(составитель Андрей Василевский, Павел Крючков)
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 2, 2006
“АПН”, “Взгляд”, “Время новостей”, “Вышгород”, “Газета”, “Газета.Ru”,
“Гуманитарный экологический журнал”, “GlobalRus.ru”, “Дальний Восток”, “Если”, “Завтра”, “Известия”, “Иностранная литература”, “Искусство кино”,
“Книжное обозрение”, “Москва”, “НГ Ex libris”, “Новая газета”, “Новое время”, “Политический журнал”, “Посев”, “Правая.Ru”, “Рец”, “Русский Журнал”,
“їоюз Писателей”, “Спецназ России”, “Топос”, “Урал”, “Футурум АРТ”
Марина Адамович. “Американская журналистика ориентирована на человека, а русская — на истину”. Беседу вел Дмитрий Стахов. — “Политический журнал”, 2005, № 36, 31 октября <http://www.politjournal.ru>.
“Как любой толстый литературный журнал, мы не можем быть массовым изданием. Не надо меняться! Надо иметь мужество жить как прежде и умереть в конце концов”, — говорит Марина Адамович, нынешний главный редактор нью-йоркского “Нового журнала”, который был основан в 1942 году по инициативе Ивана Бунина писателями Марком Алдановым и Михаилом Цетлиным.
Электронную версию “Нового журнала” см.: <http://magazines.russ.ru/nj>.
Кирилл Александров. Власть и армия, 1929 — 1931 гг.: эпизод необъявленной войны. Что скрывалось за делом “Весна”. — “Посев”, 2005, № 10, октябрь <http://posev.ru>.
“Так существовал ли заговор (или серия заговоров) в Красной Армии на рубеже 1920 — 1930 годов? На наш взгляд, пока преждевременны любые однозначные ответы”.
Эту же (или почти эту) статью см.: Кирилл Александров, “Несостоявшийся десант. Дело военных на фоне сплошной коллективизации. Хроника сопротивления, которая еще не написана” — “Новое время”, 2005, № 31, 7 августа.
См. также: Кирилл Александров, “Без жалости и совести. У истоков красного террора — 1917 — 1918 годы” — “Новое время”, 2005, № 34, 28 августа <http://www.newtimes.ru>.
Лев Аннинский. “По мотивам” или “по прочтении”? Беседу вела Татьяна Иенсен. — “Искусство кино”, 2005, № 7 <http://www.kinoart.ru>.
“После того как я посмотрел фильм „Русское” Александра Велединского, мне многие говорили: чтобы судить о фильме, надо его сравнить с тем, что написал Лимонов, — мол, изволь прочесть книгу [„Подросток Савенко”]. Но мне Лимонова вообще читать довольно… проблематично. Я и не стал бы его читать, но тут прочел и убедился, что фильм слабее, хотя он менее противный, чем проза Лимонова. Она посильнее, но и сильно попротивнее. Вообще, Лимонов писатель беспардонный, бесстыдный, но очень одаренный, с ярко выраженной манерой дразнить читателя, оскорблять его. <…> Так вот, прочитал я Лимонова и вижу, что фильм Велединского никакая не экранизация, а адаптация. Режиссер адаптировал „лимоновщину”, слегка ослабив ее, чтобы меньше воняло спермой, чтобы меньше было насилия, и оснастил какими-то милыми современными приемами. То есть все смягчил, хотя вместе с тем все вроде бы и оставил: и сумасшествие, и насилие, и эрос, не связанный с любовью. Попытался сделать все это приятным, привлекательным, подкупающим. Но на меня такого рода адаптация не действует, по мне уж тогда лучше Лимонов, от которого я буду свирепеть, однако он действительно равновелик той драме, которую пишет”.
Александр Беззубцев-Кондаков. Наш человек в коммуналке. — “Урал”, Екатеринбург, 2005, № 10 <http://magazines.russ.ru/ural>.
“То, что мы теперь, уже в ХХI веке, смотрим по телевизору, как некие „реалити-шоу” („За стеклом” и т. п.), было повседневной практикой жителей советской коммуналки. <…> Зрительская аудитория, для которой жизнь в коммунальной квартире является нормой, никогда бы не заинтересовалась телевизионными проектами такого рода”. Не очевидно.
Сэмюэл Беккет. Мечты о женщинах, красивых и так себе. Фрагмент романа. Перевел с английского М. Дадян. — “Иностранная литература”, 2005, № 10 <http://magazines.russ.ru/inostran>.
“„…Конечно, от него несет Джойсом, несмотря на все мои искренние попытки наделить его собственными запахами”, — говорил Сэмюэл Беккет о своем первом романе. В то же время „Мечты о женщинах, красивых и так себе” — это самая личная книга Беккета (никогда больше он не позволял себе выводить в романах образы реально живших людей), написанная в Париже в начале 1930-х годов, может служить своего рода кривым зеркалом всего последующего творчества писателя” (из послесловия переводчика).
Семен Беньяминов (Нью-Йорк). Хуту — тутси. — “Футурум АРТ”. Литературно-художественный журнал. 2005, № 2 (10) <http://www.futurum-art.ru>.
Размышлял о Розанове
по дороге из Луги в Петербург
за нумизматикой
за набивкой папирос
в купальне
за чаем
в конке
на извозчике
в бане
на даче
за арбузом
на горшке.
Илья Бражников. Православный сверхчеловек, или Рим в снегу. — “Правая.Ru”, 2005, 28 октября <http://pravaya.ru>.
“С постмодернистской легкостью оставляя в стороне изыски модернистской формы и с презрением питерца отвергая рыночное требование внешней занимательности, Крусанов возвращает нас к простой и рыхлой, как почва, структуре тургеневского романа. Собственно, и задача его в „Американской дырке” по-тургеневски классическая: показать нового человека, и притом, конечно же, особенного человека. <…> Сергей Анатольевич — Курёхин-Абарбарчук — это русский человек, каким он должен стать через пять лет. Его черты: православный фундаментализм, любовь к Родине, непримиримая вражда и презрение к миру наживы („меркантильному человечнику”), вышеестественность чувств, здоровая ирония, трезвый взгляд на вещи и, наконец, способность творить чудеса, изменяя мир. Кроме того, Капитан Павла Крусанова, судя по всему, нашел алхимический эликсир бессмертия — способность продлевать себе жизнь. Разумеется, не только для собственного удовольствия, но и к общей пользе. То есть перед нами русский православный сверхчеловек, ни больше ни меньше. С точки зрения святоотеческой традиции, это, конечно, нонсенс: но ведь мы имеем здесь дело не с богословским трактатом о человеке, а всего лишь с художественным произведением, которое надо судить по его законам. <…> И если, как мы помним, роман „Что делать?” глубоко „перепахал” известного мавзолейного персонажа со всеми вытекающими для нас последствиями, то пусть и „Американская дырка” перепашет нашего нового православного Ленина. Тогда-то и будет наконец и Рим в снегу, и небо в алмазах, и Америке кердык”.
См. также: “История о том, как воскресший (вернее, не умерший в 1995 году, а исчезнувший, чтобы „начать восхождение по другому склону”) питерский музыкант и перформансист Сергей Курёхин при помощи коллекционера жуков Евграфа Мальчика (вновь alter ego) в 2010 году устраивает кердык Америке, сама по себе не столько смешна, сколько смехотворна. <…> Америка тут не важна, а важны они сами — чудом воскресший перформансист и сорока-с-небольшим-летний собиратель жуков. Причем Курёхин (с которым Крусанов, кажется, даже не был знаком) изображен блистательно, а Евграф Мальчик — портретно. Почему портретно, а не автопортретно, я поясню чуть ниже…” — пишет Виктор Топоров (“Курёхин помогает загранице” — “Взгляд”, 2005, 26 октября <http://www.vz.ru>).
См. также: Павел Крусанов, “Американская дырка” — “Октябрь”, 2005, № 8, 9 <http://magazines.russ.ru/October>.
См. также “Комментарии” Аллы Латыниной в настоящем номере журнала.
Марио Варгас Льоса. Письма молодому романисту. Главы из романа. Перевела с испанского Н. Богомолова. — “Иностранная литература”, 2005, № 10.
“У меня есть подозрение, если я не ошибаюсь (хотя скорее, конечно, ошибаюсь), что, когда тот или иной человек очень и очень рано — в детстве или на заре юности — проявляет склонность к выдумыванию людей, событий, ситуаций, целых миров, отличных от мира, в котором он живет, эту тягу можно толковать как первый признак так называемого литературного таланта. Само собой разумеется, подобную попытку убежать из реального мира и от настоящей жизни, уносясь на крыльях воображения в заоблачные дали, от писательства отделяет пропасть, которую большинству смертных не одолеть. Только единицам удается стать писателями и творить новые миры с помощью слов — это те, кто к своей изначальной склонности добавил усилие воли, его-то Сартр и назвал выбором. Иначе говоря, в некий миг человек принял решение стать писателем. Выбрал себя в этом качестве. Или выбрал себе эту судьбу”.
Михаил Вербицкий. “Оживить Вселенную!”. Подготовил Андрей Смирнов. — “Завтра”, 2005, № 43, 26 октября <http://www.zavtra.ru>.
“Когда мы говорим об истории, мы исходим из того, что нечто конкретное случилось, а историк восстанавливает фактическую картину событий. Но это предположение безосновательно! Будущее мутабельно: квантовая физика работает с моделью „множества миров”, где каждое мельчайшее событие расщепляет наш мир на несколько. Очевидно, у каждого момента есть не одно будущее, а целый континуум будущих моментов; и наш выбор влияет на вероятность того, какой из будущих моментов случится. (Если следовать квантовой механике аккуратно, придется заявить, что и настоящих моментов много, разных, и случаются они все.) Так вот, прошлое тоже мутабельно и является результатом нашего выбора. В соросовских учебниках написано о „ничтожестве России” не потому, что Россия ничтожна, а для того, чтобы сделать ее такой. А если вложить ресурсы (финансовые и интеллектуальные) в теорию академика Фоменко о великой России, простиравшейся от Мадрида и до Пекина, — наше прошлое именно таким и будет. Историю пишут победители; но победителями они становятся в большой степени оттого, что история написана ими. <…> История есть цепочка актов геноцида. Тот или иной народ жиреет, вырождается, становится глуп и неповоротлив; по соседству зарождается небольшая группа людей со здоровым генофондом, взрывным образом распространяется по территории, размножается тысячекратно и уничтожает дегенератов. Затем вырождается и она. Иногда это происходит буквально так (Рим, Египет, многие царства Китая), иногда ж вырождение и замещение старой популяции совершаются подспудно. Но нет никакого сомнения, что процесс этот идет в „цивилизованных странах”, и идет весьма быстро. Причина этому довольно ясна: народ, захватив подходящую территорию, обеспечивает себе безбедные условия существования и вырождается. И большинство людей, живущих в любую эпоху, никакого потомства уже через 10 — 20 поколений не дадут, ибо их потомки будут выродками и погибнут. Очевидно, в человечестве запущен механизм генетического и социального вырождения. Кем именно и как с ним бороться — это отдельная (и весьма неполиткорректная) тема”.
Линор Горалик. “„Он просто куколка!”: Барби и Кен”. — “Новая газета”, 2005, № 80, 27 октября <http://www.novayagazeta.ru>.
Глава из книги Линор Горалик “Полая женщина. Мир Барби: изнутри и снаружи” (М., “Новое литературное обозрение”, серия “Культура повседневности”): “Отношения Барби и Кена очень сильно эволюционировали за эти сорок три года. Забавно осознавать, что они эволюционировали фактически так же, как если бы речь шла о нормальной человеческой шкале жизни, — просто процесс был намного медленнее…”
Дарители и помощники. Алексей Иванов о мифологии “Сердца Пармы”. — “Рец”, 2005, № 31 <http://polutona.ru/rets>.
Говорит Алексей Иванов (Пермь): “Миф имеет функцию объяснения, а функцию предсказания он приобретает лишь тогда, когда мир считается статичным, неизменным. Но мир не таков, и глупо искать в древних мифах объяснение нынешних событий. А вообще мифология отлично вписывается в происходящее. Даже более того, мы по-прежнему по самую маковку погружены в мифологический мир, который с реальностью имеет мало общего. Только наши мифы неинтересны. Будоражит древний миф о Золотой Бабе — проклятья там всякие, черти лысые… А современный миф о демократии не будоражит ничего”.
См. также беседу Алексея Иванова с Александром Вознесенским (“История — только формат” — “НГ Ex libris”, 2005, № 33, 8 сентября <http://exlibris.ng.ru>).
См. также беседу Алексея Иванова с Вадимом Нестеровым (“Вы с московской колокольни не можете понять” — “Газета.Ru”, 2005, 13 сентября <http://www.gazeta.ru>).
См. также: Дмитрий Быков, “Сплавщик душу вынул, или В лесах других возможностей” — “Новый мир”, 2006, № 1.
Борис Долинго. “Мечты об альтернативном настоящем”. — “Если”, 2005, № 11 <http://www.esli.ru>.
Говорит режиссер фильма “Первые на Луне” Алексей Федорченко: “Моей задачей стало найти ту степень достоверности, которая не переступает грань между художественным произведением и фальсификацией. Мы разработали целую технологию съемки под хроники 20-х, 30-х, 40-х годов. Проведена огромная киноведческая работа: хотелось, чтобы даже специалисты в области архивного кино не смогли отличить наши съемки от хроники. Говорят, это удалось. Что касается мировой кинопрактики, то есть такой редкий жанр „мокьюментари” (художественная мистификация). К этому жанру и относят наше кино. Я с этим не совсем согласен, потому что этот термин переводится как „насмешка над документом”. Но тон нашего фильма совсем иной (насмешки над временем в нем точно нет), и я придумал свое определение — „документальная фантастика”. <…> Это кино не о том, кто был первым на Луне. Мы делали фильм о поколении наших дедов, представляя их Титанами. Фильм о красивых, умных и сильных людях, которые использовались своей страной в качестве расходного материала. А Луна — лишь повод. Это мог быть фильм о строительстве Днепрогэса или сверхглубокой шахты — потому что фильм в первую очередь о первопроходцах”.
Борис Дрозд. Поверженный ангел, или Несостоявшаяся карьера Гоголя. Полемические заметки. — “Дальний Восток”, Хабаровск, 2005, № 5, сентябрь — октябрь <http://www.dalniyvostok.ru>.
“Что-то же должно было произойти с ним, какое-то глобальное потрясение в детстве либо в отрочестве, откуда Гоголь вынес абсолютное убеждение в реальном существовании мира чертей, ведьм с их напастями, сглазом, заговорами, приворотами, всяческой ворожбой, с их главным предводителем — Князем тьмы, воплощением абсолютного зла”.
“Карьеризм — одна из самых сильных страстей Гоголя. <…> И Гоголь искусился самым страшным образом: захотел стать святым в короткий срок и для какой-то вполне определенной, корыстной и земной цели и задачи. И цель эта уже вполне определенная — стать на этом христианском пути неизмеримо выше людей”.
“Он был великим писателем, великим актером, великим комиком и великим мистификатором, „напустившим много тумана” на свою личность, человеком, который мог гордиться тем, что никто не разгадал его вполне, даже Пушкин. Но великим христианином он не был никогда”.
Лидия Жукова. Эпилоги. Вступительная статья Натальи Жуковой. — “Искусство кино”, 2005, № 7.
“Он [Хармс] почему-то здоровался со столбами. И делал это с той важной серьезностью, которая не позволяла никому из нас хмыкнуть или вообще как-то реагировать на эту подчеркнутую вежливость по отношению к неодушевленным, впрочем, для него, быть может, и одушевленным невским фонарям. У него были глаза серые, напряженные, изучающие, он редко улыбался и все будто во что-то вглядывался. Иду однажды по Марсову полю, и вдруг — Хармс! Мы вместе стали топтать снежок. Что-то на меня нашло. Я стала его „прорабатывать”, дескать, эта игра, эти кепки, общение с фонарями — все это от ухода от людей, от реальности. Я уличала его в высокомерии. А он смотрел на меня своими серыми глубокими глазами и молчал. Ни слова не уронил, слушал! Молчал… Дура я была, не понимала, что игра — это тоже естество, тоже природа! Иногда”.
“Коля [Олейников] стал приходить к нам чуть ли не каждый день. До этого Митя совсем не пил, не умел, а теперь у него вошло в обиход ставить на стол бутылку, „поллитру”. Рядом на кухне надрывались примуса, варилась картошка. В этом ритуальном застолье большая роль отводилась луку. Олейников любил, чтобы лук резался крупно, чтоб смачно хрустели под зубами его налитые горечью и сладостью белые кружки, любил, чтобы много было подсолнечного масла, — сказывалась крестьянская душа. Они тихо пили и пели. Тогда Сталин изрек свое гениальное: „Дело чести, дело славы, дело доблести и геройства”. И вот они пели эти слова под „эй, ухнем”, тихо, протяжно, умильно, уже захмелевшие, на лице розовые пятна, размягченные, чему-то смеялись, один хмыкнет, другой ухмыльнется… „Геройства, ства… ства…””
Публикуется по изданию: “Эпилоги” (New York, 1983).
См. также воспоминания разных лиц о Данииле Хармсе в настоящем номере “Нового мира”.
Задание и отправление. Аркадий Бурштейн о поэзии и шаманстве. — “Рец”, 2005, № 31 <http://polutona.ru/rets>.
Говорит Аркадий Бурштейн: “Однажды я осознал, что все образы и уровни текста повторяют (внушают) нам одну и ту же сему, а психическое состояние, которое возникает у нас при восприятии текста, имеет суггестивную природу и наведено, обусловлено колебанием этой семы и семантическим рядом, который в тексте растворен (в моей модели я назвал сочетание насыщенности текста семой-идентификатором семантического ряда в сочетании с ее колебанием — формулой внушения). Осознав же сие — стал исследовать эти состояния и стоящие за ними семантические ряды и вскоре увидел, что спектр оных состояний довольно узок и принципиально архаичен. <…> Умело применяемый болевой шок — один из путей, ведущий к радикальной перестройке психических структур. Пытки использовали при обрядах инициации, дикая боль сопровождала превращение человека в шамана, болевой шок использовали для вызова озарения учителя чань. Но во всех этих случаях перестройка психики имела радикальный характер. Я не думаю, что современный поэт проходит через столь радикальную перестройку структур. Вдохновение в моей модели — несомненно измененное состояние сознания, но это нечто иное все-таки. Как некогда к шаману и пророку, сегодня к поэту поэтическая способность приходит как ничем не обусловленный дар, подчас, в общем-то, и нежеланный”.
Сергей Кара-Мурза. Государство переходного периода: жесткая этнократия. — “АПН”, 2005, 26 октября <http://www.apn.ru>.
“Все это время в стране шла холодная гражданская война нового народа (демоса) со старым (советским) народом. Новый „народ власти” был все это время или непосредственно у рычагов управления, или около них. Против большинства населения (старого народа) применялись прежде всего средства информационно-психологической и экономической войны, а также и прямые репрессии с помощью реформированных силовых структур. (Подавляющее большинство из миллиона заключенных в местах лишения свободы, как и основная масса жертв преступного насилия, — представители обедневшей части населения, превращенной в „охлос”.)”
“Используя введенный в 70-х годах термин, можно сказать, что в 90-е годы мировоззренческая матрица народа Российской Федерации представляла собой ризому — размонтированную среду без матричной иерархии, среду „тотальной равнозначности”, лишенную „образа истинности”. Это утрата связной картины мира и способности к логическому мышлению, выявлению причинно-следственных связей”.
“Чувствуя, что неравенство в распределении прав и богатства носит в РФ вовсе не классовый, а постмодернистский квазиэтнический характер, часть русских, пытаясь нащупать понятное обозначение сложившегося состояния государства, выражает его в простой, но неверной формуле: „к власти пришли евреи”. Неверна эта формула потому, что, хотя евреи и слишком „видимы” в верхушке господствующего меньшинства, они присутствуют там вовсе не в качестве представителей еврейского народа, а как организованная и энергичная часть особого нового сборного народа, созданного в ходе перестройки и реформы”.
Протоиерей Иоанн Кравченко. Соблазны неверия в Бога в современном обществе. — “Москва”, 2005, № 10 <http://www.moskvam.ru>.
“В современном мире атеизм теряет былую привлекательность, и на его место в сознание людей все чаще вселяются безбожные идеи другого порядка”.
Григорий Кружков. Йейтс в 1922 году. Возвращение в Тур Баллили. — “Иностранная литература”, 2005, № 10.
“Кин отмечает этот момент в своей книге о наследовании Йейтсом английской поэтической традиции, но он не замечает, что размер „Горацианской оды…” Марвелла (посвященной вождю английской гражданской войны XVII века и кровавому усмирителю Ирландии) в точности воспроизводится в „Размышлениях во время гражданской войны” Йейтса — воспроизводится, конечно, не случайно. Как объяснить вопиющую глухоту Кина и остальных критиков? Думаю, лишь общим упадком английской поэтической культуры во второй половине XX века, отвычкой от классических размеров, классической декламации, вообще от музыкального звучания стиха…” Здесь же — переведенный Григорием Кружковым поэтический цикл Уильяма Батлера Йейтса “Размышления во время гражданской войны”.
Всеволод Кузнецов, Любовь Нерушева (Винница). Исправление имен. — “їоюз Писателей”. Литературный журнал. Харьков, 2005, № 1 (6) <http://sp-issues.narod.ru>.
“Из всех русских мыслителей Гоголь, пожалуй, самый конфуцианский (или, может быть, входит в узкий круг самых-самых)…” (“Крещеный китаец: Гоголь и конфуцианство”).
“Гримстоун поднимает вопрос о сходстве переживаний эпилептика с переживаниями дзэнского мистика в состоянии просветления (кэнсе, сатори)…” (“Кто научит, что все хороши? Достоевский и чань-буддизм”).
Борис Кузьминский. Орден реченосцев. Оглашен шорт-лист премии Андрея Белого’2005. — “GlobalRus.ru”. Ежедневный информационно-аналитический журнал. 2005, 28 октября <http://www.globalrus.ru>.
“В „короткий список”-2005 включена монография Игоря Вишневецкого на увлекательнейшую, животрепещущую тему „Евразийское уклонение в музыке 1920 — 1930-х гг.”. Я знаю Игоря с его пеленок. В возрасте трех месяцев он наизусть декламировал Гёльдерлина, полутора лет от роду сложил первый венок сонетов, в старшей группе детского сада завершил диссертацию о метафорике левой ноги у Введенского и Пессоа. Затем уехал преподавать что-то в Штаты, научился эффектно раскуривать трубку… и как одержимый писал: поэзию, прозу, критику, литературоведение, имейлы, эсэмэски — все прихотливей, эзотеричней, радикальней. Результат налицо. Номинация в шорт-листе — награда за послушание; не в педагогическом смысле, а в самом что ни на есть клерикальном. Дело не в том, насколько ты одарен, а в том, насколько прилежен в вере. Тебя отметят за тщание раз, другой; не за горами и главная награда, тем паче что круг послушников узок. Авангард не курорт; его каменистые тропы не для сибаритов. Не думайте, что я иронизирую. Я восхищаюсь. Какая литературная институция может сегодня похвастать столь четким стратегическим видением культурного процесса? А никакая”.
Игорь Манцов. Терпенье и труд. — “Русский Журнал”, 2005, 28 октября <http://www.russ.ru>.
“Иногда я гоняю футбольный мяч в парке. Иногда после игры натыкаюсь на пьяные компании старшеклассников — в торжественные выпускные дни или, напротив, в первый день учебного года. Допустим, девочки и мальчики одинаково пьяны. Однако, едва начинается непременное хоровое пение, девочки собираются, дисциплинируют нутро и выдают вполне пристойный вокал: девочки не пропадут. Зато мальчики, все, как один, даже те, кто умеет не хуже молодого Кобзона, кривляются, намеренно ломают голос, упорствуют в своем вокальном беспределе и в своем показательном негативе. Я очень чувствителен к акустическим вибрациям. Я считываю интенции наших измордованных мальчиков за версту, с трех тактов. Мальчикам очень плохо. И у них нет никакой уверенности, что кто-нибудь наверху этим обстоятельством озабочен”.
Луис Менанд. “Над пропастью во ржи” 50 лет спустя. Перевела с английского А. Борисенко. — “Иностранная литература”, 2005, № 10.
“Когда Сэлинджер писал свою книгу, он никак не ожидал, что она попадет в списки литературы для девятиклассников. Он не стремился показать духовную нищету конформистской культуры, он рассказывал историю мальчика, у которого умер младший брат. Ведь Холден несчастлив не потому, что люди — притворщики, он видит, что люди притворщики, потому что несчастлив. Его отношение к людям так непримиримо и остро по той же причине, по которой так остры и непримиримы чувства Гамлета, — от тоски. Образ Холдена, правда, предполагает, что он обладает инстинктивной нравственной гениальностью — как и Гамлет. Но его ощущение, что все в мире обесценено, — это нормальное чувство человека, у которого умер кто-то близкий”.
Хосе Найтон. Экопорно. Сокращенный перевод Киевского эколого-культурного центра. — “Гуманитарный экологический журнал”, Киев, 2005, выпуск 3 (18), том 7, спецвыпуск “Природоохранная эстетика” <http://www.ecoethics.ru>.
“После параллелей с вышеизложенным анализом порнографической образности я должен включить большую часть пейзажной фотографии в этот перечень эффектной порнопродукции. <…> Это обвинение не отменяет искусство фотографов-пейзажистов”.
Виктор Пелевин. “Главный писатель России — полковничья должность, а я лейтенант запаса”. Беседу вела Наталья Кочеткова. — “Известия”, 2005, 3 ноября <http://www.izvestia.ru>.
“Говорить на политтехнологической фене стало в наше время так же модно, как в девяностых годах было модно намекать на знакомство с „понятиями”. Это потому, что в современном обществе „эксперты” играют ту же роль, которую тогда играли бандиты. Если помните, бандиты стреляли во все стороны, милиции было велено их не трогать, и все испуганно сидели по домам. А за углом в это время пилили бабло. Сегодня „эксперты” создают своим блекотанием белый шум, в котором не слышно, как это бабло допиливают и перепиливают. Функция та же самая, только без стрельбы”.
“Знаете, у Чехова в одной из записных книжек есть запись про счет, который подали постояльцу в гостинице. В нем была такая графа: „клопы — 15 копеек”. В этом суть нашей социально-экономической модели, только вместо клопов у нас „консенсус элит”, а вместо пятнадцати копеек — валовой национальный откат. Когда я слышу слова „национальная идея”, мне всегда кажется, что руководство гостиницы хочет расширить перечень услуг. Счет теперь будет выглядеть так: „клопы — 20 копеек, гостиничная идея — 10 копеек”. Так вот, суть гостиничной идеи в этой ситуации будет сильно зависеть от ее авторства. Если ее будут придумывать постояльцы, она будет заключаться в борьбе с клопами. А если ее будут придумывать клопы, у нее будет два аспекта. Первый — официальная идеология, провозглашающая симфонию клопов и человеков. И второй — реальная политика, заключающаяся в симфонии клопов и тараканов”.
См. также: “Кажется, мирская карьера Пелевина подошла к тому моменту, когда читать его или не читать определяется уже не кредитом доверия, полученным в 90-е, а осмысленным решением читателя. <…> Проблема, однако, в том, что сочинительство как деятельность чем дальше, тем серьезнее приходит в противоречие с поэтикой его творений. Чтобы высказаться, Пелевину нужна все более эффективная и необычная форма. Получается, что на литературной арене он оказался чуть ли не единственным сочинителем, кровно заинтересованным в развитии литературы”, — пишет Антон Костылев (“Газенваген творца” — “Газета.Ru”, 2005, 28 октября <http://www.gazeta.ru>).
См. также: “Загвоздка в том, что написать адекватный отклик на сочиненное в 2001 году и опубликованное в 2005-м произведение Виктора Пелевина — проще простого, если оно тебе не понравилось или оставило равнодушным. И сложнее сложного — если тебя угораздило прийти от него в восторг. Этот твой восторг станет обстоятельством непреодолимой силы”, — пишет о пелевинском “Шлеме ужаса” Аделаида Метелкина (“Вошеломление. Новый Пелевин: не про то или ничего” — “GlobalRus.ru”, 2005, 1 ноября <http://www.globalrus.ru>).
О “Шлеме ужаса” см. также в “Книжной полке Майи Кучерской” (“Новый мир”, 2006, № 1).
Подмена героя. Бесконечные мотивы близнецов, или “Тривиальное стихотворение о пьесе” Фаины Гримберг. — “Рец”, 2005, № 31 <http://polutona.ru/rets>.
“Поэма „Тривиальное стихотворение о пьесе” продолжает своеобразный лирический эпос Ф. Гримберг, центральным героем которого является живущий в разных эпохах (от Древнего Вавилона до наших дней) молодой человек по имени Андрей Иванович. Из-за технологических особенностей html-верстки в нашей публикации не всегда соблюдены особенности очень сложной стиховой графики оригинала” (от редакции).
Андрей Поляков (Симферополь). Непотопляемые острова. — “їоюз Писателей”, Харьков, 2005, № 1 (6).
“В десятых числах июля, — сообщает далее Коновцев, — мужчины пребывали в беспокойстве; каждый бегал с соломенной или конопляной куклой, символизирующей какого-либо русского литератора (не обязательно классика). „Путешественники” обменивались этими фигурками, как ранее книгами, утверждая, что день пришествия Матушки-Речи уже недалек…” (“Подлинная история „хороших путешествий””).
Дмитрий Пригов. “Я живу в еще не существующем времени”. Беседу вел Кирилл Решетников. — “Газета”, 2005, № 209, 3 ноября <http://www.gzt.ru>.
“Если говорить о европейской культуре, включая англоязычную, то нужно иметь в виду, что там давно вычленена некая отдельная зона, где существуют интернациональные художники и поэты. Они гораздо более известны в других странах, чем у себя на родине, потому что в пределах своей страны они не вписываются в национальный проект. Что касается переводимости моих текстов, то это правильно. Они хорошо переводятся за счет обедненного словаря — он интеллектуально-философский, общий для разных языков, — и рациональной структуры, которая в большей степени соответствует нынешнему умонастроению всех европейских пишущих людей”.
Дмитрий Пучков (“Гоблин”). “9-я рота”. Рецензия. — “Спецназ России”, 2005, № 10 <http://www.specnaz.ru>.
“<…> война в Афганистане продолжалась девять лет. Общие потери: 1979 год — 86 человек; 1980 год — 1484 человека; 1981 год — 1298 человек; 1982 год — 1948 человек; 1983 год — 1446 человек; 1984 год — 2346 человек; 1985 год — 1868 человек; 1986 год — 1333 человека; 1987 год — 1215 человек; 1988 год — 759 человек; 1989 год — 53 человека. Итого советская армия, ведущая активные боевые действия на чужой территории в горах, теряла в среднем по 1668 человек в год. <…> Чисто для справки: в дорожно-транспортных происшествиях в России ежегодно гибнет более 35 000 человек. Еще 80 000 в год пропадает без вести. Да что там говорить — в России пьяных за год тонет больше, чем погибло на той войне за девять лет”.
См. также: “Не грех напомнить, что и русское военное присутствие в Афганистане было далеко не первым. Еще в 1885 году русский экспедиционный отряд генерала Комарова разгромил 8 марта 1885 года афганскую армию, которая под руководством английских военных советников пыталась вытеснить русских из района Кушки и взять под контроль территорию нынешней Туркмении. Итогом этого военного поражения стало заявление эмира Афганистана Абдуррахман-хана, сделанное им английским представителям: „Афганский народ уступит России те части границ Афганистана, которые ныне являются предметом распри между нами и русскими… Та часть границы, которая теперь должна отойти к России, не принадлежит к территории Афганистана”. Такая вот правда о „непокорном” Афганистане…” — пишет Владислав Шурыгин (“Забитая рота. Послесловие к премьере” — “Завтра”, 2005, № 43, 26 октября <http://www.zavtra.ru>).
Андрей Пшеницын (Ижевск). Окончательное решение “русского вопроса”. Что скрывается за цифрами официальной статистики. — “Завтра”, 2005, № 43, 26 октября <http://www.zavtra.ru>.
“Автор предельно аккуратно (в третий раз!) пытается показать, что есть основания предполагать следующее: существует скрываемая часть вымершего населения, и она находится в интервале 10 — 15 млн.! И реальный показатель вымирания („избыточная смерть”) превышает официальный от Госкомстата в 2 — 2,5 раза. Сводки Госкомстата сообщают, что за 1992 — 2004 в „новой демократической Великой России” вымерло более 10 млн. „дорогих россиян”. Не менее 90 % из них — русские. И если автор прав, то в реальности вымерло от 21 млн. до 26 млн. „дорогих россиян”, а русских — от 18 млн. до 23 млн.!”
Реакция и ход истории. Беседовал Александр Вознесенский. — “НГ Ex libris”, 2005, № 41, 3 ноября <http://exlibris.ng.ru>.
Говорит Сергей Бочаров, лауреат Новой Пушкинской премии: “Андрей Битов предлагал сегодня вспомнить „незачитанные” стихи Пушкина. И действительно, Пушкин ведь не прочитан, никто не читает его в оригинале, как говорила Лидия Гинзбург! Сто лет назад Константин Леонтьев писал, что после статьи Белинского ничего нового о Пушкине сказать нельзя, а — фиг! Только после этого и стали о Пушкине думать, писать, говорить. <…> Сам я европеец по своим убеждениям и считаю, что Россия должна быть европейской страной. Я не евразиец, не сторонник особого пути. То есть я считаю, что мы, конечно, сильно отличаемся от Европы, но мы должны быть частью христианской Европы. А что сейчас происходит и куда все идет, я очень плохо, к сожалению, понимаю”.
См. также: “Не говорю о советских временах (тут все ясно), но и щедрый премиальный дождь последних лет Сергея Георгиевича не затронул. Государственные, президентские, „триумфовские” и прочие лавры его миновали. (Квазиутешение, от которого еще горше: гуманитарии вообще награждались редко. Никакого выраженного общественного признания не получили, к примеру, уже ушедшие от нас Вадим Эразмович Вацуро или Александр Павлович Чудаков.) Не удостоился Бочаров и Пушкинской премии, до недавних пор существовавшей в России волей немецкого фонда Альфреда Тёпфера, а ныне пресекшейся. (Единственным из гуманитариев — и последним — ее лауреатом стал заливистый радийный „парадоксалист” Борис Парамонов. Ох, не скучно будет грядущим историкам постигать пригорки и ручейки нашего культурного ландшафта.) Теперь мы можем вздохнуть с облегчением. И поздравить: Бочарова — с наградой, себя — с запоздалым „почти избавлением” от жгучего стыда. <…> Если же (у нас всяко бывает) жизнь Новой Пушкинской премии окажется скоротечной, то, уверен, она все равно будет благодарно помниться — по Сергею Бочарову, ее первому лауреату”, — пишет Андрей Немзер (“Лучше поздно, чем никогда. Первым лауреатом Новой Пушкинской премии стал Сергей Бочаров” — “Время новостей”, 2005, № 204, 2 ноября <http://www.vremya.ru>).
Роман Ромов. Разные стихи без конца. — “Топос”, 2005, 27 октября <http://www.topos.ru>.
……………………………..
Любить слово не говорить, быть,
А сказать — исчезнуть, соврать.
Деньги работать
каша варить сварить
Копать
мама идем копать.
(“Глаголы”)
Алексей Радов (“Белый фронт”). Последний герой. — “Русский Журнал”, 2005, 28 октября <http://www.russ.ru>.
“Виталий Калоев — это то самое гражданское общество, которого хотят либералы. Оно именно такое, не иначе. Гражданское общество — это вовсе не тот случай, когда в автобусах систематически уступают место менее удачливым в смысле пола особям, а прежде чем что-либо сказать, так искренне извиняются. Гражданское общество — это то общество, где есть граждане, то есть личности. Где действие хотя бы иногда обусловлено не установленным сверху порядком, а низовой активностью людей. Виталий Калоев — это тот самый русский, которого ищут „патриоты”. Только вот осетин, конечно. Но это никогда не было проблемой…”
“Слово перестало быть упаковкой языка”. Беседу вел Константин Мильчин. — “Книжное обозрение”, 2005, № 44 <http://www.knigoboz.ru>.
Говорит Гасан Гусейнов: “Настоящие потрясения ждут нас там, где мы во второй раз вступаем в одну и ту же реку. Вопреки популярному мнению греческого мудреца, не знавшего книжной культуры, мы сплошь и рядом занимаемся именно этим. Например, когда читаем дневники и воспоминания о нашем собственном, нами пережитом прошлом. Назову, например, выдающуюся книгу Владимира Архипова „Вынужденные вещи”. Это каталог памятников по-настоящему альтернативной позднесоветской культуры, со звуковым сопровождением на двух компакт-дисках. В мой круг чтения, увы, почти не входит русская проза, беллетристика. К сожалению, в России почти нет информативной литературной критики, профессионально занимающейся беллетристикой, нет путеводителей по новой прозе. Львиная доля моего чтения в последние годы — мемуарная и дневниковая литература. Например, потрясающая книга мемуаров Тамары Владимировны Петкевич или „Дневник культурной девушки” Татьяны Юрьевой (это псевдоним одной необыкновенно талантливой и честной рассказчицы). Занимаясь мемуаристикой со студентами, я предлагаю им читать воспоминания, которые сейчас пишут целыми семьями. Например, мемуарный роман Виктора Ерофеева „Хороший Сталин” нужно читать на фоне воспоминаний отца и матери писателя. При всей разности масштаба литературных дарований, из такого параллельного чтения рождается интереснейшая психограмма московской семьи, настоящая, а не липовая „Московская сага”. <…> А дальше — новый язык новой поэзии. Ее пишут не обязательно молодые люди. Вот Всеволод Некрасов — наш современник! Но появилась и совсем новая поросль, которая говорит на новом языке. В отличие от мемуарной прозы, норовящей то и дело обмануть читателя, поэзия никогда не врет, даже когда безбожно перевирает слова. Бум словоискажений — эрративов — в современной русской коммуникации — это то, что мне сейчас очень интересно”.
Егор Холмогоров. Рождение России. — “Спецназ России”, 2005, № 10.
“„Мамаево побоище” было частью не столько русско-ордынских, сколько русско-литовских отношений”.
Cм. также большую и очень интересную статью Егора Холмогорова “Происхождение смыслократии” — “АПН”, 2005, 31 октября <http://www.apn.ru>.
Алексей Чадаев. Не обижайте дедушку. — “Русский Журнал”, 2005, 3 ноября <http://www.russ.ru>.
“Факт первый: мавзолей с Лениным на главной государственной площади сегодняшней России — это огромная проблема. Факт второй: вынос оттуда тела ногами вперед ничем не будет отличаться от совершенного в свое время выноса мощей Сергия Радонежского из Лавры большевиками. Такое же кощунство над чужими святынями — святынями „предыдущей” России. Даже если это будут „прилично” обставленные похороны на Волковом, это как если бы Сергия хоронили на общегражданском кладбище Радонежа на том основании, что-де не по-человечески это — оставлять останки без погребения. Набальзамированное тело Ленина — это не останки. Это святыня культа — сегодня разгромленного и маргинального, но еще вчера официального, а позавчера господствовавшего. <…> Из сегодняшнего дня мавзолей Ленина может показаться чем-то внешним, наносным, привнесенным советской властью в исторический ансамбль Красной площади. Но на самом деле именно он только и сделал Красную площадь тем символом, которым она является по сей день. <…> А „убрать Ленина” — это означает в каком-то смысле „убрать” и саму Красную площадь как метафору, как символ места власти. Но тогда ее придется „создавать” в этом качестве заново. И учитывая, что прошлый „замес” этого символа был среди прочего на большой крови и на терроре, не исключено, что и новому алтарю потребуются какие-то новые жертвы. <…> А потому пусть пока лежит дедушка Лукич там, где лежал. И вождям пора научиться без страха заходить на трибуну мавзолея и говорить с нее, а не торчать на деревянных подмостках, как бедные родственники или узурпаторы. Признать советское прошлое и покончить с ним — это не две разные задачи, а буквально одна и та же: сделать второе можно только через первое”.
Игорь Чубаров. Патриарх “новых циников”. — “АПН”, 2005, 28 октября.
“Другими словами, [Дмитрий] Галковский стал для новой русской культуры своеобразным Лютером, поставившим под сомнение ритуалы рукоположения в „интеллектуалы”, но при этом не сам интеллектуализм”.
Глеб Шульпяков. Антитерра. — “Взгляд”, 2005, 31 октября <http://www.vz.ru>.
“Вечером 19 сентября у подъезда своего дома был смертельно ранен знаменитый московский пластический хирург, талантливый прозаик, главный редактор литературно-художественного журнала „Новая Юность” и научный редактор журнала „KOSMETIK International” Евгений Лапутин. Смерть его была обставлена чудовищно театральным образом. Убийцы подъехали на роликах и нанесли ножевые ранения, которые оказались „несовместимыми с жизнью”, хотя его коллеги из института Склифосовского пытались спасти его в течение шести часов. Он умер на рассвете 20 сентября. Евгению Лапутину было 47 лет. Он погиб на взлете литературной и врачебной карьеры. 29 октября исполнилось сорок дней со дня его гибели. Евгений Лапутин делал в современной литературе невозможное. Он продолжал набоковскую линию, причем в позднем, призрачном — времен „Прозрачных вещей” — ее изводе. Своими романами он расширял территории той самой Антитерры, начало которой положил Набоков в „Аде”. <…> Насколько я мог заметить, Лапутин довольно презрительно относился к „литературному сообществу”, справедливо полагая, что в „сообщество” собираются малоталантливые авторы, поскольку так, толпой, легче травить — и обороняться. На гибель писателя „литературное сообщество” ответило трусливым молчанием”.
Михаил Щепенко. Гуманизм и христианство. — “Москва”, 2005, № 10.
“Столь же нелеп, как обозначение эпохи Возрождения словом „Возрождение”, термин „Просвещение” по отношению к эпохе Просвещения”.
“Когда я говорю, что гуманизм является антихристианством, многим это кажется непривычным и странным, так как светская культура, в которой мы выросли и существуем, гуманистична по своей природе. Возможно ли и нужно ли освобождаться (прежде всего в сердце своем) от гуманизма? Нужно. Но возможно ли? Не знаю”.
Автор — художественный руководитель Московского театра русской драмы “Камерная сцена”, академик РАЕН, заслуженный деятель искусств России.
См. также: Андрей Серегин, “Предисловие к будущему. Заметки на полях двадцатого века” — “Новый мир”, 2000, № 6.
Составитель Андрей Василевский.
“Вопросы истории”, альманах “Встречи”, “Зарубежные записки”,
“Звезда”, “Знамя”, “Континент”, “Наше наследие”,
“Фома”, “Футурум АРТ”
Андрей Битов. File на грани фола. Полуписьменное сочинение. Записала Юлия Качалкина. — “Октябрь”, 2005, № 10 <http://magazines.russ.ru/October>.
Из последней главки в этом файле. Тут А. Б. пишет о сакральности дат в пушкинской биографии и о Новой Пушкинской премии, под которую было трудно подобрать дату: “…Получилось так, что отменили государственную Пушкинскую премию и немецкую Пушкинскую премию, которую еще раньше основоположил меценат Альфред Тёпфер. Эти премии завершили свой круг. И вот теперь хороший человек — Александр Жуков, геофизик, составивший себе состояние в новых условиях, любящий поэзию и решивший такую премию учредить (а еще он уже полтора года помогает проекту „Звучащая поэзия”, добавлю я от себя. — П. К.). Сразу же возник спор о датах <…>. В конце концов решили, что в этот раз Новая Пушкинская премия будет вручена 31 октября (день окончания „Медного всадника”). И это решение — окончательное”.
И — дали, напомню, эту премию минувшей осенью — Сергею Бочарову, который, как пишет Битов, “замечательно совмещает в себе проникновенность читателя, точность ученого и достоинства литературного слога”.
Илья Бруштейн. Город Серо. — “Октябрь”, 2005, № 9.
Мышкин: любовно-исчерпывающий портрет города.
Владимир Гаврилов. Три встречи с близкими Блока. — “Наше наследие”, № 74 (2005).
Записки невропатолога старой школы (“т. е. доктора, лечившего не болезнь, а больного”, как сказано во вступлении), человека, влюбленного в поэзию, о котором мало что известно кроме того, что его волновало все непознанное, что он умер в подмосковной электричке в начале 80-х, успев передать в редакцию “НН” свой студенческий очерк-мемуар.
Встречаясь в начале 30-х с женой Блока, его теткой и близким другом, В. Г. желал написать психологическую биографию (патографию) поэта, руководствуясь соображениями своего учителя — свердловского врача-психиатра Г. В. Сегалина. Последний утверждал, что “все одаренные, талантливые — тем более гениальные — люди несут отклонения в своей психике, болезненность ее, патологию. Патология эта — неуклонный спутник одаренности, может быть — источник, начало творчества”.
И никаких сенсаций. У Гаврилова ничего не вышло, очевидно, потому, что, как справедливо сказано во вступлении, он отнесся к Блоку “как к существу высшего порядка”, он проигнорировал “то „черное”, что было в Блоке и его родных, но что, конечно, не определяло их жизнь, — сложную, разноплановую жизнь русской дворянской просвещенной интеллигенции”.
Привожу фрагмент главы “Мария Андреевна” (Бекетова, известная переводчица, первый биограф поэта): “Чем больше говорили с Марией Андреевной, тем яснее становилось, что не о патологии в душе поэта и гения Александра Блока надо мне рассуждать с вершин моей ребяческой неврологии, — а с вершин пронзающего поклонения видеть высокого поэта и человека — поэта озаренного, поэта Божией милостью <…> человека неподкупной чести, человека будущего. Так оно и уложилось в продолжении наших встреч. Я не распространялся перед Марией Андреевной о Сегалине. Даже если были необычности в душевном складе Блока — все равно они отступили бы, растаяли, умолкли перед великолепным обликом милого сына России, сияющим столпом, дивным стражем заступившего над ее просторами, наполнявшего лучами своей музыки ее людей, склонявшего эти лучи к ногам необычайных женщин, которых родина приводила к поэту”.
Какая чистота, не правда ли? Нет, не зря во вступлении к мемуару вспомнили реплику Гумилева о поджаривании соловьев (образное сравнение с возможной отправкой Блока на фронт).
Владимир Губайловский. Арифметика и/или молитва. К вопросу об отношениях с бесконечностью. — “Фома”, 2005, № 8 (31).
Этот текст является составной частью темы номера — “Религия и наука: война миров”.
“…Например, чем можно, а чем нельзя заниматься науке? Традиционно считается, что наука не должна заниматься уникальными, невоспроизводимыми явлениями (которые верующие люди воспринимают как чудеса). Да, это вполне соответствует научной методологии — пока остается общим принципом. Но когда начинается конкретика… Надо же еще понять, какие именно процессы являются невоспроизводимыми. Большой Взрыв — тоже невоспроизводимый процесс, но это же не мешает астрофизикам его изучать. Я ничего не знаю о мироточении и верю, что этот процесс принципиально невоспроизводим. Но класс процессов, к которым применимы научные методы, постоянно расширяется. Процессы, которые казались принципиально неповторимыми, становятся вполне доступными исследованию — это связано в первую очередь с развитием теории информации и генетики. А с появлением компьютерных моделей этот класс процессов расширяется стремительно. Почему нет необходимости взрывать реальные ядерные заряды? Потому что взрыв можно смоделировать с любой степенью точности.
Другой пример области, в которой возможны и конфликты, и взаимообогащающее сотрудничество, — это сфера человеческого сознания…”
Я согласен с В. Г., когда он пишет о том, что наука может быть полезна православию только в том случае, “если она будет свободно искать истину, искать теми средствами, которые ей одной (курсив мой. — П. К.) доступны”, что это может обогатить и религиозный взгляд на мир в том числе”.
Но я стал вдруг представлять, как истину свободно ищет своими научными средствами верующий “среднестатистический” ученый… Младший научный сотрудник. А ведь такие изредка, но встречаются. Не содержа в себе гения Галилея, для которого выведенная им актуальная бесконечность — “непременный божественный атрибут” (потому, пишет В. Губайловский, она только и вывелась), наш ученый в университетской лаборатории встает, предположим, “в очередь” на прибор. А получив его, вершит, значит, свой монотонный ядерно-магнитный резонанс, сразу после привычного чтения про себя “Отче наш” или “Царю Небесный”. Он не то чтобы в этот момент “принимает и познает Бога”, а с каких-то пор привычно вверяет себя Ему; и крутит, крутит свою центрифугу со стекляшками, содержащими кровяные клетки, допустим, подопытных крыс.
Заготовка пробирок и задание параметров исследования определяются исключительно научным опытом, образованием, полученным на биофаке, и многолетним чтением научной литературы… Молитва-то здесь — лишнее? Или — не помешает? Или — обогащает? Или — что? …А с другой стороны, разве Православие так уж вошло в жизнь таких вот “среднестатистических” интеллигентов? Наверное, их еще слишком мало для подобного разговора.
Владимир Губайловский. Женский голос. — “Арион”, 2005, № 3 <http://www. arion.ru>.
И хотя Ахматова считала, что “женской” и “мужской” поэзии не бывает, а есть только мужские и женские туалеты, о феномене женского голоса в поэзии пишут и еще будут писать.
“…Мужчине усилие абстрагирования дается проще. Мужчины слишком долго учились ненавидеть. И, в общем, научились. А ненавидеть можно только абстрактные объекты: конкретного человека, у которого стерты до крови ноги, — ненавидеть нельзя. Он слишком конкретен. А женщина помнит о его стертых ногах. Так устроено ее зрение. И этот конкретный мир конкретного человека оторвать от себя и увидеть со стороны — достойная поэтическая задача. Охранительная функция женщины останется всегда. И если женщина откровенно заявляет, что ненавидит этот мир и желает ему скорейшей погибели, — это может быть искренне, но и чем-то самоубийственно. Цинизм женщины — это именно „особый цинизм”.
Не возвращайся: здесь опять гебня
И пародируется застой.
Не думай про меня
Я человек пустой
Вместилище дерьма, узилище огня
Как дерево в грозу
Как топка для Лазо
Когда Елена Фанайлова говорит эти слова, при всей жесткости высказывания, при тотальном самоотрицании и отрицании внешнего бытия целью высказывания остается спасение — не себя, а близкого, дорогого, единственного человека: „Не возвращайся”. Это резкий крик птицы, предупреждающий об опасности. Мужчина видит плачущую Ярославну, которая его ждет, а Ярославна ему отвечает: „Не возвращайся””.
Итожит свое эссе В. Губайловский полюбившейся мыслью о том, что главное в женской поэзии — “это нежность к бытию, спасительная несмотря ни на что”.
“Документ Португалова” о позиции советского руководства по германскому вопросу. 21 ноября 1989 г. Публикацию подготовил Б. В. Петелин. — “Вопросы истории”, 2005, № 10.
Семь лет назад в ФРГ был издан сборник актов Ведомства федерального канцлера, имевших прямое отношение к процессу объединения страны. Был там и документ, переданный сотрудником Международного отдела ЦК КПСС Н. С. Португаловым помощнику канцлера по внешнеполитическим вопросам Тельчику — с изложением “официальных” и “неофициальных” соображений советского руководства. Кто направил Португалова в Бонн, до сих пор не выяснено, однако в записке Тельчика канцлеру от 6 декабря 1989 года говорилось, что “официальная позиция” документа отражает мнение “высшей инстанции” — генсека Горбачева; “неофициальная” — дискуссии в Международном отделе ЦК КПСС и высказывания члена Политбюро А. Н. Яковлева. Весь сборник актов (1667 страниц, 430 документов) вряд ли будет переведен на русский язык, но на скандально-тенденциозный “документ Португалова” ссылаются до сих пор.
Процитируем один пункт из второй части.
“№ 112А. Советский Союз и „германский вопрос”. <…> II. „Неофициальные” соображения. <…> 7. В Советском Союзе со смешанным чувством наблюдают, как „некоторые умные головы в Бонне” видят выход в том, чтобы интегрировать будущую немецкую конфедерацию в ЕС, причем это будет представлено как расширение общеевропейской интеграции. Это направление неприемлемо для Советского Союза.
Федеральное правительство должно задуматься о том, как Советский Союз и западные союзники, прежде всего Париж, поступят с идеей двух мирных договоров соответственно с Федеративной Республикой Германии и ГДР. При этом можно утверждать, что в таком случае западные союзники стали бы претендовать на большие права в Федеративной Республике, чем Советский Союз в ГДР…”
Из предисловия публикатора Бориса Петелина (профессора кафедры всеобщей истории Вологодского государственного педагогического университета): “…Полагаем, что не следует преувеличивать значение „документа Португалова” и его „вклада” в решение германского вопроса. Германию объединяли не Горбачев с Яковлевым и их миссионеры. Единство страны выбрал немецкий народ. Да, канцлер Коль не раз говорил, что „ключи к воссоединению Германии находятся в Кремле”. Поэтому „утечка информации”, как можно квалифицировать переданный Тельчику документ, пришлась как нельзя кстати. Но не более того. Можно напомнить, что появившийся 28 ноября 1989 г. „план” Коля из десяти пунктов был вскоре отброшен и забыт. Конфедерация, которой были готовы дать „зеленый свет” (определение в документе. — П. К.) из Москвы, оказалась невостребованной. Но Гельмут Коль, надо отдать ему должное, настойчиво и последовательно устранял все препятствия на пути к единству, эффективно используя те возможности, что появлялись в результате дипломатических и иных усилий его команды”.
Ирина Ермакова. Вниз по карте. Стихи. — “Октябрь”, 2005, № 9.
он так меня любил
и эдак тоже
но было все равно на так похоже
похоже так чтоб раззвонить про это
шнур намотать на середину света
бикфордо-телефонный и поджечь
и лишнюю америку отсечь
пусть катится и плавает вдали
раз так любил а не умел иначе
пусть с трубкою своей стоит и плачет
на половинке взорванной земли
Евгений Ермолин. Молодой “Континент”. — “Континент”, 2005, № 3 (125) <http://www/magazines.russ.ru/continent>.
В “Литературной гостиной” журнала действительно полтора десятка молодых имен. Их фотографии вынесены — пасьянсом — на обложку.
“Вообще, в современной молодой литературе много боли, много явного или скрытого драматизма. С этим связано и неизбежное исповедальное начало — не только в стихах, но и в прозе. Векторы социального и экзистенциального реализма регулярно пересекаются с векторами экспрессионизма и сюрреализма. И мне видится и в этом шанс на новое слово. <…> Исторически, традиционно русская литература не отражает. Русская литература опережает. Создает Россию. Сегодня шанс на это не исчерпан. Писатель снова призван создавать родину, как умеет и как ее понимает. Тем более, что соперников у него мало. Почти вовсе нет. Скажем, политики уже с 30-х как минимум годов минувшего века и до наших дней только паразитируют на полумертвом теле культурной традиции.
Когда юный прозаик Сергей Чередниченко начинает свой творческий путь с истории поражения, то это еще не означает, что мы запрограммированы на поражение. Мы сфокусированы на победу. На прорыв, на самопреодоление. (Как герои Марины Кошкиной, Максима Свириденкова, Сергея Шаргунова или героиня повести Ирины Мамаевой „Ленкина свадьба”, например. Как лирический герой поэзии Ербола Жумагулова.) Об этом внятно говорят и молодые критики.
Наши надежды на духовно приемлемую для нас родину, Россию не могут не быть связаны с нашими заботами о возвращении высокого статуса литературы, о возвращении в русскую литературу великих тем, великих образов. Родина, которая как предчувствие и как данность хранится у нас сегодня лишь в глубине сердца, еще претворится, Бог даст, в литературе и через литературу в новый социум, в котором честно и открыто будут участвовать в историческом диалоге неотменимая ценность личности и солидарная сила коллектива, — еще преобразуется и в новый масштаб человеческого „я”, испытывающего себя в горизонтах истории и вечности”.
…У меня не получилось адекватно разделить надежды критика: все-таки внимательное разглядывание того или иного распада, той или иной “чернухи” здесь, в этом подборе, — объективно — преобладает. С другой стороны, предчувствие какого-то “следующего шага” — тоже есть: многие из авторов талантливы и выросли внутри своего дарования буквально на глазах. Как, например, Ербол Жумагулов:
Хоть слюной исходи или вены режь:
миру — мир, а казахам — арак и беш
и карманов тугое жженье.
Потому и невесел я ни хрена,
и одна только музыка мне дана
в знак последнего утешенья.
За невнятную молодость без стыда
не прощай меня, Господи, никогда:
что мне радости — в райских кущах?
Торопливое солнце ползет наверх,
а вокруг происходит бесцветный век,
словно списанный с предыдущих…
“Арак и беш” — это водка и бешбармак.
Кстати, “самопреодоление” Марины Кошкиной, написавшей повесть “Химеры”, мне не кажется так уж “победительнее” “Потусторонников”-пораженцев Сергея Чередниченко: очень уж беспросветно пока все это.
Несколько отходят от общего настроения как всегда добрые и нежные стихи Анны Минаковой из Харькова и рассказ печатавшегося у нас Александра Карасева “Загрузился” (о надвигающемся на общество матриархате). Убедительно — хоть плачь!
Анна Ершова. Митьки никого не хотят победить. — “Фома”, 2005, № 8 (31).
“У меня „митьки”, — пишет интервьюер, — почему-то всегда ассоциировались с Православием. Но с каким-то лубочным, показным, как и все в их шутовско-геройском облике. Каково же было мое удивление, когда, придя на встречу с Владимиром Шинкаревым, создателем „митьков”, придумавшим этот живучий миф, и прототипом „митька” Дмитрием Шагиным, я обнаружила двух глубоко и серьезно верующих людей”.
“— Часто слышишь, что Церковь загоняет человека искусства в слишком узкие рамки, которые придавливают своими правилами и обрядами его свободную творческую душу…
Д. Ш. Для меня Церковь — нечто большее, чем конкретный храм, конкретные батюшки, молитвы и обряды. Церковь — невидима, мы можем только ее почувствовать. В этой Церкви люди, которые умерли, сейчас молятся за нас, и я это вижу и понимаю. Церковь Христова — это больше, чем то материальное, что мы в ней видим глазами…
В. Ш. Если демон за плечом убедит, что Церковь — это рамки и вообще там невесело, то художник уходит из Церкви. Церковь ведь никого не принуждает. Есть такая русская пословица: „Церковь близко — да склизко, а кабак далеко — да легко”. Я, конечно, слаб и грешен, в храм хожу редко и посты соблюдаю плохо, но я знаю, что делаю это плохо по своей слабости, и не объявляю ее „свободой творчества”…
А если художник не приучен смирять гордыню, то первым делом заметит в церкви старушек, излишне пристально следящих за порядком, или батюшку, который для тебя недостаточно „продвинутый” и вообще неправильно тебя понимает…
— А вообще-то нужно человеку искусства ходить в храм? Часто говорят: Бог у меня в душе, и я верю в него так, как подсказывает мне сердце…
В. Ш. Когда человек хочет сам, наедине с собой верить в какого-то „своего” Бога, он верит в того бога, которого сам придумал и в которого ему удобней верить. Он создает бога по образу и подобию своему, наделяя его своими личными человеческими слабостями. Это не Бог, а в лучшем случае плод сентиментального воображения и система этических норм данного времени. Но я верю в реального, живого Бога, Которого я сам не могу вообразить и знание о Котором сохранила только Церковь.
— Но в храме всегда столько народу… Не тяжеловато ли художнику, привыкшему к творческому уединению?
В. Ш. „А кабак далеко — но легко”. Ценные вещи вообще „тяжеловаты”, а легки только кабаки да журналы „Гламур”. Да и не так уж тяжело в церкви.
Обычно люди, общаясь, просто заполняют время каким-то пустым гулом. И именно такого общения человек, ценящий уединение, склонен избегать.
Одна из самых ценных вещей в жизни, которые я знаю, — это одиночество. Но еще более ценно межличностное слияние, которое происходит в любви, дружбе. А самая высшая его степень — это церковное слияние с людьми, вместе предстоящими перед Богом”.
Н. Н. Ефимов, В. С. Фролов. Карибский кризис 1962 года (новые данные). — “Вопросы истории”, 2005, № 10.
Преподаватели МГУ (кстати, генерал-лейтенант и полковник в отставке) выводят, что события того года были поставлены под контроль в основном благодаря СССР. “Заслуга же президента Кеннеди состояла в том, что он в конце концов устоял перед давлением „ястребов” из Пентагона, призывавших к немедленному началу боевых действий”.
Приводится “краткая” (по числам, однако) хроника событий. В финале расследования читаем и такое: “Карибский кризис наглядно продемонстрировал „неповоротливость” и даже архаичность традиционных каналов связи между руководителями супердержав, когда мир в буквальном смысле „висел на волоске”. В апогей кризиса последнее личное послание Хрущева президенту Кеннеди пришлось передавать по московскому радио, минуя обычные процессы шифровки и дешифровки официальных сообщений. Все это затем привело к созданию и поныне функционирующего так называемого „красного телефона”, или „горячей линии” (прямой связи между Кремлем и Белым домом)”.
Сергей Жарков. Стихи. — “Арион”, 2005, № 3.
Печатается в разделе “Листки” (обычно одно-два стихотворения). Называется “Имя”:
На стволе сухого дуба
Я вырезал имя свое.
В Латвии оно осталось.
Анна Иванова. Театр простодушных. — “Фома”, 2005, № 8 (31).
Об опыте уникального театра, созданного в 1999 году артистом театра и кино Игорем Неупокоевым. Актеры театра — носители синдрома Дауна, генетической аномалии, которая в России до сих пор окружена массой заблуждений и предрассудков. В развитых странах таких людей уже много лет называют “альтернативно одаренными”.
“…„В начале работы я (Игорь Неупокоев. — П. К.) наслушался многого. Мне говорили: а зачем вы это делаете, спасительно ли это для их душ, нет ли в этом кощунства. Это, кстати, мне одна православная женщина говорила. Но я сам православный, и я ничего такого в этом не видел. Наоборот, я хотел поднять этих людей на сцену, чтобы они оказались в волшебном пространстве, сами стали объектами искусства. А кроме того, мне хотелось обострить проблему. Люди с синдромом Дауна зачастую просто сидят в четырех стенах, вне мира, вне общества. Я понимал, что сцена — это уникальное место встречи этих людей и зрителей. Я хотел, чтобы все их увидели. Не в болезни, не в убожестве, не в слабости, а преображенными силой искусства, очень красивыми. В пространстве художественного образа. Так все и случилось”.
Действительно, все, кто хоть раз видел спектакль „Театра простодушных”, сходятся в одном — на сцене происходит чудо. Сначала возникает ощущение какого-то странного цирка, паноптикума или балагана, но буквально через несколько минут вы видите, как на сцене начинается реальная жизнь. Люди с синдромом Дауна — это большие дети, ранимые, чистые и искренние в проявлении своих чувств. Все, что они делают, — они делают всерьез. Они стопроцентно работают по системе Станиславского. Многие зрители, выходя со спектакля, плачут. Просто потому, что прикоснулись к чему-то настоящему.
Впрочем, находятся и совершенно равнодушные люди”.
Константин Кедров. “Пушкин — это наше ничто!”. — “Футурум АРТ”, 2005, № 2 (10) <http://www.futurum-art.ru>.
Печатается в разделе “Интервью”.
“— Как Вы оцениваете в целом развитие поэзии в современной России?
— Такого стремительного прорыва русская поэзия еще не знала. Могу назвать десятки имен, дойду до сотни. И это все открыватели, первооткровения.
— Какие издания печатают настоящих поэтов?
— „Журнал Поэтов”, „Футурум АРТ”, „Дети Ра”. Не претендую на всеохват.
— Спасибо за упоминание наших изданий. <…> Нет ли у Вас ощущения, что культ Александра Сергеевича Пушкина, явно существующий в России, принес огромный вред русской поэзии, которая многие века идет путем прозы, т. е. что-то рассказывает читателю, а не является для него божественным откровением? У меня, например, такое ощущение есть.
— В 1983 году я написал: „Пушкин — это вор времени / Поэзия Пушкина — время вора”. Пушкин — гений банальности, если гениальность и банальность в чем-нибудь совместимы. Он все время ломится в открытую дверь. Я не понимаю, „что в вымени тебе моем”. Так и не осилил „Евгения Онегина” до конца, только помню, что „она любила на балконе”. Почему бы и нет? Помню „Кончаю. Страшно перечесть…”. Тоже неплохо. Еще какие-то глупости, что „гений и злодейство — две вещи несовместные”. Гоголь Пушкина в Хлестакове блестяще отобразил: „Легкость в мыслях необыкновенная”. Кабы в мыслях, а то ведь просто „Перо упало. Пушкин пролетел”.
В открытую дверь за Пушкиным вломились Тютчев, Фет, Некрасов, Надсон, Брюсов, Блок. Благо в открытую дверь ломиться легко. Слава Богу, пришли футуристы, и дверь захлопнулась, больно ударив по носу легкописцев. Потом понадобилось вмешательство государства, чтобы открытую дверь снова взломать и впустить туда „2515 поэтов наших федераций”.
— Какая же альтернатива пушкинской традиции?
— Футуризм, неофутуризм, дадаизм, сюр, метаметафора, концепт, да мало ли всего еще не открытого. Что угодно, только не Пушкин. Пушкин — это наше ничто.
— Ваше поэтическое кредо?
— „Поэзия — вершина бытия” („Бесконечная”, 1960)”.
Читая эту трогательную ахинею, я с удивлением отметил, что наш “номинант на Нобелевскую премию” (само собой, напомнено в справке) не чужд и пошлятинки. Ему, кстати, наверное, кажется, что он — эпатирует в маяковско-синявском духе, преемственно “сбрасывает с парохода” и ножкой ножку бьет — в квазифутуристической позиции. Выходит, увы, как-то импотентно.
Светлана Кекова. Больное золото. Стихи. — “Знамя”, 2005, № 10 <http://magazines.russ.ru/znamia>.
Снова звук золотой из молчанья возник
и звенит в тишине, опасаясь повтора.
Я не слышу его — потому что должник
избегает дверей своего кредитора.
Как блестят куполов золотые холмы
и качается колокол звуков протяжных!
Сколько слов я брала у пространства взаймы,
сколько рифм у воды, по-русалочьи влажных!
А теперь я молчу, потому что вокруг
мной любимые души проходят мытарства…
Как долги отдавать, если к старости вдруг
опустела казна моего государства?
Ирина Кнорринг. “Эта жизнь мучительно прекрасна”. Публикация Светланы Соложенкиной. — “Встречи” (США), № 29 (2005).
Кнорринг умерла в Париже во время войны, ее стихи почти никому не известны. Удивительно, как ее, эмигрантку, издали в 1967-м в Алма-Ате: в серии “Новые стихи”, с таким же названием на обложке. Проскочило. Следующая книга вышла там же в 1993-м, на средства внука поэтессы. Очень горькие стихи. “Мне некогда смотреть на облака. / Весь день в работе согнута рука. // Нет сил поднять отяжелевший взгляд / И разобрать, кто прав, кто виноват. // Я никогда счастливой не была, — / Весь день большие, нужные дела: // Любить, растить, заботиться, стареть — / И некогда на небеса смотреть…” (1929).
Сергей Костырко. Припадок и другие истории. — “Знамя”, 2005, № 10.
Из короткой заметки “От автора”: “Критик, очеркист и прозаик <…> но прозаик с комплексами: меня всегда смущала излишняя ориентация в собственных сочинениях на „литературу”, и поэтому любимое мое занятие в литературе — путешествия и писание путевых заметок. Которые, в свою очередь, помогли осознать, что экзотика — любая (сибирская, таймырская, испанская, тунисская) — иллюзия, что путевая проза представляет собой традиционно парадоксальный способ писать про себя. И что самое трудное для понимания, самое загадочное и завораживающее, — это рутина: твои близкие, твои соседи, твое Орехово-Борисово или Малоярославец, ты сам в своей обычной жизни. И потому к предлагаемым здесь вещам я отношусь как к попытке двинуться в этом направлении”.
И насколько можно судить — совсем не попытка, но поэтично-жесткая проза, за которой действительно таинственным образом проступает фигура автора, мучительно и зачарованно вглядывающегося в навязанное ему бытие, участником которого является и он сам. Автор словно застает себя — моющим полы или пропалывающим клубнику. Его окликнули, он полувыпрямился, продолжая сжимать в руках не то тяпку, не то тряпку, изготовился ответить вопросом что-что? — и застыл в стоп-кадре. Кинокамера стала медленно подниматься.
Владимир Козлов. Рефлекс цели. Предисловие Владимира Енишерлова. — “Наше наследие”, № 74 (2005).
К 100-летию со дня рождения искусствоведа, коллекционера, инициатора и бессменного руководителя “Литературного наследства” — Ильи Самойловича Зильберштейна.
“Многомудрый Зильберштейн-коллекционер, прекрасно знавший общий вектор развития российской культуры и все его составляющие (в том числе и эмигрантскую), конечно же, вынужден был помнить о „табу”, которое негласно существовало в СССР в отношении идеологии собирательства.
И все же следы пренебрежения этим „табу” мы можем обнаружить в его коллекции в виде группы документов историко-политического характера конца ХIХ — начала ХХ в. В их числе записки Григория Распутина, возможно, полученные через или от П. Е. Щеголева. Эмигрантского происхождения оказались письма А. В. Амфитеатрова, М. А. Бакунина, П. К. Кропоткина, П. А. Лаврова; извлечения из переписки Г. А. Лопатина с В. Л. Бурцевым; наброски статьи и письма П. Н. Милюкова; письма Б. В. Савинкова и текст одного из его выступлений; воспоминания В. Н. Фигнер о Софье Перовской. Эти и подобные им материалы были получены Зильберштейном из Франции от основателя „Агентства по охране авторских прав русских писателей, композиторов и художников” Л. Б. Бернштейна (большинство этих материалов имеет экслибрис Бернштейна). Зильберштейн переписывался с ним с 50-х годов прошлого века, а после его кончины в 1962 г. сотрудничал с его сыном Михаилом”.
Рукописная коллекция И. С. Зильберштейна, которой посвящена статья В. П. Козлова, ныне находится в РГАЛИ.
Павел Крусанов. Американская дырка. Роман. — “Октябрь”, 2005, № 8—9.
Знаменитый композитор, музыкант и культуролог Сергей Курёхин не умер от саркомы сердца. Это был, видимо, его очередной проект. Он жив и под вымышленным именем Сергея Анатольевича Абарбарчука руководит ЗАО “Лемминкяйнен”. Повествование ведется от лица героя по имени Евграф. Фамилия — Мальчик. Евграф Мальчик — это, мнится, привет Борису Гребенщикову (его песни с альбома “Радио Африка” 1983 года).
Замысел произведения энергичнее, на мой взгляд, нежели исполнение (правда, меня смущает этический вектор: живы родные С. К.), в котором шедевральное вступление (очередное то ли вымышленное, то ли настоящее “интервью” великого мистификатора Сергея Курёхина) явно перетягивает всё провокативное детище автора “Укуса ангела” и “Бом-бома”. С другой стороны, автор романа хорошо знал создателя “Поп-механики”, кажется, вместе с ним и Андреем Левкиным делал журнал “Ё”, ему и карты в руки… Стилево — отдельные куски были бы очаровательны, будь в них поменьше энтомологии, сиречь жесткокрылых… Но разве жуки не загадочны? Композиционно роман разваливается на отдельные линии, но что сейчас не разваливается? А то, что скучновато и отдает странной провинциальностью, — так что сейчас не отдает? А Милорад Павич — он и до сих пор очень модный писатель.
Дадим слово Илье Бражникову, высказавшемуся на православно-аналитическом сайте “Правая.ru” <http://www.pravaya.ru>; он примерно такими самоуговорами и занимается. Но вот, очевидно помня о своей духовной партийности, о Великой Игре, все же констатирует: “Благодаря „волшебной силе искусства” Павел Крусанов смог вернуть нашей культуре невосполнимую потерю — он сделал одну из культовых фигур 80-х — героем нашего времени. И герой этот, со всей силой вестника инобытия, проповедал идею Русского Реванша и Возрождения. Теперь, после книги Крусанова, у нас уже нет пути назад”. (Продолжение цитаты Бражникова см. в “Периодике” Андрея Василевского в этом же номере “Нового мира”).
Вот-вот, судите да рядите, а мы курёхинскую музыку пока послушаем. Все-таки она не такая предсказуемая. Да и зачем вы на своего (читай — крусановского) Капитана нью-йоркские башни-близнецы повесили? Вам что, делать нечего?
См. также “Комментарии” А. Латыниной в этом номере “Нового мира”.
Юрий Кублановский. Есть нити, тайные пока… — “Фома”, 2005, № 6 (29).
Продолжение совместного проекта журналов “Фома” и “Новый мир”. Наш отдел поэзии в лице вашего обозревателя представляет читателям “Фомы” того или иного современного отечественного стихотворца с подборкой стихов разных лет — на духовные (условно, конечно) темы. Кроме Кублановского уже состоялись такие публикации у Инны Лиснянской (№ 4), Светланы Кековой (№ 8), ожидается встреча с Александром Кушнером.
Александр Мелихов. Том обид на пути к общей сказке. Публицистика. — Журнал русской литературы “Зарубежные записки” (Германия), 2005, книга первая.
Вдумчивое исследование второго тома солженицынских “Двести лет вместе”. Помимо прочего примечательна интонация: соразмышление.
“…наконец понятно, почему Солженицын принялся за свой титанический труд над этой книгой, — от обиды. И еще понятно, каких практических следствий он желал бы от еврейского покаяния: покаявшийся человек не склонен обвинять других. И это не только высоконравственно — побольше думать о собственных грехах и поменьше о чужих, — но в высшей степени целесообразно: чем больше русским будут давать понять, что они хуже прочих, тем чаще они будут отвечать: „А вы еще хуже!””
А после Мелихова, видно в противовес, очень характерная статья Ильи Мильштейна “Мессия, которого мы потеряли”. Тут и о “вырождении таланта”, и “ученике Путине”, и, главное, о ненавистном солженицынском “проповедничестве”. Автор явно кажется самому себе убедительным: смотрите, мол, как все очевидно. Ему ничего уже не объяснишь: неприязнь к А. С. накоплена под завязку и дорога ему как прозрение. Схема прописана, а то, что пропись дышит теми же изъянами и пороками, в которых автор упрекает своего героя, — это, конечно, в суете и не заметилось. Он даже не чувствует, как забавно иной раз подставляется: “…Гоголь затевает трагикомическую переписку с друзьями и морит себя голодом. Лев Толстой создает новую религию, сильно опрощается, ругает Шекспира и пишет жалкие сказки для неведомых детей. Достоевский ведет свой „Дневник писателя” — грустную исповедь больного сердца, истерзанного антисемитскими видениями и политическими миражами. Солженицын был тоже обречен пойти по этому пути: узреть истину и начать выдавать ее большими порциями городу и миру…”
Жалкий вышел, конечно, список. А вот Мильштейн, догадываемся мы, избежал искушения в проповедничестве, дурном неофитстве и желании “попасти народы”. Он тонок, нетороплив, человечен и благороден. И уж подальновиднее этих четырех самозомбированных фанатиков с отдельными проблесками гениальности.
Василий Молодяков. Обложка поэтического сборника Кеминэ. Репродукция рукописи стихотворения А. Тарковского. — “Встречи” (США), № 29, 2005.
Прислано из Токио. В предисловии к публикации В. М. пишет об отношениях Тарковского с семьей поэта и переводчика Георгия Шенгели, долгие годы руководившего в Госиздате редакциями зарубежной поэзии и поэзии народов СССР. Дом Шенгели был первым московским домом Тарковского, где его приютили… И вот книга “нерусского” поэта, о котором ее хранителем почему-то не сказано ни слова (очевидно, читатели “Встреч” должны автоматически вспомнить, что Кеминэ (Кемине) — туркменский стихослагатель, живший во времена Пушкина и писавший как лирические, так и социально-сатирические стихи). Здесь изображен титул с датой (1940) и типическим пространным заглавием. Тарковский пишет дружеское послание жене Шенгели — Нине Леонтьевне на обороте титула, делает дарственную надпись от переводчика, как сказано здесь, “стилизованную под Кеминэ”. По этому стихотворению можно догадаться, кбак писал Кемине, книгу которого перевел Арсений Тарковский, а Георгий Шенгели дал ей “зеленый свет”.
Стихотворение А. Т. (1940) — нежное, для близких, с деталями судьбы и быта. Теперь оно станет частью “тарковсковедения”; его и Дмитрий Петрович Бак, думаю, учтет среди прочего.
Кстати, я получил доброе письмо от главного редактора альманаха В. Синкевич. Трогательная Валентина Алексеевна радуется нашей рубрике, благодарит за отклики на публикации и… готова напечатать в юбилейном (!) выпуске “Встреч” какие-нибудь мои “неопубликованные стихи”. Отвечаю “через газету”: стихов-то я сам не пишу, Валентина Алексеевна. Почему — не знаю. Наверное, оттого, что слишком люблю чужую поэзию, и этого мне пока хватает.
Галина Муравник. Чарльз Дарвин: атеист или христианин? — “Фома”, 2005, № 6 (29).
Явно не безбожник. Никогда не исключал акта первоначального Божественного творения и всегда переживал нелегкие духовные искания. А последователи-дарвинисты уже вовсю занимались мифологией.
Кстати, интересно, что Дарвин отказался от предложения Маркса — посвятить “Капитал” ему, автору “Происхождения видов”. Сей труд Дарвин закончил так: “…Есть величие в этом воззрении на жизнь с ее различными силами, изначально вложенными Творцом в одну или незначительное число форм <…> из такого простого начала возникали и продолжают возникать несметные формы, изумительно совершенные и прекрасные”.
См. также размышления Г. Муравник о феномене смерти в научном и философском аспектах (“Новый мир”, 2002, № 8).
Немецкая классика в зеркале русской классики. — Журнал русской литературы “Зарубежные записки” (Германия), 2005, книга вторая.
Две странички, сиречь разворот. Ничего особенного: слева — по-немецки, справа — по-русски: Иоганн Вольфганг Гёте, “Лесной царь”, перевод Василия Жуковского.
Вот и все, что еще надо?
Впрочем, главный редактор Даниил Чкония преследует внятную цель: альманах-аккумулятор. Большая часть текстов (и прозы, и поэзии, и публицистики) там или сям уже представлялась. Но что за беда, если “издание журнала рассчитано на широкий круг читателей, которым интересен сегодняшний литературный процесс” (из предисловия Д. Чкония к первой книге).
Юрий Норштейн. Снег на траве. — “Фома”, 2005, № 7 (30).
“Мы соединяем духовную жизнь с чем-то отвлеченным, посторонним. Может показаться странным, но духовная жизнь напрямую связана с самыми простыми человеческими действиями. Мы больше верим в чудо. Мы возвышаемся в своих глазах властью и богатством. Пока простой жест по отношению к близкому (то же омовение ног) (ох, непростой, Юрий Борисович. — П. К.) или интерес к тайнам буквально на уровне травы не пронзят своей вертикалью наши прожорливые горизонты и не станут выше желаний обладать, властвовать, наслаждаться унижением другого, нас не спасут никакая рыночная экономика, никакая „свобода” или „свободное общество”. Пока мы это не поймем, у нас порядочной жизни не будет.
<…> И все наши разговоры о так называемой „свободе” — чепуха все это. О какой свободе идет речь? То, что мы можем выйти на Красную площадь и сказать: „Эй, президент, все-таки ты сукин сын!” Ну и что? Что, от этого нам стало лучше? Вы успокоились? В том-то и ужас нашего века, что нам не может быть предложено ничего позитивного, ведь все позитивное имеет медленное развитие. Очень просто разбить стекло. И так эффектно для всех — все услышали звон, обернулись, тормознула машина. А сколько времени надо, чтобы сделать стекло и вставить его? Точно так же выполнять условия бытия, которое всегда в себе содержит ограничение и в котором нет этой пьянящей вседозволенности свободы, мы не можем и не желаем. Нам кажется, мы что-то теряем. Хотя на самом деле мы теряем тогда, когда с каким-то безответственным безумием пользуемся нашей пресловутой свободой. А определенность человеческого поступка впрямую связана с самоограничением”.
Должен сказать, что напечатанное в “Фоме” интервью Норштейна (фрагмент из ожидаемой книги “Снег на траве”; текст подготовлен Т. Иенсен) во многих отношениях было для меня новым открытием этого человека, так же как и художников-“митьков” — в следующем номере журнала.
Денис Осокин. Новые ботинки. Рассказ. — “Октябрь”, 2005, № 9.
Читателя бы пожалели! Да и не катит это уже — такая архитектоника.
Светлана Пахомова. “Энциклопедия некультурности” Людмилы Петрушевской. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 9 <http://magazines.russ.ru/zvezda>.
Петрушевско-зощенковские параллели.
“За бытовыми коллизиями у Петрушевской, как и у Зощенко, необходимо различать постановку вечных, трагических проблем бытия и духа человеческого. Инвариантной для Петрушевской оказывается ситуация нагнетания неразрешимых проблем, которые преследуют героев и буквально берут их за горло. Преодолеть эти трудности, как правило, невозможно. Любые попытки изменить ситуацию к лучшему обнаруживают несостоятельность — и подобного рода фатальная безысходность всякий раз обусловлена не столько стечением неблагоприятных обстоятельств, сколько непреложным объективным законом, в соответствии с которым земная жизнь не может не быть трагична”.
Алексей Пурин. Стихи. — “Звезда”, Санкт-Петербург, 2005, № 9.
Дар божественный — лишь красота,
миловидность, пленительность лядвий;
и пока не оплачен — тщета,
непристойный соблазн ненаглядный.
Кто бы знал, как его оплатить,
чем вернуть это щедрое брашно?
Стоит жить? Или стоит не жить —
ослепительно, гнусно, бесстрашно
бросив жменю похмельной лузги
и легко расплевавшись со всеми?
Всё одно: не увидим ни зги,
Бог решит — шелуха или семя…
Что ж, лети! — всех на свете задев,
полыханьем посмертных скандалов
возбуждая стареющих дев
из московских журналов.
Ирина Роднянская. Глубокая борозда (Константин Случевский: через голову Серебряного века). — “Арион”, 2005, № 3.
“Случевский — энциклопедия возможностей”.
“Это свобода не гения, но очень талантливого дилетанта, для которого средством полного раскрытия дарования была именно неискушенность в условиях литературной игры, обнаруживавшая себя „тоном своеобразного простодушия” (<…> Владимир Соловьев). Гений сам создает норму, но потом сам же ей следует и властно побуждает следовать других. „Все должно творить в этой России и в этом русском языке”, — азартно пишет молодой Пушкин, но он же будет гордиться тем, что критика не нашла у него почти ни одной ошибки против грамматических и стилистических правил. Дилетанта, простодушного оригинала наплыв идей и впечатлений, который он не в силах обуздать, уносит куда-то в сторону от нормы, в нехоженые пространства. Гений пролагает новые пути, даровитый дилетант натыкается на новые возможности, которые могут быть замечены и использованы другими — или открыты заново, независимо от него”.
Очень интересно о таинственном предвосхищении Случевским Заболоцкого и Пастернака.
Александра Свиридова. “За такое кино надо убивать…”. — Журнал русской литературы “Зарубежные записки” (Германия), 2005, книга вторая.
О новом фильме известного режиссера-документалиста Александра Гутмана, который называется “Путешествие в юность”. Еврей снял фильм о страданиях немок от русских солдат Второй мировой: изнасилованиях, погромах, пытках, захоронениях живьем. Некоторые свидетели еще живы. Отец режиссера, фронтовой оператор и соавтор Романа Кармена по знаменитому фильму “Неизвестная война”, за полгода до смерти, когда сын начал снимать, просил: “Саша, я тебя умоляю, не берись, не делай этого. Немцы уничтожили шесть миллионов евреев. Ты еврей и не должен трогать эту тему. <…> Нельзя их (немцев. — П. К.) жалеть после этого”.
Между прочим, в тексте рассказывается о приказе императора Японии Хирохито, который, оказывается, велел насиловать и убивать китайских женщин. “И самураи выполнили приказ”. Оказывается, есть фильм американской режиссерши Кристин Чой. Перед камерой сели старые японские солдаты и все рассказали. Сохранилась и чудовищная тайная кинохроника.
Интересно, прошу прощения, кто отец этой американки?
Арсений Тарковский. Дымилась влажная земля… Публикация Марины Тарковской и Дмитрия Бака. Предисловие Дмитрия Бака. — “Октябрь”, 2005, № 10.
Поразительная публикация: здесь приводятся — параллельно — три стихотворения А. Т. из фронтовой газеты “Боевая тревога” (а Тарковский писал их почти ежедневно, напечатал около восьмидесяти), переработанные для готовившегося в “Советском писателе” в 1945 году сборника “Стихотворения разных лет”. Это единственная в своем роде, как пишет Д. Бак, попытка “адаптировать стихи из фронтовой газеты к „условиям мирного времени”. <…> Стихотворения становятся более лаконичными, отступает на задний план связь с конкретными фронтовыми событиями, прославление героев дополняется чувством непреодолимой боли, ощущением тех глубин жизни, на которых уже невозможно отличить „пораженья от победы” — в буквальном военном смысле обоих слов”.
Особенно наглядно публикующееся впервые фронтовое “Я отомщу”.
Это не просто переработанные стихи, это совершенно разные стихи. Могли ли мы думать, что выражение “заглянуть в поэтическую мастерскую” может оказаться настолько буквальным?
Дмитрий Тонконогов. Станции. Стихи. — “Знамя”, 2005, № 10.
Тут, собственно, одно большое стихотворение, отличное.
Несмотря на все литературные колышки, читается-смотрится как кино на промытом экране: все прозрачно, ясно и страшно. Д. Т. — очень силен в своем “зрительном ряде”.
И больше, кажется, из русского сказочного (сказового?) поэтического постмодернизма ничего уже и не выжать.
Протоиерей Всеволод Чаплин. Лоскутки. — “Фома”, 2005, № 8 (31).
Известный священник передал редакции некоторые из своих личных дневниковых записей.
“Грех всегда разрушает, всегда делает человека несчастным. Даже если кажется поначалу привлекательным, даже если приносит на время удовольствие, „возвышает” перед другими людьми, позволяет забыться, загнать внутрь проблемы, ослепить совесть. Страсть — это ведь страдание. С церковно-славянского это слово так и переводится. Не случайно некоторые закоренелые грешники пытаются надрывно показать окружающему миру, что они якобы счастливы и довольны собой. Отсюда все эти парады геев и проституток, пропаганда наркотиков и азартных игр, романтизация преступности. Не обманывайтесь: счастливому человеку незачем постоянно кричать о своем счастье на всех углах. На самом деле на исповеди я ни разу не встречал счастливых гомосексуалистов, бандитов, пьяниц, наркоманов, проституток. И молодежь нужно не пугать адскими муками, а просто почаще показывать ей результат греха — людей, разрушенных телесно и духовно”.
Составитель Павел Крючков.
.
АЛИБИ: “Редакция, главный редактор, журналист не несут ответственности за распространение сведений, не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство граждан и организаций, либо ущемляющих права и законные интересы граждан, либо представляющих собой злоупотребление свободой массовой информации и (или) правами журналиста: <…> если они являются дословным воспроизведением сообщений и материалов или их фрагментов, распространенных другим средством массовой информации, которое может быть установлено и привлечено к ответственности за данное нарушение законодательства Российской Федерации о средствах массовой информации” (статья 57 “Закона РФ о СМИ”).
ИЗ ЛЕТОПИСИ “НОВОГО МИРА”
Февраль
5 лет назад — в № 2 за 2001 год напечатана статья Сергея Аверинцева “Ритм как теодицея”.
15 лет назад — в № 2 за 1991 год напечатано повествование Евгении Киселевой “Кишмарева, Киселева, Тюричева” с предисловием Олега Чухонцева.
40 лет назад — в № 2 за 1966 год напечатан рассказ Генриха Бёлля “Игра в три листика, край инъекций, боевая группа”.
45 лет назад — в № 2 за 1961 год напечатан рассказ Чингиза Айтматова “Верблюжий глаз”.