стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 1, 2011
Екатерина Горбовская
*
ТАМ, ГДЕ У СФИНКСА
КОНЧАЮТСЯ ЛАПКИ
Горбовская Екатерина Александровна родилась в Москве. Публиковалась во многих журналах, альманахах и антологиях. Автор поэтических сборников “Первый бал” (Москва, 1982) и “Обещала речка берегу” (Москва, 2003). Живет в Лондоне. В “Новом мире” публикуется впервые. В подборке сохранены авторская пунктуация и орфография.
* *
*
Всё жду, когда же они допрут,
Что Земля не такая уж плоская,
Что Бог един, а человечина — жёсткая.
Вот, разве что сердце — такое мягонькое.
Такое маленькое.
И скулит волком.
Ему ведь и не объяснишь всего,
С ним не поговоришь толком —
Уж больно мягонькое.
Пойду-ка лягу-ка я.
Глаза закрою, усну, проснусь —
А мир-то — сучий.
Матильда, а можно я к вам вернусь,
У вас там лучше.
У вас там встанешь — и хоть бы кто —
Лишь ты да небо,
А если кто-то когда-то был —
То был, как не был…
…И ни с каким покоем в мире не сравнится
Надёжность двух босых ступней на черепице,
И всё уже утратило значенье,
Приобретя звучанье и свеченье,
И, ежели тебя не окликают,
То та рука на горле — отпускает,
Лунный свет ложится на плечи
И просвечивает…
А у нас лунатиков лечат.
И вылечивают.
* *
*
Что можно в комнату пустую
Войти — и лечь —
Вот так, свалиться наповал —
Навечно, на пол,
Но только чтобы этот кран
На кухне капал —
Чтоб захотелось вдруг дождя
Стеной по окнам,
И чтоб сбивал на слове “я”
В “сейчас я сдохну”.
* *
*
Обознатушки-перепрятушки.
Значит, всё оно продолжается,
Продолжается — ну и ладушки.
Где шампанское — там и фантики,
Стынут розы на подоконнике.
Удивительная романтика —
В понимании пани Моники.
Я ж сломалась об этот слалом,
Закрутили крутые горки.
Казанову играют дамы,
А меня — аж тошнит на галёрке.
С головой разобраться, что ли?
Не могу я её донашивать…
Я один раз спросила — доколе?
А второй раз не буду спрашивать —
Разве только что — там, на исходе,
Тихим шёпотом — вот о чём ещё:
Это всё так само происходит
Или якобы с Божьей помощью?
* *
*
Влетит такое маленькое “но”
Она проснётся — а оно в груди
Он: “Что с тобою?” —
Взвизгнет: “Отойди!”
…Она начнёт глядеть издалека,
Она начнёт струиться, как река,
Закатывать глаза, цедить слова,
Снимать себе пылинки с рукава
И бегать на Центральный телеграф
А он её убьёт и будет прав.
* *
*
Почём у него его чёрное лихо —
Угарные дни, одинокие ночи,
Где за ночь раз десять —
То ляжет, то вскочит,
И память проходит ознобом по коже —
Избави нас, Боже!
И вас, кстати, тоже.
* *
*
А нам же с тобою — расти и расти…
Быть может, когда-нибудь, как-нибудь…
После.
Мы плюнем на всё и собьёмся с пути.
И скажем друг другу: какая досада —
Какая досада, какая беда,
Что нам ничего уже больше не надо,
Что всё это — смех, и не стоит труда.
* *
*
Не заметим, как дойдём
До пригорочка.
На пригорочке том — дом,
Белоснежный, словно кокон —
В этом коконе моём
Нету двери, нету окон…
Мы могли бы там пожить.
Мы могли бы там остаться…
Моё дело предложить,
Ваше дело — отказаться.
* *
*
Я вам — нараз:
От стона тихого до взгляда белого
Остывших глаз.
Мои картинки все — сплошь акварелями:
Поплюй — и нет,
А вы, как маленький, всему поверили —
Вам сколько лет?
Бежать вам от меня, да не прихрамывать,
Чтоб never впредь,
А мне всю жизнь, видать, её доламывать,
Мою комедь.
* *
*
С права бока — ножка левая.
И слова мои — корявые,
И делами Бога гневаю.
То направо перекошена,
То налево. Вот ведь надо ведь…
А хотела быть хорошею,
Чтоб собою только радовать —
Чтобы речь держать — напевами,
Чтоб ходить повсюду павою,
Чтобы слева — ножка левая,
А по праву руку — правая.
* *
*
И мы три раза закрыли тему.
Зачем мой мир превращать в сумятицу,
Приснившись мне с четверга на пятницу…
Ваш мир — творенный,
Мой — пальцем деланный,
Вы — по наитию, я — с испугу.
У меня — тараканы,
У Вас — демоны —
Они никогда не поймут друг друга.
* *
*
А на горькое у нас — горькое
А на горькое я — падкая
Но зато на сладкое стойкая
* *
*
каждой клеточкой,
каждым листиком своим,
каждой веточкой
ты бы звал меня своей деточкой,
бил по праздникам табуреточкой,
то Мариночкой бы называл меня,
то Светочкой,
а я бы вздрагивала каждый раз
каждой веточкой.
* *
*
В ту ночь — недосчитались ночи.
За неимением меня
Ты волен счёт вести, как хочешь.
Возьмём за факт, что счастья нет.
Хотя я знала очевидцев:
Их растворил тот лунный свет —
К нему нельзя приноровиться.
* *
*
Пусть там темно,
Пусть там ступеньки —
Мне не понравилось кино,
Верните деньги.
Там, где убудет десять раз —
Сто раз прибавится.
Я оставляю Вас на Вас —
Желаю справиться.
* *
*
Была ли то милость, была ли немилость —
Прекрасная глупость, ничтожная малость.
Намного огромнее то, что осталось:
Я буду сто лет забывать Ваше имя
И путать хорошие вещи с плохими,
И память моя будет делать круги
Туда, где табличка: “Сюда не моги!”
* *
*
И не было её огромней.
И целый мир не понималь,
Пошто оно реве та стогне.
А день сменялся тем же днём,
Всё та же ночь глаза смежала —
Часы стояли на своём,
И время им не возражало.
* *
*
Там начинается всё остальное,
Там иудейки, они же арабки,
Прутся от шмотки с кровавым подбоем,
Там начинается всё, что я помню:
Снег почерневший лежит и не тает,
Чудище обло, озорно, огромно —
Сволочь стозевная — лает и лает…
Там начинаются эти могилы,
Эти родильныенахердома,
Где не проходят потуги вполсилы,
И акушерка орёт, чтоб — “сама”…
Крестная сила, клыкастые бабки,
Вечная карма и грехЪ, что на “ять”…
Там, где у Сфинкса кончаются лапки,
Лучше не нужно подолгу стоять.