стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 9, 2005
Берязев Владимир Алексеевич родился в Прокопьевске (Кемеровская обл.) в 1959 году. Автор нескольких лирических сборников. Заместитель главного редактора журнала “Сибирские огни”. Живет в Новосибирске.
* *
*
Если песок и вода —
Значит, вернулся туда,
Где от воды до воды
Тянутся ветра следы…
Пасмурна серая гладь,
Серая пасмурна высь…
И вне возможности лгать,
Выше и больше, чем жизнь, —
Каждая горстка трухи,
Каждый прибрежный откос.
…Не отпускают грехи.
И остается вопрос:
В чем благодать пустоты
И одиночества лик?
И от воды до воды —
Только любви материк.
* *
*
Дно колодца и неба рядно,
И полет в золотом промежутке:
Словно тает в соломенной грудке
Соловьиного смеха зерно.
Любо-дорого, лепо-красно
В новобрачных прозрачных покоях.
Никнет ветер на чистых покосах,
Льется в озеро света вино…
Тихо пей все, что Богом дано,
Причащайся последнему счастью,
Благодати земной причащайся,
Завтра — поздно,
Потом — все равно.
Там — потом, даже днями темно,
Лихо там без любви и поруки…
Вон и листья от счастья и муки
Золотые — ложатся на дно.
* *
*
По Телецкому озерурябь, рябь.
А по гребням и скалам —
туман, туман.
Проступает из воздуха
дождь-хлябь
Да курится за мысом
гора Шаман.
Где стеклом вулканическим
гладь вод,
Черным-черного зеркала
глубина,
Словно лоб запечатал мне
хлад-лед,
А душа и не знает
о дне дна…
Переплыть, переплавиться
след в след
За алтайской наядою —
ждать, жить! —
В ту страну, где неведома
власть лет,
И в двойном одиночестве
знать-быть…
* *
*
Спелой россыпью рдеет ранетка.
Тронул иней до ржавчины лист
Лишь сирень зелена до морозов.
Лишь под вечер с чернеющих туч
обрывается остро и косо
одинокий блуждающий луч.
Он скользнет по сараям и крышам.
Груду дров обольет желтизной.
И дрова, словно кожа, задышат
и пахнут смолянистой весной.
И выхватывает без разбора
в тишине, где сыреют дворы, —
как тревожно
над ветхим забором
все цветут
золотые шары…
Романс
А на левом берегу —
Все в снегу,
Все упрятано, укрыто, укромно.
Черным-черную возьми кочергу,
Белым-бело все вокруг,
Ровным-ровно.
Черным-черным ты коснись
До снегов.
Растревожь мою пустыню пустую.
Если нету ни друзей, ни врагов,
Значит, мимо все летит —
Вхолостую.
Значит, кончилось большое жнивье,
Значит, заново тужить
И томиться…
Не проси любви во имя Свое,
Умолить бы душу к дому
Прибиться.
Снег засыплет нас до самой трубы…
Запоют огонь и лед
На перине.
Мы едины, ангел мой, без борьбы,
Ни грозы, ни страха нет
И в помине.
* *
*
Грошика, медного грошика
Недоставало душе.
Прожито, все уже прожито,
В опорожненном ковше —
Только слезинка заветная,
Долгой любови исток.
Где ж моя денежка медная?
Что ли опять на восток
Катит сиротской дорогою
В сторону щедрой зимы —
Меж алтарем и треногою,
Мимо сумы и тюрьмы.
* *
*
В пимах, в полушубке раскрытом
И простоволос
Я выйду к ветлам и ракитам
На зимний откос.
Столпы вертикального снега,
Как души сквозя,
Восстанут от неба до неба,
А глуше — нельзя…
Ни тише, ни выше, ни ближе.
Но можно — светлей.
Скрываются белые крыши
В распахе полей.
Восходит как ббы по ступеням
В белесый зенит
Безмолвия снежного пенье.
И сердце — звенит.
Пуховые две рукавицы —
Подобье ковша.
И родина, словно синица,
Лежит не дыша…