Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 12, 2001
В интересном и очень полезном в информационном отношении разделе «Периодика» (2001, № 1), соглашаясь со мной, что все же следовало бы восстановить неведомо по чьему распоряжению снятую и бесследно исчезнувшую мемориальную доску в Горках и вообще не забывать совсем-то уж горьковские юбилейные даты, А. Василевский высказывает несколько суждений по поводу тех моментов в моей заметке на страницах «Независимой газеты» (от 2 сентября 2000 года), которые показались ему неуместными.
Постараюсь объясниться насчет моего обращения к Президенту. Оно возникло не от хорошей жизни. Еще 13 марта 2000 года в ходе обсуждения моей книги в ЦДЛ «Максим Горький — подлинный или мнимый» (тоже не забытой «Новым миром» — 2000, № 7) было принято обращение группы участников к руководству о необходимости восстановления мемориальной доски на доме в Горках, где жил и умер писатель, коего еще на нашей памяти именовали «великий русский». Упомянутое обращение было опубликовано с 17 марта по 10 апреля в четырех газетах: «Независимой», «Книжном обозрении», «Труде» и «Московской правде», причем одна из них назвала ликвидацию мемориальной доски «актом вандализма» (тем более, что ничего подобного не происходило в послевоенных Германии или Италии). Все материалы были направлены в Администрацию Президента, откуда без особой спешки их переправили в Министерство культуры, а оттуда, с той же неспешностью, в Управление делами Президента. Вот такой административный пинг-понг.
А. Василевский по поводу моего выступления замечает: «Вообще апелляция к Первому лицу в историко-литературных вопросах вызывает неприятные ассоциации». Но речь в моем письме идет вовсе не о вмешательстве властей в научные проблемы «историко-литературного» характера. Говорится совсем о другом: о необходимости внимания властей к состоянию национально-культурного наследия, чтоб не допустить погружения его ценностей в мрак забвения.
Восстанавливая в памяти прежние юбилеи и отбрасывая прочь казенную трескотню, мы вспоминаем чтение классиков по радио, фильмы и спектакли по их произведениям. Выпускались для любителей разнообразные сувениры, почтовые марки со спецгашением и т. д. Я уже не говорю про обязательное переиздание книг классиков-юбиляров. Все это напоминало, что писатель творчески жив, а не сброшен с «парохода современности». А административный перебор в этих делах действительно может принести только вред. Мы не забыли, как очень задолго до юбилейной пушкинской даты Б. Ельцин публично что-то сказал о великом поэте, и во что это потом вылилось! С телеэкрана народ начал по строчкам «собирать» «Евгения Онегина» (?!). Поэт смотрел на нас с московских уличных щитов на каждом перекрестке… В конце концов «Ex libris НГ» открыл специальный номер фразой «От Пушкина тошнит». И понять сказавших это можно.
Ничто подобное Горькому, к счастью, не грозит (тем более, что два самых крупных юбилея были просто проигнорированы). Но тут совершенно обратная «расейская» крайность. Пренебрежение к писателю, явно того не заслуживающему: горьковские дела в этом плане — полная противоположность пушкинским (хотя когда-то А. Платонов в специальной статье сопоставлял два эти имени и отмечал определенное сходство их новаторской роли в развитии русской литературы).
Характерная закономерность. За рубежом, где исследователь не подвержен бесконтрольно-эмоциональному отторжению всего советского прошлого, к Горькому в целом отношение совсем иное. Придется сослаться на собственный воистину горький опыт горьковеда. Книга моя «Горький без грима. Тайна смерти» (1996) пробивалась к читателю с невероятным трудом и вышла в частном издательстве, вне программы федеральной поддержки, в которую была включена Госкомпечатью и которую проигнорировало издательство «Московский рабочий». Минуя подробности авторских скитаний, скажу лишь, что количество издательств, пороги которых пришлось обивать, составило двузначное число.
Зато о ее выпуске хлопотал из Парижа редактор «Континента» Владимир Максимов. Заказы поступили из тринадцати стран. Первый полный перевод осуществлен в Китае в 1999 году. А новые заказы из США породили и второе, существенно дополненное, издание 2001 года. (И это при том, что, по словам одного из крупнейших знатоков русской словесности XX века Л. Флейшмана, убежденного сторонника концепции насильственной смерти М. Горького и, кстати, нашего бывшего соотечественника, книга имеется в библиотеках всех университетов США.)
В рецензиях (Франция, Польша), в письмах автору содержится приятие моей концепции, которая очень проста. Горький после 1928 года неоднороден. Постепенно преодолевая иллюзии и ошибки, в самом конце (1934 — 1936 годы) он занимал довольно последовательные антисталинские позиции, за что и был насильственно устранен из жизни. (Об этом подробно см. в недавно вышедшей моей новой книге «Беззаконная комета» — о баронессе М. Будберг.)
Для убедительности лишь один характерный отзыв из зарубежной почты, принадлежащий бывшему диссиденту, естественно, не испытывающему ни малейшей ностальгии по советскому прошлому и по «соцреализму». Я имею в виду известного писателя и крупного филолога, профессора Калифорнийского университета Ю. Дружникова (разоблачившего сталинистский миф о Павлике Морозове и превосходно раскрывшего подноготную жизни СМИ брежневской поры в сатирическом романе-памфлете «Ангелы на кончике иглы»). Ю. Дружников вместе с книгой о Павлике Морозове прислал мне письмо, где, в частности, говорится: «Книга важнейшая, очень нужная, по-своему уникальная. Вижу, какой пласт материала Вы перепахали и сделали все очень корректно, с уважением чужих мнений и умеренно настаивая на своих точках зрения как раз настолько, чтобы убедить меня как читателя, что Ваши аргументы весомы».
Я не раз высказывался за широкую свободную дискуссию по Горькому. А. Василевский, как он сам парадоксально выразился, в порядке «здоровой демагогии» комментирует: «И тоже — при участии Первого лица?»
Ирония не по адресу. Я не представляю, у кого может родиться совершенно утопическая мечта о том, что с олимпийских высот выстроенной им «вертикали власти» нынешний Президент спустится на грешную литературоведческую делянку, на которой надо разнимать фехтовальщиков-горьковедов.
Хотя, между прочим, в былые времена такие «первые лица», как А. Луначарский, охотно участвовали в литературных баталиях, и, к примеру, задира В. Маяковский уверенно дискутировал с наркомом. Проиграет ли дискуссия, если в ней примет участие нынешний министр культуры М. Швыдкой? Уверен, не проиграет (по меньшей мере) и выступающие не станут подлаживаться под «мнение старшино».
P. S. В февральской «Периодике» за текущий год наткнулся на аннотацию (никакого отношения к Горькому не имеющую): в «Новом литературном обозрении» (№ 44) — материал о Н. Заболоцком на страницах «Известий». Останавливают внимание даты известинских публикаций: 1934 — 1937. Кто был редактором «Известий» в эти годы? Правильно: Н. Бухарин. Назначенный Сталиным по настоянию максимально влиятельного тогда Горького. И литературные материалы в «Известиях» курировал именно Горький. После 1937 года Н. Заболоцкого больше в «Известиях» не напечатают. В марте 1938 года Н. Бухарин будет приговорен к расстрелу в результате процесса «правотроцкистского» блока. А сразу после окончания процесса, всего лишь через неделю, Н. Заболоцкого арестуют и отправят в лагерь. Еще раньше, в декабре 1935 года, Сталин назовет лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи Маяковского. Явно в пику либералу Бухарину, ставившему на место «лучшего» — Пастернака… А тут — рукой подать до начала «антиформалистической» кампании в «Правде» (разгромная статья «Сумбур вместо музыки» от 28 января 1936 года). Горький решительно выступил против этой статьи, в защиту Д. Шостаковича, которого травят «бездарности и тупицы». Это произойдет за три месяца до смерти Горького. Так рождается реальная тема: «Литературная политика └Известий” Горького — Бухарина и └Правды” Сталина — Мехлиса». Пока такой темы никто не поднимал. (Глядишь — новая глава для третьего издания «Горького без грима»?) Вот чем надо заниматься: исследованием реальных историко-литературных проблем, поиском реальных взаимосвязей и взаимозависимостей явлений, а не бесплодными перепалками, которые мы называем «спорами», «дискуссиями» и в которых участники не ищут истину, какой бы она ни была, а утверждают всеми способами свою правоту.