Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 3, 2004
Никак не могу счесть обоснованным гневный протест г-на Зуева по поводу публикации моей статьи в “Новом мире”. Не думаю, что журнал “пожелтел”, ознакомив своих читателей с религиозной ситуацией сегодняшней России. Вероятно, “разжигание религиозной вражды” г. Зуев усмотрел в использованных мною терминологических определениях “секта”, “тоталитарная секта”.
“Секта” — отнюдь не ругательное слово. По отношению к новым религиям, каковыми, несомненно, являются для России (как и для Запада) все культы неоиндуистского толка, я использую это слово в его этимологически прямом значении (латинское “secta” — школа, учение), что было оговорено мною с самого начала.
Тоталитарный (тотальный) авторитаризм — характеристика внутригрупповых отношений. К религиозному движению эта дефиниция относится в том случае, когда его основатель является “харизматическим” лидером. Социологи, в отличие от богословов, подразумевают под “харизмой” лишь веру последователей лидера в то, что он (или она) обладает совершенно особым (возможно, божественным) качеством, в силу чего уверовавшие добровольно облекают лидера особой над собой властью (классическое определение харизматической власти см.: Weber Max. The Theory of Social and Economic Organization. N. Y., “Free Press”, p. 358 — 363). Если основателю Международного общества Сознания Кришны (МОСК) Свами Бхактиведанте Шрила Прабхупаде1 (светское имя — Абхай Чаран Де) последователи его учения присваивают титул “Божественная Милость”, значит, они верят, что устами гуру говорил сам бог Кришна. Отсюда вытекает требование безоговорочного подчинения наставнику, который достиг “сознания Кришны”. Так утверждали все кришнаиты, с которыми мне приходилось общаться. Члены МОСК не исключение. Но точно так же воспринимали своих “гуру” последователи Движения Ошо Раджнеша, Махариши (ТМ), Нирмалы Шривасты (Сахаджа-Йога), Ауробинды Гхоша.
Однако г. Зуев претендует на исключительность Свами Прабхупады среди этих гуру, поскольку, по словам г. Зуева, МОСК является “древнейшей монотеистической религией”. У себя на родине Чаран Де (Свами Прабхупада) исповедовал религиозное учение индийского средневекового мистика Чайтаньи Мхапрабху (1486 — 1534) (см.: Прабхупада. Человек святой. Его жизнь. Его наследие. Сатсварупа Дас Госвами. СПб., 1993). Ни по времени, ни по религиозному мировоззрению учение Чайнтаньи к “древнейшим монотеистическим религиям” (каковы иудаизм, христианство и ислам) отнести нельзя, хотя исследователи религиозных культов и философских систем Индии действительно отмечают, что в своем богомыслии Чайтанья отходит от традиционного пантеизма Веданты, обращаясь к теизму. (См.: Барт А. Религии Индии. Перевод под редакцией С. Трубецкого. М., 1959; Чаттерджи Б. Сокровенная религиозная философия Индии. М., 1959; Радхакришнан С. Индийская философия. Т. 1 — 2. М., 1956; Deussen P. The System of the Vedanta. Chicago, 1912.) Что касается учения Прабхупады — это авторский модерн, одна из вариаций неоиндуизма. “Откровение” Свами Прабхупады “Бхагавад-гита как она есть” — авторский перевод (точнее — пересказ) VI книги индийского эпоса “Махабхарата” (см.: Бхагавад-гита. Перевод Б. Л. Смирнова. Т. 2. Ашхабад, 1956).
Главным идеологом неоиндуизма был Вивекананда. Неоиндуизм — не конкретное религиозное направление, а некая интегральная идея: приобщить Запад к “древней мудрости Востока”, к метафизике и мистике религиозных культов Индии. Но для этого необходимо было внести существенное изменение в саму метафизику.
В отличие от буддизма, индуистские культы до XX века не знали прозелитизма. Ортодоксальным индуистом нельзя было стать по убеждению, им надо было родиться в Индии в какой-либо касте в соответствии со своей кармой, но не только обязательное включение в кастовую систему препятствовало распространению индуизма за пределами Индии. В соответствии с религиозным мировоззрением, отраженным в Упанишадах (VIII — VI вв. до н. э.), существование мира и человека не имеет цели и возникло в результате непостижимой божественной игры — лилы. Эта идея явно неприемлема для западной цивилизации. Неоиндуизм, возникший в XIX веке как реформаторское движение внутри индуизма, стремился к адаптации западных ценностей для Индии и к пропаганде реформированного индуизма на Западе (см.: Фаликов Б. З. Неоиндуизм и западная культура. М., 1994). В результате сочетания западнической и националистической тенденций возник феномен индуистского мессианства, ставшего характерной чертой позднего неоиндуизма и давшего толчок неоиндуистскому прозелитизму (Gough A. E. The Philosophy of the Upanishads and Ancient Indian Metaphysics. London, 1903). По этой причине появление на Западе (начиная с США) в середине XX века отделений “Миссии Рамакришны” и последующий наплыв индийских гуру принято относить к новым религиозным движениям, отличающимся от ортодоксальных индуистских культов (см.: Баркер Айлин. Новые религиозные движения. СПб., 1997).
Никто не ставит под сомнение право г. Зуева исповедовать учение Свами Прабхупады. Тот факт, что МОСК включается в реестр новых религиозных движений, нисколько не ущемляет свободу совести российских кришнаитов. Нет нужды делать сенсационные заявления о первом кришнаитском храме, появившемся в XVII веке в Астрахани, или о петровском “Законе о веротерпимости” по отношению к индуистам. Это — из области ненаучной фантастики. Иван Грозный завоевал Астраханское ханство в 1556 году. К тому времени это был регион прочно укоренившегося ислама; “мало-мальски образованный читатель” из истории государства Российского знает, что ни исламские правители, ни московские государи веротерпимостью в отношении чуждых религиозных культов, увы, не отличались. Московское государство, расширяя свои границы в XV — XVII веках, мирилось с исламом и буддизмом на землях, некогда входивших в Золотую Орду, не искореняло огнем и мечом язычество северных и сибирских народов (но последовательно проводило политику их христианизации). А вот с “ересями” (нетрадиционными новыми религиозными учениями) боролось жестко. Петр I гарантировал свободу вероисповедания иноземцам, служившим Российской империи. Были они европейцами — протестантами, но никак не индуистами (см.: “Духовный регламент”. — В кн.: “Законодательство Петра I”. М., 1997). Официальный указ о свободе вероисповедания все для тех же иноземцев был издан Екатериной II в 1772 году. Причем екатерининский указ строго воспрещал инославным проповедовать иноверие и обращать православных в свою веру. Действовал этот закон и в XIX столетии (см.: Ясевич-Бородаевская В. И. Борьба за веру. Историко-бытовые очерки и обзор законодательства по старообрядчеству и сектантству в его последовательном развитии, с приложением закона и указов. СПб., 1912). Не будем приукрашивать историю: веротерпимость в Российской империи до 1905 года была жестко регламентирована. Исследования по развитию индийской религиозности, религиозно-философской мысли, литературы появились в России, как и в Европе, только на исходе XIX столетия. И опять же следует различать научный интерес (работа русских индологов) и отношение православия к “индийской духовности”. Отношение это остро критическое, иного ожидать и не следует. Религиозный релятивизм и “политкорректность” православию не свойственны (см.: Введенский А. Религиозное сознание язычества. Т. 1. М., 1902; Гурий, иером. Буддизм и христианство в их учении о спасении. Казань, 1908; Кожевников В. Индийский аскетизм в добуддийский период. Сергиев Посад, 1914). Однако критическое суждение о чуждой христианству религиозной традиции не означало и не означает недоброжелательности по отношению к иноверцам. В моем случае — не означает недоброжелательности к людям, увлеченным новыми религиозными движениями. Я лишь констатирую факт: члены НРД восточной ориентации выпадают из русской культурной традиции, не вписавшись между тем в традицию иноземную. Подтверждением этому являются и попытки исторических изысканий председателя руководящего совета Центра обществ Сознания Кришны в России г-на Зуева.
Юлия УШАКОВА.
Воронеж.
1 “Свами” означает святой, буквально — “господин”, а “Прабхупада” — “тот, у чьих ног (сидят) лучшие”.