Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 9, 2002
ЗАКАЖИТЕ МОЛЕБЕН ПРОСИТЕЛЬНЫЙ
Закажите молебен просительный.
— Это стихи? — спросила Вера Михайловна.
— Это совет, как выйти замуж, — ответила Елена. — Нужно заказать молебен просительный о создании семьи. Вы ведь крещеная? Я сама четыре года назад заказывала…
— И что? А, да, у вас уже дети.
— Которые шляпу не дают носить.
— Почему?
— А как вы думаете? Они же маленькие, все время нужно наклоняться…
Шляпа падает в грязь.
Белая зависть мелькнула в глазах Веры Михайловны. О, как бы она отказалась от шляпы — с радостью! И наклонялась бы, наклонялась: то нос вытереть ребенку, то просто чмокнуть…
— Пожалуйста, расскажите, как это все вы сделали, Леночка!
Рассказ Елены занял вторую половину обеденного перерыва. Первая половина ушла на монолог Веры Михайловны (дело было в большом универмаге, где Елена торговала в церковном киоске).
Берем пригоршню жалости, четыре-шесть слезинок, быстро испарившихся, а любви как можно больше! И кратко даем историю старой девы Веры Михайловны, заведующей отделом нот.
Отпраздновать свое тридцатилетие она пригласила коллег на пикник.
— Там все парами: кто был с мужем, кто — с женихом, а я — с Гарри.
— Это иностранец? Вы здесь, в универмаге, с ним познакомились? — уточнила Елена.
— Гарри — пес моей тети, я у нее живу. Все парами, а я танцевала с Гарри, он положил мне лапы на плечи… Там была семиствольная черемуха еще! Даже дереву словно скучно одному, семь стволов из одного корня! Я думаю: может, пора в монастырь уйти? Стыдно быть одной. Не касаться, а жить по-настоящему, вот чего я хочу… Или быть камнем! Нет, лучше в монастырь.
— Успокойтесь! В монастырь никогда не поздно. Вы хотите иметь семью?
— Да, но… у меня никого нет, Леночка. В девятом классе нравился один — он и не замечал нас, весь в волейболе своем.
— Сначала закажите молебен, Вера Михайловна. Если не поможет… Но надо верить! У меня тоже никого не было. Заказала молебен просительный о создании семьи. Как раз тогда я начала у вас здесь работать в церковном киоске. Ну и мечтала, что муж мой будет — священник, что меня все будут звать матушкой… А ко мне стал часто приходить и об иконах разговаривать мой Леша, но я еще долго не понимала, что его мне и послали по молебну. А когда он сделал предложение… Это так быстро произошло! В роддоме нянечка всех младенцев звала “хорек” или “жених”. Про моего сына даже сказала: “У него будет сорок шестой размер обуви”. И похоже, что будет, как у Леши. Но это не беда, а вот я боюсь, что у Катеньки моей тоже ножки вырастут ого-го, я ей говорю: “Дочик, где же мы будем брать тебе обувь!”
Тут еще раз мечтательная зависть мелькнула в глазах Веры Михайловны: нашла бы она обувь, пусть только будет семья, будет дочь!
— Вы, Леночка, подскажите мне, как это делают — заказывают молебен?
— В церкви закажите молебен просительный о создании семьи Иисусу Христу, Божией Матери, святому Николаю Чудотворцу, святым Кириллу и Марии — это родители Сергия Радонежского Чудотворца… Затем — святым Петру и Февронии. Ну, вашей святой и Ангелу Хранителю.
— Записала. И это все?
— Нет. Мама крещеная у вас? Она будет с вами просить помощи?
— Мама в деревне, я не знаю.
— Хорошо. Сделайте так: позвоните и спросите! Если да, то имя ее святой впишите тоже. Или не беспокойте маму. Как хотите.
Вера Михайловна заказала молебен. А в это самое время вечерами свекровь Елены стала спрашивать:
— Нет ли у тебя хорошей девушки знакомой? Такой у нас в отделе славный Вася! Ему тридцать лет, до сих пор не женат. Он рано полысел и стесняется, что ли… Правда, у него немного деревенская речь.
— Например?
— Например, он говорит: “Ды ладно”. Или спросишь, как дела, Вася отвечает: “Всяконько”. Девушек в отделе зовет “кумушками”, им это не нравится. А что тут такого! Умница, весь в конверсии! У него папки с бегемотиками, с черепашками, которые гребут, — детские игрушки разрабатывает, хотя и авиаконструктор неплохой.
Наконец до Елены стало доходить, что в этой ситуации есть промысел! И пора уже включаться. Когда в очередной раз свекровь стала спрашивать про знакомых девушек, Елена рассказала о Вере Михайловне:
— Милая, скромная. Я ее завтра с утра предупрежу. А вы отпустите Васю с работы на час-два.
— Леночка, настрой ее быть разговорчивее, а то наш Вася такой стеснительный, но он славный, она увидит! Ну подумаешь, говорит “ды ладно”…
— Значит, так: пусть он вызовет заведующую отделом нот — Веру! Отчества пока, я думаю, не нужно.
На следующий день Вася пришел в универмаг, но от волнения спутал отдел нот с отделом музыкальных инструментов. К несчастью, заведующую там тоже звали Верой! И она была не замужем.
— А я к вам! — сказал Вася. — Начнем, Верочка, знакомиться! Меня Васей зовут.
— Вася, откуда вы вдруг взялись?
— Откуда… Вы о работе моей, кумушка? Мы сейчас конверсией занимаемся. Давайте с вами встретимся завтра вечером в кафе где-нибудь, хорошо?! Подробно все расскажу и о себе, и о работе.
— Но, кажется, я вам не очень подхожу. Мне тридцать шесть уже. У меня вот тут — сбоку — седина…
— Это чудесно! Как изморозь — к ней хочется припасть в жаркий день.
— А вам сколько лет, Вася?
— Тридцать, но разве в этом дело! Знаете, кому Пушкин посвятил “Я помню чудное мгновенье”? Мне сейчас тоже не вспомнить… Ну так вот: она была старше мужа на двадцать лет. И счастливо прожили до смерти.
— Но у меня дочке пять лет! Я — мать-одиночка.
— Ды ладно! Дочку как зовут?
— Соня.
— Я удочерю Сонечку!
— Какой-то вы удивительный, Вася…
— Нет, это вы — удивительная, Верочка! Давайте завтра встретимся?
— Ну хорошо…
А что такое женский коллектив?! В обеденный перерыв об этом разговоре стало известно многим, в том числе — Вере Михайловне. Она подбежала к Елене и зашептала:
— Все пропало — он перепутал отделы! Ее тоже зовут Вера. Ну, ложноножка!
— Вечные Добчинский и Бобчинский! Помоги, Господи! — Елена перекрестилась. — Отдел нот и отдел музыкальных инструментов… Но простим Васю — он от волнения все перепутал.
— Я сама виновата: сегодня села в автобус с номером… сумма цифр там была тринадцать! Так и знала, что не повезет. Ведь хотела пропустить этот номер, но побоялась опоздать.
— Верочка Михайловна, зачем вы грешите — считаете цифры! Я вас прошу: никогда не считайте. Сейчас же позвоню свекрови — не та Вера, — спокойно отвечала Елена, перевязывая платочек (на время обеда она делала узел за ушами).
— Так вы же говорили: он стеснительный… не пойдет во второй раз, наверное? — От стресса Вера Михайловна крутила свой нос, словно хотела его свернуть набок.
— Поймите же: мир сей грешен. Ничего не бывает совершенно идеального, тем более в таких делах… Я тоже о священнике мечтала, а мне прислали Лешу! И я сейчас очень рада, что так вышло. Завтра оденьтесь, как белый человек! Мне помнится, у вас есть получше блузки, чем эта черная.
— Она делает меня стройнее… я думала.
— Но и старше!
— Хорошо, я оденусь, как синий человек, — есть синяя блузка.
— Будьте готовы ко всему! У вас другой, может, появится жених, если Вася не пойдет во второй раз знакомиться.
Но Вася пришел! Елена видела, как он вызвал сначала Веру из отдела музыкальных инструментов и извинился за ошибку. В это время к церковному киоску подошли два алкоголика. Один другому говорил: “У меня по математике одни пятерки были!” Вполне может быть, подумала Елена, такие часто спиваются — хвастунчики, только о своих успехах думающие… Вино ведь каждую минуту говорит хозяину: ты самый лучший, самый умный!.. Прости, Господи, нельзя осуждать, я знаю, еще могут бросить пить эти мужчины! Елене не хотелось слушать про чужие успехи, а хотелось поскорее узнать, как прошло знакомство. И вот наконец Вера Михайловна подошла к ней. По ее глазам Елена поняла, что все не так, как хотелось бы.
— Что-то не понравилось? — спросила Елена.
— Вы говорили: стеснительный, а он как раз слишком разговорчивый!
— Господи, да что же такого он наговорил вам?
— Ну, ничего особенного, про свой аквариум: чем больше аквариум, тем меньше с ним возни — мы же в реке уборку не делаем, а лужа — она быстро зацветает и так далее. Слишком разговорчивый!
Елена подумала: может, внешность Васи не понравилась, а придирается Вера Михайловна к другому (человек воспитанный).
— А как вам его лицо, рост?
— Очень понравилось все! Но так много говорит…
Елена поняла, что у Васи нашли недостаток, которого нет. Она стала объяснять про волнение, про молебен — Ангел Хранитель помог ему стать разговорчивым, чтобы уговорить на свидание, да и намолчался человек за тридцать лет! В общем, Вера Михайловна успокоилась: Вася не неврастеник, не болтун.
Через месяц Веру Михайловну было не узнать! Сначала казалось — какая-то особая косметика, но потом все поняли, что это — косметическая работа любви… или, точнее, так: лучшая косметика — влюбиться.
Елена узнала, что Вася и Вера копят деньги на квартиру. У них были сбережения, но немного не хватало. Когда они почти накопили нужную сумму, грянул экономический кризис 1998 года. Тогда-то и решили, что оттягивать свадьбу больше не будут. Квартиру и снимать можно.
Елена навестила молодоженов, когда их ребенку было около года. Она переезжала с мужем в другой город и зашла проститься.
— Как дела? — спросила она, будучи уверена, что Вася ответит: “Всяконько”. Но он сказал:
— Мы надеемся.
— На что?
— Что родится второй.
— А может, вы все-таки надеетесь, что просто задержка и пронесет? Вы же на квартиру хотите накопить!
— Мне обещают на работе малосемейку.
— Она для троих…
— Чего еще нужно? И так живем как цари, лучше царей, как говорил один мой друг-геолог. Горячая вода из крана течет, электричество… Цари так не жили!
Тут вышла из ванной Вера Михайловна (она уже выкупала сына).
— Лена, посудите сами, — сказала она, — мне уже тридцать три! Ну сколько я смогу успеть родить — от силы еще двух-трех детей!
Я ЕХАЛА ДОМОЙ
В плацкартном вагоне гуляли дембеля.
Моими соседями оказались фехтовальщики в одинаковых синих свитерах. Именно их тренер — похожий на Есенина экземпляр, находящийся в великолепной физической форме, — громко учил солдат, как устроиться на гражданке. Поэтому дискуссионный клуб шумел прямо возле моего уха.
— Поезжайте в район! — Тренер взмахивал рукой, демонстрируя перстень (такой я видела у Макаревича на экране телевизора). — Сейчас в глубинке бухают, а вы не пейте! Поступайте на заочное в техникум. Года через два все заметят: никогда вас не видали под забором. И выдвинут! Конечно, жополизы быстро продвигаются, но честные люди еще дальше могут пойти. Это я вам точно говорю. Только поступить на заочное и не пить!
При этом он набирался все больше и больше, но упорно повторял: “Не пить!” Порой уже мог выговорить только “ить”, однако снова собирался с силами и произносил ясно: на заочное, не пить.
— Был такой случай. Командир подходит: “Найдите дневального!” А где его найдешь? Он пять раз подходит: мол, не найдете, я вас сгною. Жара в Таджикистане такая, что мы уже едва стоим на посту, а он еще ходит и пугает, — вываливали в ответ дембеля, перебивая друг друга.
— Тогда предлагаю тост… как говорится: “Выпьем за нас с вами и за хрен с ними!” — Тренер уже поднес стакан к губам, но вдруг провозгласил следующее: — Хочу, чтоб все были хорошими людьми, весь народ наш!
— Да чтоб тебя бабай завалил, думаем мы, — продолжали дембеля. — Чтоб таких офицеров побольше в мирное время, как наши командиры! Но не дай Бог с такими воевать! Был такой случай…
Хорошее название для небольшой газеты: “Был такой случай”, думала я.
— В район! Там все бухают, а ты не пей. Танечка, угощайтесь орешками! — Это он проводнице, идущей мимо (и она угостилась: не в руку взяла орешки, а сразу губами).
Я ехала домой. Из Москвы. Не заключив ни одного договора! Разве только у этого тренера слова расходились с делами! Призывал не пить, а сам набрался! Мне тоже звонили из двух издательств и просили привезти рукописи. Как можно больше! Но льготы книгоиздателям вдруг отменили, и вот еду без копейки.
А цены так подскочили! Ценники в магазинах невидимыми нитями связаны с моими нервами и дергают, как током. Лежу на полке — дерг! Это цены опять подскочили.
Мне пятьдесят пять скоро, и сколько живу в родной стране, только в школе пару месяцев верила в коммунизм, а так — всегда ждешь худшего, изо дня в день. Но раньше мы были моложе, и муж мог работать грузчиком. Однажды однокурсница Славы увидела его в магазине с ящиком. “Ты что тут делаешь?” — “Так, прогуливаюсь с тяжелым ящиком, чтобы здоровье укреплять…”
Уже год живу без переднего зуба. Нет денег, чтоб вставить. Может, поэтому со мной не заключают договоры? Второй раз съездила в Москву без зуба — и второй раз возвращаюсь без копейки. Без гонорара не вставить зуб, а без зуба нет гонораров. Круг замкнулся.
— В рай… в рай-он! Поезжайте!
— Говорю: товарищ лейтенант, Сиротенко опять наблевал прямо на гаубицу! А он: ну и хрен с ним… Но не дай Бог с ними воевать, дай Бог им в военное время успеть быстро погоны снять!
Мимо прошла проводница, смеясь каким-то русалочьим смехом.
— Заметили? Она вертит задом, как лисица хвостом! — Тренер то совсем терял дикцию, то вдруг начинал говорить почти внятно. — У меня двести тридцать фотографий — коллекционирую женские попочки.
— Хорошо, что не мужские, — ответил один солдатик, засыпая на полужеве, с куском курицы во рту.
— Он зверски прав, — тихо прокомментировали ребята-фехтовальщики, лежащие на верхних полках.
Тренер продолжал: попы так же прекрасны, как бабочки. Даже можно гадать — по отпечатку сырой попы на песке.
— У меня все нормально, есть жена, у нее пятки как яблоки! Но есть любовь-линия и любовь-точка. В семье линия, а стало нужно, чтоб были и точки… А вас в район, не пить и на заочное! — Вспомнил, что нужно нести идеи в массы, но своими поступками опровергал их тут же (видимо, эти идеи он сочинил для других, а себя считал исключением).
В это время проводница прошла обратно, и тренер сделал ей комплимент. В ответ она задумчиво сказала:
— Еще бы кто-то мне стиральную машину отремонтировал.
— И тут, как назло, билетов нет! Мы к проводнице: возьмите дембелей!
— Надо было не к молодой, а к пожилой проводнице, она скорее пожалеет. У нее самой сыновья, — советовал им тренер.
— Кое-как купили билеты на этот поезд…
— И хорошо, со мной встретились, вас надо понужать! Я научу, как дальше быть: в район, не пить и на заочное! — Он хотел, чтоб все прогрессивное человечество усвоило его советы.
Ребята-фехтовальщики (на вид им было по двадцать лет, а потом из разговора стало понятно, что одному шестнадцать, а двум — по семнадцать) пытались отвлечь тренера от стакана, на каждой большой остановке предлагая: “Стоим двадцать минут — выйдем пофехтуем!” (Может, это такая шутка, а может, нет. Длинные сумки с инструментами у них были с собой.)
Дембеля к вечеру заснули почти все. Тренер пошел к проводнице, сообщив последнему солдатику, остававшемуся рядом:
— Жена — фотографиня, талантливая, но… такой пылесос! Пока с ней живу, денег никогда не будет! Есть любовь-линия, но совсем другое — любовь-точка…
— Он зверски не прав, — сказал лежащий на верхней полке фехтовальщик.
— Молчи, щукин сын! — ответил другой.
Тот послушно умолк. Возможно, такая у него фамилия: Щукин.
В самом деле, думала я, зачем тренер пошел к проводнице?! Это тоже — расхождение слов с делами. В загсе ведь клялся, что будет с женой и в горе, и в радости. К тому же молодым какой пример подает…
Ребята перебрасывались редкими репликами.
— Я у него вел-вел, а потом проиграл двенадцать — десять! Он все жертва-жертва, и вдруг…
— А я не держу дистанцию, раз — и в атаку! Четыре — два я вел, а он бросился, я подсел и снова…
— Этот, из Москвы, проиграл пятнадцать — два и заревел! Снимает маску: глаза такие…
— Артемьев выигрывал кубок России, ну и что — сейчас пивом торгует.
— Из Казахстана, беспонтово, в первый тур не прошел. Юниоры проиграли.
— Они тормоза такие, не двигаются, не маневрируют.
Один фехтовальщик был побрит налысо, рана на голове его заклеена пластырем.
— Что матери скажешь про пластырь?
— Что-нибудь…
— Пойду я попью, — сказал тот, кто все время предлагал выйти и пофехтовать.
В этот миг свет выключился. Наступила тишина. Только днище вагона стучало, как сердце ночи. Хорошо бы поспать, размечталась я. Но тут вернулся юноша с последними новостями о тренере:
— А мы там целуемся!
— С проводницей?
— С Танечкой.
— Он — говно, — рявкнул раненый.
— Кто?
— Градус.
— Молчи!
— Не буду я молчать!
— А ты сам-то! Пришел на дискотеку со своей девушкой и каждые тридцать секунд с ней целуешься! Кто так делает?
— А что тут такого? Это моя девушка.
— Молчи!
Было ясно, что им не хотелось плохо говорить о тренере. Но его поступки натекают на их поведение, вот и бросились на раненого товарища. Реки желчи потекли. Конца этому не предвиделось.
— Каждые тридцать секунд ты с ней целовался!
— А что тебе-то!
— Все должно быть в меру…
— В меру, да? А у тебя три итальянских наконечника, ты с нами не поделился! Если в меру, зачем три наконечника…
Крики понеслись по всему вагону: кто есть кто… В их голосах уже мелькали невидимые шпаги. У меня подскочило давление, пришлось выпить две таблетки андипала. В окне елки, как лешие, мелькали.
— Ребята, — сказала я. — Давайте спать! Ночь ведь.
— Кому-то хочется спать, а нам не хочется! — бросились они в скандал со мной, обрадовались, что нашли жертву: все-таки хорошо, что можно сорвать зло на постороннем.
— Мама никогда вам не говорила, что вы не одни на белом свете? Что надо уважать и других людей!
— Не трогайте мою маму, мы ведь вашу не трогаем!
— Так я вам не мешаю спать.
— А мы не хотим спать.
— Хорошо. Не спите. Но молча. Можно лежать и думать, для чего голова-то дана.
— Не указывайте.
— Послушайте: Бог не для одних вас создал этот мир, этот вагон.
— Он вообще не создавал ничего!
— Зачем вы говорите такие слова? Молчите лучше, а то отвечать потом придется.
— Не придется. Вы знаете, что Гитлер — в раю?
— Боже мой, да что же это за языки у вас, остановитесь же!
— А вы что — философ? Можете с нами поспорить на эту тему?
— Нет, я — писательница, спорить не хочу, я спать буду.
— Вот и напишите рассказ, как мы не давали вам спать.
— Кому это интересно? Рассказ должен ситуацию просветлять, а не затемнять. Тем более, что вы — люди неплохие, а вырастете — будете вообще хорошими, просто разнервничались… это бывает. Сейчас давайте все замолчим.
Ребята пошептались, куда-то вышли (может, покурить, но точно не знаю), потом вернулись и тихо улеглись. Больше я не слышала от них ни слова. Почему? Сие тайна великая есть. Честно, не знаю, в чем дело. В Перми я вышла, а поезд пошел дальше, в Сибирь.
Меня встречали дочери и муж. В глазах у них стояли вопросительные знаки: везу ли я договоры, авансы. Сразу сказала, что нет. Повисло молчание. На привокзалке младшая дочь заметила:
— Зато мама вышла с выражением рассказа на лице!
Слишком хорошо они меня знают. Да, если б заключила договор, ехала б в купе, этой встречи с фехтовальщиками не было б… А так я поняла причину многих российских невзгод: слово расходится с делом. Всегда в чем-то проигрываешь, а в чем-то выигрываешь. Только так и бывает. О жизнь, ты прекрасна, прекрасна!