стихи
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 1, 2004
Салимон Владимир Иванович родился в Москве в 1952 году. Выпустил более десяти поэтических книг. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.
* *
*
Едва заметно прикоснется,
но вся осыпется тотчас
сухая елка у колодца
бесшумно на глазах у нас.
А ястреб лишь, взмахнув крылами,
продолжит начатый полет.
Как на параде, перед нами
гвардейской выправкой блеснет.
* *
*
Подноготная доселе
остается в стороне,
хоть душа зеленой ели
кажется бесплотной мне.
Бестелесного созданья
между небом и землей
скрыто место обитанья
от незрячих вечной мглой.
Но кому судьбой дарован
от рожденья острый глаз,
мирустройством очарован
тот в отличии от нас.
* *
*
Лишь краем глаза иногда
я вижу, как она кружится,
и облак белый изо рта
выпархивает, точно птица.
Ее катание назвать
фигурным можно лишь с натяжкой,
но между тем седую прядь
стыдливо прячу под фуражкой.
* *
*
Луч фонаря в пустыне снежной
могилу роет сам себе,
и лампочка во тьме кромешной
едва мерцает на столбе.
Порывом ветра между делом
ее задует, как свечу.
Всем существом — душой и телом —
я холод смертный ощучу.
* *
*
Ежегодно — ясным днем
в проруби крещенской вижу,
как звезда, горя огнем,
с неба валится на крышу.
Как рождается дитя
у Пречистой Девы в муках,
ясно вижу я, хотя
очень в точных слаб науках.
Но не скоро в телескоп
разглядит астроном
то, что вижу я, в сугроб
падая со стоном.
* *
*
Загребущие лопаты,
что у дворников в руках, —
так грохочут только латы,
разлетаясь в пух и прах.
Часто после снегопада
раздается грохот вдруг.
Деревянная лопата
издает железный звук.
* *
*
Словно струйки дождевые,
реки снежные текут,
и друг дружку, как слепые,
мы ощупываем тут.
Чтобы сразу было ясно,
кто стоит перед тобой, —
с дорогим дружком напрасно
не затеять мордобой.
Иногда глаза и уши,
широко раскрытый рот
выдает родные души.
Медный крест — честной народ.
* *
*
Что духовые вверх берут,
понять не слишком сложно.
Они, казалось бы, не врут,
но на душе тревожно.
Солдаты ли чеканят шаг,
топочут по брусчатке —
победно марширует враг,
нас одолевший в схватке?
Я слышу барабанный бой.
Труба зовет во мраке.
И новобранцев за собой
ведут на смерть рубаки.
* *
*
Любое объяснение
приемлемо, Бог весть,
что полное забвение
на самом деле есть?
Могила безымянная.
В дни свадеб ребятня
толчется полупьяная
у Вечного огня.
* *
*
Параллельно существую,
чтоб не сосуществовать —
не ходить в одну пивную,
не делить одну кровать.
Пуп земли во тьме кромешной
отыскав с большим трудом,
я готов в пустыне снежной
для себя построить дом.
Много меньше, чем другая,
нагоняет на меня
страха крепость ледяная,
та, что строит ребятня.
* *
*
Кустарь-одиночка, кому по плечу
на свете любая работа,
из тех, что печурку сложить Ильичу
при случае сможет в два счета.
Смотрю, как работает он, и ловлю
себя я на мысли порочной —
завидуя мастеру, я не люблю
в поэзии рифмы неточной.
Всегда обращаю вниманье на цвет,
но прежде всего замечаю,
что тонкий рисунок похож напросвет
на жиденький куст молочая.
* *
*
Фигурки рыбаков на льду водоканала.
Напротив пристани баржа на якорь встала.
Вдали на берегу высоком — новостройка.
Она по склону вверх карабкается бойко.
Не человеческой чтоб обладать вершиной —
мир здешний держится лишь силой лошадиной.
* *
*
Детишки шепчутся во тьме.
Ворочаются с боку на бок.
Порой сопутствует зиме
холодноватый запах яблок.
Когда доносится до нас
их дух медвяный из подполья,
вдруг слезы сыплются из глаз,
как в час веселого застолья.
Казалось — жизнь не удалась.
Но разве дружеская шутка
не может, Бога не боясь,
легко лишить тебя рассудка?
* *
*
С черным ранцем за плечами
гимназист бредет чуть свет.
Чтобы нам не спать ночами,
это — повод или нет?
Для меня — в какой-то мере.
Для иного — верный путь:
крепко запертые двери
в мир запретный распахнуть.
Гимназист бредет куда-то
с черным ранцем за спиной.
И кружит в лучах заката
в небе черного квадрата
черный ворон надо мной.