Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 10, 2006
Тело и душа во времени и в пространстве
(1) В последнее время совершенно сознательно культивирую так называемый мультикультурализм, то есть старательно представляю в своих новомирских обзорах самые разные национальные кинематографии. Делаю это в целях, так сказать, геополитического равновесия. Хотя, если по-честному, наибольшее количество хорошего кино производят сегодня Соединенные Американские Штаты. У них на два порядка больше стбоящих произведений, нежели во всех прочих кинематографиях, вместе взятых.
Я специально подчеркиваю это обстоятельство! В современной России американское кино воспринимают, на мой взгляд, неадекватно. Многим отечественным зрителям кажется, что это кино примитивно, и они почему-то считают своим моральным долгом при первом удобном случае публично на этом настаивать. Сегодня у нас американское кино модно высмеивать, принижать и опускать. Думается, однако, с такой вот самонадеянной внутренней установкой мы ни к чему хорошему не придем. Нашим интеллектуалам лучше бы относиться к тому, чего они пока недопонимают, с большей осторожностью.
В современной России, кстати, тоже появились заметные достижения, нашим кином уже чуточку можно гордиться. Например, режиссер Алексей Балабанов снял в высшей степени удачную, весьма тонкую, абсолютно нетривиальную картину “Мне не больно”. Поразительна, однако, реакция отечественной культурной общественности! Многие и многие высокомерные люди посчитали своим долгом густо облить эту изысканную работу презрением: я читал, я слышал это сам; это караул! — и этого попросту не может быть. Я имею в виду ихнюю аргументацию, точнее, полное отсутствие таковой.
Ровно та же самая история, что и с американским кино. Национальная аналитическая культура просела, опустилась, что называется, ниже плинтуса. Рулят люди, сформировавшиеся на разговорчивых позднесоветских кухнях. Их мало, да их всего-то несколько сотен! Они, однако, навязали громадной стране культуру местечкового салона. Очень забавно наблюдать, как, допустим, все многообразие мировой и отечественной кинокультуры снобистски описывается языком Эллочки-людоедки. Повсеместно вошли в обиход пять-шесть бессмысленных ключевых формул, три-четыре престижных обоймы имен и названий. Все прочее, то бишь содержательную часть, дообъясняют презрительным, реже — одобрительным пыхтением.
Просто-таки ария Винни-Пуха:
Но пыхтелки и сопелки,
Но ворчалки и кряхтелки
Сочиняю я неплохо иногда.
Да!
По профессии я теперь читаю только старых мастеров вроде Павла Громова, Алперса, Асаркана или Туровской, иногда — “Кайе дю синема” с большим-большим словарем в обнимку. Вообще говоря, я же очень демократичный! Еще три-четыре года назад я был самым демократичным кинокритиком в пределах нашей государственной границы! Я был за то, чтобы все всё смотрели, все со всеми общались, делились информацией, впечатлениями. Чтобы дружились!
Но не теперь.
Вот уже несколько месяцев держу глухую оборону. В смысле — пребываю в состоянии внутренней эмиграции. Никаких публичных разговоров о кино не поддерживаю.
Допустим, прежде чем написать что-нибудь самое-самое поверхностное, пересматриваю кино не менее двух раз. Ну, если, конечно, имеется такая объективная возможность. Потом, бывает, еще и уточняю детали на промоте.
А новые грамотные?! Эти все знают заранее, у них же априорная корпоративная установка: “└Мне не больно” Балабанова? Полный отстой, дерьмо…”
Ну-у, может, надо посмотреть, подумать?
Или, если уже один раз посмотрели, то посмотреть немножечко еще, но только повнимательнее, подоброжелательнее, понепредвзятее? Может, во время просмотра следует формировать свое впечатление, опираясь не на эстетику салона, а на специфику кино как массового искусства??
Нет и нет. В салоне само слово “массы” замаркировано “презрением”.
Решающим событием, если угодно, лакмусом стал “Кинотавр-2006”, где главный приз был присужден абсолютно беспомощной, неимоверно претенциозной картине театрального режиссера Кирилла Серебренникова “Изображая жертву”, снятой по мотивам театральной же пьесы братьев Пресняковых. Напротив, выдающаяся и, повторюсь, весьма нетривиальная картина “Мне не больно” была демонстративно отодвинута на обочину.
Вручая главный приз, председатель фестивального жюри Рустам Ибрагимбеков выразил решительное несогласие с триумфальной победой Серебренникова. Удивительное дело! Что же помешало ему, председателю (!), воспротивиться и, как положено, наложить вето? Я понимаю: конечно, не Председатель Земного Шара, нет, но на блокировку ненавистной ему картины он по всем существующим фестивальным законам должен был иметь полное право.
Ан нет, у советских, видимо, опять собственная гордость. Все не как у людей. Строили-строили рынок по западному образцу, но когда доходит до дела — сразу начинаются какие-то позорные подковерные ристалища, ничего общего с законами действительно свободного рынка не имеющие.
Неужели все было заранее предрешено в пользу беспомощной претенциозной штучки? Даже неинтересно разбираться. Корпоративная вечеринка в самом разгаре.
В Интернете, в рамках “Живого журнала” так называемые “влиятельные люди”, имеющие отношение и к так называемому “актуальному искусству”, и, кажется, еще и к политике, выражают возмущение по поводу самого факта существования картины Балабанова, которая, спешу заметить, как и положено произведению массового искусства, идет навстречу массовому же зрителю! То есть, видимо, эти самые влиятельные люди хотели бы, чтобы вся российская культура превратилась в уютных размеров “квартирник”. В капустник, в частную галерею, где тиражировались бы исключительно экстравагантности.
Ну, желание понятное: из частной квартиры влиять, конечно же, легче, сподручнее.
Все это очень опасно. Уже и не знаю, чего тут больше: инфантильного недомыслия или целенаправленного вредительства.
Извиняйте за лексику. Так вижу.
(2) Сегодня будет немецкое кино “ANTIKORPER” сценариста и режиссера Кристиана Альварта. Ибо какой же “европейский дом” без немцев?
Вначале речь пойдет не столько о самом кино, сколько о механизме адаптации. Точнее, о механизме извращения и оглупления. Ибо не одних лишь американцев опускают нынешние держатели акций — немцам вот тоже достается на орехи!
Когда фильм был в российском прокате, моего сознания достигала печатная информация, из которой следовало, что это коммерческая картина про кровавого серийного маньяка, что это скучное европейское подражание знаменитому голливудскому “Молчанию ягнят”, что-то вот такое.
А я, кстати, пресловутого “Молчания ягнят” не смотрел, правда! Вот и думаю: что же это за такой рекламный ход и почему непременно нужно подверстывать новое немецкое к весьма старинному американскому? Не понимаю я этого подверстывания, не понимаю.
Зато слишком хорошо понимаю социопсихологический механизм, инициирующий подобную пиар-компанию! Это тоже манера, навязанная стране закомплексованной постсоветской элитой, стремящейся быть, что называется, “в курсах”. Любят, любят они еще с советских времен, со времен блата и дефицита, со времен элитарных загранпоездок и спецраспределителей, демонстрировать эксклюзивную осведомленность.
Далее. Покупаю DVD: оформление очень характерное, и за этим оформлением стоят и коллективное бессознательное, и социальный заказ.
Во-первых, переведено как “Антитела”. По-моему, оригинальное немецкое название подразумевает единственное число. Это и грамматически так, и по смыслу кинофильма. “Антитела” употреблены нашими прокатчиками в качестве некоего клишированного словечка. А рядышком, тоже более-менее крупно, приписано: “Зло — это вирус”. Видите, куда клонят! Накладывают на фильм сетку скучных расхожих нарративов.
Но это же преступление против смысла, это какое-то злокозненное нейро-лингвистическое программирование! Сразу, еще до просмотра, ты представляешь себе фабулу: секретная лаборатория по производству “зла”, пресловутые “антитела” как переносчики этого самого зла, “вирус зла”, шизанутые ученые и так далее.
Вдобавок дана крупная картинка: на фоне белых кафельных плит — голый мужик с безумным лицом, вымазанным кровью. Ну, думаешь, вот тот самый злодей, который как раз и сбежал из клиники с вирусом зла под кожей, который всех-всех-всех поперезаражает…
Короче, “антитела” атакуют.
Стоит ли говорить, что фильм устроен совершенно иначе?! Это не великое кино, но это в высшей степени достойное немецкое кино, которое полезно посмотреть всякому ценителю киноискусства да и просто вдумчивому человеку.
Смотрите, всего три легких семантических сдвига, отпечатавшихся на афише — она же обложка DVD, — и вот уже мое зрительское сознание радикально загрязнено, а мое взаимодействие с фильмом предельно затруднено. Зачем это делается? Почему вся эта беспардонная перекодировка западных культурных символов не контролируется? Вопросы риторические. Потому что ничего общего с аутентичной западной культурой наша нынешняя беспочвенная квартирная культурка не имеет. С восточной, впрочем, тоже. Ни с какой не имеет. Провинциальный кухонный междусобойчик.
Или, как мне нравится больше всего: “культура в стиле корпоративной вечеринки”.
(3) На обороте DVD напечатана большая аннотация, где опять-таки сделан упор на “серийном убийце, психопате, который убивал детей, а затем расписывал их кровью стены”.
Далее: “Жертвами маньяка стала по меньшей мере дюжина мальчиков-подростков…”
На деле все эти кровавые жестокости выполняют в фильме Кристиана Альварта вспомогательную роль, находятся где-то на периферии сюжета. Базовый сюжет, например, отсылает к Священной истории, к драме Авраама, который был готов безропотно принести в жертву Богу своего единственного сына Исаака. Весьма характерно, что вот не это, не это выносится на обложку, не этим привлекают нашего зрителя.
Я пишу это не для того, чтобы уличить прокатчиков, нет. С нашими прокатчиками все ясно, да и зрители в массе своей ничего серьезного не хотят. Я к тому, что пора наконец признать: “идея рынка” в России катастрофически провалилась. Мало того, что мы имеем разврат и хаос в головах. Все еще хуже: идет процесс постоянного, целенаправленного подрыва доверия к западным цивилизационным ценностям. Моя претензия поэтому к тем, кто организует информационные каналы, кто отвечает за экспертизу, импорт культурных ценностей, их распространение и толкование.
Люди, волею судеб возглавившие у нас культурный обмен и торговлю, перевирают, принижают, перетирают в пыль все мыслимые смыслы. Это касается как смыслов, производимых внутри страны, так и смыслов, импортируемых в формате кинопродукции. Повторюсь: дело дошло до того, что утеряны всякие критерии. Все, кому не лень, неаргументированно ругают что бы то ни было.
В принципе, картина “ANTIKORPER” — не самое сложное произведение экранного искусства, однако просчитать его содержание адекватным образом наш рядовой зритель не имеет почти никаких шансов. Нет должного контекста, зато есть контекст неприемлемый, который и сформирует процесс потребления. А разбираться самостоятельно наш нынешний зритель не привык.
“Зло — это вирус”. “Антитела”.
Все это неслучайные слоганы.
Идет сознательный или бессознательный, бог весть, процесс обезличивания, процесс стирания персональной идеи как таковой. Проблематика индивидуальной ответственности подменяется культурологическими штудиями: я уже демонстрировал, как это делается, сравнивая фильм Германа-младшего с шедевром Кроненберга.
Тут ровно то же самое. Немецкая картина — это же, в сущности, внутренний монолог, это борьба главного героя за понимание. Это такая вот идейная картина в классическом немецком идейном стиле. Однако наша рекламная компания осуществляет стремительную обезличку: “вирус”, “антитела”, “эксперименты”, “биология”, что-то вот такое.
Слегка огрубляя, получаем содержание: “Против науки не попрешь!”
Короче, образованщина советского разлива.
(4) Собственно фильм.
Главный герой — сельский полицейский Михаэль. Типа Анискина, но много моложе. Жена, сын Кристиан тринадцати лет, дочка лет десяти. Некоторое время назад пропала одноклассница сына по имени Люси. Не по годам развитый сын с нею дружил. Искали всем селом, нашли мертвой.
Первым у растерзанного тела девочки оказался как раз Михаэль. На шее у девочки он обнаружил именной крестик своего сына. С тех пор Михаэль терзается подозрениями. Тем более терзается, чем менее послушно сын себя ведет.
Впрочем, ничего особенного, у парня переходный возраст. Демонстрировал в школе пенис. Тихонько рисовал карандашиком тот же самый пенис в католическом храме, во время службы. Разные другие неприятные мелочи. Маленький еще…
Тем временем в Берлине ловят серийного убийцу, маньяка, того самого, который как раз и помещен на обложку DVD. Убивал маньяк исключительно мальчиков. Одного мальчика — даже в округе Михаэля. Арестованный маньяк ни с кем не хочет разговаривать. Михаэль приезжает в Берлин, и преступник, едва увидев этого самого Михаэля, почему-то сразу дает согласие на общение с ним.
Преступник есть, но его как бы и нет. Модный в нынешнем западном кинематографе тип повествования. Этот самый Энгель Габриэль, маньяк, — одновременно темная сторона души самого Михаэля. Или же дьявол.
Или же не столько “часть души”, сколько темный двойник, пресловутое “антитело”, как раз и вынесенное в заглавие?!
Бытующее у нас словечко “антитела” совершенно неприемлемо, оно путает все карты! Никакие не “антитела”, никакой не “вирус”, но — одно конкретное “АНТИТЕЛО”. Нечто, противостоящее телу самого Михаэля!!
Тогда получается совсем другое кино, тогда включается антропология и включается телесность. Тогда кинорежиссеру удобно работать, а зрителю интересно и полезно смотреть.
Что такое этот Энгель Габриэль, из чего он? Какое отношение имеет он к Михаэлю? Если б вся эта мифология была проработана точно, непротиворечиво и художественно убедительно, то случилось бы, видимо, выдающееся кино. А так — невеликое, но с хорошим замахом, с обещаниями.
Михаэль пытается быть “безусловно хорошим”. Подобно, допустим, князю Мышкину, о котором, впрочем, в фильме ни слова. Просто я смотрел сегодня по телевизору “Братьев Карамазовых”, отличную картину Ивана Пырьева; оттого и Достоевский.
Впрочем, разговор Ивана Карамазова и черта безусловно рифмуется с многочасовыми беседами Михаэля и Энгеля Габриэля!!
Итак, Михаэль любит жену и детей, он ревностно исполняет свои обязанности, он не нарушает заповедей и ходит в храм. Саркастичный тесть называет его “святым Михаэлем”. Михаэль пытается разрешить вопрос: “Как в мир попадает зло?”, так прямо и формулирует. Очень по-немецки, без обиняков. А как же: страна философов.
Обнаружив крестик своего сына на шее убитой девочки, он приходит в ужас, он таит подозрения. Откудова?! Неужели?! Почему?!
Энгель Габриэль соблазняет Михаэля опасными вопросами. Подталкивает его к неожиданным поступкам. “Что ты чувствуешь, когда трахаешь свою жену? Ты чувствуешь, что трахаешь пустоту? Что тобою движет?” — “Любовь…” — “Любовь, ты уверен? Ты не думаешь, что твоя жена — недостаточная шлюха?!”
Или: “Ты изменял жене? А она тебе? Откуда ты знаешь?! Ты занимаешься онанизмом?!”
После такого неожиданного допроса несколько ошалевший от соблазнов большого города деревенский парень Михаэль действительно изменяет жене с продавщицей из модного магазина. И как он только ей не изменяет!
Наконец, Энгель рассказывает Михаэлю самое главное: дескать, своими глазами видел, что именно Кристиан, сын Михаэля, зарезал ножом одноклассницу Люси. После этого Михаэль без колебаний решает принести Богу искупительную жертву: застрелить виновного Кристиана где-нибудь на охоте. Однако в последний момент, как и положено, ангел останавливает руку Михаэля. Выясняется, что Энгель попросту оклеветал мальчика…
(5) Самое интересное в картине — как раз телесная сторона!! Автор, Кристиан Альварт, очень интересно ставит вопрос о том, кто же он, этот самый Энгель Габриэль, и в каком пространственном отношении к телу Михаэля находится его собственное злокозненное тело??
Понимаете, да?! Название “ANTIKORPER” парадоксальным образом заостряет проблему: действительно ли зло существует в отдельном глиняном сосуде, а добро — в отдельном? Отдельно — “святой Михаэль”, сельский полицейский, отдельно — Энгель Габриэль, насильник и убийца. Выступая перед односельчанами, Михаэль недвусмысленно формулирует: “Как вы можете спокойно есть и спать, если убийца может быть внутри нас?! Может быть, животное — внутри нас?!” Здесь Михаэль словно бы откровенно сомневается в том, что негодяй, маньяк и соблазнитель существует отдельно от него. Здесь предъявлена антропологическая модель “два в одном”, подобная модели Стивенсона из “Джекила и Хайда”.
Однако на исповеди Михаэль говорит такое: “За моей спиной стоит человек, и он нашептывает мне злые темные вещи! И я не могу от него избавиться!!” Здесь Михаэль словно бы актуализирует свою отдельность от злого Энгеля. Тут как раз-таки клиническое “ANTIKORPER”, тут некто в отдельном корпусе, действительно противостоящий.
Священник в ответ: “Ты впустил зло в самого себя. Ты раскрыл себя…” Здесь вбрасывается “тема вируса и тема заразы”, то есть тут новый способ вести разговор, и тут новая модель описания ключевой метафизической коллизии…
Итак, тема отчетной картины есть пространственная конфигурация метафизического.
И, напротив, тема замечательного фильма Алексея Балабанова “Мне не больно” — временная конфигурация метафизического. Подлинное содержание картины не в сюжетике, но в поистине гениальной темпоритмической организации материала. Сначала Балабанов предъявляет одну клишированную ситуацию за другой: нарративы, нарративы, нарративчики. Один поворот клишированнее и пошлее другого, все держится на ритме, актерах и на непонятно как зашифрованном в ритме и в актерах авторском обещании. Обещании чего-то иного.
Обещание сбывается. Минут за двадцать до конца нарративчики и клише обнаруживают свою неуместность, ибо выясняется, что героиня больна раком крови. Это очень-очень опасный поворот, здесь есть элемент внехудожественной спекулятивности, этической двусмысленности; делать такое в массовом искусстве, в кино, не рекомендуется. Кино — это же игра, а тут не до игры.
Но Балабанов гениально справляется. Он как-то незаметно, но очень изящно, в три-четыре минуты, ломает прежний темпоритм и до самого конца картины длит одну большую, но светлую паузу.
Пауза густеет — нарративчики обнаруживают свою исчерпанность, прямо-таки настаивают на ней. Героиня на грани физической смерти, ей остается совсем немного. Персонажи пьют водку, жарят шашлыки и много говорят где-то посреди Среднерусской возвышенности.
Пьют, говорят, но тишина все равно доминирует. На титрах, после окончания собственно кино, зрители сидели не шелохнувшись. Когда такое было со мною в последний раз? Не припоминаю.
Тем, кто ничего не понимает ни в темпоритме, ни в музыке, ни в тишине, все равно ведь ничего не объяснишь! Эти пускай ругаются. Всем же остальным советую посмотреть.