Перевод с украинского Натальи Бельченко
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 4, 2009
Игорь Рымарук родился в 1958 году в селе Мякоты Хмельницкой области в семье учителей. Окончил факультет журналистики Киевского национального университета имени Тараса Шевченко. Жил в Киеве, последние два года — преимущественно во Львове. Долгое время был главным редактором журнала “Сучасн╗сть”, заведовал редакцией современной украинской литературы в издательстве “Дн╗про”, составил антологию украинской поэзии “Восьмидесятники” (1990, Эдмонтон). Его переводы классической и современной русской поэзии на украинский язык признаны образцовыми.
В 2002 году Рымарук стал лауреатом Национальной премии имени Тараса Шевченко за книгу стихов “Дiва Обида”. Переведен на многие языки мира.
Рымарук — автор семи стихотворных книг, один из самых значительных и легендарных поэтов своего поколения, его манеру отличают
насыщенная метафоричность и интеллектуализм.
Осенью 2008 года Игоря Рымарука сбила машина. 3 октября он умер во львовской больнице.
В настоящей подборке представлены стихи из книг разных лет. На русском языке публикуются впервые.
* *
*
ищешь тропку забытую в диких травах
мчишь как пес по следам неизвестным и сонным
к речке к черному камню с которого жены
несчетно окровавленных рубах перестирали
на холодную воду пугливые руки бросаешь
молчалива вода и темна и настолько тревожна
что стальной чешуей покрываются сонные рыбы
да и ветры бродячие к берегу жмутся
а твоя голова непутевая кружится водоворотом
грузными брызгами с вербы листву срезает
камень залит волною следы исчезают с тропинки
а твоим загребущим рукам жалко каждую каплю
ибо кажется что упадешь на рассвете в те дикие травы
и у мамы воды для рубахи твоей не найдется
и боишься за мир этот как за младенца грудного
и с горбатого дна собираешь расколотый голос
и побег самый малый целуешь как будто прощаясь
и тропинку находишь пока не поднимется солнце
и не снимет им словно яйцом твой испуг одинокая верба
* *
*
де яблук виплеканих крадена оскома
де просто йдем але здається що грядем
де вже б╗да але здається просто втома
де вже мовчання але ще здається плач
де вже не бачать нас а чути ще см╗ються
де чорн╗ пси безсмертн╗ страж╗ темних дач
про нашу смерть ╗з давн╗х в╗рш╗в д╗знаються…
*
где яблок краденых оскомина осталась
где лишь идем а с виду кажется грядем
где ждет беда а с виду кажется усталость
где ждет молчанье но пока похоже плач
где нас не видно но еще вполсмеха слышно
где псы бессмертная охрана темных дач
о нашей смерти знают из стихов давнишних…
* *
*
а дорога — узлами…
Слышу клич: “Оглянись!”
Но ведь пусто за нами?
Лишь опока золы —
золотыми степями,
что вконец поросли
соляными столпами.
Затоптала сполна
неземная расплата
старые письмена,
новые письменята.
Гнев подсек у корней
всё, что жило веками.
К бликам древних огней
обращаются камни.
Свiтло в каменi
засипало листям по саму цямрину —
а вже двер╗ в б╗ле не прочинити:
каменя хтось
прикотив п╗д пор╗г?
Шелест╗ння, кроки… — горищем нипає?
Голка, загублена вл╗тку в с╗н╗,
знайшлась: у долон╗ стримить.
Причулось, напевно:
немає н╗кого… Для кого ц╗єї днини
все, що п╗д листям ╗ сн╗гом, згадувати,
пшеницю терти,
гор╗хи лущити,
празникову сорочку в скрин╗ шукати?
Що там гор╗ло, мак чи калина? —
попелище на п╗врукава.
Буде всм╗хатися легко,
буде в острах вертатися, як у д╗воцтво,
вс╗х — малих ╗ старих — по╗менно скликати,
а св╗тло в камен╗
засв╗тить для того,
кого не назвала… хто — єдиний — прийде.
*
Свет в камне
засыпало листвою по самый сруб —
а уж двери в белое не отворить:
камень кто-то
подкатил под порог?
Шелест, шаги… — чердаком блуждает?
Иголка, пропавшая летом в сене,
нашлась: вонзилась в ладонь.
Послышалось, верно:
нет никого… Для кого в этот день
все, что под листвой и под снегом, вспоминать,
пшеницу тереть,
орехи лущить,
праздничную рубаху искать в сундуке?
Что там горело, мак ли, калина? —
пепелище на полрукава.
Будет невесомо улыбаться,
в страх возвращаться, как в девичество,
всех — от мала до велика — созывать поименно,
а свет в камне
для того засветит,
кого не назвала… кто — единственный — придет.
На Щекавице[1]
Вижу: раздвигает кусты перепутанных жил на деснице.
Знаю: вспыхивает холодом, как топор у костра…
Считаю зарубки на взгляде своем ветвистом:
первая — от сабли, последняя — от уст любимых.
Кудлатый вечер выкорчевывает из горла слово,
что корнями в каменную землю вцепилось.
В проломе памяти чертов омут бесится!..
Вверху наливается теменью птица, внизу
кружится благовест, как листопад
в узком горле звонницы.
Напротив, на Хоревице, острая трава дымится:
пряди красные с черным — будто вышивка…
Десницу студеную влагаю в белый рукав дымов,
горячую левую к любимым устам прилагаю,
пусть не почувствуют на моем лице забрала.
Сдерживаю крик в смятенной груди:
взгляд на ветру гудит, падает птица,
в водовороте пена, словно на храпе коня…
Не приходи со мною сюда! — ведь тут,
на Щекавице, кровь свою слышу студеную.
* *
*
летучим пеплом
сгинули
на днепровских склонах…
а порой
повечерья
кто-то — снег ли, Киев ли —
отыскал под легкою золой
дня лоскут…
Когда они горели —
пренебрег ты ими,
а теперь
так лелеешь, словно той неделей
сможешь залатать века потерь.
Фрагменты киевского снегопада
обвал зимы — такой слепящий, что
соборы замерли и стали золотым
фундаментом высокой и плывучей
архитектуры снегопада; то же,
что прежде временем звалось, напрасно
искало берегов, путей движенья
в той белой тьме.
…в той белой тьме хотел
я добрым псом быть или беспричинным
ребячьим смехом.
…то, что называлось
когда-то временем, искало берегов
напрасно; над Днепром мое лицо
взошло, и в свете, словно в клетке, очи
как ястребы носились, вырывались
вослед орде из-под бровей, в снега
когтистым перебитым взглядом.
…думал
окном, скорее — шторой у окна
побыть, баюкать теплые две тени —
мужчину с женщиной, ведущих разговор
о снегопаде.
…плыл в той белой тьме
свечою, задыхался черным ртом
пещеры, стлался, словно жадный мох
уступами стены, метался в медной
деснице летописца, падал на
пергамент навзничь, будто это слово
потятое.
…в высокой и плывучей
архитектуре снегопада голос
качнулся колокольней.
…бысть печаль
и снегопад, неопалимых птиц
светлейший паче!..
Бельченко Наталья Юльевна родилась в 1973 году в Киеве. Окончила филологический факультет Киевского национального университета им. Тараса Шевченко. Лауреат премии имени Николая Ушакова (Национального союза писателей Украины). Автор пяти стихотворных книг; к двум последним — “Зверек в ландшафте” (Киев, 2006) и “Ответные губы” (Москва, 2008) — авторами предисловий были Иван Жданов и Данила Давыдов. Стихи переводились на европейские языки, входили в антологии. Живет в Киеве. В “Новом мире” печатается впервые.