Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 5, 2009
Постхиппи, посткнига, постбог
Дуглас Коупленд. Джей-Под. Перевод с английского Е. Мартинкевич. М., «АСТ», 2008, 475 стр.
Дуглас Коупленд — один из культовых авторов 90-х годов прошлого века, чья «культовость» не только не затерялась в той эпохе «поколения Икс» (его термин), но и перешла в наши дни в другое качество; теперь мы знаем его как дей-ствительно хорошего писателя, чуткого социального диагноста и даже футуролога.
Родившийся в Германии (там работали его родители), выросший в Британской Колумбии и поучившийся в Японии (откуда Коупленд, по собственному признанию, ни за что бы не уехал, если б не его кожа, никак не желавшая выносить летнюю жару и влажность), молодой дизайнер, как гласит легенда, прославился тем, что после статьи о «Поколении Икс» в одном ванкуверском журнале ему предложили написать «путеводитель по поколению». Коупленд взял гонорар, исчез на полтора года в Америке, а вернулся с текстом «Generation X» — книги, по которой вместе с «Trainspotting» Ирвина Уэлша и «Гламорамой»Брета Истона Эллиса «строили жизнь» 20-летние и 30-летние десять лет назад во всем мире. Термин ушел в народ, потом еще дальше — в рекламу (Pepsi — Generation Next), обыгрывался Пелевиным («Generation П»[6]) и успел с тех пор порядком поднадоесть.
После своей книги о 30-летних повзрослевших Холденах Колфилдах
в эпоху экономического процветания и бума компьютерных технологий, циничных, разочарованных,
но до сих пор ранимых и все еще ищущих себя лузерах не «поневоле», а сознательно
выбравших такой путь[7], Коупленд
выпустил целый ряд книг. В них, не роняя художественной планки и спасаясь иронией
от позы социального обличителя и пророка, Коупленд метил в самые болезненные точки
цивилизации молодых.
В «Планете шампуня» он дал определение следующему поколению, «Generation Y»; в
«Жизни после Бога» и «Пока подружка в коме» писал об утрате веры и эсхатологических
настроениях fin
de siе1cle; в «Мисс Вайоминг» — о мучительном распаде и поиске собственного
Я; в «Рабах „Майкрософта”» — о корпоративном рабстве и возможностях его преодоления, в «Нормальных
семей не бывает» — о распаде (и все-таки не распаде!) традиционной семьи, в «Эй,
Нострадамус!» — о не сходящих с новостных полос бойнях в школах и проблеме насилия.
Тему «Джей-Пода», предпоследнего на сегодняшний день коуплендовского романа и последнего из переведенных у нас, не определить одним словом. Неоднозначность начинается уже с названия. Вроде бы все понятно — в офисе фирмы по производству компьютерных игр команда, в которой у всех имена начинаются на «Джей», занимает свое помещение, отсек (pod). Название, как говорит героиня, дано по аллюзии с «iPod» — культовым гаджетом от компании «Apple». Но, думаю, у Коупленда, любителя всего японского (целые страницы «Джей-Пода», кстати, заполнены фразами на японском и китайском), в голове всплывала, как компьютерная реклама на сайте, и ассоциация на J-rock, то есть японский рок, современную японскую музыку. Подобные аллюзии на продукты технологической цивилизации более чем правомерны, потому что герои Коупленда не просто компьютерщики и фанаты всяческих гаджетов (в книге вообще много общего с «Рабами „Майкрософта”»), но и изъясняются часто на техножаргоне. Недаром переводчица, отмечая скрытые и явные цитаты из Воннегута, Пинчона и Хайнлайна, дает в конце книги целый глоссарий геймерских словечек, отсылок к анимэ, сериалу «Симпсоны» и т. д.
Так о чем же все-таки «Джей-Под», с одной стороны, уже успевший побывать телесериалом, с другой — обруганный фанатами?[8] Герои все те же — дети хиппи или яппи 60-х, с ужасом приближающиеся или с отчаянием перевалившие 30-летний рубеж, работающие на фирму, но с упоением отдающиеся только тому, что интересует лично их, умные, но не знающие, куда себя деть. Сюжет захватывающий, даже слишком — у главного героя, Итана, мать разводит марихуану и сдружилась с радикальной лесбиянкой, отец крутит роман с его одноклассницей, брат привозит в Канаду нелегальных китайских иммигрантов, китайский мафиози очень хочет стать лучшим другом Итана, а самому Итану приходится поехать в Китай, попав в языковую и культурную изоляцию, скитаться по провинции, где его бывший босс тем временем нашел свое счастье в работе на потогонной китайской фабрике кроссовок (здесь отмечу важную, на мой взгляд, отсылку к нашумевшей в свое время повести «1979» Кристиана Крахта о том, как представитель золотой молодежи попал в Тибет, постепенно «опростился» и стал в конце настолько «пустым», что нашел веру, — монахи нарекают его Бодхисатвой).
Но не в бурлескном и гротескном сюжете суть. Суть жизни всех героев — в их потерянности. «Вас знобит, — бросает им упрек новая в их корпоративном отсеке сотрудница, — потому что вы бесхарактерные личности! Вы — депрессивные агломераты обрывков поп-культуры и незрелых эмоций. Вас еле тянет за собой пыхтящий паровоз самой банальной формы капитализма. Вы живете под вечной угрозой устарения — или на рынке труда, или в моде. Прогресс наступает вам на пятки. Ваша жизнь и смерть проходят внутри производственного цикла. Вы гламуризованные дрозофилы, и компания управляет вами по своему капризу». Они страдают оттого, что их любовь «какая-то низкокалорийная», они не могут быть оригинальны («меня ужасно бесит, что все пытаются одеваться оригинально, хотя на самом деле покупают одно и то же в тех же самых магазинах в одном торговом центре»), если заглянуть кому-нибудь из них в глаза, можно увидеть, что «внутри <…> мертвец». Они мучаются, потому что «очень тяжело ходить на работу и не работать, особенно если производительность труда измеряют всеми возможными способами» (оставим в скобках актуальность этой проблемы для абсолютного большинства российских офисных сидельцев), и, в конце концов, «то ли они сейчас взорвутся, то ли зашипят и погаснут, потому что подделки»…
Им плохо с окружающими людьми. Недаром они изобретают специальную механическую «обнимательную машину» — ведь, будучи аутистами, они боятся человеческих прикосновений. А Коупленд выдвигает целую теорию «микроаутизма» — «отсутствия социальной или эмоциональной отзывчивости», грустной, но не самой даже плохой, как он считает, формы социального и индивидуального самоотчуждения (не в этом ли, кстати, главный футурологический прогноз автора, не хуже киберпанков Уильяма Гибсона и Брюса Стерлинга умеющего улавливать и формулировать тренды ближайшего будущего?).
Это проблемы идентичности или поколенческие проблемы? В любом случае, Итан и Ко не только с успехом тянут на очередное «lost generation», но и ощущают «generation gap», то есть проблему разрыва, непонимания с другими, старшими поколениями («Ты сирота? — В каком-то смысле. — Ой, как мило! Распусти об этом слух, и девушки будут виться вокруг тебя толпами!»).
Даже с природой у них явный разрыв, отторжение. Коупленд далек от экологического пафоса, он писатель городской (хотя и герои романа «Поколение Икс» бежали от цивилизации в умеренно заселенную пустыню), но описания окружающей среды у него напоминают сцены из «Безумного Макса» или постапокалиптических комиксов манга. «Стоял на редкость ясный день. Причудливо прорисованные лучи падали на гранитные стены. Крошки слюды в граните вспыхивали так, словно их специально рандомизировали в 3D»; «Вставало солнце — сияющий персик в пене розовых облаков. <…> Ближе к дому на асфальте начали попадаться наркоман-ские шприцы и обертки от жевательных резинок. Они поблескивали, как спрайты Марио»; «А воздух! Представьте, что вы сложили костер из телефонных столбов (густо намазанных креозотом) и подкинули туда факс-аппарат, ксерокс, стулья из асбеста и жареную курицу»; «…страдающий клинической депрессией рассвет слабо прорезался сквозь капиталистический туман» и т. п.
Внутренний разлад естественным образом проецируется на окружающее — тут можно говорить об апостасийных ощущениях, то есть тотальном отсутствии связи человека и Бога, полностью утраченного raison d’˜еtre.
Поэтому-то, кстати, герои не только работают в сфере компьютерных игр, то есть построения искусственной, виртуальной реальности (в противовес real life), где они сами выступают в роли творца, придумывая более уютный, подходящий себе мир, но и в конце, когда босс закрывает проект по созданию игры, над которой они трудились, начинают создавать собственную игру, уже для самих себя, в которой Рональд Макдональд, персонаж из рекламы общепитовской сети, становится злобным монстром, — так актуализируются их внутренние комплексы, страхи и фрустрация: «Игра в онлайновые игры вызывает у меня чувство пустоты и всемогущества. И еще мне кажется, что мир можно завоевать, что это не выгребная яма, страдающая от парникового эффекта. <…> Это ленивый способ ухода от реаль-ности. Книги слишком неинтерактивны».
Нагнетая до предела заброшенность, одиночество и бессмысленность
суще-ствования героев, Коупленд дает им шанс на спасение. Подсказанные им выходы
могут показаться банальными, но знаменитая коуплендовская ирония на грани сарказма
спасает дело. Во-первых, это любовь — так, как минимум один герой влюбляется и даже
перестает бояться прикосновений другого человека. Тут все понятно. Интереснее другое.
Герои и прежде меньше всего внимания уделяли офисной работе, предпочитая общение
друг с другом и мечты о том, как бы заняться чем-нибудь действительно стоящим, и
тут в романе появляется Дуглас Коупленд собственной персоной, буквальным образом
как deus ex machina (до этого он встретился Итану сначала в самолете по дороге в
Китай, а потом проезжал мимо на машине, когда на шоссе в глубокой китайской провинции
у Итана с другом в машине кончился бензин и они уже подумывали о вечном), и переманивает
их всех в свою новую фирму, где им будет действительно интересно. Как и в «Рабах
„Майкрософта”»
(в обеих книгах действуют компьютерщики-аутисты, герои и там, и там встречаются
с коллегами, пишут на своих ноутбуках дневники, которые и образуют текст книги,
вперемежку с рекламными слоганами и компьютерными чатами), герои в полном составе
их джейподовской тусовки незамедлительно увольняются из корпорации и начинают собственное
дело (они еще и акционеры фирмы Коупленда).
Уход из корпорации и организация собственного дела — по новым, более свободным правилам — важная тема. Не уходя в такие политологические дебри, как сравнение с фаланстерами французского социалиста Фурье и «множествами» постмарксистов Хардта и Негри, стоит сказать, что тема неформальных объединений даже небольших групп людей по любому, даже самому экзотичному, принципу как протест против тех же корпораций и, шире, социума как нельзя более активно эксплуатируется другим культовым автором конца 1990-х — начала 2000-х — Чаком Палаником, у которого буквально в каждом романе есть какое-либо объединение наподобие «бойцовских клубов» из его одноименного и самого известного романа.
Любопытно то, чем герои будут заниматься в фирме Коупленда. Прописывать программные коды для волшебного глобуса — «сферического жидкокристалличе-ского экрана, запрограммированного уникальными картографическими алгоритмами в 3D», который может ярко и объемно, в каком угодно увеличении, показывать все мировые течения, тектонические сдвиги, погоду в любом уголке мира и вообще что душе угодно (ничего, кстати, не напоминает? По-моему, тут в точности описан глобус, которым Воланд заинтересовал Маргариту: «Маргарита наклонилась к глобусу и увидела, что квадратик земли расширился, многокрасочно расписался и превратился как бы в рельефную карту»).
И здесь важно сказать о структуре повествования, самой книге, так же, как булга-ковский глобус, переосмысляемой у Коупленда в духе технических новинок. Текст Коупленда — не текст в привычном смысле этого слова. Целые страницы, как уже говорилось, заполнены строками на японском и китайском, компьютерными командами, наборами слов для скраббла, страниц десять отведены под десятич-ное разложение числа «Пи» и т. д. и т. п. (в тех же самых «Рабах», к слову, было несколько страниц с бесконечно повторяемыми словами «машина» и «деньги»). Сам Коупленд, как он сказал в интервью, предполагает, что читатели будут смотреть на эти цифры и слова «так же, как они смотрели бы на картины Уорхола, просто наслаждаясь много-образием и обилием всего этого»[9].
Введение «посторонних» элементов в традиционный печатный текст
— идея не совсем революционная в наши дни, такое встречалось не только у того же
Паланика, но и, в куда большем масштабе, в романе «Жутко громко и запредельно близко»
Джонатана Сафрана Фоера, автора прошумевшей пару лет назад «Полной иллюминации».
В романе Фоера, талантливом ремиксе «Жестяного барабана» Грасса (героя также зовут
Оскар, и он замедляет свой рост, боится повзрослеть, но вместо барабана пользуется тамбурином) на темы 11 сентября, много рисунков,
зачеркиваний, просто темных страниц, фотографий, и заканчивается книга не обычным
финалом, а целым мини-фильмом, получающимся, если быстро пролистать серию страниц
с фотографиями… В случае Фоера мотивация понятна: сам Оскар собирает рисунки, фотографии
— помещение их в повествование, ведущееся от лица подростка, придает ему более личный,
интимный характер. У него, как и
у Коупленда, нельзя исключить и влияния клиповой (в визуальном ряде клипов часто
используется текст) и, шире, телевизионной (субтитры в иностранных фильмах, бегущая
строка в новостных передачах и т. д.) эстетик.
Но в книге Коупленда, процентов на 30 состоящей из несобственно текстового текста (неуклюжий термин по аналогии с «несобственно прямой речью»), крайне варьирующегося по сравнению с тем же Фоером, заложена явно более амбициозная интенция. На странице Коупленда в английской «Википедии» мы встречаем верное определение: «Коупленд использует форму романа для того, чтобы передать ощущение романного содержания, читаемого не в виде гутенберговского текста, но в виде Web 2.0». Термин Web 2.0, впервые предложенный Тимом О’Рейли в 2004 году, предполагает совершенно иной подход к содержанию Всемирной паутины при сохранении ее технических характеристик (что важно — так как и книга Коупленда остается прежде всего книгой, а не становится какой-нибудь программой для чтения с дисплея «Айпода»). Так, главным становится интерактивность, возможность рядовым индивидуальным пользователям или группе пользователей (еще один способ неформальных объединений!) создавать собственный контент — выкладывать музыку, видео, писать блоги, делиться и обмениваться информацией, интерактивно участвовать в создании общего материала (та же «Википедия» — продукт Web 2.0), менять дизайн традиционных страниц поисковых систем (сейчас такую возможность дает, например, «Яндекс», позволяющий организовывать содержание стартовой страницы на свой вкус).
Но и это — не главная цель Коупленда в «Джей-Поде». Создание иных, виртуальных миров героями в компьютерных играх, пустая страница в романе с подписью «Это место специально оставлено пустым», страница с компьютерными определениями Бога («Бог — утилита для бэкапа конфигурации», «Бог — ПО для рабочих групп и сотрудничества на базе интернет-технологии» и т. п.), ответ Коупленда в том же интервью на вопрос о том, является ли Коупленд из книги его «абсолютным воспроизведением»: «И да и нет. Анти-Дуг — это мой ответ на „Гугл” и другие поисковые системы, в которых ты хранишься вечно. В будущем у каждого будет подлинное Я и тень этого Я, которая будет храниться в компьютере»[10]. Все это — очевидный разговор о религии с помощью нерелигиозной (компьютерной чаще всего) лексики. Определяя себя скорее как атеиста и часто обращаясь к буддизму (еще раз вспомним Пелевина), Коупленд пишет о том, что волнует любого верующего или идущего к вере человека. Его текст — а еще «Жизнь после Бога» — можно было бы назвать действительно религиозным произведением по содержанию, но опять же не по форме — это преодоление апостасийного разрыва с фундаментальными основами бытия, восстановление связи с чем-то высшим (латинское слово «религия» и означает «восстановление связи»). Поэтому главный месседж «Джей-Пода» — это попытка создания пострелигии компьютерной эпохи, нового экуменизма, веры 2.0. А старая благая весть, что Бог есть и есть, соответст-венно, надежда, — это все равно Благая весть, пусть и данная в посткниге на компьютерном сленге лузеров поколения Икс.
Александр ЧАНЦЕВ