маленькая повесть
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 1, 2005
Белецкий Родион Андреевич родился в 1970 году в Москве. Окончил ВГИК. Прозаик, поэт, драматург. Печатался в журналах “Новый мир”, “Современная драматургия”, “Знамя”, “Новая Юность”. Живет в Москве.
Памяти Н. Н. Фигуровского.
Николай начал сомневаться во всем на свете. Ему стало казаться, что
каждое явление в жизни таит неприятный сюрприз. Николай покупал в магазине хлеб. Забирая сдачу, он заметил возле витрины бедно одетую старушку. Она жадно рассматривала пакеты с сушками и сухарями.
— Возьмите, — сказал Николай и протянул ей мелочь.
Старушка стала на весь магазин кричать, что ее оскорбили и обидели.
— Дожила, милостыню стали подавать!
Николай смутился и вышел из магазина. Деньги остались у старушки.
Жена Николая была на шестом месяце беременности. И Николая не устраивало отсутствие секса в семейной жизни. В один прекрасный момент он отправился к проститутке. Сначала он позвонил ей из дома, затем сделал звонок, стоя почти напротив подъезда, где проститутка жила.
— Ты очень быстро. Дай мне двадцать минут, — сказала проститутка.
Николай сходил купил бутылку шампанского, сел на лавочку в парке. Он боялся встретить знакомых, а хуже того — жену.
С темной лестничной площадки он шагнул в квартиру проститутки.
— Я закрываю? — спросила она.
— В смысле, — не понял Николай.
— Я дверь закрываю?
— Ну да.
— А то многие посмотрят на меня и сразу уходят.
— Нет, все нормально. — Николай почему-то смутился. — Ты отлично выглядишь.
— Они говорят: “О-о-о, да вы, девушка, совсем даже не девушка”, — не унималась проститутка.
— А мне, наоборот, женщины в возрасте нравятся.
Проститутка стала запирать дверь. Прошли в комнату. Проститутке было за сорок, но выглядела она хорошо. Звали ее Марго. Поговорили, выпили шампанского, легли в постель.
После секса разговор стал откровеннее. Николай рассказал Марго о своих проблемах с женой.
— Ты сам во всем виноват, — сказала Марго.
— Ну, спасибо тебе, — ответил Николай.
Всегда не вовремя приходил друг Николая Петросянов. Он появлялся в квартире, бросался к телефону и принимался звонить. Телефонная книжка у него была, кажется, пятитомной. Содержание звонков было бессмысленным. Петросянов очень ласково осведомлялся, как дела у невидимого собеседника. После он спрашивал, нет ли у того телефона их общего приятеля. Потом Петросянов звонил их общему приятелю. У него он тоже выпытывал телефон очередного приятеля. Затем звонил очередному приятелю и просил телефон еще одного приятеля. Николай так и не мог понять, зачем Петросянов строит эту цепочку.
Петросянов приходил утром и занимал кресло в углу с телефоном и раскрытыми на коленях телефонными книжками. Постепенно он становился частью интерьера. Хозяева о нем забывали. А он ничего у них и не просил. Николая Петросянов не раздражал. Просто телефон постоянно был занят.
В жизни своей Николай несколько раз общался с очень известными, популярными людьми. При этом его всегда интересовало, действительно ли эти люди такие уж выдающиеся. То, что он смог понять, — они никакие не выдающиеся, а просто им повезло.
Николай сочинил стихотворение.
Поражен размером зада
Твоего, Шахерезада.
Супруге понравилось.
Странное дело: Николай не помнил, в какой момент это началось, но каждую ночь, когда он ложился спать, он вынужден был поворачиваться на бок. Дело в том, что, когда он лежал под одеялом на спине, ему всегда казалось, что кто-то может ударить его железной трубой по ребрам. Именно трубой. По тому самому месту, где начинается живот и заканчиваются ребра. Представляя себе этот удар, Николай немедленно поворачивался на правый бок, стараясь прикрыть незащищенное место.
Вместе со своим другом по фамилии Ситник Николай выпивал в одном кафе. Заведение закрывалось. Ситник и Николай заплатили по счету и собрались уходить. Но к ним подошла старшая официантка и с сильным украинским акцентом сказала:
— Это нехорошо. Девочки так старались, а вы им на чай ничего не оставили. Это нехорошо, — добавила она.
Ситник усмехнулся, задрал нос вверх и, не опуская носа, вытащил из бумажника купюру. Он бросил ее на стол.
— Хватит?
Старшая официантка ничего не ответила, взяла деньги и удалилась. Николай спросил себя, смог бы он так быстро среагировать в этой напряженной ситуации. Подумал и решил, что не смог бы.
Еще будучи холостым, Николай понял, что все в его жизни складывается как-то не очень удачно, и пошел к священнику. К батюшке у него был ряд претензий. Вернее, не конкретно к нему, а к Тому, кому батюшка подчиняется. “Все плохо, — жаловался Николай, — хочу работу хорошую, и жену хорошую хочу тоже”. А батюшка, улыбаясь, кивал и говорил, что все во власти Божией.
Николай решил, что его наверху услышали, и сразу стал действовать. Тут же в церкви он приглядел одну прихожанку и подошел к ней после службы. Девушка оказалась гораздо меньше ростом, чем ему представлялось, когда он на нее смотрел во время литургии. Но так как Николай почти точно уже понимал, что это его будущая жена, он решил, что к маленькому росту можно привыкнуть. Звали девушку Настя. Она легко согласилась погулять в одном из ближайших парков. На прогулке Николай устроил девушке настоящий допрос: хорошо ли она ведет хозяйство, хорошо ли готовит и умеет ли вязать? Девушка была, мягко говоря, сбита с толку. Она пыталась объяснить Николаю, что с ним что-то не так. Что, несмотря на то что она ходит в церковь, она нормальная девушка и за ней надо ухаживать. Но Николай был непробиваем. Он решил, что, уж если он напрямую обратился к Богу, человеческие отношения не имеют значения. В итоге с девушкой из церкви у Николая ничего не получилось. А с женой своей он познакомился на улице при весьма странных обстоятельствах.
Сколько себя помнил, Николай соперничал с Ситником. Он постоянно боролся с ним за пальму первенства. Хотя никакой пальмы не было. Они с Ситником были совсем разные. Внешне не похожи друг на друга. Ситник был куда привлекательнее Николая. Девушки Ситника любили. Николая тоже девушки любили, но все они были какие-то недоделанные. Не то чтобы Николай, подогреваемый ревностью, делал Ситнику какие-то гадости — он просто постоянно чувствовал, что Ситник ему мешает. Как многим людям мешает существование Америки, хотя они в ней никогда не были.
Николай бежал к остановке троллейбуса, который вот-вот должен был отъехать. Путь его лежал мимо торговок зеленью, которые разложили пучки петрушки и укропа по обеим сторонам дороги. Пробегая мимо одной из них, он услышал, как та говорила соседке:
— Господи, почему жизнь — такая боль и мука?
Николай резко остановился. Двери троллейбуса, стоящего в пяти метрах от него, захлопнулись.
— Боль и мука… — повторила торговка зеленью.
Хоронили мать летом. Вокруг кладбища ставили бетонный забор. Все было перерыто. Автобус не смог проехать. Гроб несли на руках. Могилы теснились одна к другой — плита к плите. В высокой траве еле отыскали место, куда следовало опустить покойницу. Перед поездкой на кладбище Николай купил черные солнечные очки, надел их, да так и не снимал. Гроб забросали землей. Возле невысокого холмика тетя Николая соорудила поминальный стол. Положила скатерть на чье-то надгробие, поставила водку, открыла баночки с салатами. Отец Николая был сильно пьян. Растрепанные волосы и красные глаза. Он не в силах был стоять на месте. Шатался среди могил, то и дело спотыкаясь.
— Хорошая была женщина, — сказала тетя и выпила свой стакан до дна.
Отец подошел к свежей могиле и стал плескать на нее водкой из своего стакана.
— Ты что делаешь? — спросил Николай.
— Ты что, сынок, не знаешь? Так принято, — ответил отец.
— Что принято?! У кого принято?! Ты язычник, что ли?! — Неожиданно для себя Николай начал в голос орать. — Ты бы еще папуасский танец станцевал!!.
Николай надрывался. Люди вокруг молчали. Отец тоже молчал, низко опустив голову.
Говорят, один математик точно рассчитал день, когда он преставится. После этого он взял за правило каждые сутки спать на час дольше. В итоге получилось, что через 24 дня он заснул навсегда.
Николаю в последнее время не хотелось вставать с постели. Но спать более семи часов в сутки не получалось. “Чего я маюсь? — думал Николай. — Может, оттого, что я работу не могу найти? Может, хандра от безделья? Скорее всего, так”.
Николай думал о разных народах. Есть же на свете люди гораздо несчастнее его. Например, те, которые голодают. Впрочем, Николай тоже однажды голодал. Серьезно, по-настоящему. Его тогда уволили с работы. Неожиданно и подло. Прямо перед зарплатой. Николай принципиально решил ни у кого не занимать ни копейки. Решил, что, может быть, кто-нибудь вспомнит о нем и принесет ему, несчастному и голодному, кусок хлеба. О нем вспомнила секретарша с работы. Приехала без звонка, чтобы быстро с ним переспать. Да так, чтобы уложиться в обеденный перерыв. И хотя Николай ей намекал, что он бедствует и в отчаянии, секретарша не обратила на это внимания. Выжала из него последние соки и уехала. На третий день у Николая из еды осталось немного растительного масла и кусок бородинского хлеба. Николай ничего не понимал. Ведь сказано же: “Живите, как птички небесные”. Он же и есть птичка небесная — некормленая и забытая. Он сидит дома и мучится. Значит, по идее, должно произойти чудо. Кто-то должен обязательно появиться и принести ему поесть. Но никто так и не пришел. Николай посидел еще один день, а после отправился искать работу.
Когда отец приезжал к Николаю в гости, он всегда гулял с собакой, давая Николаю выспаться. Николай был очень благодарен ему за это. Правда, его страшно раздражало, что на собачьем поводке после этих прогулок остаются узлы, которые невозможно развязать. “Поразительно, как он не замечает, что узлы остаются? Просто поразительно”.
Николай тайком от жены позвонил своей старой подруге с очень большой грудью. Решили встретиться на бульваре. У Николая была бутылка вина. Уселись на скамейку, выпили. Слушая, что рассказывает ему подруга, Николай нервно оглядывался по сторонам. Жена его ушла в гости. Но кто знает, может быть, ей там наскучит. Она захочет прогуляться и выберет именно этот бульвар. Еще Николай боялся встретить знакомых жены и своих знакомых. Поэтому он отвечал на вопросы подруги нервно и односложно. Вино закончилось. Николай без предисловий предложил подруге пойти к нему.
— Слушай, может, не будем этого делать? — спокойно сказала подруга.
— Хорошо, — ответил Николай, глупо хихикнув. — Давай останемся друзьями.
Николай много думал о зависти. Это чувство плохо отражалось на его здоровье. Когда он начинал завидовать, в животе появлялась неприятная тяжесть. Обнаруживался нездоровый аппетит. Сразу хотелось съесть что-нибудь сладкое. Или жирное. Завидовал он не только Ситнику, но и другим. Чем крупнее и известнее была фигура, тем сильней болел у него живот. Не было в зависти ничего полезного. Если она и подталкивала Николая к каким-то действиям, то действия эти были нервного свойства, глупыми и нелогичными. Николай попытался представить зависть в виде какого-нибудь животного. У него ничего не получилось.
Иногда появлялось желание стать кем-то вроде волшебника. Но уметь делать только одно волшебство. Больше не надо. Николай представлял, как было бы здорово, если бы он умел чудесным образом восстанавливать содержимое оберток, пачек, коробок. К примеру, идет он по улице, видит пустую пачку из-под сигарет. Слегка касается ее пальцами — и пачка наполняется сигаретами. То есть у формы снова появляется содержание. Или видит он на помойке грязную, помятую коробку от телевизора. Щелкает по ней ногтем — и коробка снова полная. Можно нести телевизор домой. Или того больше: найти коробку от хорошего иностранного автомобиля, к примеру “бентли”. Только Николай точно не знал, выпускаются эти машины в коробках или просто так съезжают с конвейера. Может быть, они в целлофане выпускаются. Тогда уж пусть волшебство распространяется и на целлофан.
Николай шел с собакой от дома к месту прогулки. Алик, по своему обыкновению, тянул со страшной силой. Николая это очень злило. Он рванул поводок так сильно, что Алик встал на задние лапы и чуть не завалился на спину.
— Ты чего творишь, садист?! — крикнули Николаю из окна проезжавшей мимо машины.
Николай отвел глаза, глухо проматерился и потащил Алика дальше. Потом ему стало стыдно. Надо было держать себя в руках. Погуляв с Аликом, Николай уехал по делам. Возвращался поздно ночью, часа в два. Пересекал школьный заснеженный двор. Снег блестел, и было очень тихо. Николай вдыхал морозный воздух и постоянно прибавлял шаг. Внезапно он остановился. Через белое поле к нему бежала большая черная собака. Она приближалась в тишине. Большая морда с обвислыми усами и короткая шерсть. Из пасти у нее шел пар. Этой собаки Николай во дворе раньше не видел. Животное подбежало к Николаю, так ни разу и не гавкнув. Подняв морду, она внимательно посмотрела ему в глаза. Затем в полном безмолвии собака опустила морду и очень сильно цапнула Николая за ногу. Все это было логично, но почему-то укуса Николай ожидал менее всего. Он издал странный звук. Наверное, так кричит чайка, подавившись куском рыбы. Собака же молча развернулась и побежала от него прочь.
Потом уже Николай подумал, что в этом укусе было что-то мистическое. Словно она отомстила ему за жестокое обращение с Аликом. А может быть, это наказание за все злое, что он сделал в своей жизни. Ведь она очень больно его укусила.
Время от времени Николай заходил в Интернет, набирал свое имя и нажимал на кнопку “Поиск”. Он желал выяснить: может быть, он прославился и о нем что-нибудь написали. Но компьютер неизменно выдавал ему информацию об однофамильце — школьнике из Казани, который победил в математической олимпиаде. Сведений о Николае в Интернете не было.
На Новый год отец собрался в деревню и решил взять с собой Алика.
— Я против, — сказал Николай.
— Да ладно тебе. Ему там будет хорошо. Пусть побегает.
— Он убежит от тебя.
— Не убежит.
— Убежит.
— Не убежит.
Иногда отец становился таким упрямым, что просто хотелось дать ему в лоб.
Отец купил намордник, с трудом надел его на Алика и отбыл. Вернулся отец без Алика.
— Он кур воровал. Я его на веревку сажал. А он веревку перегрызал, в заборе подкоп делал и — в деревню. Трех кур задушил за два дня. Очумел он от свободы. Я думал, в третий раз не уйдет. Крепко привязал. А он ушел. Стропу парашютную перегрыз. А вечером его дохлого к нам во двор подбросили.
— Какие же суки! — долго орал Николай, не глядя отцу в глаза. — Тупые, уродливые деревенские суки!
Потом Николай поплакал, но так, чтобы никто не видел.
Николай не понимал, почему он не знает закон Ньютона, а знает, например, что у американского певца Майкла Джексона есть сестра Латойя.
Однажды о Николае написали в газете. Не специально о нем, а перечисляя тех, кто был на вечере в клубе: такой-то, такая-то и такой-то — фамилия Николая. Когда ему становилось совсем нехорошо, он доставал эту заметку и перечитывал. Вроде бы как “подпитывался”, поднимал себе настроение.
Со своим другом Ситником Николай встречался довольно редко. Но зато заочно, у себя в голове, он постоянно вел с ним диалог. Он живо представлял Ситника. Высказывал ему все то, что не решался сказать при встречах. Он даже мысленно бил Ситника. Причем избивал его очень жестоко. Даже прыгал несколько раз на бездыханном ситниковском теле. Мертвый воображаемый Ситник приносил Николаю некоторое успокоение. Когда же Николай видел Ситника в жизни, он сразу начинал глупо улыбаться, задавать вопросы: “Как дела у тебя? Что нового?” Казалось, Ситник догадывался о том, что у Николая на уме, но виду не подавал.
Утром Николай проснулся в прекрасном настроении. Стараясь не шуметь, вылез из-под одеяла и проследовал на кухню. Решил приготовить завтрак для жены: яичница с ветчиной, бутерброды с сыром и кофе с молоком. Все это он принес на подносе и поставил на стул возле кровати. Жена обрадовалась невероятно. Но вида не подала.
— Хочешь убить меня благородством?
— Нет, — ответил Николай с достоинством. — Просто приготовил тебе завтрак.
Жена ела с большим аппетитом и смотрела на Николая с любовью. Правда, от бутербродов с сыром она отказалась.
— Почему? — спросил Николай.
— Я же тебе говорила: не люблю я сыр.
Тут Николай неожиданно для себя взорвался. Начал даже кричать что-то вроде того, что я тебе все сделал, завтрак в постель принес, а ты еще и привередничаешь. Жена расстроилась, попыталась сбросить поднос с кровати. Но Николай подхватил поднос и, обиженный, унес его на кухню. После сидел там, надувшись, размышляя о том, как несправедливо устроен мир.
Николай вспомнил, как он прямо перед своей свадьбой повстречал на бульваре одноклассницу Лейкину.
— Как дела? — спросила Лейкина.
— Да вот женюсь послезавтра.
— Правда, что ли?
— Стал бы я шутить.
На глазах у Лейкиной неожиданно появились слезы.
— Слушай, Вер, ты чего?
— А как же я?
— В смысле?
— Я же любила тебя с самой школы. И потом тоже. И сейчас люблю.
Николай опешил:
— А чего же ты раньше мне ничего не говорила?
Лейкина не ответила, только шмыгнула носом.
Николай не понимал, почему же она все это время молчала. Еще он подумал, что если это правда, то, может быть, она согласится с ним переспать напоследок. Но предложить Лейкиной вступить в связь он не решился.
Николай отправился к зубному врачу. Зубоврачебное кресло стояло вплотную к окну. Больше стоять ему было негде. Кабинет был очень маленький. Николаю приказали открыть рот и напихали туда с полкилограмма ваты. Врач то и дело отлучалась по своим делам, но закрывать рот Николаю не позволяла. В одну из таких ее отлучек Николай бросил взгляд на окно. И увидел, что щели в нем были заткнуты ватой грязно-серого цвета. Воображение Николая тут же соединило вату у него во рту и вату в окне напротив. Ему стало не по себе. Он даже рот закрыл. “Может, они использованной ватой окна затыкают, кто их знает?” Потребовалось время, чтобы прийти в себя.
И снова Николай шел по заснеженному школьному двору поздней ночью. И стало ему нехорошо оттого, что всего-то он боится. И самое главное, это — Божий страх. И хотя серьезных оснований бояться Бога у него нет, он Его все равно боится. Вдруг подошлет Он к Николаю кого-нибудь с ножом? Пырнут его из-за угла, чтобы при смерти почувствовал Николай, как много он потерял, что все замечательно у него было: и жена беременная, и жить было где. А он ничего этого не ценил. Побежал Николай по школьному полю, добрался до подъезда, тяжело дыша.
Запер дверь квартиры на два замка. Жена лежала на диване и читала. Руководствуясь порывом, Николай решил поднять ее на руки и покружить. Жена была решительно против. Но он все равно ее поднял и даже немного покружил. Затем опустил на диван и тут почувствовал, что серьезно сорвал спину. “Поднимая тяжесть, надо было нагрузку на ноги перенести, как штангисты делают”.
Николай мечтал о том, чтобы все женщины, с которыми он встречался, получали бы от этих встреч такое удовольствие, что уже не в силах были бы его покинуть. Звонили бы и умоляли о следующем свидании. Тогда бы он каждый день убеждался в своей ценности и значимости.
“Хорошо бы иметь возможность становиться железным, — думал Николай, — в момент, когда тебя бьют. Вот идешь ты по улице ночью, подходят к тебе какие-нибудь уроды, задают тебе бессмысленный вопрос. А потом неожиданно бьют, как это часто бывает. Но пока кулак хулигана не достиг твоего лица, ты автоматически становишься железным. Как статуя. И кулак хулигана ударяется в литой металл. Подонок орет и корчится, схватившись за разбитую руку, а ты гордый идешь дальше. И боксером с таким талантом очень выгодно работать. Все поединки можно выигрывать в первом раунде. Самому ведь даже не обязательно руки поднимать.
А что, если тебя шутя захочет ударить ребенок? — подумал Николай. — А может, на детские удары волшебство не распространяется? И на женские тоже? Хотя это смотря какая женщина”.
Николай зашел в магазин. Походил между полок с едой, а затем вывалил на прилавок продукты, чтобы кассирша смогла их пробить.
— Здравствуйте еще раз, — сказала кассирша.
— Почему еще раз? — поинтересовался Николай.
— Вы же здесь уже сегодня были.
— Я?
Николай немного испугался. Он точно знал, что в магазине в первый раз за сегодня. Значит, прямо перед ним продукты покупал его двойник. В книгах говорилось о королях, которые входили по делам в тронный зал и видели своего двойника на троне. Это всегда считалось дурным знаком. Монархи умирали через день или через два после встречи с двойником. Николай забеспокоился. Вдруг его ждет скорая смерть? Потом он расслабился. Стал бы двойник шляться по продуктовым магазинам.
“Интересно, — подумал Николай, — работают ли проститутки Восьмого марта? Вроде бы не должны”.
Николай придумал новую жуткую пытку. К уху привязывают телефонную трубку, из которой слышны короткие гудки “занято”. Адские муки. Чем дольше, тем хуже.
Николай шел по улице и мечтал. “Вот бы иметь пять трехкомнатных или четырехкомнатных квартир. Можно было бы сдать их внаем и ничего больше не делать. Хотя придется бегать из квартиры в квартиру — проверять, все ли в порядке. Надо будет деньги с арендаторов собирать. Тоже много мороки. Короче говоря, пять квартир могут и не принести желаемого счастья”.
Николай разгадал подлую тактику своего друга Петросянова. Все оказалось так просто. Он раньше думал, почему у Петросянова гораздо легче получается общаться с людьми? Он вспомнил поведение Петросянова и все понял. Петросянов сразу ставит себя на нижнюю ступень! Он сразу при встрече заявляет, что он хуже вас. Например:
— Я такой тупой, извините меня, мне все по два раза придется повторять.
“Откуда только берется у людей эта мерзкая манера унижать себя перед каждым встречным?” Конечно, такая тактика облегчает жизнь. Николай прекрасно понимал это. Иначе бы он не попробовал пару раз вести себя как Петросянов. Ничего у него не получилось. Он себя унижал, а люди ему не верили. Зря только старался.
Николай стал за собой замечать, что он на ходу говорит про себя суммы, которые мечтает иметь. К примеру, передвигается куда-либо быстрым шагом, а губы шевелятся, беззвучно повторяя: “Восемьсот тысяч долларов, два миллиона долларов, миллион долларов”.
И это повторение
Приносит облегчение.
Николай замечал, что иногда голая женская грудь выглядит очень глупо.
Николай часто думал о свой матери. Пытался понять, каким человеком она была. На первый взгляд, это была сильная женщина. Вела она себя так, будто в ее власти решить любую проблему. С мужчинами она общалась легко. Говорила свысока, подшучивала над ними. Мужчинам это невероятно нравилось. Отец Николая очень ее ревновал. Мать была похожа на актрису, которой не дают играть. Она играла драмы в жизни. Просто так общаться с людьми ей было скучно. Всем нужно было раздать роли второго плана. А самой, конечно, исполнять главную роль. Как правило, мать Николая находила какую-нибудь ничтожную проблему и раздувала ее до вселенских масштабов. Она убеждала окружающих, что с проблемой нужно разобраться немедленно. Люди не успевали ничего сообразить и бросались на помощь. Они теряли точку опоры, забывали о своих планах и желаниях. А мать Николая с большим удовольствием бралась осуществлять общее руководство. Впрочем, безо всякой выгоды для себя. Ей нравился процесс. Чем старше становился Николай, тем сильнее бесило его поведение матери.
В один прекрасный момент он понял, что мать его — обычная кокетка. И Николаю сделалось совсем нехорошо. Он не мог привыкнуть и ужиться с тем, что мать его — нормальный человек с большим количеством нормальных человеческих слабостей.
Видно, до поры до времени в матери он видел идеал. Николай подумал о том, что ему просто не хватало любви, чтобы терпеть свою мать.
Родители — они такие же люди, как мы. Простая запоздалая мысль.
Николай поражался себе — насколько же он злопамятный. К примеру, в шестом классе его друг Ситник послал Николаю записку. Текст записки был следующим: “ТЫ — ОЛФОНС”. На перемене Николай подошел к ухмыляющемуся Ситнику.
— Между прочим, слово “альфонс” начинается с буквы “а”.
— А в морду не хочешь? — зло спросил Ситник.
Николаю пришлось согласиться, что слово “альфонс” начинается с буквы “о”.
Записку Ситник послал, потому что увидел, как Николай ухаживает за самой забитой девочкой в классе. Мальчики ее не замечали, и Николай подумал, что у него есть шанс. И потом, жалость к кому-либо у Николая часто перерастала в любовь.
Короче говоря, этой записки Николай Ситнику не мог простить до сих пор. Он пытался избавиться от этой древней обиды. Даже рассказал постороннему человеку случай с запиской в качестве веселой истории. Думал, тяжесть исчезнет. Не тут-то было. Как только вспоминал этот случай — такая жуткая злоба появлялась, что даже дышать становилось тяжело. “А Ситник-то, наверное, и не помнит ничего”.
Однажды Николай спросил Ситника, как он справляется с жизненными неприятностями. Как ему удается всегда оставаться таким невозмутимым?
— Все просто, — ответил Ситник, — я представляю, что я боксер, вышел на бой с противником. Он меня мочит, но и я его мочу. Он наступает на меня, бьет, например, в корпус.
— Удары судьбы, — вставил Николай.
— Точно. Он меня бьет — мне больно. Но я понимаю, что это всего лишь спорт и бой скоро закончится. А мне надо выиграть. Я напрягаюсь и отвечаю ему, к примеру, в челюсть.
— Но бой закончится, это же значит — смерть.
— Ну а что делать? — ответил Ситник.
На ту же тему Николай беседовал с Петросяновым. У того была своя стройная теория.
— Жизнь, — заявил Петросянов, — это краш-тест. Такой устраивают новым машинам. Едут на ней на полной скорости. Разгоняют — и лбом в бетонную стену. Выдержит модель или нет. Каждый раз придумывают что-нибудь новое.
— А смысл-то в этом есть? — спросил Николай.
— Откуда я знаю? — развел руками Петросянов. — Но жизнь — это краш-тест.
Разговор о смысле жизни состоялся на дне рождения Николая. Отец вручил ему в подарок книжку с тщательно зачеркнутой ценой. Называлась книга “Правила поведения современной женщины в обществе”. На что отец намекал, Николай так и не понял.
Когда Николай учился во втором или третьем классе, его пригласил к себе на день рождения двоюродный брат. Там Николай непонятно почему сказал всем гостям, что его зовут Борис. Никакой цели при этом он не преследовал. Но когда, играя, один из гостей назвал Николая чужим именем, Николай ощутил странное, скорее приятное чувство — чувство свободы. Когда обман раскрылся, дети почти не смеялись над Николаем. Видимо, подумали: “Пусть придуривается человек, раз ему хочется”.
Жена Николая родила девочку. Николай боялся момента, когда ребенка принесут домой. Как если бы в квартиру должны были принести инопланетянина.
Принесли младенца. Прошло немного времени. Ничего, привык. И даже очень сильно полюбил свою маленькую девочку. Более того, Николай был уверен, что человек в принципе не может измениться к лучшему. Все изменения в жизни — только к худшему: новые дурные привычки, старые привычки превращаются в пороки и так далее. Ан нет.
Как только родилась у Николая девочка, он перестал ходить к проституткам. Он теперь считал это совершенно невозможным. Ведь они, если разобраться, тоже девочки.
Николай пытался представить себе некоторые слова в доступных кинообразах.
“Зачем?” — это удар лбом в толстую высокую каменную стену.
“Почему?” — это степь без конца и края. Ветер несет по степи пыль, и зеленая, с высушенными верхушками трава пригибается к земле.
“Когда?” — это тяжелые удары сердца. Сердце бьется через равные промежутки времени, а ты со страхом ожидаешь момента, когда стук его начнет замедляться.
Николай непонятно почему ненавидел наркоманов и гомосексуалистов. Однажды он попытался сам себе это объяснить. Наркоманы, к примеру, были просто отвратительными. Кстати, часто получалось следующим образом: общается Николай с человеком, тот ему нравится. А узнает, что человек этот наркоман, — сразу начинает его ненавидеть. Резко. Без плавного перехода. Что касается голубых, Николай не понимал, как можно заниматься такой гадостью.
Кого Николай ненавидел лютой ненавистью, так это охотников и рыболовов. По его мнению, это были настоящие ублюдки и уроды. Убийство животного было поступком еще более отвратительным, чем убийство человека. И хотя один знакомый охотник убеждал Николая: “Ты не понимаешь, это борьба на равных. Или я медведя, или он меня…” — Николай с большим удовольствием взял бы ружье, с которым этот умник “на равных” ходил на мишку, и всадил бы охотнику заряд прямо в тупой лоб.
Рыболовов Николай наказал бы не так жестоко. Достаточно швырнуть их всех скопом в ледяную воду. Пусть барахтаются.
— Ты по ночам на иврите говоришь, — сказала Николаю жена.
— Чего?
— Во сне.
— А почему ты решила, что на иврите?
— Какая-то смесь немецкого с арабским. Я так поняла, это иврит. Ты очень быстро на нем разговариваешь.
— Тебе не показалось?
— Нет, точно. Раз в три месяца примерно. Я в эти моменты не сплю. Всегда хочу какую-нибудь фразу запомнить из того, что ты говоришь. Но не могу. Надо бы диктофон ставить на ночь каждый раз.
“Какой иврит? — подумал Николай. — Я по-русски-то днем не очень хорошо…”
В итоге Николай сел и написал серьезный и откровенный труд о своей жизни. Можно сказать, исповедь о проблемах личного характера. Напечатал на компьютере. Потом решил сохранить на дискете, а дискету отнести Ситнику на работу и распечатать. Принтер у Николая печатать отказывался. Перебросив текст на дискету, он автоматически стер его в компьютере. Затем для верности открыл сохраненный на дискете файл. Там кроме двух первых предложений ничего не было.
Когда Николай понял, что текст пропал, ему стало очень нехорошо. Он покрылся испариной. Сердце сорвалось и повисло на ниточке. Николай от ярости и бессилия даже вырвал у себя небольшой клок волос. Слабыми пальцами набрал рабочий телефон жены. Стал причитать, жаловаться на судьбу, чуть ли не плакать.
— Ну и что? — сказала жена спокойным голосом. — Ты все вспомнишь. Сядешь и заново все напишешь.
— Ты не понимаешь! — закричал Николай.
— Вспомнишь, — стояла на своем жена. — Ты же талантливый.
Николай сел за компьютер и начал лихорадочно печатать. Слово за словом. И надо же — вспомнил.