскую,
послевоенный запах водки.
И всю мою блаженно-детскую
жизнь в Александровской Слободке.
Сейчас сосна стоит апостолом
напротив городского сквера,
клубятся облака над островом,
летят над бухтой Жонкиера.
Но мне спросить о детстве некого,
и я без боли и без страха
иду туда, где помнят Чехова
Три кровных Брата, три монаха…
Насекомые призрачных мест
1
Племя рыб исчезает во мгле.
Мотыльки то взлетают, то падают.
Скарабеи ползут по земле.
Но когда богомолы бесстыжие
вновь ведут меж собою бои,
и когда насекомые рыжие
покидают казармы свои,
и когда исполняют кузнечики
погребальные гимны для ос
и снуют водомерки-разведчики, —
у меня возникает вопрос:
как они появились и выросли
и на прошлом поставили крест —
эти грёзы, фантазии, вымыслы,
насекомые призрачных мест?
Как они мою муку бесплотную
превратили в горячую кровь
и убили твою мимолётную,
как крыло махаона, любовь?
2
дальних сопок предзимний наряд
и ревущее море Охотское —
страшный сон нереид и наяд.
Вспомни детские наши скитания,
дай ответ потрясённой душе,
посвяти ей роман воспитания
в духе Гофмана и Бомарше.
Видишь — вновь муравьиною ротою
в словаре маршируют слова,
поживиться ночною охотою
хочет птица Афины — сова.
Только спряталась жалкая литера —
буква тайная тайных имён,
жалят грешников пчёлы Юпитера
и преследует их Махаон.
Сколько тайны любви ни разгадывай,
не уйдёшь от страданий и слёз…
И поэтому спи, не разглядывай
крылья бабочек, птиц и стрекоз.