стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 5, 2005
Милова Татьяна Владимировна родилась в Мытищах. Закончила факультеты журналистики и философии МГУ, работала редактором, истопником, сторожем. Регулярно печатается в центральных литературных журналах. Живет в Москве.
* *
*
…Или это зрение проверяют, и тесты Рабкина:
Пятна, пятна, как винегрет смешивали или пробовали помаду;
Редко-редко неясный контур: волна ли, раковина,
Росчерк ли похмельный, из кляксы в помарку;
Или это картинка из детства загадочная: найти кого-то там,
Кто спрятался в сплетении проводов, в траве, в трубе, в дереве,
А найдешь — не отвяжется и пойдет за тобой по водам,
На глубину загонит, как нечего делать;
Или пруд это черный, вязкий, заросший ряской; сыто колеблется,
Пузыри пускает жирные, радужные, будто идет броженье,
Будто это утопленница всплывает, выкидывая коленца, —
Лишь на ощупь опознаёшь свое отраженье;
Или не мое оно больше, моей петляя дорогой, —
И уже не спрямлю, не окликну, не уберегу, ни кадра не вырежу;
Отпусти, не могу я на это смотреть, белобородый,
Не слепи своим нимбом, зеркальным, с дыркой, —
я вижу, вижу:
Еще длится, длится, еще трепещет, еще уловима,
Смутные контуры, помарки, ремарки, глоссы,
Четверть, треть, половина, больше чем половина,
Пятна, пятна, лица, глаза, слезы, слезы.
* *
*
Солнце второй половины дня
смотрит в меня —
голова моя раскалена,
тараканы ее безнадежно ищут,
где темная сторона.
Всю дорогу в квартирах окнами на закат!..
Россыпями, всклянь,
золотые брызги, с беззвучным звоном, за так,
собери и стань, —
солнце второй половины дня
бьет из меня,
расплескав окоем,
золотая взвесь золотых пылинок
пляшет в теле моем,
проливаясь в Сокольники, в Лужники,
в троллейбусный грай,
переулки каплют с каждой руки
за круглящийся край…
…О, как любят меня, когда меня нет,
когда вышла вся
в забубенный, залетный, безлюдный свет,
ни отблеска не прося.
* *
*
Успокойтесь сами и меня успокойте
Сколько лет назад уже било десять
Что-то в темноте летает по комнате
Косиногий здесь комары здесь
Жуткое невидимое жвалы и жало
Звякает о лампу шуршит по тахте
Только не прислушиваться нет его жаль его
Пусть его один одно в темноте
Обступите тесно, вы, кто мне вверены:
Детские страхи, мотыльки, пауки —
С вами ухожу, как уходят вены —
Глубоко под кожу (глубока, глубоки…),
Где, почти беззвучное, еще теплится
Нечто, нежность, ненависть, прочее “не” —
Вздрагивая бледным кровяным тельцем
Где-нибудь в гортани (глубоко, в глубине…)
Зрение свело мозжечок осунулся
Вот уже светает потолок-потолок
Неотступный мертвенный шорох отсутствия
Наволочка дачка остаточный диалог
* *
*
Нехотя, кое-как, живешь по написанному,
Пишешь мокрым по черному, теряя за буквой бу,
Плачешь, плачешь земным по небесному
И спохватываешься, рукой проводишь по лбу:
Все такое человеческое, мяклое, зряшное,
Придержи ладонью, уже подтаивать начало,
И просвечивает, и прозрачнеет, и все прозрачнее —
Как намек, как воздух, как совсем ничего.
* *
*
Автобусный билет, засохший, безуханный,
Забытый в книге вижу я;
Полощет блюзы радио, и в ванной
Замочен шмат белья.
На нем осталось несколько отметин,
Из коих, впрочем, мудрено понять, куда.
Он не был счастлив — так что не был съеден.
(…Ну да, ну да:
Не так ли ты, поэт?..
……………………………………….
……………………………………….
………………………………………)
– Не так.
(А как?..)
– А Бог весть.
Под хрип динамиков, под первый хруст костей
Еще я двигаюсь, еще не вовсе ссохлась
Меж плоскостей:
Вот план статьи, вот позвонил один зануда,
Вот Барт прочитан, вот Бурдье слегка почат —
Ну да, приехали; еще спроси откуда;
Там — промолчат,
Да не потупишь взоры, честно отработав
Любовь, хандру, центон, —
Чуть-чуть бумаги, несколько пробоев.
Такой цветок.
* *
*
Д. Д. и др.
— Мальчик-мальчик, где ты был?..
На Фонтанке водку пил.
Выпил рюмку, выпил две,
Стал угрюмым бородатым мужиком,
Бо участия не нашел ни в ком.
— Я еще малютка, я весь промозг,
Я хожу в институт, я иду в Дамаск,
Я не видел света, но слышал звон —
Перепад времен?..
— Мальчик-мальчик, жизнь прошла,
Наступает время не помнить зла,
Дат, имен, Дерриды, малой-большой нужды;
Путать следы.
— …Кто говорит, кто говорит?!.
— Это я говорю, великий спирит,
Табуны в пальто, заводские лито,
Имя нам никто.
Я призвал тебя, дух из царства живых,
В это царство смиренных, якоже их
Суть сортир на Савеловском, шинный склад,
Люберецкий мат;
Посмотри мне в глаза: я великий тот,
В ком любое слово твое умрет;
Ощути, как оно немеет в руке,
Истлевает на языке;
Беглый ветер небытия — это я,
Полынья в асфальте, кучи тряпья,
Паутина газет, невесомый сор,
Городской фольклор.
* *
*
Чужая молодость, не трогай
Чего-то влажно-мягкого в моей груди;
Я не заплачу, не надейся; проходи
Своею гаревой дорогой;
Другая жизнь, ты стреляешь с обеих рук,
Но все попаданья опять становятся мною;
…Прощай и ты, госпожа моя паранойя, —
Выхожу на финишный круг,
На котором дыханье, как и почти любое
Дело, уже довольствуется собою:
Так геометр шагами меряет кабинет;
Так параллельная прямая
Не покривит своего теченья, пусть понимая,
Что встречи нет.