стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 10, 2005
Кружков Григорий Михайлович родился в 1945 году в Москве. По образованию физик. Поэт, эссеист. Лауреат Государственной премии России (2003). Живет в Москве.
* *
*
Что может быть естественней скульптуры —любой, хоть самой глупой? После многих
забытых — и не надо вспоминать —
попыток стать иной, второй и третьей
она влилась в изгиб последней формы,
застыла и утешилась. Глядите,
как счастлива она, — хоть острый взгляд
заметить может напряженье пальцев,
подрагиванье века и в лопатках
желанье почесаться о кору
растущей рядом кособокой липы, —
но это только мнительность и нервы
прохожего, идущего своей
сомнительной дорогой, а она
Олово
отчего так томит меня жалость к дырявым кастрюлям —
старым, странно похожим на этих забытых людишек,
оловянных солдат в одиноком ночном карауле?
“Что такое со мной?” — все твержу я, бродя лопухами
по задворкам чужим, между полем капустным и свалкой,
и в груди нарастает горячее что-то — не пламя,
а как жар в зольнике: и не горько, не больно — а жалко.
Вот когда я смогу, пред чужою калиткою стоя,
попросить хоть прощенья, хоть хлеба кусок; но достойней
заплатить за прощенье и хлеб оловянной слезою
жестяному ковшу или тазику под рукомойней.
Хлеб сжую и прилягу в прохладную опаль забвенья
меж окопником синим и шелестом болиголова;
ибо свыше нам велено спаивать всякие звенья,
и холодное олово проклято так же, как слово.
Бирнамский лес
Лишь форменный барон застынет как баран
Палаты конунгов, землянки партизан,
С игрушечным в руке упругим копьецом,
Как рвешься отомстить, легко впадая в раж!
И бальзамический порою только бриз
Он обнимает все — бессмертие и прах,
Кто отомстил тебе: отчаянный Макдуф,
Или сомнения неугомонный дух, —
Маятник
Луна над спинами кариатид
В ночном окне, и тишина лилова.
Раскачивает маятник свой диск
С опаской, — словно взвешивая риск
Готового уже настать иного.
И ты лежишь, хладея и дрожа,
И ждешь, как царь — начала мятежа,
Рассветного сигнала и укола,
Когда последний совершится взмах,
Взорвутся мускулы — исчезнет страх —
И Время превратится в Дискобола.
* *
*
Ты из глины, мой хрупкий подросток,Голубой, неуступчивый взор;
Чуть заметных гончарных бороздок
На тебе различаю узор.
Я — другой, я не слепленный — сшитый,
На груди — самый яркий лоскут,
Потому что твой дурень набитый,
За таких двух небитых дают.
Ты с тревогой глядишь бесконечной
И с любовью, забытой давно.
Обо мне не печалься — я вечный,
Как военной шинели сукно.
Мы с тобой жили-были однажды,
Век пройдет, и тебя уже нет.
Значит, буду томиться от жажды
Миллионы мучительных лет.
Потому что взята ты из праха
Для земного — врасплеск — бытия,
А меня изготовила пряха,
Бледный лодзинский ткач и швея.
* *
*
Я столько умирал и снова воскресал —И под ударами таинственных кресал,
Перегоревший трут, я одевался снова
В эльфийский плащ огня, в халат мастерового.
И я смотрел в костер, как в зеркало вдова,
И в пепле находил забытые слова,
И вырывал себя из собственной могилы,
Скребя, как верный пес, когтями грунт застылый.
Я прожил жизнь мою, и к смерти я привык,
Как к шуму времени — сутулый часовщик
Или как пасечник в своем углу веселом
К носящимся вокруг шальным и добрым пчелам.