Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 11, 2006
О “новых молодых” в Интернете и сайте “Полутона”
Три года назад Дмитрий Кузьмин, литературный куратор сайта “Вавилон”, объявил, что его сайт, представлявший в Интернете деятельность молодых литераторов, эту свою работу прекращает. Нет, сайт не закрывается, а, так сказать, переходит в другую весовую категорию. “Вавилонцы” теперь не “молодые”, а “просто писатели”.
Жест был точный. Касавшийся не только “Вавилона”. Можно сказать, что за десять лет активной жизни русский литературный Интернет состарился. В середине 90-х новые литературные сайты были в большинстве своем сайтами молодых. Так сказать, по умолчанию. Интернет был местом, где новое, 90-х годов, поколение литераторов вступало в литературу.
Десять лет — большой срок. И бывшие сайты нашей “сетевой” — то есть молодой — литературы не “молоды” уже не только по естественным причинам, но потому — и это главное, — что предложенный когда-то ими язык и непривычное ощущение внутренней свободы вошли в поэтику всей современной литературы.
Но смена поколений не прекращается, хотя она не так заметна сегодня именно в Интернете. Дело в том, что изменилась — и не последнюю роль сыграла в этом интернет-атака 90-х на десятилетиями складывавшиеся устои литературной жизни — общая ситуация. Сегодняшние редакции толстых журналов и издательств находятся в конкурентной борьбе за молодые таланты; свою деятельность развернули две могучие институции — Фонд социально-экономических и интеллектуальных программ (в просторечии — фонд Филатова) и премия “Дебют”, — привлеченные ими профессионалы методично просеивают практически все, что пишется сейчас молодыми. Интернету же здесь отведена роль одной из инфраструктур этого процесса: ну, скажем, деятельность премии “Дебют” отслеживается на соответствующем сайте <http://www.mydebut.ru/>, а фонд Филатова открыл в Интернете свой литературный журнал “Пролог” <http://www.ijp.ru/>. Проблема молодых в литературе (то есть проблема своевременного обновления языка литературы), бывшая в советские времена исключительно острой, вроде как разрешена. Сужу хотя бы по тому, как трудно объяснять сегодняшним молодым, в чем, собственно, проблема эта когда-то состояла.
Сказанное выше не значит, что жизнь молодой литературы в Интернете замерла. Преимущества Интернета — супероперативность в обнародовании текстов, потенциально безбрежная их “тиражность”, интерактивность — остаются, и, естественно, появляются сайты “новых молодых”. Одним из самых значительных здесь приобретений я бы назвал сайт “Полутона”.
Полное название сайта “Полутона — один ты никто” <http://polutona.ru>. Начал работу в 2004 году. Выставляет в основном прозу и поэзию. Устроители сайта: Артгруппа “Рцы”, созданная в феврале 2003 года в Калининграде как “независимое объединение молодых художников и поэтов” в составе: Евгений Паламарчук (Калининград), Ирина Максимова (Рига — Калининград), Юлия Тишковская (Москва) и Павел Настин (Калининград). Группа развивает поэтическое направление “Urban pop poetry”. Основные проекты группы: проект “Полутона — один ты никто”, тонкий лinetературный журнал “РЕЦ” (нередко упоминаемый в нашей рубрике “Периодика”), международный фестиваль актуальной поэзии “СЛОWWWО”, выставка “Платформа”. Эстетическую ориентацию устроителей сайта на “городскую поп-поэзию” в данном случае следует считать просто отправной точкой. Попытки свести в какую-то единую систему художественные поиски авторов “Полутонов” бессмысленны. Слишком разные здесь собрались творческие индивидуальности. Вот еще несколько имен: Женя Риц, Дмитрий Зернов, Марианна Гейде, Константин Бандуровский, Екатерина Щеглова, Мария Моргунова, Анастасия Киселева, Екатерина Келлер, Юлия Идлис, Марина Хаген, Наталья Ключарева, Ксения Щербино, Николай Мех, Екатерина Завершнева, Ульяна Заворотинская.
Литературные сайты девяностых приучили нас к тому, что почти каждый из них претендовал на собственную эстетическую направленность и имел свой круг авторов. Так что при первом же заходе на “Полутона” я по привычке начал искать страницу с манифестом нового сайта. И не нашел. Только художественные тексты. При этом чувствуется, что обустраивался и ведется сайт достаточно продуманно, я бы сказал, тщательно. Из чего следует, что раз нет декларации о намерениях, значит, ее и не должно быть. Подразумевается, что посетители будут иметь дело не с намерениями авторов, а с результатом их работы. Ход достойный — я мог бы назвать не один сайт, где самым эмоциональным и наполненным текстом оказывается как раз эстетический манифест устроителей.
Авторы “Полутонов” не тратят сил на эффектные жесты, на ниспровержение того, что было до них. Они, как свидетельствует большинство представленных здесь текстов, занимаются реальной работой: ищут адекватные для сегодняшнего мироощущения литературные формы или пытаются создавать их сами, — заняты тем, чем и полагается молодым. Сознаю, что такое определение эстетической платформы “Полутонов” выглядит чересчур общо. Но точно такую же осторожность в определении эстетики авторов из круга “Полутонов” я обнаружил в высказывании одного из устроителей сайта, поэта Павла Настина: “А в каком смысле поэзия может быть актуальной… В смысле обновления тропа, в смысле адаптации новых формальных решений к старым темам (я как-то слабо верю в обновление тем в поэзии). Это скорее чувствуешь, чем понимаешь. В некотором роде └актуальным” может быть тот автор, чьи тексты становятся основой для языка следующего поколения поэтов. └Актуальна” преемственность” <http://www.polit-nn.ru/?pt=news&view=single&id=11485>. На “Полутонах” нет признанных лидеров, на которых ориентировались бы остальные авторы. Здесь каждый занимается своим.
Скажем, поэта Дмитрия Богатырева можно было бы назвать традиционалистом из-за стремления к предельной изобразительности и внятности. Но при этом в стихах его прочитывается отчетливая, почти демонстративная отстраненность от традиционного смыслового наполнения уже давно задействованных в нашей поэзии образов и интонаций, игра с привычными смыслами и пафосом “поэтического реализма”: “По мокрому снегу, по лужам двора / Несет человек два помойных ведра / Он в старом пальто и спортивных штанах / Он └Ту-104” сжимает в зубах / На мокрых деревьях вороны кричат / Старушки ведут на прогулку внучат / По синему небу, весеннему солнцу / Идет на помойку мужик и смеется” <http://polutona.ru/premia/?show=rets26_2005_bogatyrev>.
Неожиданный ход предлагает Станислав Курашев, используя в цикле “Несколько стихотворений Дочери Хрусталя” <http://polutona.ru/premia/?show=rets28_2005_kurashev> поэтику как бы непривычного для поэзии жанра “антиутопии” — стихи написаны от лица молодой женщины XXIII столетия: “зима навсегда / мне пятнадцать лет и пятнадцать лет / на территории Нижних Кварталов / 17 градусов зимошкалы Роммеля / у всех у нас у всех нету денег / платить налоги департаменту Летопогоды / а на территории Кварталов Центра / всегда 25 градусов летошкалы Роммеля / мое имя — Дочь Хрусталя я не хочу быть прозопоэтом / писать цифровым кодом так как они / мне некому сказать мои слова / все абсолютно со всеми во всем согласны / жизнь так прекрасна ах да конечно очень / прекрасна улыбки одни сплошные улыбки / сегодня суббота Зеленых Зрачков Бронзы / я одна не ношу браслет этой недели / что такое всегда говорить правду / что такое пускать стрелу прямо / стеклограницы Нижних Окраин / с этой стороны все покрыты льдом / я дышу на лед / прикасаюсь к нему губами / я пишу зеркаальные буквы зазер/каальному маю июню июлю августу / посмотрите люди вы больше не люди / посмотрите люди вы больше не люди / 18 декабря 2277 г.”.
Ну а книга стихов Бориса Херсонского “Запретный город-1” <http://polutona.ru/?show=0728224513> представляет собой опыт современной философской лирики с использованием образов мифологизированной истории Древнего Китая. Это тот случай, когда автор не подражает и даже не учится, скажем, у Кавафиса или Бродского, а просто учитывает присутствие в современной поэзии их традиции в обращении с понятиями: время, человек, власть, насилие, одиночество, неистребимость мысли, поиск той точки, откуда поэт-мудрец способен принять жизнь, даже ужаснувшись ей. “Политические” мотивы лирики Херсонского не предполагают актуальных аллюзий, они сориентированы на “онтологическое”, используются как средство художественного проникновения в самое загадочное, мистическое почти — сам феномен человеческого сообщества и некие вневременные законы его (сообщества) существования. Законы эти у Херсонского возникают как принципиально непостижимые, исключающие возможность “проникнуть” в них и “вскрыть” их содержание, они предполагают бесконечность самого процесса их познания. И поэт, как бы послушно воссоздающий восточную традицию поэтического и философского осмысления жизни, выступает здесь не копиистом, декорирующим современную поэзию экзотичностью восточного мифа, а художником, претендующим на создание собственного поэтического мира:
Вместе с воздухом я
выдыхаю чужие слова.
Ветви в стену стучат —
пойду отворять на стук.
И отворяет: “Золотые рыбки-львиноголовки, в бассейне играя, / красные веера распускают в подводной чаще. / Небо пусто. Облачко как лепесток жасмина у края / перевернутой светло-серой фарфоровой чаши. / Крыша пагоды с загнутыми вверх уголками. / Стволы деревьев скрючены, словно тело дракона. / Шум в ушах подобен шороху шелковой ткани. / Думай что хочешь — ты все равно вне закона. / Все равно за тобою придет дворцовая стража, / с раскраской лиц, словно у кукол из детства. / Здесь даже дерзкий взгляд — присвоение, кража; / даже мысль преступна, особенно мысль о бегстве. / Даже плавный жест нарушает план мирозданья. / Совершая — бездействуй, побеждай недеяньем, то есть / не удерживай, не храни, не торопи страданья, / прижигая полынью больную совесть”.
Переход с поэтических страниц “Полутонов” на страницы прозы практически не требует внутреннего переключения на принципиально другой образный строй. Это касается даже таких как бы “непоэтических” текстов, как, скажем, проза Дмитрия Данилова, писателя сугубо “бытового”. Предмет его художественного исследования можно было бы назвать “технологией быта”. Вот, например, рассказ “Первый человек” <http://www.polutona.ru/?show=0603011631>, он представляет собой детально прописанную процедуру ухода из гостей. Фиксируется серия типовых жестов, типовых фраз, которыми обмениваются уходящий и провожающий, серия поз, которые они принимают. Это как бы зарисовка, состоящая, кстати, только из двух, но очень длинных предложений, и прием этот не вызывает ощущения искусственности — здесь найдено точное соответствие синтаксиса выбранной интонации (“…и выйти во двор, серое небо и дождь, и двор, серый двор и небо, и человек может совершить что-нибудь такое, что любят описывать писатели в литературе, └зябко поежиться”, └поднять воротник пальто” или там └закутаться в кашне” или └укрыться под зонтом”, а может ничего такого не сделать и просто идти под дождем, дождь не сильный, моросящий, и совершенно не обязательно что-то поднимать и в чем-то кутаться и ежиться, зачем ежиться, человек просто идет, и если посмотреть из окна, то…”). Но странно — вот в этом подчеркнуто приземленном повествовании с первых произнесенных писателем слов возникает некое дополнительное и, для меня, например, завораживающее эстетическое пространство. Или другой рассказ, “В Москву” <http://www.polutona.ru/?show=0603010100>, — про последовательность действий и состояний человека, уезжающего из одного города в другой, в данном случае из Санкт-Петербурга, со съемной квартиры в панельной многоэтажке микрорайона Купчино, — вот эти обыденные детали, а также название улицы, где жил герой (ул. Белы Куна), номер трамвая, на котором уезжает герой (№ 25), и т. д., кажутся при чтении рассказа необыкновенно важными. Таковыми они и являются — гиперболизация детали позволяет автору проникнуть внутрь того таинственного, что закрыто для нас привычкой смотреть и уже не видеть. Жизнь загадочна и неохватна даже в самом элементарном, как бы очевидном. После необыкновенно выразительных коротких рассказов к чтению его крупноформатной прозы, повести “Черный и зеленый” <http://www.proza.ru/texts/2003/03/25-09.html>, я приступал, естественно, со страхом, тем более что сюжет ее и материал вроде как исключал возможность использования найденных в рассказах приемов — в повести заключена история поисков автором работы (заработка) в конце 90-х (веб-обозреватель, распространитель печатной продукции по книжным магазинам, торговец чаем, бомбила на подаренной тестем “Волге” и, наконец, счастливый финал — работа главного редактора отраслевого журнала). Но по прочтении повесть оказалась почти так же хороша, как и короткие рассказы. Там та же поэзия быта, та же, при лирической как бы, исповедальной интонации, дистанция, на которой автор держится от повествователя, позволяющая Данилову сделать объектом сам субъект повествования, то есть дать образ восприятия мира молодым человеком 90-х. Прослеживая за перемещениями героя в пространстве, за позами, которые он принимает, за сменой его психологических состояний, обнаруживаешь себя размышляющим о “способах крепежа” героя к реальности и, шире, человека, личности — к миру, к бытию. Философические словосочетания, которые я здесь употребляю, нисколько не противоречат подчеркнуто приземленной, с использованием новейшего городского жаргона манере повествования. В случае с Даниловым это не только счастливое попадание автора в свою стилистическую нишу — тут есть и рефлексия серьезного профессионала. Роясь в Интернете в поисках информации о Данилове, я наткнулся на такую его запись в “Живом журнале”:
“Июл. 13, 2006 01:52 pm — Татьяна Толстая и Бездарная Девушка.
Дуня Смирнова рече: Мне рассказывала Т. Н. Толстая, что, когда она преподавала creative writing в Америке, была у нее одна студентка, девушка милая, неглупая, но совершенно бездарная. Создавая рассказ по заданию Толстой, девушка столкнулась с неразрешимой проблемой: на протяжении десяти страниц ее героиня никак не могла сдвинуться с места и прибыть из пункта А в пункт Б. Она выходила из квартиры, запирала дверь, входила в лифт, спускалась на первый этаж, выходила из лифта, нажимала кнопку, открывающую подъезд, выходила из подъезда, шла в гараж, находила свою машину, отпирала ее, вставляла ключ в зажигание, заводила машину, трогалась с места, разворачивалась, выезжала из гаража и т. д. На призывы Т. Н. Толстой плюнуть на все это и просто сразу же переместить персонаж в пункт Б студентка мучительно морщила лобик и говорила: └Ну как же, она же не может просто взять и оказаться там, она же должна доехать!”
Это, как мне кажется, педагогическая несостоятельность. Вместо того чтобы ставить клеймо └бездарная”, можно было бы обратить эту естественную склонность к описанию мельчайших подробностей в сильную сторону, помочь человеку это развить до чего-то художественного. <…> Какие-то рабфаковские курсы литературного мастерства. У писателя как-то по-другому должна быть устроена так называемая голова. И органы восприятия реальности. Мне так кажется” <http://ddanilov.livejournal.com/218651.html?mode=reply>.
Да, Данилову это не только “кажется” — он это знает и умеет как уже состоявшийся художник.
И еще одна, тоже “конкретная”, проза на “Полутонах” — “О Сабуровой Даче” <http://polutona.ru/premia/?show=rets25_2005_afanasyeva> молодого харьковского поэта и прозаика Анастасии Афанасьевой. Сабурова Дача — это психиатрическая лечебница, где Афанасьева проходила студенческую практику. Написано в жанре автобиографической лирической прозы, с использованием стиля профессиональных записей врача-психиатра: “Н. не хочет и не понимает, зачем она должна жить именно в этой эре, потому на вопрос о том, сколько ей лет, отвечает — 20, хотя на самом деле ей уже 25. У Н. шизофрения, параноидная форма, непрерывное течение. Зав. отделением рассказывает, что Надя выписывается, получает пенсию, встречает во дворе шпану — те сразу раскручивают ее на пиво. Выпьем: первый за аминазин, второй за галоперидол, третий за любовь. Потом ее имеет вся компания по очереди. Ей хватает одной бутылки, чтоб растормозиться. Ее доставляют в отделение грязную, затраханную, в состоянии психомоторного возбуждения — агрессивную, матерящуюся, непредсказуемую. └Галоприл 2 мл в/в два раза в день; аминазин 2 мл в/м 2 раза в день; трифен 3 раза в день” — это заклинание для изменения стержня восприятия”.
Перед нами проза, в которой все — из жизни. Автора здесь как бы нет и не должно быть. Тем более — преображающей силы искусства. Но странным способом вот в этом “безыскусном письме” с самого начала проступает индивидуальность автора, его голос, его глаз. Вроде бы обреченное на монотонность повествование — один больной, другой, третий, четвертый… — кажется стремительным и наполненным. Художник пытается увидеть логику, последовательность в “безумии” — “безумии” не только больных, но и жизни вокруг них, вокруг себя, в себе, наконец (“— Положи ладонь на ствол дерева. Что ты чувствуешь? — Какое-то покалывание. — Теперь подойдем к дому, положи руку на стену. Что ты чувствуешь сейчас? — Ничего. — Чем отличаются эти два ощущения? — Первое живое, второе — нет. <…> Мы медитировали под Жана Мишеля Жарра, после сидели под звездами, и он рассказывал мне, будто может видеть будущее. Ему 15, мне 14”). Страшные, шокирующие детали быта психиатрической лечебницы пугают, конечно, но не только — повествование втягивает в размышление, затягивает странной глубиной, которая чудится автору вот в этих сдвигах реальности и нормы. Нет, я не о “психоделике”, а о наличии в самом взгляде автора на мир некой точки, где сходится, гармонизируется вся эта изображаемая им дисгармония бытия.
До сих пор, представляя сайт “Полутона”, я говорил о нем как о сайте молодой литературы. Это не совсем так. Да, это сайт молодых литераторов, составивших “Содружество └Полутона””, но на этом же сайте вполне естественно смотрятся и тексты писателей более старшего поколения. В конечном счете литературе нет дела до возраста автора. Есть черты, которые роднят молодых авторов “Полутонов” с тем, что делают их более зрелые коллеги, и поэтому вполне органичным выглядит на “Полутонах” представление текстов Алексея Цветкова, Майи Кучерской, Владимира Гандельсмана, Дарьи Суховей, Аркадия Драгомощенко, Кати Капович и других. Да и само сообщество “Полутона” собрало не только молодых. Представленный выше Борис Херсонский как раз член этого сообщества, при том что он примерно ровесник Алексея Цветкова. А с другой стороны, авторы тех же “Полутонов” регулярно вывешивают свои тексты и на других сайтах (Дмитрий Данилов — на “Вавилоне”, в “Красном матросе”, “Тенётах”, “Топосе”; Борис Херсонский — в “Крещатике”, “Галерее Гельмана в Киеве”, на сайте “Vernitskii Literature: Молодая русская литература”; Анастасия Афанасьева — в “Топосе”, “Вавилоне”, “Сетевой словесности” и т. д.). И эта ситуация для нынешнего Интернета нормальная. Каждый сайт создает свой “литературный ракурс”, и вот этот “ракурс” проводит уже собственный отбор. Есть — и о нем-то идет речь в этом обзоре — свой “литературный ракурс” у “Полутонов”. Я попытаюсь сформулировать его с помощью двух определений, в меру общих, в меру конкретных.
Первое из них — Вавилон как смешение разнообразных голосов, поэтик, художественных ориентаций. Скрытый вызов, который присутствовал в названии одноименного сайта, авторы “Полутонов” приняли и свою Башню, на мой взгляд, построили.
Ну а второе определение отчасти связано с самим названием сайта: “Полутона”. И чтобы не повторять уже много раз сказанного, я просто воспользуюсь цитатой из Ортеги-и-Гасета о природе искусства, которая исключает использование в качестве главных средств воздействия в литературе внеэстетических приемов — открытого гражданского пафоса, публицистической остроты, эмоционального надрыва реальных жизненных ситуаций и проч. Литература — не художественное комментирование реальной жизни, не прямой инструмент для ее обустройства, это инструмент более глубинного воздействия, помогающий созданию образа мира, образа бытия. И потому — “радоваться или сострадать человеческим судьбам, о которых повествует нам произведение искусства, есть нечто очень отличное от подлинно художественного наслаждения. Более того, в произведении искусства эта озабоченность собственно человеческим принципиально несовместима со строго эстетическим удовольствием”; “Искусство не может основываться на психическом заражении — это инстинктивный бессознательный феномен, а искусство должно быть абсолютной проясненностью, полуднем разумения. Смех и слезы эстетически суть обман, надувательство. Выражение прекрасного не должно переходить границы улыбки или грусти. А еще лучше — не доходить до этих границ” (Ортега-и-Гасет, “Дегуманизация искусства”). Подлинное искусство, продолжим мысль философа, должно быть внешне успокоенным, чтобы внутреннее его содержание не заглушалось грохотом механически перенесенной в него реальности. Искусство предполагает сосредоточенность и потому избегает слишком яркого, кричащего цвета — оно ориентировано на полутона. Слово “полутона” в этом контексте можно употребить и как эстетическую характеристику одноименного сайта.
.
Послесловие от составителя (прощальное):
WWW-обозрения я пишу семь лет, с 2000 года, и писал я их спокойно и уверенно только в первые года два-три. А потом почувствовал нечто странное. Как будто объект, который мне следовало методично описывать, начал расплываться, а потом — просто таять. В 2000-м литературный Интернет, или даже шире — net-культура, net-пространство, — несмотря на свою почти безбрежность, еще было пространством (явлением) теоретически обозримым. У явления, которое я взялся описывать, была своя специфика, были границы, и не важно, что до них я никогда не доходил. Это ситуация нормальная для любого обозревателя — кинокритик, скажем, сознает, что никогда не сможет просмотреть все снятые фильмы, и тем не менее чувствует право писать свои обзоры, право это дается неизменностью специфики обозреваемого им пространства. Но подобная аналогия быстро начала терять смысл. Сетевое пространство, вначале казавшееся нам чем-то вроде расширенного электронного аналога СМИ, гигантской библиотекой, меняло свою природу на глазах — Интернет осваивал все новые функции, вторгался во все новые и новые сферы жизни. И в конце концов как объект Интернет растворился. Точнее, объект стал просто средой. И разговор об Интернете как явлении сохранил актуальность исключительно как разговор о глобальных проблемах современных коммуникаций, о технологии функционирования складывающейся на наших глазах цивилизации (что очень хорошо почувствовал и о чем стал писать мой коллега и мой “сменщик” по веб-обзорам в “Новом мире” Владимир Губайловский). Соответственно писание веб-обзоров, скроенных по колодке литературно-критического обозрения, начало терять смысл. Этой темы я уже касался, описывая процесс превращения литературного Интернета из самостоятельного явления нашей культуры в инфраструктуру при этой культуре (“Новый мир”, 2004, № 2) <http://magazines.russ.ru/novyi_mi/2004/2/s19.html>.
Значит, надо завершать деятельность веб-обозревателя. По крайней мере в том ее виде, в каком когда-то начинал. Иными словами, вот это “WWW-обозрение Сергея Костырко” — последнее.