(составители Андрей Василевский, Павел Крючков)
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 6, 2006
ПЕРИОДИКА
*
“АПН”, “Вечерняя Москва”, “Взгляд”, “Время новостей”, “Газета”, “GlobalRus.ru”, “Двадцать два” (“22”), “День и ночь”, “День литературы”, “Если”, “Завтра”, “Индекс/Досье на цензуру”, “Иностранная литература”, “Информпространство”, “Книжное обозрение”, “Литературная газета”, “Литературная Россия”, “Москва”, “Московские новости”, “НГ Ex libris”, “Неволя”, “Нева”, “Неприкосновенный запас”, “Новое время”, “Новые Известия”, “Ностальгия”, “Огонек”, “Подъем”,
“ПОЛИТ.РУ”, “Посев”, “Правая.ru”, “Русский Журнал”, “Спецназ России”, “Топос”, “TextOnly”, “Урал”
Кирилл Анкудинов (Майкоп). Сход с пути. — “Литературная Россия”, 2006, № 7, 17 февраля <http://www.litrossia.ru>.
“Проиллюстрировать отказ „тридцатилетних” от „историософии перестройки” может идейная эволюция, произошедшая в начале девяностых годов XX века с Дмитрием Быковым, автором, в наибольшей степени из своего поколения склонным осмыслять вопросы истории”.
“Тексты Александра Фишмана, посвященные исторической тематике, построены на отмене другой ключевой для „историософии перестройки” концепции, а именно — концепции „столбового пути Цивилизации”. Фишман в той же степени, что и Дмитрий Быков, любит обращаться к „альтернативной истории”. Однако если „версии” Быкова являются по своей структуре „внутренне замкнутыми”, детерминистскими, даже фаталистическими, то „вариации” Александра Фишмана — „структурно разомкнуты”. Главная мысль „вариаций” Фишмана такова: в истории могло произойти и может произойти все, что угодно, даже то, что кажется современному человеку абсолютно невероятным и диким. Будь то приход к власти в Германии в тридцатые годы XX века не нацистских, а „левых” (троцкистских) сил во главе с Радеком, война „левой” Германии со сталинским Советским Союзом и разгром радековской Германии, осуществленный едиными усилиями Советской Армии и германского нацистского подполья („Историческая вариация”)…”
“Однако обратим внимание на то обстоятельство, что все историософские модели, рассмотренные в данном исследовании, являются — в той или иной степени — фаталистическими. Поэты „поколения тридцатилетних” видят себя „жертвами Истории”, но не „созидателями Истории”, „творцами Истории”. В поэтических текстах, созданных „тридцатилетними”, часто встречаются ноты бегства от реальности, эскапизма (у Лесина, в определенной мере — у Фишмана и Корецкого), горькой иронии (у Фишмана, Лесина и Быкова, в меньшей степени — у Корецкого), фатальной неизбежности тех или иных исторических событий (у Быкова), мазохистского упоения гибелью (у Корецкого). В свете социально-исторических обстоятельств судьбы „поколения тридцатилетних” было бы странно ожидать от этого поколения иной самоидентификации по отношению к Истории”.
Лев Аннинский. Николай Тряпкин: “Кровь железная…” Из цикла “Мальчики Державы”. — “День литературы”, 2006, № 2, февраль <http://www.zavtra.ru>.
“Тема гибели уходит у Тряпкина в изначальное ощущение того, что Державе нужны жертвы”.
Роман Арбитман. Пожиратели вчерашнего дня. В 2006 году будет меньше советского ностальгического трэша. — “Взгляд”, 2006, 7 февраля <http://www.vz.ru>.
“С первых же выпущенных в серии книг даже неспециалисту в массовой литературе становилось ясно, что для издательства проект „Атлантида” — отнюдь НЕ художественный <…>. Руководители „Ad Marginem” Александр Иванов и Михаил Котомин, переиздавая „Тайну подводной скалы” (вариант 1955 года) Г. Гребнева, или „Прочитанные следы” (1952 год) Л. Самойлова и Б. Скорбина, или полдюжины книг Л. Овалова — про майора Пронина, изначально не собирались существенно пополнить свой бюджет за счет сбережений анпиловских старух или сбрендивших фэнов. Трудно вообразить десятки тысяч человек, которые бы в начале XXI века кидались закупать давным-давно забытые „Тайну ‘Соленоида‘” В. Цыбизова или „Гипнотрон профессора Браилова” Н. Фогеля — книги, которые даже в те годы воспринимались как провинциальное недоразумение („Соленоид” был изобретен на Смоленщине, „Гипнотрон” — на Херсонщине). Главными адресатами акции были — во-первых, любопытствующие массмедиа (это сработало), а во-вторых — зеленая безбашенная молодежь, для которой Сталин и ГУЛАГ казались примерно такой же мирной седой древностью, как Иоанн Грозный и опричнина. Иными словами, издательский проект оказывался сугубо политическим актом”.
Роман Арбитман. Неформатное фэнтези. Популярный жанр выбирается из кризиса. Благодаря тем, кто плохо соблюдает законы этого жанра. — “Взгляд”, 2006, 22 февраля <http://www.vz.ru>.
“Издательство „Форум” в конце минувшего года запустило новую серию „Другая сторона”, в которой борьба со стереотипами фэнтези выходит на первый план: мистика переплетается с эпосом, научная фантастика с мелодрамой, сказка с городским романом… На сегодняшний день лучшей книгой, выпущенной в рамках этой серии, следует признать роман Марии Галиной „Хомячки в Эгладоре”, уже вызвавший неоднозначную реакцию у читающей публики (часть отзывов весьма положительные, часть — гневно-отрицательные). Мария Галина автор разносторонний. Она и поэт — ее последний сборник „Неземля” удостоился престижной литературной премии…”
Престижная литературная премия — это новомирская “Anthologia”.
См. рецензию Марии Ремизовой на роман Марии Галиной в этом номере “Нового мира”.
Виктор Бараков. Неизвестные стихотворения и письма Николая Рубцова. — “Москва”, 2006, № 1 <http://www.moskvam.ru>.
Из письма Николая Рубцова к Герману Гоппе (ориентировочно март 1960 года): “Конечно же, были поэты и с декадентским душком. Например, Бродский. Он, конечно, не завоевал приза, но в зале не было равнодушных во время его выступления. Взявшись за ножку микрофона обеими руками и поднеся его вплотную к самому рту, он громко и картаво, покачивая головой в такт ритму стихов, читал:
У каждого свой хрлам!
У каждого свой грлоб!
Шуму было! Одни кричат:
— При чем тут поэзия?!
— Долой его!
Другие вопят:
— Бродский, еще!
— Еще! Еще!
После этого вечера я долго не мог уснуть и утром опоздал на работу, потому что проспал. Печальный факт тлетворного влияния поэзии, когда слишком много думаешь о ней, в отрыве от жизни, в отрыве от гражданских обязанностей! Я знал, что завтра на работу, но не придал этому особенного значения, и, как видите, поэтическое настроение в момент пришло в противоречие с задачами семилетки, обратилось в угрызение совести. И в деньги, которые мог бы заработать, но не заработал”.
В предисловии отмечается, что в адресной книжке Рубцова на двенадцатой странице записан телефон Бродского.
Павел Басинский. Формула успеха. — “Литературная газета”, 2006, № 4, 1 — 7 февраля <http://www.lgz.ru>.
“Чтобы быть успешным, надо завышать низкое и понижать высокое. Это раз. Не надо быть умнее своего читателя и зрителя — этого вам не простят. Это два. Никогда не пишите о своих личных проблемах до тех пор, пока не убедитесь, что это проблемы всех окружающих. Это три. Не будьте, короче, высокомерами. И тогда читатель и зритель с благодарностью понесет вас на руках в глупое царство всеобщего понимания и коммуникабельности”.
Александр Беззубцев-Кондаков. Общий вагон. — “Топос”, 2006, 15 февраля <http://www.topos.ru>.
“Можно ли остаться безучастным к роману, носящему такое имя — „Россия: общий вагон”? Уже само заглавие этого романа Натальи Ключаревой („Новый мир”, 2006, № 1) вызывает множество явных и скрытых ассоциаций, уже начинает закручиваться некая интрига… Выносить в заглавие слово „Россия” — шаг рискованный, на это надо решиться. <…> Лично я пришел к заключению, что название романа является немаловажным элементом той интеллектуальной провокации, которую представляет собой произведение Натальи Ключаревой. Думаю, уместно говорить о романе как об удачной интеллектуальной провокации, хотя эта ипостась романа далеко не исчерпывает его содержания…”
Сол Беллоу. Писатели, интеллектуалы, политики: воспоминания о главном. Перевела с английского М. Штейнман. — “Иностранная литература”, 2005, № 12 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
“Когда в 1917 году большевики пришли к власти, мне было всего два года. Родители мои уехали из Санкт-Петербурга в Монреаль в 1913-м, и российская жизнь была еще свежа в их памяти”.
“В колледже (1933) я был троцкистом”.
“1940 год стал также годом убийства Троцкого. В то время я находился в Мексике и благодаря содействию одной из его европейских приятельниц даже договорился о встрече с ним. Он согласился принять меня и моего знакомого в Кульякане. Но утром назначенного дня его убили. Мехико встретил нас газетными передовицами, сообщавшими об этом. На вилле, которую он занимал, подумали, что мы иностранные журналисты, и направили в больницу. В приемном покое царил полный хаос. Достаточно было произнести фамилию „Троцкий”, и нас тут же провели в палату. Открылась дверь небольшой боковой комнатки, и мы его увидели. Он только что скончался: вся голова в окровавленных бинтах, щеки, нос, борода, горло — в пятнах крови и подтеках йода”.
Здесь же: Алан Лелчук, “Памяти Сола Беллоу” (перевод Е. С.).
Сергей Беляков. Враги: открытое письмо Герману Садулаеву. — “Урал”, Екатеринбург, 2006, № 3 <http://magazines.russ.ru/ural>.
В постоянной рубрике “Журнальная полка Сергея Белякова”. “У читателя вашей замечательной „повести” может сложиться впечатление, что на мирный и трудолюбивый чеченский народ вдруг ни с того ни с сего напали жестокие и безжалостные русские, которых вы нередко сравниваете с кочевниками. <…> В послесловии к „повести” вы написали, что не считаете себя чеченским националистом. Кто же вы тогда? Характерное для националистов деление на „хороших своих” (единоплеменников) и „плохих чужаков” проходит сквозь весь ваш текст”.
См.: Герман Садулаев, “Одна ласточка еще не делает весны. Осколочная повесть” — “Знамя”, 2005, № 12 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
Владимир Бондаренко. Очевидец ХХ века. Автопоздравление, автоманифест и автобиография к юбилею. — “НГ Ex libris”, 2005, № 6, 16 февраля <http://exlibris.ng.ru>.
“На Западе таких, как я, называют self-made man — сделавшие сами себя. Увы, никогда не попадал ни в какие обоймы и содружества, пока сам не стал создавать их, ту же „московскую школу сорокалетних”, к примеру. Иногда с завистью смотрел на птенцов кожиновского гнезда, на внимание и заботу, которые им уделял критик. Но, замечу, из его критического гнезда (в отличие от поэтического) молодых критиков так и не вылетело, исчезли кто куда. Может быть, критикам всегда нужна большая самостоятельность и независимость суждений, они обязаны верить только своему вкусу, и если вкус им не изменяет, иной раз критики меняют направление литературного процесса”.
Владимир Бондаренко. “Я еще обтесываю глыбу литературы”. С юбиляром беседует главный редактор “Завтра” Александр Проханов. — “Завтра”, 2006, № 7, 15 февраля <http://www.zavtra.ru>.
“Последние активные читатели среди политической элиты остались в прошлом. Читали все новинки художественной литературы Черчилль и де Голль, Сталин и Мао Цзедун, великие политики самых разных направлений, самых разных стран. Среди читающих лидеров были и такие радикалы, как Муссолини. А люди, совсем не интересующиеся литературой, на мой взгляд, чем бы они ни занимались — наукой, политикой, бизнесом, — это мелкие люди”.
“Конечно, либералы стопроцентно ответственны за разрушение единой русской литературы, сделали все, чтобы свой же собственный фундамент русской национальной литературы, нашу почвенность, нашу державность изничтожить и свести к нулю. И появилась делянка чисто либеральной литературы. На этой делянке в те же 90-е годы появились новые почвенники, новые реалисты: Олег Павлов и Алексей Варламов, Михаил Тарковский и Светлана Василенко. В самом либеральном лагере возродились новое почвенничество, новый реализм. Даже если бы под репрессиями властей (что одно время и планировалось после 1993 года) и исчез наш Союз писателей России, такие же, а то и более крутые патриоты возникли бы среди либералов”.
Аркадий Бурштейн. Эссе о поражении. — “Урал”, Екатеринбург, 2006, № 2.
Разбор песни А. Галича “После вечеринки”.
Дмитрий Быков. Красная и черная игра. — “Вечерняя Москва”, 2006, № 28, 16 февраля <http://www.vmdaily.ru>.
“Казино надо просто запретить, как вырезают больную ткань или неудавшийся дубль из фильма. У меня нет ни единого аргумента в оправдание рулетки и карт, а контраргументов — море, и к одному из них, самому серьезному, я сейчас перейду”.
Дмитрий Быков. Иосиф и его клоны. — “Огонек”, 2006, № 7, февраль <http://www.ogoniok.com>.
“Главным персонажем отечественного экрана постепенно становится Сталин. Нажмешь на пульт — всюду он”.
В поисках утраченной поэзии. На вопросы анкеты отвечает Хамдам Закиров. — “Иностранная литература”, 2005, № 12.
“<…> выход из тупика вторичности и провинциальности для среднеазиатских литератур — в перспективе ближайших лет, а то и десятилетий — видится в освоении всего богатства мировой литературы. В смысле переводческой работы. Это на нынешнем этапе для развития национальной словесности, может, даже важнее, чем собственно литература. Потому что оживлять нужно в первую очередь язык (и не только литературный), закосневший, десятилетиями не знавший позитивных перемен. Если следовать моей утопической мысли, то „десятилетие художественного перевода” обогатит национальные литературы, развивая пластичность и подвижность речи, грамматический, лексический, а то и фонетический строй языка. А также активно повлияет не только на появление нового поколения авторов, но и — читателей, которые будут готовы воспринимать язык новой литературы”.
Владимир Варава. Гедонизм против нравственности. — “Подъем”, 2006, № 1 <http://www.pereplet.ru/podiem>.
Атеизм и “дискурс смерти”. Эвтаназийная форма существования. “И атеист молится, но его молитва — это обращение в пустоту, в которой блуждает непонятный и слепой Случай — „бог” атеиста. И атеист надеется на лучшее, на неведомое ему лучшее — вдруг случай случайно в этот раз будет милосердным”.
См. здесь же: Вячеслав Лютый, “Тезисы о мертвой литературе”.
См. также: Светлана Семенова, “Россия и глобализация” — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 12.
Алексей Варламов. “…Можно теперь жить и надеяться”. Михаил Пришвин: последние годы. 1941 — 1954. — “Подъем”, 2006, № 1.
“Ахматова назвала „Доктора Живаго” гениальной неудачей. „Осудареву дорогу” при всей ее невезучести гениальной не назовешь ни с какой точки зрения. Скорее наоборот, этот роман оставляет впечатление беспомощности и болезненного провала”.
Игорь Вишневецкий (Милуоки). Крик одинокого ястреба. Десять лет назад остановилось сердце поэта Иосифа Бродского. — “Взгляд”, 2006, 30 января <http://www.vz.ru>.
“В конце 1995-го в Бостоне состоялось последнее публичное выступление уже очень больного поэта, про которое все так и говорили как про, возможно, последнее; и моя бостонская приятельница Ирина Муравьева настоятельно звала меня прийти — с тем, чтобы после, если Бродский захочет, отобедать в узком кругу. Я на выступление не пришел и неизбежно тягостного обеда с Бродским избежал. Почему тягостного? Я искренне не понимал, о чем мне с Бродским говорить. О его собственных стихах? Они давно стали частью моего культурного багажа, были помещены на достойное место в истории литературы, рядом с Баратынским и Ходасевичем, которых я всегда ценил. О моих стихах? Он их едва знал. Остальное — кошмарность разных преследующих нас, поэтов, образов „мига и вечности” (Введенский) — мне было вполне очевидно уже тогда, и понуждать действительно нездорового старшего коллегу в миллионный раз разыгрывать докладчика на смертельно надоевшую ему тему не хотелось. Ведь пришлось бы по ранжиру молчать и выслушивать, а не участвовать в полноценном разговоре. Тексты Бродского последних лет жизни производили впечатление написанных очень уставшим человеком. Такого человека обычно не беспокоят, дают додумать и додышать последнее”.
См. также: Давид Шраер-Петров, “Бродский в Нью-Йорке” — “НГ Ex libris”, 2006, № 4, 2 февраля <http://exlibris.ng.ru>.
Дмитрий Володихин. Философия действия. — “АПН”, 2006, 30 января <http://www.apn.ru>.
“Ницше — блистательный философ, один из лучших умов XIX столетия. И пускай пылится на библиотечных полках. Он — один из множества примеров подвесок с бриллиантами, которые некуда надеть, поскольку балов нет и в ближайшее время не предвидится. В Ницше нечего преодолевать, он не нужен, да и все. Тем самым он сам себя преодолел. Из Ницше нечего брать, он писал слишком давно и в слишком других условиях, поэтому ни один кирпич из обломков его философского здания не может быть использован здесь и сейчас”.
См. также: Владимир Можегов, “Всечеловек против сверхчеловека” — “АПН”, 2006, 30 января.
См. также: Егор Холмогоров, “О пользе и вреде Ницше для истории… Часть I. Рождение Трагедии из Лютеровой чернильницы” — “АПН”, 2006, 27 января.
См. также: Андрей Рассохин, “Воля к смерти” — “АПН”, 2006, 14 февраля.
Владимир Волынский. “Он был человеком мира”. Десять лет назад умер Иосиф Бродский. — “Газета”, 2006, № 13, 30 января <http://www.gzt.ru>.
“Он тайно приезжал в Ленинград. Это стало ясно из наших с ним разговоров — поэт безошибочно определял некоторые вещи, которых не было и в помине, когда он уезжал из СССР. Он провел в городе два дня и даже встречался с кем-то из друзей. Но это было строго инкогнито” (Алексей Шишов, режиссер фильма “Прогулки с Бродским”).
“Нет, Бродский никогда не бывал на родине после того, как уехал. Собирался — да. Причем вместе с Барышниковым. Они хотели приехать в тогда уже Санкт-Петербург на пароме из Хельсинки — это можно было сделать и без визы, а значит, остаться незамеченными, никакой шумихи — поэт этого категорически не хотел. Но это были лишь разговоры… А вот в Стокгольме он бывал часто, жил у меня и даже снимал дачу под шведской столицей. Ему нравились эти места — быть может, как раз потому, что они и напоминали ему Ленинград” (переводчик Бенгд Янгфельдт, Швеция).
Александр Воронель. Покой нам только снится. — “Двадцать два” (“22”), Тель-Авив, 2005, № 138 <http://club.sunround.com/club/titul22.htm>.
“Суть не в том, что упрощенное манихейское видение событий в наше время получило более широкое распространение. Суть дела в том, что оно стало эмпирически гораздо убедительнее”.
Нина Воронель. Мой вариант жизни в искусстве. — “Двадцать два” (“22”), Тель-Авив, 2005, № 138.
“Я тогда была слушательницей Высших сценарных курсов, где Андрей [Тарковский] читал курс режиссуры. Он не столько читал курс, сколько показывал нам свои любимые фильмы, снабжая их краткими комментариями. С его подачи я впервые познакомилась с творчеством Луиса Бунюэля, который в те годы был практически неизвестен в России. <…> Из уст Андрея Арсеньевича я впервые услышала не только имя Бунюэля, но и обоснование его эстетики торжествующего уродства. Как Андрей любил смаковать изощренный садизм „Андалузского пса”, как увлеченно посвящал он нас в интимные подробности режиссерской работы над оргией нищих в „Виридиане”, с каким трепетом открывал нам секреты фрейдовских подтекстов „Дневной красавицы” и „Дневника горничной”! И неспроста — уж кому, как не ему, надлежало быть знатоком фрейдовских подтекстов в жизни и в искусстве! После его лекций мне открылась природа режиссерского восторга при съемках душераздирающих сцен из „Андрея Рублева”, где щедро заливают расплавленную смолу в глотки и натурально выковыривают глаза из глазниц” (“Эдипов комплекс Андрея Тарковского”).
См. также: Нина Воронель, “На фоне Гефсиманского сада” (глава из новой книги воспоминаний “Содом тех лет”) — “Информпространство”, 2006, № 2 (80) <http://www.inprostranstvo.msk.ru>; о поездке Нонны Мордюковой в Израиль в годы перестройки.
Наталья Воронцова-Юрьева. Анна Каренина. Не божья тварь. Роман о романе. Сценарий-эссе. — “Топос”, 21 февраля, 2, 10, 16, 24 и 31 марта, 7 апреля <http://www.topos.ru>.
“Итак, роман „Анна Каренина” — это роман о женщине-манипуляторе, о ее жизни и смерти, триумфе и падении, а также о двух ее жертвах, муже и любовнике, которых она — сначала в силу своих личностных порочных наклонностей, а потом и находясь под постоянным разрушительным воздействием страшного наркотика (Анна была законченной морфинисткой) — старательно увлекала за собой в свою гибельную воронку. И если ее первой изрядно покалеченной жертве все-таки удалось остаться в живых — благодаря своевременному постороннему вмешательству, то вторая жертва, очутившись в полной духовной изоляции и уже не умея самостоятельно из нее выйти, оказалась полностью деморализованной и находящейся в абсолютной, хотя на тот момент уже и посмертной, власти манипулятора. Удивительно, что все эти трагические результаты — дело рук одной неумной и пустой женщины”.
Cм. также: Игорь Клех, “Любовь под подозрением” — “Новый мир”, 2005, № 12.
Галерист на галерах. Беседу вел Игорь Шевелев. — “Новое время”, 2006, № 5, 5 февраля <http://www.newtimes.ru>.
В 2006 году исполняется 15 лет Галерее М. Гельмана — первой частной в России. Говорит Марат Гельман: “Фактически в течение всех 90-х годов несколько галерей в Москве выполняли роль и музеев, и галерей, и нонпрофильной институции. <…> По большому счету история российского искусства 90-х годов и история Галереи М. Гельмана — идентичны. Сегодня ситуация другая. В Третьяковке и в Русском музее есть отделы новейших течений. Появилось несколько музеев и фондов современного искусства. Да и галерей уже не меньше двадцати”.
Наталья Горбаневская. Позорное наследие. — “Неволя”, 2006, № 6 <http://index.org.ru/nevoe>.
“С Виктором Некипеловым в Москве мы как-то разминулись (да и жил он не в Москве — во Владимирской области), и увидела я его только в Париже, куда он приехал, прямо скажем, умирать. Карательная психиатрия как таковая над ним формально вроде бы не поупражнялась — в 1974 году психиатрическая экспертиза в институте Сербского (о пребывании на этой экспертизе и рассказывается в документальной повести „Институт дураков”) завершилась для него, по нашим понятиям, благополучно. Его не признали невменяемым и не отправили в одну из тех „психиатрических больниц специального типа”, которые, не знаю с чьей легкой руки, презрительно именуют „психушками” и для которых существует правильное название: психиатрическая тюрьма, а на тюремном жаргоне куда более метко: „вечная койка”. Однако поставленный ему во время второго срока диагноз „канцерофобия” (а кто может ставить диагноз „фобии”, как не психиатры?) привел к тому, что рак был смертельно запущен”.
Татьяна Грачева. Спасет ли Россию революция? Фрагменты из книги “Мифы патриотов”. — “Москва”, 2006, № 1.
“Призыв к революции — это призыв к предательству своего Отечества и своего народа”.
Иеромонах Григорий (В. М. Лурье). Новый комсомол. — “Русский Журнал”, 2006, 13 февраля <http://www.russ.ru>.
“Если диалог между христианством и светской культурой возможен, то, разумеется, не надо вести его на уровне нынешних креационистов из Америки. Если же говорить не о христианстве, а конкретно о церкви (в смысле земной организации), то, разумеется, государство обязано вести „диалог” с каждым из существующих в нем легально общественных объединений. И этого вполне достаточно. Если государство нуждается (а оно, на мой взгляд, нуждается) в заимствовании каких-либо элементов христианской идеологии, то ему для этого нет нужды идти на поклон к каким бы то ни было церковным организациям. Государство имеет достаточно сил и средств, чтобы самостоятельно и напрямую обращаться к идеологическому опыту прошлого. Когда какая-либо организация пытается представить себя монополистом, обладающим всеми правами копирайта на христианство, то нелишне вспомнить, что христианство изначально провозглашалось как находящееся не под чьими-то копирайтами, а в public domain”.
Ольга Гуленок. Любит ли Путин Россию? — “АПН”, 2006, 15 февраля <http://www.apn.ru>.
“И во главе этого государства стоял Сталин — свободный человек в свободной стране”.
Игорь Джадан. Духовная реконкиста. — “АПН”, 2006, 17 февраля <http://www.apn.ru>.
“Европа в свое время стала для России чем-то вроде назойливого посредника между русской культурой и культурными источниками Ближнего Востока и Греции, несправедливо присвоив последние исключительно себе. Европейская мысль и искусство, начиная с эпохи Возрождения, в значительной степени формировались как новое, после Рима, отражение греческой классики, ее „симулякр”. Русская культура становилась уже тройным отражением, каноны эстетики ей диктовались извне, и соответственно ценность собственных основ жизни девальвировалась, духовная капитализация нации падала. Это автоматически обрекло русскую культуру влачить свое существование на задворках настроенной довольно высокомерно и враждебно по отношению к ней культуры Западной Европы. Когда-то это подражательство оправдывалось идеологической номенклатурой в качестве необходимости догнать культуру „более прогрессивную”. Теперь и этот слабый аргумент „исперчен”: в условиях лавинообразного процесса разрушения европейской культуры ценность ее артефактов выглядит несколько завышенной. Настало время подумать о том, чтобы убрать их „с полки” вообще. Задача ныне состоит в том, чтобы построить культурный bypass — „обход” Европы, напитать русскую мысль непосредственно из собственно русских, в том числе и советского периода, а также греческих и библейских духовных истоков, минуя западных посредников”.
Олег Дивов. Последний трамвай в мейнстрим. — “Если”, 2006, № 2 <http://www.esli.ru>.
“<…> даже не подозревают, что „Кысь” — это ненамеренный плагиат с романа „Бойня” одиознейшего Петухова. И что „Фантастика” Акунина — вариации на тему „пионерской НФ”…”
Наталья Иванова. Сморкающийся день, или Литературу на мыло. Об эстетической реабилитации прошлого. — “ПОЛИТ.РУ”, 2006, 6 февраля <http://www.polit.ru>.
“<…> эстетическая реабилитация сталинской эпохи уже произошла: сей вывод подтверждается многими существенными культурными фактами, текстами и телепроектами, авторы которых отнюдь не сталинисты”.
См. также беседу Натальи Ивановой с Александром Гриценко (“Если тебя что-то не устраивает, попробуй делать лучше” — “Литературная Россия”, 2006, № 6, 10 февраля <http://www.litrossia.ru>).
Евгений Иz. Бумеранг не вернется: Вокруг Куркова. — “Топос”, 2006, 16 февраля <http://www.topos.ru>.
“Главное на Западе, а значит — и все-таки несмотря ни на что — и у нас произведение Куркова „Пикник на льду”. Французы лаконично и в десятку изменили название на „Пингвин”. Я понимаю, почему от Японии и до Албании, от Швейцарии и до Китая этот роман нашел толпы восхищенных поклонников. Всем было интересно, как это там, у русских, начиналось, в смысле — этот весь бардак со свободой и бешеными бабками, с быками в „Бентли” и обкуренными товарищами в парламенте. Описанное в „Пикнике” с некоторыми смягчающими оговорками потянет на жанр, железобетонно изменивший наш кинематограф в 90-е годы, на жанр „кооперативное кино”. Помните все эти перлы от „Фаната” до „Бабника” и через того же Харатьяна обратно? Так вот, „Пикник” — это ровно то же самое, только с человеческим лицом, усвоившим кислые уроки Горького и Хемингуэя. По крайней мере я имею в виду не само письмо Куркова, но воссоздание-отображение им жирного куска эпохи”.
См. также: Дмитрий Бавильский, “На пограничной полосе. Самый известный на Западе русский писатель Андрей Курков совершенно неизвестен в России” — “Взгляд”, 2005, 8 декабря <http://www.vz.ru>.
См. также: Дмитрий Бавильский, “Второе пришествие Андрея Куркова” — “Взгляд”, 2005, 8 декабря <http://www.vz.ru>.
См. также беседу Андрея Куркова с Дмитрием Бавильским “Биография одиночного выстрела” (“Топос”, 2005, 19 и 20 декабря <http://www.topos.ru>).
“Ищем новых литературных героев”. Беседу вела Ольга Демьянова. — “Литературная газета”, 2006, № 6, 15 — 23 февраля.
Председатель Литературного совета Национальной детской литературной премии “Заветная мечта” Михаил Бутов среди прочего говорит: “Электронные книги — неплохая идея: нынешние подростки приучены читать с экрана. Вопрос об аудиокнигах надо обсуждать с психологами, ведь ребята все-таки должны привыкать к самому процессу чтения”.
Кирилл Кобрин. Письмо редактору литературного журнала, который попросил меня написать нечто на одну, известную только ему, тему. — “TextOnly”, 2006, № 15 <http://www.textonly.ru>.
“Итак. Античные аллюзии и сюжеты могут, скорее всего, быть использованы современными русскими поэтами в качестве:
1. „Знаков культурности”. Упоминая в стихах греческие или римские имена, ситуации из античной мифологии, литературы или истории, поэт указывает на свою включенность в поле „высокой культуры”, недоступной „обычному человеку” в силу ряда причин — в том числе и социально-исторических. <…>
2. Античные аллюзии и сюжеты могут быть использованы современными русскими поэтами в качестве „знаков следования традиции”. Усиленное употребление в стихах древнегреческих имен чаще всего указывает на последователя Кушнера (а посредством Кушнера на наследователя традиций Анненского и Кузмина), изобилие римских имен и специфически ёрнический тон (которым подменяют „патрицианский” сарказм оригинала) — на продолжателя Бродского. Некоторые совмещают и то, и другое. <…>
3. „Знаки античности” в современном русском стихотворении могут прочитываться как „знаки поэтичности”, точно так же как „знаки средневековья” чаще всего претендуют на то, чтобы символизировать некую „высокую веру”, „всепоглощающую религиозность”, даже некоторым образом „духовность”. „Средневековая поэзия” для нас всегда чья-то поэзия — старофранцузская, старонемецкая, англосаксонская и проч. „Античная поэзия” синоним поэзии вообще. Объяснение этому простое. <…>
4. Наконец, античные имена и мотивы могут быть использованы современными русскими поэтами для изложения и развития сюжета стихотворения. Это очень удобное и экономное поэтическое средство. Слово „Эвридика” значит и „любовь сильнее смерти”, и „искусство сильнее смерти”, и „побег из царства мертвых”, и невозможность такого побега, и многое другое. Слово „Сапфо” значит… ну вы сами понимаете, что оно может значить в таком контексте.
Набросав этот нехитрый список, я в изнеможении упал на диван и — строго выполняя данное себе обещание — потянулся к журнальному столику за первой попавшейся книгой. Я чувствовал свою миссию почти выполненной. Все, что я хотел сказать априори по теме, я сказал. Оставалось лишь наткнуться на доказательства моих предположений и успокоиться”.
Капитолина Кокшенёва. Нигилизм и “новые люди”. Из истории литературной полемики второй половины ХIХ века. — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 12.
Н. Н. Страхов против Чернышевского.
Илья Кормильцев. “Никто не застрахован от столкновений с властью”. Беседу вел Дмитрий Тараторин. — “Новые Известия”, 2006, 10 февраля <http://www.newizv.ru>.
“Нельзя сказать, что мы [издательство “Ультра. Культура”] подвергаемся каким-то целенаправленным гонениям. Конечно, столкновения с властью у нас были — и судебные дела, и прокурорские проверки на предмет экстремизма издаваемых нами книг. Но вряд ли проблем у нас существенно больше, чем у какого-нибудь ларечника, который пирожками торгует. <…> Но наша основная проблема в том, что в самом обществе чрезвычайно распространено тоталитарное сознание, которое отторгает любую информацию, которая опровергает примитивизированную, самооправдательную картину мира. У нас очень многие люди просто не хотят знать… Поэтому порой не то чтобы власть запрещает нам что-то издавать, нет, торговцы сами отказываются распространять некоторые книги”.
Константин Костенко. Скетчи и монологи. — “Урал”, Екатеринбург, 2006, № 2.
Абсурдистские миниатюры двукратного победителя международного конкурса пьес “Евразия” (2003, 2004).
Андрей Краснящих. Слово полуживое и полумертвое. — “Русский Журнал”, 2006, 14 февраля <http://www.russ.ru>.
Среди прочего: “<…> безруковский Есенин читает „Гамлета” в переводе Бориса Пастернака, переводе, что был сделан Пастернаком в самом конце 1930-х и впервые опубликован в журнале „Молодая гвардия” в № 5-6 за 1940 год. То есть спустя пятнадцать лет после смерти Есенина”.
Константин Крылов. ЕБН. — “АПН”, 2006, 7 февраля <http://www.apn.ru>.
“Вообще, вокруг было много симпатичных людей. Я был уверен, что в них надо стрелять, пока они не разбегутся. Я надеялся на то, что у ГКЧП достанет мужества это сделать — начать стрелять. Потому что эти симпатичные люди убивали свою страну. В общем-то, даже не по злобе, а по глупости. Но от такой глупости можно вылечить только пулями. „Дядька научил мамку зарезать, и папку зарезать, и братика тоже зарезать. Дядька умный был, с бородищей. Я пошел зарезал”. — ”И кто же ты теперь после этого?” — „Беееедный я сиротинушка”. В дальнейшем выяснилось, что среди этой толпы были практически все те люди, с которыми я сейчас нахожусь в деловых, дружеских и всяких прочих отношениях (включая мою нынешнюю супругу), так что… И тем не менее я до сих пор думаю, что несколько выстрелов могли изменить отечественную историю в лучшую сторону”.
Александр Кузьменков (г. Братск). 1983, или Дурдом. — “День и ночь”, Красноярск, 2006, № 1-2 <http://magazines.russ.ru/din>.
“Конечная остановка автобуса была в полусотне метров от больничных ворот. Шанхайские представляли себе дурдомовскую жизнь лишь понаслышке, но те, кто шел на остановку из-за забора, большей частью знали, как оно бывает у дураков…”
Дмитрий Кузьмин. “После чего дышится легче”: Сергей Шаршун. — “TextOnly”, 2006, № 15 <http://www.textonly.ru>.
“Имя Сергея Шаршуна (1888 — 1975) практически выпало из истории русской литературы XX века. Парадокс, — но едва ли не главной тому причиной видится близкая его причастность к двум значительным в литературной истории явлениям: в начале 1920-х гг. — к французскому дадаизму, в 1930-е — к русскому парижскому журналу „Числа”. Вот и выходит, что упоминается Шаршун главным образом как представитель — более или менее типичный — одного из этих явлений, привлекается для того, чтобы иллюстрировать какое-то общее положение <…>”.
Станислав Куняев, Ян Вассерман. Переписка россиян. — “Двадцать два” (“22”), Тель-Авив, 2005, № 138.
“В 1981 году я получил письмо из далекого Владивостока от поэта Яна Вассермана. <…> между нами началась переписка, по-моему, не менее серьезная, нежели между Астафьевым и Эйдельманом”.
Эта фраза С. Куняева подробно комментируется в редакционном послесловии “Обмен любезностями”, в частности редактор журнала “22” пишет: “Многим в Израиле эйдельмановский елейный тон и стремление быть „принятым в компанию” пришлись очень не по душе, так что грубо антисемитский характер ответа Астафьева вызвал, скорее, насмешки в адрес Эйдельмана, чем обиду на Астафьева. <…> К тому же Эйдельман, как многие интеллигентные евреи в России, „служащие иным богам”, выступил не как еврей, что было бы только естественно в таком контексте, а как якобы беспристрастный представитель литературной общественности, то есть от лица всей лицемерной советской квазикультуры. Тут-то Астафьев и рванул на себе рубашку…”
Ольга Кучкина. “Момент истины” Владимира Богомолова. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2006, № 1 <http://magazines.russ.ru/neva>.
Загадки биографии известного писателя. По официальной биографии — фронтовика, награжденного орденами и медалями. Очень интересно. Особенно — ответы из архивов на соответствующие запросы.
Алла Латынина. Иннокентий Володин и атомная бомба. Из двух редакций романа “В круге первом” создатели телесериала выбрали менее убедительную. — “Московские новости”, 2006, № 5, 10 февраля <http://www.mn.ru>.
“Почему в фильме так малоубедителен Певцов, тщетно пытающийся показать превращение советского номенклатурного плейбоя в героя, способного пожертвовать собой ради спасения цивилизации? Вина ли тут актера? Или он бессилен придать достоверность неестественной ситуации? Напомню, что известность приобрели две редакции романа. После сенсационного успеха „Одного дня Ивана Денисовича”, когда забрезжила надежда на публикацию, Солженицын подготовил сокращенный и „облегченный” вариант. Иннокентий Володин больше не пытался помешать советской разведке перехватить секрет атомной бомбы, он предупреждал профессора-биолога, собиравшегося сообщить зарубежным коллегам о ходе работ над новым лекарством, что такого рода научные контакты приведут к аресту. Именно этот вариант ушел в самиздат и был издан за границей, за него писатель получил Нобелевскую премию… Когда Солженицын вернулся к первоначальному варианту с атомной бомбой, в эмигрантской прессе вспыхнула дискуссия. Поступок, вызванный простым человеческим сочувствием, многим казался куда достовернее и привлекательнее, чем попытка сорвать разведывательную операцию нелепым звонком в американское посольство. Сторонники „атомной” версии напирали на то, что в основе романа — подлинный факт. Это так. В мемуарах „Утоли моя печали” Лев Копелев, прототип Рубина, вспоминает, как руководство шарашки получило задание установить личность звонившего в американское посольство: им оказался некто Иванов, второй советник посольства СССР в Канаде (жаль, что никто из исследователей Солженицына не потревожился выяснить его личность и судьбу). Но вряд ли он ставил своей целью не дать бомбу „людоедскому режиму”. Хотя бы потому, что бомбу Сталин к этому времени уже получил. Действие романа Солженицына происходит в конце декабря 1949 года (и это старательно подчеркивается в сериале), а бомбу взорвали под Семипалатинском еще 29 августа”.
См. также: “Что пыхтеть в телефонную трубку про секретные чертежи, когда на дворе уже декабрь?” — удивляется Владимир Березин (“Предъявите достоинства!” — “Книжное обозрение”, 2006, № 6 <http://www.knigoboz.ru>).
См. также: “И тот, кто все-таки смотрит, поневоле приходит к не предусмотренным создателями сериала выводам. Да, таких изменников, как Володин, надо выявлять и обезвреживать! И да, в деле обезвреживания надо пользоваться новейшими достижениями науки и техники. И если вольнонаемные ученые ленятся или терзаются нравственными сомнениями, то да, надо создавать шарашки, надо шантажировать интеллигентных специалистов этапом и зоной. И да, чтобы не либеральничали директора и генералы, сажать — а лучше сразу расстреливать — надо в случае малейшего сбоя и генералов. И да, никто, кроме Сталина, на такое не решится. А если так, то, выбирая между уничтожением нашей страны в пламени Хиросимы и таким чудовищем, как Сталин, мы голосуем за Сталина!” — пишет Виктор Топоров (“Шарашка и Зона” — “Взгляд”, 2006, 23 февраля <http://www.vz.ru>).
См. также: Андрей Немзер, “В круге Солженицына” — “Время новостей”, 2006, № 24, 13 февраля <http://www.vremya.ru>.
В развитие темы см. также статью Аллы Латыниной “„Истинное происшествие” и „расхожий советский сюжет”” в настоящем номере “Нового мира”.
Евгений Лесин. Кому каналы, кому — канавы. Роптания, баллады и плачи аутсайдера Емелина. — “НГ Ex libris”, 2006, № 4, 2 февраля.
“Вот, скажем, „Римейк” [Всеволода Емелина], особенно актуальный сейчас (ибо на днях исполнилось десять лет со дня смерти Бродского): „И я тоже входил вместо дикого зверя в клетку, / Загоняли меня, как макаку, менты в обезьянник…” Виктору Куллэ очень не понравились стихи. Потому что Бродский. А ведь здесь тоже никакого стёба. Емелин просто читал Бродского, но жил свою собственную жизнь. У каждого свои и тюрьма, и сума. И уважать надо любые — суму и тюрьму. И любое изгнание. Кому Венеция, кому Мытищи. Кому каналы, кому канавы. Можно любить и Бродского, и Емелина. Можно”.
См. также: Владимир Губайловский, “На границе абсурда” — “Новый мир”, 2005, № 3.
Светлана Лурье. Карикатурная война. — “Спецназ России”, 2006, № 2, февраль <http://www.specnaz.ru>.
“Однако следует учесть, что не только Европа оскорбила мусульман, но и мусульмане своими протестами оскорбили Европу, задев ее чувства, которые можно назвать квазирелигиозными. Один фундаментализм наскочил на другой фундаментализм. Мусульманский на атеистический. <…> Здесь надо отметить, что представители всех возможных религий, все те, у кого в принципе есть религиозные чувства, в том числе и раввины, выступили с осуждением публикации карикатур на религиозную тему. Но для европейского политического класса таким же оскорблением верований является сомнение в том, что они имеют право богохульствовать”.
Александр Люсый. Углы истории. Доктор Геродот для палаты номер шесть. — “Новое время”, 2006, № 8, 26 февраля.
“Для [Сергея] Эрлиха аксиомой является невозможность нынешнего российского центра стать отправной точкой возрождения. „Прежде чем проект молдавской цивилизации будет принят в ‘перерожденной России‘, он должен ‘овладеть массами‘ в Молдавии”, — набрасывает основные этапы своего проекта Эрлих”. Формула проекта: Молдавия от Атлантики до Владивостока.
Аркадий Малер. Типы радикального политического сознания. — “Русский Журнал”, 2006, 22 февраля <http://www.russ.ru>.
“Любая ценностная политическая позиция с неизбежностью является радикальной”.
Игорь Манцов. Пан директор, пора делать реальные дела! — “Взгляд”, 2006, 10 февраля <http://www.vz.ru>.
“Как ни ругайся на „проклятый совок”, следует признать: общий уровень гуманитарной советской культуры был чрезвычайно высоким. Вот и здесь, на территории „Кабачка ‘13 стульев‘”, работали замечательные редакторы, отбиравшие потрясающего качества литературный материал для гениальных и выдающихся актеров. Слушаешь теперь — радуешься. Никакого тебе закадрового смеха, никаких поддавков. Много абстрактного юмора, много здорового абсурда, много интеллектуально насыщенных языковых игр плюс материал для тонкой психологической нюансировки или, напротив, для упоительного гротеска. Взял бы да и переписал все эти репризы и скетчи целиком. Хорошая литература, отличная драматургия. Значит, соответствующим, то есть чрезвычайно высоким, был и уровень зрителя-потребителя. <…> Была найдена замечательная драматургическая форма (ср. с „формой” теперешних юмористических шоу). „Кабачок” — не только и не столько развлекательная программа, сколько обучающая, социализирующая”.
Игорь Манцов. Люди и медали. — “Взгляд”, 2006, 17 февраля <http://www.vz.ru>.
“Внимательный и непредубежденный зритель сразу понимает, что американские продюсеры, драматурги, режиссеры как минимум имеют представление о христианской этике, как минимум читали Библию, искренне пытались разобраться в проблеме человеческой конечности, мучались этим, искали выхода. Искали спасения. Иные американские и европейские картины последнего года принадлежат, на мой взгляд, к высочайшим образцам мировой культуры, будучи пронизаны и ответственной мыслью, и подлинно религиозным чувством. Но ничего подобного я не нахожу в современной отечественной кино-, телепродукции! Только амбиции, только попытки приобщиться к западной поэтике и освоить западную же технологию. Никакой внутренней работы нет и в помине. Но много понтов, это да. Стойкое ощущение: наши нынешние играют в жизнь, западные — используют искусство как средство. Средство заработать, но и средство решить ключевые проблемы бытия. Западное кино неустанно и зачастую незаметно для наших неподготовленных потребителей воспроизводит базовые ценности, обеспечивает устойчивость западного же социума. Наше — расшатывает социум. Поймите же наконец, если в фильме стреляют — это еще ничего не значит. Стреляют ведь и в последних картинах Дэвида Кроненберга, Вуди Аллена, взрезают горло в шедевре Михаэля Ханеке „Скрытое”, однако эта внешняя жестокость работает на правах метафоры. А у нас жестокость, как правило, работает на правах самоигрального аттракциона”.
Михаил Маяцкий. “…включая СССР”. Копирайт и его границы II. — “GlobalRus.ru”. Ежедневный информационно-аналитический журнал. 2006, 6 февраля <http://www.globalrus.ru>.
“Культурный пейзаж меняется на глазах. Миллионы людей фотографируют, делают коллажи, снимают и монтируют видеофильмы, поют, играют, танцуют, обрабатывают и синтезируют музыку, публикуют в Сети произведения всех жанров, ведут блоги, пестуют-ваяют свой имидж, трансформируют и адаптируют программы и прочее, и прочее. Как правило, они ведут себя по логике экономики дара, где, например, ссылки-линки выполняют функции академической цитаты. Это массовое творчество еще более перенасыщает современный избыток культурных благ, вопиюще контрастирующий с дефицитарными предпосылками классического авторского права. По сути, продуцент любого культурного товара, добравшегося до глаз и ушей потребителя, должен платить за то, что отнял его внимание. С другой стороны, авторы и посредники охотно занимают в сегодняшних дебатах позицию жертвы технологического прогресса, забывая, что определенные пределы их возможному счастью полагает и всегда полагала сама их деятельность с присущими ей превратностями и рисками. Как если бы встреча произведения и зрителя-читателя-слушателя не была всегда проблематичной и рискованной! Как если бы для писателей риск плагиата не входил всегда (имеется в виду новое время, т. е. эпоха авторства) как неотъемлемая часть в акт публикации!”
Вадим Месяц. Правила Марко Поло. Роман. — “Урал”, Екатеринбург, 2006, № 1, 2.
Журнальный вариант романа про Америку. Автор — лауреат новой Бунинской премии.
Андрей Немзер. Кто остался на трубе? — “Время новостей”, 2006, № 25, 14 февраля <http://www.vremya.ru>.
“Очень похоже, что новый роман Аксенова „Москва-Ква-Ква”, первой частью которого открыл год „Октябрь”, вновь заставит хмуриться и чесать в затылке тех, кто, по-настоящему любя писателя, мечтал навсегда забыть как дурной сон „Желток яйца”, „Новый сладостный стиль” и то же „Кесарево свечение”. Квакающая буффонада-эпопея о последнем сталинском годе просится как раз в эту аляповатую компанию”.
См. также: “Книга эта подобна двустволке, один из стволов которой целит прямиком в вечность, а другой — в рыночный успех (прямо скажем, не в обход сериализации, Русского Букера и премии „Большая книга”). Обе эти заявки отнюдь не безосновательны и, надо думать, далеки от спонтанности — начиная с „Московской саги” коммерческая составляющая в той или иной форме присутствует практически во всех вещах Аксенова. <…> И все же, не желая выглядеть горевестником, рискну предречь „Москве-Кве-Кве” неуспех по крайней мере в высоколитературном отношении. И дело не в том, что ее достоинства как-то особо сомнительны — ничуть не в большей степени, чем достоинства тех же „Вольтерьянцев и вольтерьянок”, которым просвещенная общественность более или менее единодушно пропела осанну полтора года назад. Просто слишком уж памятен безобразный скандал вокруг последней Букеровской премии, зачинщиком и главным фигурантом которого стал Василий Аксенов, и потому отыскать в интеллектуальной среде людей, искренне желающих выслушивать от человека с такой репутацией глубокомысленные истории о Минотавре, будет непросто”, — пишет Галина Юзефович (“Ква-квазимодный роман. Василий Аксенов написал книгу „Москва-Ква-Ква”” — “ПОЛИТ.РУ”, 2006, 21 февраля <http://www.polit.ru>).
См. также: “Сейчас я ругаю себя, что вообще согласился тогда стать председателем жюри. Это было под влиянием эйфории от получения премии за „Вольтерьянцев”. Не думая согласился и даже не спросил, кто будет в жюри. А когда увидел, был несколько шокирован. Скандал разгорелся на первой же встрече. <…> Да, там чуть не дошло до рукоприкладства. Один из членов жюри сказал мне: „Ну я вам еще врежу”. На что я сказал: „Можете не сомневаться, что я вам отвечу”. И в конце я завелся. Если бы счет был 3:2 в их пользу, я бы ничего не сказал, вручил бы эту премию, и все. Но — 4:1, и это меня возмутило. Я понял, что надо отвечать ударом на удар. И когда я сказал, что не стану вручать Букеровскую премию, они совершенно обалдели”, — говорит Василий Аксенов в беседе с Игорем Шевелевым (“Ожог желтка” — “Взгляд”, 2006, 25 февраля <http://www.vz.ru>).
См. также беседу Василия Аксенова с Андреем Морозовым (“Слабый — это не всегда лучший” — “Новые Известия”, 2006, 26 февраля <http://www.newizv.ru>).
См. также: Василий Аксенов, “Москва-Ква-Ква” — “Октябрь”, 2006, № 1, 2 <http://magazines.russ.ru/October>.
См. также главу из этого романа в красноярском журнале “День и ночь” (2006, № 1-2 <http://magazines.russ.ru/din>).
Дмитрий Ольшанский. Трагическое как всегда. — “Топос”, 2006, 10 февраля <http://www.topos.ru>.
“Я вдруг подумал: а есть ли хоть какие-то критерии для влюбленности? <…> на первом, самом важном, месте, как я уже как-то писал, — русский язык. Именно на этом месте кончаются скандальные приключения, постельные приключения, дружба, секс, чушь, флирт — и начинается любовь. Всерьез влюбиться можно лишь в того, кто „умеет русского языка”, причем не только и не столько на письме (хотя и это немаловажно, но — подделываемо, скажем так), сколько в устной речи. Безукоризненное, много-много лучше, чем у себя, владение канонами — необходимо, но недостаточно. Чтобы влюбиться в девушку, влюбиться сильно, нужно услышать „ее собственный штат Айдахо” — ее собственный, интимный русский язык. Надеюсь, что всем понятно: интимный — это совсем не звук голоса ночью в процессе. Это круг слов, интонаций, фразеологизмов, всяческих выражений, которые принадлежат ей, и только ей. Кондовый футуризм, одинокое, годами нарастающее новаторство — без всяких желательно художественных целей, просто в порядке обыденной речи, за разговором о прохожих, работах, ерунде. Больше ничего любви у меня почему-то не вызывает”.
Олег Павлов. Советский рассказ. — “День литературы”, 2006, № 2, февраль.
“Он вырос без отца, а узнал, где тот есть, когда уже носил чужую фамилию”.
См. также: Олег Павлов, “Лестница в небеса” — “Подъем”, 2006, № 1 <http://www.pereplet.ru/podiem>.
Орхан Памук. Стамбул. Город воспоминаний. Перевод с турецкого Т. Маликова и М. Шарова. — “Ностальгия”. Журнал для современников. Главный редактор Ирина Хургина. 2006, № 1, январь.
Рубрика “Классика нового века”. Фрагмент книги самого известного писателя современной Турции. “Стамбул моего детства — черно-белый, как старые фотографии, погруженный в полутьму, свинцово-серый город…”
Здесь же: “Это история города плюс моя собственная биография, мои мемуары до 22 лет включительно. <…> я исследую то, каким город видели другие и каким город видел себя. Дело в том, что многие тексты европейских авторов о Стамбуле — Нерваля или Готье — сильно повлияли на турецких писателей. Они стали по-другому воспринимать город, а стало быть, и сам город стал меняться”, — говорит о своей новой книге Орхан Памук в беседе с Глебом Шульпяковым (“Мой Стамбул меланхоличен. В нем разлита ностальгия”).
Анна Петренко. НБП: Нет Больше Партии? — “Индекс/Досье на цензуру”, 2006, № 23 <http://index.org.ru>.
“Через НБП прошло за эти годы множество людей — разных, умных и не очень, добрых и злых, тихих и буйных. Все они чему-то здесь научились: не бояться, не соглашаться. Политическая партия в современном смысле слова из них не получается именно поэтому. Так что НБП — замечательная школа имени Лимонова, всероссийский лицей нонконформизма и серьезного чтения (Лимонов активно приобщал молодежь к Селину, Уайльду, Ленину) — никогда не станет реальной политической силой. Просто потому, что в НБП не может быть слепого повиновения и денежных подачек — двух главных инструментов русской политики. И если Эдуард Лимонов сам еще не понял этого — не страшно. Важно, что об этом давно догадались те, кого он воспитал”. Автор статьи — кандидат социологических наук, член Национал-большевистской партии, координатор Международного Движения в защиту политзаключенных.
Александр Проханов. Теплоход “Иосиф Бродский”. Отрывок из романа. — “День литературы”, 2006, № 2, февраль.
“Теплоход „Иосиф Бродский”, созданный германским гением на верфях Гамбурга, с которых когда-то сходил покоритель морей линкор „Тирпиц” и ныряли в свинцовые воды Балтики подводные стаи Деница, — пятипалубный белоснежный корабль — поражал своей красотой и величием. Казался башней с зеркальными этажами. Сочетал эстетику Парфенона и марсианской ракеты. Нежность белого лебедя и тяжеловесную грациозность кита… На борту литерами из чистого золота, искусно сочетая графику готики, церковно-славянского и иврита, была выведена надпись „Иосиф Бродский”. Белую трубу опоясывала алая полоса с золотым двуглавым орлом — символ президентской власти. Именно так выглядел теплоход вечером теплого августовского дня, пришвартованный к пристани Речного порта, в ожидании великосветских пассажиров”.
См. другой фрагмент романа: “НГ Ex libris”, 2006, № 11, 6 апреля.
Александр Пятигорский. “Главное — это разговор”. Беседовала Елена Пенская. — “Русский Журнал”, 2006, 26 февраля <http://www.russ.ru>.
“<…> два человека, блестяще владеющие речью, — это покойные Юрий Лотман, заика, и Мераб Мамардашвили, наделенный отвратительной дикцией. В них жила сама речь, в них было желание речи, желание выразить себя. Как когда-то об этом сказал еще один необыкновенный человек (мы никогда не были друзьями, не совпали, но всегда на расстоянии друг друга любили), Сергей Сергеевич Аверинцев: что поделаешь, лучше всего на русском языке говорят и пишут либо иноземцы, либо заики”.
“Мой ближайший друг и крестный отец в писательстве, увы, покойный, — Андрей Сергеев. Он жил профессионально в русском языке. <…> Он меня познакомил со своим учеником — Иосифом Бродским, о котором говорят много, а о том, что Андрей был единственным реальным учителем Бродского, молчат. Вы не можете себе представить, каков изначально был его культурный уровень. Мальчишка. После Ахматовой он попал к Андрею Сергееву. Андрей его учил технике и чувству языка. Об этом же никто сейчас не помнит”.
“Кстати, крупнейшими европейскими политическими философами считаю двух женщин — Ханну Арендт и Лидию Гинзбург”.
Ольга Разводова. Моление о милосердии. Еще раз о смысле романа М. А. Булгакова “Мастер и Маргарита”. — “Подъем”, Воронеж, 2005, № 12.
“Для начала приведу некоторые выводы о смысле романа, данные людьми разных мировоззрений…”
Андрей Рудалев. Коктейль стереотипов, или О провинции без предрассудков. — “Урал”, Екатеринбург, 2006, № 3.
“Вот и получается замкнутый круг. Критики [в провинции] нет, т. к., строго говоря, нет в ней никакой необходимости, исходя, естественно, из реалий существующей литературной ситуации. С другой стороны, литературная жизнь бедна на открытия, потому как практически отсутствует один из факторов, стимулов ее развития — острокритическое высказывание”.
“Стереотип провинции — замкнуться и вариться в своей национальной, местной, местечковой, краевой самобытности. Например, замечательный писатель Виктор Астафьев — фигура, которой тесно даже в пределах общероссийских рамок. Но провинциализм облепил его после кончины с ног до головы, сделав объектом настоящего культа. Что такое культ личности Астафьева? Съездите в Красноярск, узнаете”.
Дмитрий Савицкий. “Я был антисоветчиком с младых ногтей”. Беседовал Денис Яковлев. — “Книжное обозрение”, 2006, № 4 <http://www.knigoboz.ru>.
“Французская литература — не коммерческая — чрезвычайно тонка (Ле Клезио, Модиано), камерна, интонационно приглушена. Во всем чувствуется неразорванная — как у нас — культура, ее пласты, наслоения… Языковые табу не существуют, не приходится либо пользоваться эвфемизмами, либо лепить эдакую топорную порнуху. Часть современной литературы заражена, однако, „паризьянизмом”, манерностью, почти клановым желанием найти последние рубежи шокирующего… Но шокировать можно лишь буржуа, а буржуа в его классическом, „правом”, варианте уже нет, а „левого” буржуа новой выпечки чем-либо удивить невозможно…”
Роман Сенчин. По-честному. — “Литературная Россия”, 2006, № 5, 3 февраля.
“О прозе, к какой относится опубликованная в 11-м за прошлый год номере „Нового мира” повесть Антона Тихолоза „Без отца”, писать трудно. Обычно применяемые оценки сюжета, идеи, персонажей, стиля здесь не подходят, не работают. Они неуместны. Сюжет, персонажи, идея, стиль в повести Тихолоза не играют важной роли — важно и ценно нечто другое. Нечто другое, по моему мнению, делает это произведение замечательным, а может быть, и выдающимся. Попробую разобраться, чем же оно замечательно”.
Сергей Сергеев. По ту сторону красного и белого. Полемические заметки. — “Москва”, 2006, № 1.
“Патриотическая идеология должна вобрать в себя и „белую”, и „красную” правду, и даже ту часть правды, что содержится в либерализме как диалектические моменты становящегося синтеза”.
Станислав Смагин. Аддиктивное поведение. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2006, № 1.
“В настоящее время представляется возможным выделить следующие основные виды аддиктивных реализаций: 1) употребление алкоголя, никотина; 2) употребление веществ, изменяющих психическое состояние, включая наркотики, лекарства, различные яды; 3) участие в азартных играх, включая компьютерные; 4) сексуальное аддиктивное поведение; 5) переедание или голодание; 6) „работоголизм”; 7) телевизор, длительные прослушивания музыки, главным образом основанной на низкочастотных ритмах; 8) политика, религия, сектантство, большой спорт; 9) манипулирование со своей психикой; 10) нездоровое увлечение литературой в стиле „фэнтези”, „дамскими романами” и т. д.”.
См. здесь же: Александра Созонова, “Суицид в молодежной среде как феномен субкультуры, или Темная мода”.
“Сможет ли неверующий увидеть Троицу?” Беседовал Петр Дейниченко. — “Книжное обозрение”, 2006, № 5 <http://www.knigoboz.ru>.
Говорит переводчик трудов Флоренского на венгерский язык, атташе по культуре Посольства Венгрии в России Илона Киш: “Роман „Мастер и Маргарита” вышел в начале 1970-х. Книгу сразу перевели на венгерский, и Булгаков сразу стал культовым писателем в Венгрии. Я заинтересовалась биографией Булгакова. В каком-то комментарии в связи с ней мелькнуло имя Павла Флоренского — там упоминалась его работа „Мнимости в геометрии”. А там, естественно, всплыли и Соловки — то самое место, куда Иванушка хочет послать Иммануила Канта. Кстати, никаких Соловков в венгерском переводе не было, там говорилось — послать в дурдом. Я начала искать, что такое „Соловки”, — ведь у нас даже упоминать нельзя было об этом, даже в переводе. И я стала искать подробности, наткнулась на Флоренского — и у меня возник острый интерес к жизни этого человека”.
Счастье — это потрясающий мир. Беседу вела Екатерина Данилова. — “Огонек”, 2006, № 8, февраль.
Говорит Светлана Алексиевич: “Флобер говорил о себе: „Я — человек-перо”. А я — человек-ухо. Мое ухо всегда возле окна, слушает улицу”.
Александр Тарасов. Болото балагана. — “Индекс/Досье на цензуру”, 2006, № 23.
“Но эволюция анархо-„зеленых” еще уродливее. Взяв за образец западные „фронты за освобождение животных”, самые „продвинутые” и „крутые” наши анархо-экологисты взяли моду нападать по ночам на виварии биофака МГУ или мединститутов и „освобождать” оттуда „заключенных” животных — крыс и лягушек (однажды с биофака МГУ „освободили” целую кучу лечившихся там раненых животных). Дело даже не в том, что лабораторные крысы в „дикой природе” неизбежно погибнут (будут истреблены более крупными конкурентами — пасюками, съедены хищниками, умрут от незнакомых им инфекций), а в том, что этими действиями наши анархо-„зеленые” демонстрируют степень своей умственной деградации, степень воинствующего реакционного антисциентизма: медицина не умеет пока лечить людей, не используя в качестве объекта экспериментов животных (лягушек, крыс, кроликов, собак и т. п.). Запретите „вивисекторам” эксперименты на животных, и медики вынуждены будут экспериментировать на живых людях. В условиях капитализма это значит: на заключенных, на бедняках, на безработных, на беззащитных (на психически больных, на содержащихся в интернатах хрониках, на детях из детских домов, на алкоголиках и наркоманах, на стариках из домов престарелых). Это, кстати, дешевле, чем эксперименты на животных. Наши анархо-экологисты подталкивают научно-медицинский комплекс страны именно в этом направлении. Поневоле заподозришь, что их финансируют фармацевтические корпорации”.
Михаил Тарковский. Встречи с Астафьевым. — “Подъем”, 2006, № 1.
“На вид он оказался старше, чем я представлял, чем знал по фотографиям и телевизионным передачам. И как-то крепче, шире, ниже…”
Виктор Топоров. Девять кругов. После Бродского. — “Взгляд”, 2006, 3 февраля <http://www.vz.ru>.
“<…> читатель стихов Бродского совершенно не обязательно интересуется поэзией как таковой. Читателей поэзии сегодня нет: есть читатели поэтической классики и нехотя читающие друг друга стихотворцы и как бы стихотворцы, имя которым по-прежнему легион. Бродский интересен читателям классики — и читают его как классика, как последнего классика, и, может быть, вообще как последнего поэта”.
Виктор Топоров. Данилкин. Царь зверей. — “Взгляд”, 2006, 18 февраля <http://www.vz.ru>.
“Замыслив рецензируемую книгу [„Парфянская стрела”], [Лев] Данилкин взял на себя труд преобразовать печатавшиеся в течение года в „Афише” статьи и рецензии в своего рода роман о новейшей русской литературе (благо качество его критических текстов, сама их материя это позволяют), вписав в него сюжет — не традиционную премиально-скандальную фабулу (хотя и ее тоже), но всеобщее, как представляется автору, ностальгическое обращение к истокам — советским, имперским и, как еще совсем недавно считалось в хороших домах Филадельфии, однозначно мерзким. Критический роман Данилкина дышит оптимизмом, — для чего ему, правда, пришлось кое-что преувеличить, кое-чего не заметить и кое-где передернуть, но даже с этими оговорками обладает высшей — художественной — убедительностью”.
Виталий Третьяков. Инстинкт власти. Отрывки из политической биографии Бориса Ельцина. — “Московские новости”, 2006, № 4, 3 февраля; № 5, 10 февраля; № 6, 17 февраля.
“Я утверждаю, что, напротив, Борис Ельцин всегда был абсолютно предсказуемым политиком. И в этом смысле у него была и своя стратегия, к несчастью, воплотившаяся в жизнь. А уж тем более предсказуемыми были все его конкретные политические шаги. Единственной стратегией жизненного и политического поведения Ельцина, по крайней мере с того момента, когда он приобрел общественную известность, были захват и сохранение любыми средствами личной власти, всякий раз на как можно более высоком уровне. Ельцин — алкоголик власти, наркоман власти, развратнейший сластолюбец власти. Соответственно и вся его политическая тактика, все его повседневное поведение были абсолютно предсказуемыми в рамках этой стратегии. Другое дело, что кому-то (всем нам иногда) хотелось видеть в его шагах глубинный реформаторский, созидательный или даже философский смысл. И не находя этого смысла, мы начинаем говорить о непредсказуемости Ельцина”.
Во вступительном слове автор объясняет: “Хронологически она [книга] была мною доведена до избрания Бориса Ельцина народным депутатом СССР, т. е. до лета 1989 года. С момента завершения работы над рукописью (точнее — над ее первой редакцией, но второй — не было), т. е. с начала 1999 года, я ничего в ней не правил. И к данной публикации никаких исправлений, корректирующих мои прогнозы или выводы начала 1999 года, не делал. Так, по-моему, интереснее. И честнее”.
Трибунал Фуко. — “Неволя”, 2006, № 6.
“В 1960-х годах оформилось движение „антипсихиатрия”, в основе которого лежало убеждение, что психиатрические больные не страдают „душевными болезнями”, но, по сути, являются индивидами, которые не признают традиционную систему верований или представления о реальности, разделяемые большинством людей в их конкретной культуре. Сторонники этого движения иногда упоминают „миф о душевной болезни”, пользуясь при этом названием книги психиатра, профессора Томаса Саса „Миф о душевной болезни”, положившей начало острой дискуссии о существе и состоянии психиатрии. В 1998 году Т. Сас и его единомышленники провели в Берлине „Трибунал Фуко о состоянии психиатрии” (названный в честь философа Мишеля Фуко, который в „Истории безумия в классическую эпоху” (1961) и других книгах развил понятие безумия как социальной конструкции, навязывающей такую дефиницию нормальности, которая в высшей степени полезна для отправления власти над телами граждан). Можно было бы назвать этот трибунал общественными слушаниями, однако проводился он в соответствии с общепринятой судебной процедурой. Мы публикуем в сокращении часть документов этого трибунала”. Перевод Вердикта опубликован на сайте www.foucault.de
См. в этом же номере журнала “Неволя”: Томас Сас, “Освобождение посредством притеснения. Сравнительное исследование рабства и психиатрии” (перевод с английского Азгара Ишкильдина).
Мишель Уэльбек. Возможность острова. Фрагменты романа. Перевод с французского И. Стаф. — “Иностранная литература”, 2006, № 2.
Устал я от Уэльбека.
Наталья Факова. Дворы моего детства. — “Урал”, Екатеринбург, 2006, № 2.
“Подобная траурная церемония прошла в школе и в день смерти генерального прокурора СССР Вышинского…”
Константин Фрумкин. Игра в фашизм. — “Нева”, Санкт-Петербург, 2006, № 1.
“Неуязвимость этого романтичного и эстетского культа [третьего рейха] для каких-либо политических или исторических аргументов объяснима именно тем, что он является, во-первых, чисто эстетическим и, во-вторых, игровым. Два этих аспекта, разумеется, тесно связаны друг с другом, поскольку только в игре можно, делая важные решения, руководствоваться чисто эстетической мотивацией. <…> Аргументом против игры в войну не могут служить ни преступления нацизма, ни ущерб, понесенный Россией в войне, ни аморальность самой войны. Все эти аргументы бьют мимо цели, поскольку касаются настоящих войн, а речь идет о ненастоящих. Аргументы против игрушечного нацизма и виртуальной войны должны касаться самого принципа игры”.
Ревекка Фрумкина. Если бы молодость могла… — “Индекс/Досье на цензуру”, 2006, № 23.
“Я думаю, что я не только прожила безусловно счастливую жизнь, но я и сегодня живу, а не доживаю свой век. Разве я ожидала, что смогу увидеть мир, буду читать, смотреть и слушать, что захочется; и моя бывшая аспирантка сможет продолжить свои занятия в Канберре у самой Анны Вежбицкой, поскольку отныне для этого достаточно будет моей рекомендации, а не характеристики с подписями „треугольника” (смысл слов „характеристика” и „треугольник” теперь приходится объяснять). И уж совсем трудно было представить себе, что лекарства можно заказать по телефону и их в тот же день доставят домой или на работу. Конечно, лекарства дороги — зато я сама или мой постоянный врач решает, что именно мне нужно, а не государство в лице заведующей отделением ведомственной (!) поликлиники, которая мне лет тридцать назад сказала: „Так ведь с вашим диагнозом не живут!” Однако человек не может радоваться тому, что он не глухой, не слепой и не даун. Поэтому не стоит ожидать от молодых людей, родившихся в 80-е, что они станут ценить воздух, которым дышат с рождения или по крайней мере с малолетства: это удел моего поколения”.
См. также: Ревекка Фрумкина, “Свобода информации или „cвобода” от информации?” — “Знамя”, 2006, № 2 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
Михаил Харитонов. Дом терпимости. — “Спецназ России”, 2006, № 2, февраль.
“Именно в этот момент слово „толерантность” прописалось в языке. Легальные публичные дома, в отличие от тайных притонов, именовались в газетах и в полицейских сводках „maison de tolerance”, „домами толерантности” (на русский это перевели как „дома терпимости”)”.
Станислав Хатунцев. Три письма о современной России. — “Подъем”, 2006, № 1.
Китайская угроза и сибирский сепаратизм.
Егор Холмогоров. Церковь как школа Русской государственности. — “Правая.ru”, 2006, 1 февраля <http://pravaya.ru>.
“В результате на Руси [в XVI веке] была создана настоящая общественная инфраструктура, содействующая спасению человеческой души, созданы те условия, в которых ищущий спасения не мог заблудиться против своей воли”.
“<…> главная задача на сегодняшний день — это восстановление собственного самодержавия. Самодержавия в исконном значении этого слова — как полноты суверенитета, не связанности никакими внешними ограничениями и навязанными извне обязательствами. И самодержавия как концентрации исторической и духовной силы, всех сил нации, для государственного строительства, для охранения внутренней и внешней свободы страны и народа”.
Доклад “Церковь как школа Русской государственности” был прочитан в рамках XIV Рождественских чтений (2006).
Полемику с книгой Егора Холмогорова “Русский проект: реставрация будущего” см. в “Книжной полке” Ирины Роднянской в майском номере “Нового мира” за этот год.
См. также: Ирина Роднянская, “Новое ослепление. Современная доктрина политического православия” — “Посев”, 2006, № 1; сообщение, сделанное 8 декабря 2005 года на Международной конференции “Православие и русское общество в начале III тысячелетия. К 80-летию „Вестника РХД””.
Михаил Эпштейн. Многообразие любовного опыта. Таланты. Жанры. Стили. — “Топос”, 2006, 13 февраля <http://www.topos.ru>.
“<…> не любовь в литературе и искусстве, а литературное и художественное в любви. <…> И вообще у любви множество разных жанров, от сказки до физиологического очерка. В ней есть и фэнтези, и самый суровый реализм, и героика, и эпика, и эссеистика, и басня, и детектив, и фельетон. Бывает любовь-импровизация и любовь-проект, любовь-задание и любовь-отступление, любовь-причитание и любовь-притча, любовь-афоризм и любовь-энциклопедия… Не только разными жанрами и стилями можно говорить о любви, но и сама любовь многожанрова и многостильна”.
“Я перестал быть частью своего карасса”. Беседовал Петр Дейниченко. — “Книжное обозрение”, 2006, № 6.
Говорит Сергей Солоух: “Однако главным мои чтивом в ту пору был, конечно, Курт Воннегут. Я шел буквально с бреднем и собрал практически все, что он к тому времени родил, включая какой-то уже совершенно фантастический мусор вроде „Сирен Титана”, но именно Воннегуту я обязан тем, что сел за собственную книгу. Я очень хорошо помню сам момент. Я читал чудесный сборник всякой воннегутовской мелочевки под названием „Вербное воскресенье” — „Palm Sunday”. Сидел в своей люберецкой „гостинке” с видом на водонапорную башню и вдруг внезапно понял, что могу. Знаю, на чем и как можно построить большой роман. На паузе. Правда, в пути меня уже сопровождали совсем другие книги. Прежде всего „Евгений Онегин”, по какому-то счастливому наитию в середине восьмидесятых я снова открыл для себя этот главный текст русской литературы и таскал уже везде, не расставаясь. От него, кстати, наверное, и пришло это понимание романа как дневника. Как результат — все лирические отступления и прочие милые сердцу вещи. А вообще подобная производственная модель характерна для всех моих больших и малых вещей. „Клуб одиноких сердец унтера Пришибеева” был спровоцирован моей первой настоящей французской книгой „Voyage au bout de la nuit”, в пути же меня сопровождал Лев Николаевич Толстой и его „Анна Каренина”. „Картинки” я принялся писать после прочтения „V.” Томаса Пинчона, а маяком мне была проза Осипа Мандельштама. В особенности „Феодосия”. Единственное исключение на сегодняшний день — это „Естественные науки”, сочинявшиеся в сугубо русскоязычной компании одного из самых дорогих мне писателей Варлама Тихоновича Шаламова”.
Составитель Андрей Василевский.
“Отечественные записки”, “Новое литературное обозрение”,
“Вопросы литературы”, “Знамя”
Жанна Голенко. Здравствуй, племя младое… знакомое? — “Вопросы литературы”, 2006, № 1 <http://magazines.russ.ru/voplit>.
О “молодой прозе”, “двадцатилетних-тридцатилетних”. Пристально рассмотрены: Шаргунов, Лухминский, Пелевин и другие. Cделана попытка предложить cловарь литературно-стилевых архетипов: первый — “Протестующий индивидуалист”; второй — “Ощущение непрочности мира”; третий — “Взаимосвязь и единство искусств. Жанровый синтез” и четвертый — “Романтизм” (протестный главным образом).
Таковы наши “новые реалисты”.
“…Лишь попросишь обозначить дифференциальные признаки этого модного „явления”, то дальше общих слов — „авторское начало”, „эсхатологизм”, „авторская позиция” — дело не идет. Хотя, и это всем хорошо известно, такие понятия, как метод, направление и тем более тип творчества, требуют и слов поконкретнее, и идею „длинную” (А. Блок, К. Чуковский), и гносеологии побольше. А не того, что легко встретить в каждой второй словарной статье литературной энциклопедии.
Реализм вечен. Он не старый и не юный. В зависимости от контекста жизни он или выходит на передний план, или отходит в тень. Да, он не застывшая лава и может впитать в себя реплики текущего дня, но никак не становясь при этом чем-то усредненным, чем-то вроде отговорки: „новый реализм — это реализм, вобравший в себя отдельные черты постмодернизма: игровое начало, синтетичность, иронию, амбивалентность”. Не проще ли назвать подобное одной из стилевых разновидностей современного романтизма, оставив сам реализм в покое. Его час в полной мере еще не пришел.
Однако оформляется идея поколения не только по законам жанра и стиля, а в первую очередь по законам общего духовного начала. И над последним новым российским писателям еще предстоит думать”.
Александр Зорин. “Во дни печальные Великого поста…”. — “Континент”, 2005, № 4 (126).
Это что-то вроде воспоминаний-дневника по следам недавнего путешествия в гости к священнику отцу Василию, неподалеку от Перми. В доме батюшки устроен детский приют, а Зорин привез книги для его обитателей. А заодно и для местной колонии, и для школы.
Такой взгляд — доброжелательно-терпеливый и одновременно трезвый — на приходскую сельскую жизнь нечасто встретишь. К тому же записки Александра Ивановича очень хорошо написаны. Но об этом специально не думаешь, читая. Он как будто следует в них реплике из “Былого и дум”: “Я, впрочем, вовсе не бегу отступлений и эпизодов, — так идет всякий разговор, так идет самая жизнь”.
“…Одна боголюбивая прихожанка наутро после Пасхальной ночи метет каменные ступеньки и поет:
— „Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ…”
Из соседнего дома выходит учитель математики и, направляясь мимо церкви в школу, говорит:
— Мария Лукинична, ты какие-то буржуазные песни поешь.
А она:
— Пошел ты на … — и не разгибаясь в том же пасхальном мажоре, — „…и сущим во гробех живот даровав!””
Или вот, например, рассказик отца Василия:
“В армии служил во Львове, в десантных войсках. Не боялся заходить в храмы. Бывал и в костеле. Старая полька, показывая на Распятие, говорила: „Це пан Езус. Его распяли за то, что он принял католическую веру”.
Захаживал солдатик и к старообрядцам. Там его тоже вразумляли. „Видишь, преподобный Сергий на иконе с лестовками, кожаными четками, — значит, наш, старообрядец. А Серафим преподобный — с деревянными. Этот ваш, православный”.
Лет пять назад о. Василий снова оказался во Львове. Идет поздним вечером по улице, навстречу молодая компания. Поравнявшись с ним, кричат: „Слава свободной Украине!” — и ждут, что ответит этот бородатый… Священник подумал: „национальное гонорство я славить не буду”. И ответил: „Богу Святому во веки слава”. Грозные патриоты нехотя посторонились и пошли своей дорогой.
— А ответь я им просто по-человечески — „здравствуйте” или „добрый вечер”, — отмолотили бы, как котлету”.
Здесь еще замечательные портреты детей. Хорошо бы эти записки издать книгой.
Анатолий Кобенков. Бродя по временам… Стихи. — “Континент”, 2005, № 4 (126).
Той дедовой тоске, которой бы хватило
и череды веков, и черепков судеб,
наказано с утра споткнуться о светило
и в поле перейти, чтоб обратиться в хлеб.
Мгновенье — и она из тьмы нам колосится,
и далями косит, и долы колосит,
и в женщине поет, и крылышкует в птице,
и, голос потеряв, в лягушке голосит.
И здесь она, и там, да и куда ей деться,
чтоб душу поразлить и выплеснуть лицо,
над коими прошли и ангел иудейский,
и праславянский бог, и матушка с мацой, —
и что твое: “Уйди!”, и что твои ладони
и губы: “Не хочу”, и кулаки: “Не сметь!” —
когда она пришла и, оттолкнув подойник,
является в дитя — и жить, и умереть?..
Игорь Кондаков. “Басня, так сказать”, или “Смерть автора” в литературе сталинской эпохи. — “Вопросы литературы”, 2006, № 1.
Литературно-психологическое исследование, похожее на небольшой роман.
До чего же мерзопакостным типусом был товарищ Демьян Бедный. На что только не шел, дабы стать придворным пиитом — при Ленине, да и при Троцком. А потом все хотел вползти под френч вождя народов, аки бельевая вошь. И еще — дурная пародия на Пастернака: зудящая жажда по-свойски говорить о жизни и смерти с хозяином судеб.
Но в то же время Демьян и бестолков: так и не научился правильно лизать хозяйский сапог. Классовое чутье не сработало. Его и выбросили брезгливо с крыльца, предварительно высмеяв и унизив. Правда, продолжали время от времени использовать после опалы и смерти.
Инна Лиснянская. В затмении лет. Стихи. — “Континент”, 2005, № 4 (126).
В последний день прошлогоднего августа:
Я, созерцатель леса, свидетель дня,
В кресле плетеном сижу на крыльце недвижно
И не берусь при виде рыхлого пня
Корни хулить облыжно.
Корни в непроницаемой глубине
Стали, возможно, подкоркою глинозема, —
Корни разгадку жизни диктуют мне,
А не раскаты грома.
Тайна шумлива, разгадка ее тиха.
Прошлое время — реченье корней незримых.
С неба же падает облачная труха
Истин неоспоримых.
Я же — отродье Иова, мне нужней
С Господом препираться, чтобы смириться.
Из-под земли слышны мне отзвуки дней,
Где я была истицей.
Инна Лиснянская. Хвастунья. Монороман. — “Знамя”, 2006, № 1—2.
Мемуары, выстроенные по искусному художественному лекалу. Припоминаемое в дороге, “свиток памяти”, точное соответствие обозначенному жанру. О чем и ком бы ни вспоминалось — это доверительно и интересно. Читая, я думал, что память бывает разная — ее избирательность, например, может призвать на помощь воображение, необходимое для осмысления происходящего; то, что вчера казалось проходным эпизодом, нынче может разрастись до символа времени… На втором, медленном чтении (первым-то я роман буквально “проглотил”, тем более что многие герои — известные люди, да и музей наш Чуковского тут не единожды встречается, и Лидия Корнеевна) — пристально вглядывался в лица и судьбы “незнаменитые” и корил себя за слепоту-глухоту. Мне-то казалось, что я их знаю, ведь многократно виделись.
…Вот, казалось бы, все крутится вокруг одного человека (монороман!), а какое здесь внимание ко всем соучастникам жизни — и в литературном пространстве, и в бытовом, и в каком угодно. Например, мне дорог портрет многолетней помощницы И. Л. — Марии Лыхиной: психологически убедительный, благодарный, драматургичный. Заново узнаваемый.
Временные пласты тут движутся, растягиваясь и сжимаясь, диалоги уходят в лирику, лирическое проступает сквозь хронику дня. И все — живые и ушедшие — как-то таинственно заново дооживлены. Многим из них как будто не хватало красок, которые были и есть только у Инны Львовны.
Незнайка: pro et contra. — “Новое литературное обозрение”, № 76 (2005) <http://magazines.russ.ru/nlo>.
В детстве я любил листать газету “За рубежом”, а последние ее страницы, где пропаганды было поменьше, — так и вообще читал запоем. Любил Александра Бовина в “Международной панораме”: мне казалось, что он вот-вот помашет мне ручкой с экрана, как Пончик у Носова в “Незнайке на Луне” (это когда он пообедал в ресторане и собрался уходить, знать не зная ни о каких деньгах). Носова я обожал. Классе в десятом всерьез думал о том, что о носовской трилогии надо бы написать книгу. И о ее корнях, и об утопическо-социальном подтексте, и о реминисцентной игре с “взрослой” русской литературой, и о скрытой сатире не только на их, но и на наш строй.
Все эти годы так думал не только я, а кое-кто и писал уже понемногу.
Первой ласточкой для меня стало оригинальное эссе “Незнайка” Антона Райкова, молодого дебютанта “Нового мира” (2005, № 3): “Незнайка как прбоклятый поэт”, “Незнайка как абсолютно свободная личность” и проч.
И вот в “НЛО” одновременно собирается материалец.
“…Внутри сюжета путешествия у Носова спрятан классический сюжет самозванства — гоголевский „Ревизор”. Можно, правда, предположить, что это не собственно гоголевский сюжет, а реализация архетипической модели „свой среди чужих”, неизбежная при развертывании сюжета путешествия. Однако текстовые переклички показывают, что Носов открыто эксплуатирует гоголевский текст, — возможно, добиваясь этим особого эффекта имплицитной характеристики героя.
Универсальный сюжет романа-путешествия может быть вкратце описан так. Личность, покинувшая „ойкумену” привычного существования, где ей были назначены готовые культурные статусы, выражавшие степень ее реализации в разных сферах, попадает в „чужое” пространство, лишенное знания об этих статусах. Таким образом, путешественник неожиданно для себя самого оказывается демиургом своей собственной судьбы, характера, положения. Если его сообщение о себе самом в „чужом” пространстве не может быть подвергнуто проверке, то путешествие провоцирует личность к реализации такой модели поведения, как самозванство. Самозванец в этой связи может рассматриваться как эмансипированная от социальной среды личность, творящая собственную реализацию. В случае Хлестакова и Незнайки эта реализация оказывается виртуальной: герой придумывает для себя несуществующий высокий статус в „своем” мире, для того чтобы оказаться значимым в „чужом”” (Марина Загидуллина, “Время колокольчиков, или „Ревизор” в „Незнайке””).
Примеры и разборы у Загидуллиной — убийственно точны.
Татьяна Ковалева (“Поэт Незнайка, малыши и малышки на сцене русской поэзии для детей”) пишет как раз об истоках и о стихотворной составляющей трилогии. Помните, у малышей был и свой поэт Семицветик, да и сам Незнайка брался, так сказать, за стихотворчество? “…Можно с большой долей уверенности предположить, что в образе Незнайки, созданном Николаем Носовым, соединяются сразу несколько художественных линий: с одной стороны, это явное следование традиции „Степки-растрепки”, с другой — он имеет много общих черт с образами Всезнайки из черновиков Тургенева, а также Незнайки и Мурзилки из „Задушевного слова” (популярный дореволюционный журнал для детей и родителей. — П. К.), которые, в свою очередь, также во многом восходят к немецкому прототипу и которым присущи все те же свойства детского характера: нежелание учиться, хвастовство, неумение правильно себя вести и т. д. Эти качества гипертрофированны, но, как ни странно, именно благодаря им привлекательным оказывается персонаж, наделенный огромным, хотя и крайне анархическим творческим потенциалом. <…>
Итак, можно констатировать аналогичность творческих установок малышей-поэтов из романа Носова с общими тенденциями эволюции русской поэзии для детей. Это обстоятельство, к сожалению, не было понято ни критиками, ни читателями, ни интерпретировавшими произведения Носова авторами мультфильмов. Большинство читателей — тем более детей — воспринимало и воспринимает стихи героев Носова, доверяясь первому — и, на наш взгляд, обманчивому — впечатлению простоты и незатейливости. При таком восприятии стихи Носова лишаются своего огромного культурного потенциала, своей замечательной энциклопедичности.
А между тем если справедливо утверждение о том, что в каждом поэтическом творении, как в капле воды, отражается вся история национального стихотворства, то в детской поэзии можно увидеть квинтэссенцию национального поэтического сознания: стихи Миллера, Кудашевой, Чуковского, Маршака, Барто и многих других авторов сопровождают нас от „первой книжки” до „последних песен”. Стихотворения героев „Незнайки” могут быть рассмотрены как энциклопедический свод явлений, относящихся сразу к двум сферам культуры. Это демонстрация основных разновидностей детского стихового творчества и в то же время — своего рода краткая история русской детской поэзии XIX — XX веков, в которой вдобавок выявлены наиболее глубокие, фундаментальные черты этой области литературы. Вероятно, Цветик, Семицветик и уж тем более Незнайка были бы крайне удивлены тем, что их творчество укоренено в столь масштабном культурном контексте!..”
О реминисцентно-сатирической составляющей пишет в работе “Игра в сатиру, или Невероятные приключения безработных мексиканцев на Луне” Илья Кукулин. Оставим остроумные и квазиправдоподобные наблюдения над пересечениями Носова с Брэдбери и перейдем сразу к сатире: “…Если начать внимательно приглядываться к текстам романов о Незнайке, в них можно обнаружить образы и эпизоды, которые воспринимаются как своеобразные „семантические мины”, подрывающие структуру повествования. Так, в романе „Приключения Незнайки и его друзей” описано настоящее подслушивающее устройство — „бормотограф”: некий писатель тайком оставляет его в гостях и записывает происходящие там разговоры, чтобы — по уверениям Носова — перенести потом в свои романы, так как не имеет воображения, чтобы придумывать такие разговоры самому. Гости же, поняв, что забытый писателем чемоданчик все фиксирует, намеренно „наговаривают” в микрофон разнообразную чепуху. Всякий взрослый интеллигентный житель СССР <…> понимал, что именно описано в этом пассаже”.
Кукулин делает важнейший вывод:
“Парадоксальная и даже уникальная особенность произведений Носова — в том, что наращивание идеологичности в его произведениях происходило одновременно с нарастанием гротескности и элементов языковой игры, что подрывает „официально заявленную” концепцию обоих романов.
Вероятно, Носов по своему характеру не мог бы последовательно реализовать в произведении для детей какое бы то ни было идеологическое задание — просто потому, что слишком хорошо представлял себе своих читателей”.
Детей то есть.
Стареть по-русски. — “Отечественные записки”, 2005, №3 (24) <http:// magazines.russ.ru/oz>.
Номер посвящен теме старения и старости.
“Существуют две основные гипотезы, объясняющие мрачные особенности российского старения. Одна — приземленно-экономическая — гласит, что природа проблемы сугубо материальная <…> у российских стариков просто нет денег.
Другая гипотеза апеллирует к сфере нематериальной, в которой лежат такие неизмеряемые и невзвешиваемые вещи, как национально-психологические особенности, культурная традиция, религиозно-философские предпосылки, последствия семидесятилетнего социального эксперимента. В целом, согласно этим доводам, ущербность старения по-русски кроется не в финансовом положении стариков, а в их моральных установках и ожиданиях. То есть разруха таки в мозгах, а не в собесах, и россиянин стареет грустно и стремительно, потому что не умеет по-другому и вообще не затронут глубоко западными гуманистическими идеалами, которые, между прочим, предполагают еще и уважительное, и даже любовное отношение к себе. А наши старики слеплены-отформованы другим временем, так что никому не приходит в голову изумляться, к примеру, что человек, рожденный в СССР, считает пропавшим тот день жизни, к концу которого ему не удалось довести себя до полного изнеможения, духовного и физического. <…> В ходе работы над номером мы сделали для себя несколько открытий. Одно из самых удивительных заключалось в том, что в России — стране, где до сих пор яростно спорят о том, что же нам делать с нашими стариками (лозунги спорящих варьируются в диапазоне от социал-дарвинистского „пусть вымрут поскорей” до коммунистического „каждому по потребностям”), — никем из условно ответственных лиц и ведомств никогда не была подсчитана простая „цена вопроса”” (из предисловия к номеру).
Среди исследований, объединенных, как всегда, в тематические мини-блоки (“Время и возраст”, “Возраст нации”, “Общество и старики”, “Экономика старости”, “Старость в разных культурах” и проч.), отмечу реферат замечательной книги известного американского психолога Мэри Пайфер — “Иная страна. Как не заблудиться в эмоциональном мире пожилого человека”: “…Главная беда стариков — ощущение постепенной утраты сил и способностей. Можно найти в себе силу посмеяться над собственной слабостью, как знаменитый американский поэт У.-Х. Оден на своих последних лекциях: „Если кто-то на задних рядах меня не расслышит, пожалуйста, не подымайте руку, я все равно не увижу, у меня жуткая близорукость”, но ощущение, что ты уже не можешь делать то, с чем легко справлялся вчера, становится причиной все более и более глубокой депрессии. Чем меньше у человека сил, тем больше он нуждается в общении. Не случайно в штате Небраска, где живет автор книги, старики с горьким удовольствием рассказывают такой анекдот. Пожилой мужчина увидел на дороге лягушку, а она ему и говорит: „Поцелуй меня, и я обернусь прекрасной принцессой”. Поднял он ее и посадил себе в карман. Лягушка спрашивает: „Ты что, не хочешь поцеловать меня и заполучить красавицу принцессу?” Старик отвечает: „Знаешь, в моем возрасте я, пожалуй, предпочту говорящую лягушку”. Подспудно в этой шутке скрыта и еще одна драма пожилого человека, мужчины прежде всего, — потеря сексуальной силы и притягательности. Потому старикам так свойственно рассказывать о своих прежних „подвигах”, о том, как красивы, сильны и жизнерадостны они некогда были.
С потерей сил сужается и окружающий мир, порой он ограничивается порогом собственного дома. Все, что за его пределами, постепенно становится опасным, а главное, чужим и непривычным, поскольку именно там происходят стремительные перемены. Дом старого человека — это поистине его крепость, в которой он все еще чувствует себя сильным и защищенным, и именно поэтому так неохотно пожилые люди идут на всякое обновление своего жилища, а переезд и вовсе кажется им крушением всей жизни. Окружающий мир не просто сужается, он еще и стремительно пустеет. Все те, с кем была прожита жизнь, — близкие, одноклассники, друзья и даже враги, — один за другим уходят, и стариков неизбежно настигает чувство одиночества…”
Это, пожалуй, самый “собеседнический” текст в более чем объемном номере.
Елена Фанайлова. Лесной царь. Стихи. — “Знамя”, 2006, № 2.
В редакционной сноске: “Редакция сочла целесообразным представить рискованную лексику авторского текста в более нейтральном варианте”. Более нейтральный вариант — это когда одну букву в матерном слове заменяют точкой. По-моему, появляется какая-то дополнительная дурная двусмысленность и лучше никому не становится: ни автору этих жестких текстов, ни журналу, ни тем, ради кого эту точку ставят.
Впрочем, это не моя чашка чая: на анкетный вопрос, как я отношусь к сквернословию в стихах, — поставил бы прочерк, и все.
Олег Хлебников. Памятник. Поэма с героем. — “Континент”, 2005, № 4 (126).
Как часто у О. Х. — болевая (но и сатирически-игровая) вещь. Помню, как он ее написал, лет десять тому назад, как “лениво” зашифрованные имена в ней вроде “красавца Левы Франкенштейна” или “Бахыта Компотова” вызвали у меня то, что принято называть “сложными чувствами”. Как привлекал трогательный образ героя (“…пора вернуть родную лиру, / конечно, — Хлебникову. Только / теперь отнюдь не Велимиру…”), редкая самоирония с горчинкой.
И тогда и сейчас я думаю, что это один из самых откровенных автопортретов не только Хлебникова, точнее, его alter ego, коему и посвящено, — но и важный приговор-оправдание какой-то особой части его поколения, состоящей из одиночек, одетых в — извините за “военный” образ — невидимые такие гимнастерки. Стиснутые зубы. Беспощадная надежда.
В этом же номере “Континента” — большая статья Станислава Рассадина об Олеге Хлебникове (“Легко ли быть?.. или Интеллигент-почвенник”).
Ольга Чернорицкая. Энтропия NET. (Публицистика в Сети). — “Вопросы литературы”, 2006, № 1.
“Независимо от того, положительное или отрицательное это явление для общества, Сеть может быть рассмотрена и как вещь в себе, некое искусство для искусства, претендующее на космогонию.
Попытка в любой загогулине видеть космогонию неоднократно высмеивалась у исследователей древних цивилизаций. Один из самых любопытных сюжетов был у Мелвилла: дикарю изрисовали все его тело загадочной татуировкой. Жрец сказал, что здесь вся религия, философия, вся мудрость мира и что эти письмена продиктованы богами. Дикарь ходил с этой татуировкой, не умея прочесть ни слова. Когда он собрался умирать, то на крышку своего гроба перенес все эти рисунки, надеясь, что кто-нибудь да прочтет.
Сетевая литература — это такой вот изрисованный дикарь. Впрочем, она ведь действительно дикарь, не осознающий, в чем его смысл, предназначение, что на нем такое нарисовано. Кто бы ни взялся ее читать — ничего прочесть не сможет. Расшифровать и осмыслить все эти тексты никому не по силам. Мы можем только рассматривать все эти узоры на коже дикаря. Господь (жрец), возможно, посмеялся над людьми и ничего не вложил в эти рисунки. А может быть, он и правда здесь что-то такое зашифровал. Но он избрал крайне скверный пергамент: мало того, что здесь работают модераторы, которые все портят, вырезая зачастую важнейшие куски текста, но еще и сам по себе дикарь — существо, вызывающее мало симпатии. Нужно преодолеть отвращение, чтобы начать его разглядывать. Герой Мелвилла разглядывал этого дикаря по необходимости — с величайшим страхом и отвращением: ему нужно было провести с ним ночь в одной постели — больше переночевать было негде. Так иногда и критики какие-то заглядывают в Сеть — ну негде пока перекантоваться, — разглядывают письмена и не находят в них смысла.
А способность дикаря прочесть и осознать надпись на собственном теле весьма сомнительна. Даже если бы жрец дал ему ключ, то он все равно не увидел бы своей спины, а там тоже — важная информация. Но, скорее всего, нет никакого ключа, никакой загадки: и Сеть тем вернее своим искусом губит человека, что, может статься, никакой от века…”
Составитель Павел Крючков.
.
АЛИБИ: “Редакция, главный редактор, журналист не несут ответственности за распространение сведений, не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство граждан и организаций, либо ущемляющих права и законные интересы граждан, либо представляющих собой злоупотребление свободой массовой информации и (или) правами журналиста: <…> если они являются дословным воспроизведением сообщений и материалов или их фрагментов, распространенных другим средством массовой информации, которое может быть установлено и привлечено к ответственности за данное нарушение законодательства Российской Федерации о средствах массовой информации” (статья 57 “Закона РФ о СМИ”).
ИЗ ЛЕТОПИСИ “НОВОГО МИРА”
Июнь
10 лет назад — в № 6 за 1996 год напечатан роман Сергея Залыгина “Свобода выбора”.
20 лет назад — в № 6, 8, 9 за 1986 год напечатан роман Чингиза Айтматова “Плаха”.
50 лет назад — в № 6 за 1956 год напечатана статья Константина Симонова “Памяти А. А. Фадеева”.