Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 9, 2011
Лекманов Олег Андершанович
— филолог, литературовед. Родился в 1967 году в Москве. Окончил Московский педагогический
университет. Доктор филологических наук, профессор факультета журналистики МГУ им.
Ломоносова. Автор книг «Осип Мандельштам»
(М., 2004), «Книга об акмеизме и другие работы» (Томск, 2000) и др. Живет в Москве.
Печатается по: Т и м е н ч и к Р. Д. Из комментариев к мандельштамовским текстам. — Пятые Тыняновские чтения. Тезисы докладов и материалы
для обсуждения. Рига, 1990, стр. 131 —
Какие черты поэтического облика Осипа Мандельштама придавали ему «лица необщее выраженье» в глазах современников, служили опознавательными приметами автора книг «Камень» и «Tristia» для более или менее широкой читательской публики? Предложить вариант ответа на этот вопрос позволяет обзор пародий современников на стихотворения Мандельштама, ведь пародисты утрировали как раз узнаваемые черты и приметы мандельштамовского стиля.
Всего на сегодняшний день выявлено 15 прижизненных пародий на поэта. Во многих из них высокие античные имена и реалии совмещены с мотивами, воплощающими низкую российскую и советскую повседневность конца 1910 — 1920-х годов. Именно таким образом пародисты пытались достичь комического эффекта.
Это могло быть сделано совсем без иронического отношения к Мандельштаму, как в пародии Бориса Башкирова 1920 года:
Поговорим про Питер — дивный град,
Он утвержден Зиновьевым в коммуне.
Послушаем, оратор на трибуне,
«Неделя вши», «готовься, Петроград».
На Клинском рынке тщетно ждут царя,
Но нет, в Эстонии замолкли пушки.
В «Трудармии», в «Астории», в «Чекушке»
Творят закон герои октября.
Красуется повсюду серп и молот,
Хоть не работают они давно.
Последнее полено сожжено,
О, темени Лассаля жуткий холод[1].
Однако чаще всего объектом насмешки служил именно Мандельштам, как, например, в пародии Арго и Николая Адуева 1922 года:
Я родился на ионийском бреге,
И эолийским шорохам внимал,
Я упражнялся в Марафонском беге
И под истмийской кровлей отдыхал.
Еще в дорийской я мечтал отчизне
Сразить лабиринтийского быка.
Чтоб на заре какой-то новой жизни
Академийского вкусить пайка[2].
Это шуточное стихотворение входит в чрезвычайно популярный среди пародистов жанр — в серию на общую тему, в данном случае — в серию «Как родился поэт (Анкета)». Приведем еще одну «античную» пародию на Мандельштама, входящую в серию и построенную на резком контрасте между классическими и сугубо современными мотивами. Это пародия Эмиля Кроткого 1928 года из серии «Поэты о деревне»:
Олимпийцы дремали, но Феб уже пламенно рдел.
Крутобедрые кони бежали с эпохою в ногу.
Управитель колхоза, Гераклов кузен Управдел,
Приглашенных встречая, оправил измятую тогу.
Деловито и бодро гудели в полях трактора.
Домовитые бабы пекли аппетитные пышки.
Колесницы ахейцев съезжали, скрипя, со двора:
На ближайший ссыппункт отвозили ахейцы излишки.
А за далями — город, и поезд из города вез
Парфюмерию, ткани и множество всячины всякой.
Я спросил управдела: — Как звать сей обильный колхоз? —
И сказал управдел мне: — Зовут его «Красной Итакой».
Ревизор в селькоопе учитывал гвозди и грим.
Секретарь волсовета выписывал сотую справку.
И за окнами гуси — те самые, спасшие Рим —
Равнодушно щипали зеленую, сочную травку.
Наркомпросовы Музы кружились в сиянии дня,
Перевозчик Харон поспешал к своему перевозу.
И, дары многополья, как благость Цереры, ценя,
Середняк-Одиссей возвратился к родному колхозу[3].
Пародии подобного типа были построены по схеме, наиболее отчетливо проговоренной Валерием Брюсовым в ворчливой рецензии 1923 года на мандельштамовскую «Tristia»: «Иногда словно проблескивает современность, говорится о └нашем веке”, намекается на европейскую войну, упоминаются └броненосцы” и даже └брюки” — атрибут современности, ибо ни древние эллины, ни древние римляне оных не носили. Но эти проблески меркнут за тучей всяких Гераклов, Трезен, Персефон, Пиерид, летейских стуж и тому под. и тому под.»[4].
Иногда, впрочем, пародистам казалось достаточным просто понавставлять в свои тексты всевозможные античные топонимы, имена и реалии, даже и не перемежая их с «проблесками современности».
Такова первая «античная» пародия на Мандельштама. Она была написана харьковским филологом-классиком Александром Финкелем в 1916 году и вошла в серию «Пошел купаться Веверлей…»:
Уже растоптана трава в лугах Эллады
и блещет ярко в небе Фаэтон.
В прохладных рощах в полдень спят дриады,
и Пану самому слетает светлый сон.
Широколистые не сеют тени клены,
лучам пылающим открыт песок аллей.
Полуденным пыланьем утомленный,
купаться поспешил прекрасный Веверлей.
Оставил верную он дома Доротею;
на тело голое навлек простой хитон.
Обул сандалии. Но, плавать не умея,
Два легких пузыря берет с собою он.
Эмаль холодную он рассекает смело,
с разбегу в воду он ныряет головой.
Но тяжелее голова, чем тело,
и, дивная, она осталась под водой.
Летят, как горлицы, стенанья Доротеи.
Спешит прекрасная, бежит, как легкий пух.
Но, ноги милого заметив средь аллеи,
несчастная, она окаменела вдруг.
Не для того ль ползли арбы веков в тревоге,
на мне столетия оставили свой след,
чтоб видел над водой я высохшие ноги
и на аллеях зрел я горестный скелет?!
И вновь вигилии ночные скорби множат, —
и наш век варварский, как бывшие, пройдет,
и снова бард чужую песню сложит
и, как свою, ее произнесет[5].
Сходным образом построена пародия Льва Никулина 1928 года; в ней, как и у Финкеля, юмористический эффект возникает за счет вписывания античных реалий в сюжет известного, но отнюдь не античного стишка:
Се в Капитолии слоняются собаки,
И там, где Ахиллесова стопа,
Как Одиссей на острове Итака,
Собака тосковала у попа.
Восплачем же, как Пенелопа в Трое!
На стадионе одинок Ахилл…
Она из трапезы похитила второе,
И поп ее намеренно убил.
Сними же, путник, тяжкие котурны,
Сверни же с олимпийского пути,
И се остановись у этой урны,
И надписи латинские прочти:
«Се в Капитолии…» и т. д. до конца[6].
Приведем еще дружескую пародию на «античного» Мандельштама, написанную в 1923 году филологом Константином Мочульским, ранее пытавшимся обучать поэта греческому языку перед экзаменом в университете:
Эллада
Я солью Аттики натер свои колени —
Что для девицы — соль, то для матроны — мед.
В глуши Акрополя еще мелькают тени:
Се — Марафонский бег — Валькирии полет!
Не Клитемнестра, нет, быть может, Навзикая —
Вы перепутались, святые имена! —
Нам вынесет воды. А только та, другая —
Совсем не женщина, и, кажется, пьяна[7].
И — очень грубую пародию неудачливого стихотворца Марка Вазмин-ского:
Откуда взялся я — не ведаю и сам,
За Персефоною вдруг выступил из круга,
Я трижды соляной — соленый Мандельштам,
Стигийской резвости соленая фелюга.
Вкусил я нежного овечьего дерьма
И бестолкового куриного помета, —
Что эолийская амброзия сама —
Теперь с хлебов оброк сбирать — моя забота.
Как мухи-лакомки — мои следы везде,
Душа ведь женщина — ей нравятся авансы,
Познал я соль вещей. А как и с кем и где —
Не все ли мне равно. И к чорту аттарансы[8].
По грубости тона и мысли с этим стишком может соперничать разве что первая опубликованная пародия на Мандельштама, датируемая 1910 годом и подписанная псевдонимом «Аякс». Поводом для пародии послужила дебютная подборка мандельштамовских стихов, напечатанная в девятом номере журнала «Аполлон»:
Благовонием полон лес.
На коленях стоит балбес.
До Москвы дорога пряма.
Минет осень, пройдет зима.
Нерешителен рук узор.
Как легко сочинять всякий вздор.
Пятьдесят две недели в году
Неприятно жевать ерунду.
Проходите мимо там,
Где поставлен бланк: «Мандельштам»[9].
Многое путавший Георгий Иванов предположил, что под псевдонимом «Аякс» скрылся известный реакционный критик, ненавистник модернизма Виктор Буренин[10]. На самом деле автором пародии был Александр Измайлов. Не под ее ли влиянием Мандельштам пародируемое Измайловым стихотворение не включил ни в первое, ни во второе издание «Камня»?
Нужно сказать, что большинство прижизненных пародий на поэта было написано по мотивам стихотворений как раз этой книги. На долю второй книги Мандельштама — «Tristia» — выпал куда меньший успех. Ни одно из мандельштамовских стихотворений, написанных после «Tristia», вообще не попало в поле зрения пародистов-современников. Прижизненная известность поэта последовательно убывала, чтобы расцвести уже в 1960 — 1970-е годы. Выразительное свидетельство популярности поздних стихов Мандельштама среди русских поэтов второй полвины ХХ — начала ХХI столетий — многочисленные пародические отсылки именно к позднему Мандельштаму в их произведениях. Приведем лишь несколько примеров, выбранных почти наудачу:
И Шуберт на воде, и Пушкин в черном теле,
и Лермонтова глаз, привыкший к темноте.
Я научился вам, блаженные качели,
слоняясь без ножа по призрачной черте.
Как будто я повис в общественной уборной
на длинном векторе, плеснувшем сгоряча…
(Александр Ерёменко)
В Европе — першинги. В Кабуле — москвичи.
Не тот фасон трусов в галантерее.
(Юлий
Гуголев)
Не дождемся признаков вторичных.
Тихо догорает фейерверк…
И как в колхоз
не шел единоличник,
я не пойду
по лестницам
наверх…
(Евгений Бунимович)
Там где Энгельсу
Сияла красота
Там Столыпину
Зияла срамота
А где Столыпину
Сияла красота
Там уж Энгельсу
Зияла срамота
А посередке
Где зияла пустота
Там повылезла
Святая крыса та…
(Дмитрий Александрович Пригов)
Дай же Пригову стрекозу,
не жидись и не жалей!
Мише дай стрекозу тоже.
Мне — 14 рублей.
(Тимур Кибиров)
Еще далёко мне до патриарха,
Еще не время, заявляясь в гости,
Пугать подростков выморочным басом:
«Давно ль я на руках тебя носил!»
(Сергей Гандлевский)
и так далее[11].
Возвращаясь к нашей теме, приведем еще несколько пародий мандельштамовских современников на стихи из «Камня».
В 1920 году участники студии «Звучащая раковина» так переделали финальные строки стихотворения «Отчего душа так певуча…» (1911):
Вы, конечно, ненастоящий —
Никогда к вам смерть не придет —
Вас уложат в стеклянный ящик,
Папиросу засунут в рот
И поставят в лазоревый грот —
Чтобы вам поклонялся народ![12]
В 1928 году остроумный анонимный автор так обыграл строки из стихотворения Мандельштама «Образ твой, мучительный и зыбкий…» (1912) в пародии, включенной в серию «Поэты о 2-м займе индустриализации»:
Облигаций шелест слишком зыбкий
Ощущал в бумажнике своем.
— Гос-поди, сказал я по ошибке —
А хотел промолвить — Гос — заем![13].
Как известно, сам поэт высоко ценил свое стихотворение «Сегодня дурной день…» (1911), вошедшее в «Камень». Понять это можно, например, из воспоминаний о Мандельштаме Александра Гатова:
«└Наш марш” Маяковского был у всех на слуху:
Дней бык пег.
Медленна лет арба.
Наш бог — бег…
Неожиданно Мандельштам проскандировал: └Дней бык пег…”
— Каждому ясно, откуда эти строки из односложных слов. Помните мое:
Кузнечиков хор спит,
И сумрачных скал сень —
Мрачней гробовых плит.
Действительно, возразить было трудно»[14].
По-видимому, экзотический размер мандельштамовского стихотворения «Сегодня дурной день…» (оно написано стопными логаэдами) подсознательно привлекал к нему внимание пародистов[15]. Первую, в тыняновском смысле, пародию на это стихотворение придумал Маяковский, который, согласно мемуарам Лили Брик, вслух декламировал его зачин так:
Сегодня дурной день.
Кузнечиков хор сплит[16].
Процитируем также фрагмент из комедии «Кофейня разбитых сердец, или Савонарола в Тавриде», сочиненной летом 1917 года компанией поэтов и филологов, в которую входили Виктор Жирмунский, Константин Мочульский, Сергей Радлов и сам Мандельштам. Под псевдонимом Тиж Д’Аманд в этой комедии выведен автор «Камня»:
Тиж
Явлений грань
кофейником разрушь.
Я пустоты всегда боялся.
Суламифь
Чушь.
Тиж
Кузнечиков в моем желудке хор.
Я чувство пустоты испытываю.
Суламифь
Вздор.
Ступайте-ка влюбиться,
Да повздыхать, да потомиться,
Тогда пожалуйте в кафе.
Тиж
(гордо)
Любовной лирики я никогда не знал.
В огнеупорной каменной строфе
О сердце не упоминал.
(подходит к кофейнику и величественно в него заглядывает)
Суламифь
Куда ты лезешь?
Ишь какой проворный!
Проваливай.
Тиж
Ваш кофе слишком черный!
(медленно удаляется, декламируя)
Маятник душ — строг
Качается, глух, прям,
Если б любить мог…
Суламифь
Кофе тогда дам[17].
Еще один пародируемый в пьесе текст — это программное мандельштамовское стихотворение «Дано мне тело — что мне делать с ним…», открывающее первое издание «Камня»:
(входит, задрав голову, Тиж Д’Аманд)
Тиж
Мне дан желудок,
что мне делать с ним,
Таким голодным и таким моим.
О радости турецкий кофе пить,
Кого, скажите, мне просить?
Суламифь
Вы, верно, влюблены?
Тиж
Не сомневаюсь.
Я кофия упорно добиваюсь.
Я и цветок и я же здесь садовник.
Суламифь
Я напою вас, если вы любовник[18].
Наконец, в 1933 году стихотворение «Сегодня дурной день…» спародировал Павел Васильев:
Сегодня дурной день:
У Оси карман пуст.
Сходить в МТП[19] лень, —
Не ходят же Дант, Пруст.
Жена пристает: дай.
Жене не дает — прочь!
Сосед Доберман — лай,
Кругом, Мандельштам, ночь — …
— и т. д.[20]
К «античным» пародиям на стихотворения Мандельштама, написанным в период «Tristia», мы можем прибавить только одну, ситуативную. Автором этой пародии 1927 года стал поэт и филолог Борис Горнунг:
И с разрушаемого Моссоветом вала
Мы город видели на малой высоте.
Советскими ветрами нас сдувало,
И мы сквозь дыры шли, как в решете[21].
«Мы пошли из Черкасского переулка пешком через Ильинские ворота и спустились к Москве-реке, — вспоминает Горнунг. — Здесь Мандельштаму пришла в голову идея: └Давай влезем на Китайгородскую стену”. <…> Мы благополучно вскарабкались около угловой башни, прошли по развороченной стене до Москворецкого моста. <…> Я <…> спародировал четыре строки его стихотворения».
Завершить эту заметку нам хочется едва ли не единственной пародией на стихи Мандельштама, сквозь которую явственно просвечивает безоговорочное восхищение мандельштамовскими стихами. Автором ее был известный китаист Лев Эйдлин:
Калька Л. Эйдлина
Я не увижу знаменитой «Федры».
О. Мандельштам
Мне предложили приготовить кальку
В приятной подражательной манере.
Для практики придется поработать
И сделать потрясающий шедевр.
Воссоздавая волшебство поэта,
Творившего в уединенном доме,
Я постараюсь отчеканить только
Отменно чистый Мандельштама ритм.
— Так сильно восторгаюсь я стихами… —
Стихи поэта бурною волною
Вас поднимают над обычной жизнью;
Вы вечером приходите усталый,
И вот пред Вами чуждые слова.
Уходят прочь обыденные дрязги,
В волнении забилось Ваше сердце,
И восхищает красками своими
Глубокомысльем порожденный стих…
Я получил нелегкую задачу…
Вот на столе зеленые чернила,
Стальные перья громоздятся кучей.
Но голос добронравья осторожный
Подделывать стихи мне не велит.
— зачитанный стихами Мандельштама
В безумстве хочешь тоже трогать струны;
Беги и помни — нечего стараться,
Коль вдохновенье раньше не пришло!
Когда б кто мог представить эти муки…[22]