стихи
АНАТОЛИЙ НАЙМАН
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 3, 2001
АНАТОЛИЙ НАЙМАН
Найман Анатолий Генрихович родился в 1936 году в Ленинграде. Поэт, прозаик, эссеист. В № 10 «Нового мира» за 1997 год был напечатан его роман «Б. Б. и др.», получивший редакционную премию. Живет в Москве.*
ЛЬВЫ И ГИМНАСТЫ
* * *
Написать — это имя свое написать.
Это — вывести каллиграфически имя.
Строчку вышивки. Так что не дергайся, сядь.
Горстку букв, различимых в сиянье и дыме.Это время займет. Надо вспомнить сперва
запах дома и шорох и выбрать, насупясь,
из тетешканий няни — язык и слова,
из больного захлеба — ласкательный суффикс.Надо вспомнить все это — чтоб это забыть!
Не признать за свое. Не смешаться с чужими.
Не запутаться в «слушай», и «кто там?», и «выдь!»,
а ни больше ни меньше как выпростать имя.Струйку звуков. Значков. Заглуши голоса
любострастных невнятиц, и воинских кличей,
и судебных повесток: должна полоса
иероглифов — с подлинным быть без отличий.Угадай начертанье сквозь пламя и мглу.
Это важно, как жизнь, здесь нельзя ошибиться —
это имя звезды у вселенной в углу,
здесь описка в полчерточки — самоубийство.
Азбука
Где в слове дух? Где то есть ужас в ужасе?
А я скажу! Он в эс, и же, и у.
Их, этих трех, кто сколько бы ни тужился,
ужасней не найти. Я так скажу:дух слова — буква. Сумма букв. Ни менее,
ни более. Покой и пропасть в о
не то что бездна а. Все дело в пении
по буквам, по крючкам — я вот за что!За азбуку без слов! За просто азбуку
от а-бэ-вэ-гэ-дэ до э-ю-я.
Что значит — «кто заказывает музыку?»!
Здесь все, что есть, заказываю я.От а до я. Я надуваю воздухом,
согретым кровью легочной, тельца
прозрачные; ввожу их в дрожь нервозную
голосовыми связками певца.Да и немых их лент, кудряво-перистых,
довольно, чтоб в восторге, не дыша,
глядеть, как льнет эл-эм-эн-о к пэ-эр-эс-тэ,
е-же-зэ-и к у-эф-ха-це-че-ша.
Караванная, угол ИнженернойЕсли табак — былье, а картофель — зелье,
да порасти оно все бурьяном-пасленом:
львы и гимнасты входят в цирк Чинизелли
пьющий-курящий, ныне который сломан.Кратер-то сам прочно укутан в стены,
как чугунок с похлебкой в тулуп нагольный.
Сломан, хочу я сказать, баланс атмосферы,
воздух, цветок никотиново-алкогольный.О мое, о мое, о мое, о мое детство!
Все — питие и пища, и все — наркотик.
Все за тридевять стран, но — по соседству,
львы и гимнасты входят в подъезд напротив.Речка бежит к воле, я к школе.
День впереди, жизнь, лето, неделя.
Но не трепещут флаги — сон, что ли?
В ряби лазурной нет яда и хмеля.Смуглое стерто лицо над белым стоячим
воротничком, отчего ушла перспектива
из фотографии — то есть рецепт подхвачен,
градус удержан, но горечь ушла из пива.Выветрился эфир — и не стало жанра.
Было ли, не припомнить, хоть раз ненастно.
Нету толпы, чтоб смотрела дымно и жадно,
как на арену входят львы и гимнасты.
* * *…skip that lipstick…
Billie Holiday1.
Мотылька губной помады
на рубашке на плече
не прихлопывай, не надо,
не споласкивай в ручье.А войди с ним, глаз не пряча,
в дверь, где прошлое прожил,
в обворованную дачу,
в развалившийся режим.Встань под сводами пропорций
чистых — вспомни, однолюб,
как возвел ты и испортил
жизнь, не красившую губ.И зрачком в зрачок подруги
немигающим упрись
так, чтоб медленные струи,
скорбь смывая, полились.
Антифон (III)— Если бы я создавал тебя от нуля
и лишь от меня зависело, кто ты выйдешь,
и поддавалась бы пальцам глина-земля,
и я в придачу бы знал, как себя ты видишь,
я постарался бы в каждую пору влезть,
в каждую клетку и ген, как завзятый сыщик,
чтобы точь-в-точь тебя вылепить, как ты есть,
родинку посадить на щеку и прыщик.— Что это ты! Зачем мне в прыщах щека?
Тонких запястий хочу и тонких лодыжек,
легкого взгляда и острого язычка,
поступи величавой и локонов рыжих.
Если бы дни и ночи ни ел, ни пил,
самой упругой глины измял бы тонну,
ты в лучшем случае землю бы и слепил,
то есть праматерь — и никогда мадонну.— Ну а положим, меня бы лепила ты?
— Я бы, во-первых, рубила тебя из камня,
наскоро, грубо, объем, не вдаваясь в черты,
тучу, если не тушу, торс, очертанья.
Я бы, как шлюха, тесала тебя, как мать:
вес! Ну и мозг, да-да. Всё чуть-чуть с избытком:
голову, лоно — чтоб было откуда брать.
Ткань — по которой потом бы узор был выткан.— Вот как? Да пусть и так. Но, когда, рубя
мрамор… — Гранит. — …да хоть диабаз, что топчем, —
ты изнутри не высечешь мне ребра
(а так и будет, если ваяешь в общем),
то… — Прекрати о ребре… — …сама посуди,
взяться откуда… — …о древе, ребре и змее. —
…вашей сестре? Так что о том, что в груди,
надо… — …быть вашему брату скромнее.— А как бы ты подала самое себя?
— Я начала бы с тебя и сняла излишек —
это и значит связь, пара, семья:
ей до лодыжек дело, ему до подмышек…
— …брату… — …сестре… — потому что знает любой…
— …что для двоих, где плюс, там же и минус…
— …ты и тебя значит себе и собой…
— …ты потому что меня… — …мы вас… — и вы нас.= Если бы я создавал — и делала я,
как делают дерево и создают созвездья,
все равно, чей был бы план и работа чья
в том, чего не исполнить, если не вместе.
Я зови меня или ты, мне хоть бы хны —
что я: был-и-была или стал-и-стала?
Ты ниоткуда, я никуда — это мы,
мы — из желанья, и голоса, и матерьяла.
На даче
Что блаженней, чем сквозь листья
небо видеть в гамаке
и искать систему в свисте
пароходов на рекеи, кукушками осмеян,
счет ведущими до двух,
всласть хореем, гибким змеем,
щекотать гортань и слух?Что блаженней, чем для Дженни,
или Мери, или Сью
приводить размер в движенье,
флиртовать строкой вовсю,погружаться в зной приязни,
вспоминать тропу к воде
и не знать, ты где — на Клязьме,
или Темзе, или где? —все (само собой) неспешно,
невсерьез, чуть-чуть, слегка,
по-английски, безмятежно,
не вставая с гамака.
Пре-модернДух базилика и молний разряд за рекой
вызваны птичьим ц’окей наподобие клика
с клавиатуры компьютера нервной рукой —
молний плюсна за рекой и струя базилика.Дачный обед в спецэффектах недальней грозы —
есть ли такой, не увиденный прежде с экрана?
Есть ли программа, чтоб выучить снова азы
запаха: как это, пахнуть свежо или пряно?Чай на веранде, приправленный близкой грозой, —
как он на вкус, если мы его марку забыли?
Воздух — вы помните, воздух! Не аэрозоль
формул химических и электрической пыли.Что это! Кто здесь хозяин? Что это за
трапеза? Что за Америка! Мало нам груза
грядки копать, и полоть, и следить, чтоб гроза
их не прибила! Чья мы продукция, муза?
* * *Я спал, спал, спал и не выспался,
весь день лежал и дышал,
но сон, поскольку не высыпался
из мозга, заснуть мешал.Я ждал, ждал, ждал, но бессонная
душа моя, тонкий пар,
осела росой безумия
в сознанье, пока я спал.Я жил, жил, жил и расхвастался,
что времени не боюсь.
Был тверд, тверд, тверд и расквасился,
как в пляжном песке моллюск.Я был, был, был… А без ячества —
мой пыл, пыл, пыл подугас,
полжизни забыл я начисто,
а четверть прогнал бы с глаз.Да дел и в последней четверти —
со сна попадать в туфлю.
У времени лишка щедрости,
вот я все и сплю, сплю, сплю.Цель времени — повторение,
раз-два, раз и два, и два.
Сквозь дрему тиканье времени
доходит едва-едва.
* * *Лил сильный дождь, и бил фонтан. Свисали
к земле аллеи тополей и флаги
над клубом с акварелью на фасаде
растекшейся. Сам свет был образ влаги.И непонятно, свежесть или сырость
дразнила нервы, или вместе обе,
художнику в короткой, как на вырост
надетой век назад, холщовой робе.И хоть угадывались трель романса
и шарм тепла за дверью, но в бульваре,
в струе и в павильоне образ массы
просвечивал. Не творчества, а твари.Слова не доходили из-за шума
воды и листьев, но похож на Фета
мотив казался. И вздувалась шуба
бобровых туч над клубом «Эстафета».
Очи черныеВетерок в глаза
начинает дуть,
и из них слеза
начинает путь,
из ключей зрачков
по уступам щек —
остывай, щека,
леденей, зрачок.Из пустых озер,
набежав в углы,
как туман, ползет
поперек скулы,
как улитка в щель,
потеряв домок,
до ушных пещер,
чтоб и слух промок.На скорлупке губ
заплетает бант,
размягчая струп
напряженных гланд,
и, лижа, как пес,
и стираясь в ноль,
из глазных желез
вымывает соль.За толчком толчок,
как нанизка бус, —
затопляй зрачок,
не части, как пульс,
повисай, дрожи,
красоты не прячь,
ты не боль души,
не тоска, не плач.О, жемчужный слизнь,
продолжай волочь
по привычке жизнь,
как по стеклам дождь, —
ты даешь наркоз,
так что я прощусь
с ней без слез, всерьез,
с ветерком, без чувств.