ПО ПОВОДУ ПИСЬМА ЭММЫ ГЕРШТЕЙН
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 4, 2000
ПО ПОВОДУ ПИСЬМА ЭММЫ ГЕРШТЕЙН
Я хочу откликнуться на письмо Эммы Герштейн, опубликованное в вашем журнале (2000, № 2), — речь идет о нашей с ней беседе (“Зеркало”, 1999, № 9/10).
Начну с того, что с первого момента работы над этим материалом перед нами стоял вопрос — подвергнуть ли текст обработке, превратив его, таким образом, в литературный, или оставить разговорным, как поступал в свое время Виктор Дувакин. Не хотелось вмешиваться в острый, точный, замечательный по откровенности строй разговора Эммы Герштейн, не хотелось дополнять или урезать фразы, каждая из которых является документом, свидетельством настоящего участника событий. Не часто в руки исследователя или читателя попадает такая историческая подлинность, пусть и окрашенная темпераментом и пристрастием автора. Правда всегда бывает зашторена ложными приличиями, светским страхом, общественной или политической принадлежностью — мы хотели избежать этих вечных грехов мемуаристики: слишком важны для русской культуры люди, о которых идет речь в беседе с Эммой Герштейн. Да и уважение к самой Эмме Герштейн не позволяло нам вмешиваться в ее слова и что-то менять или редактировать — мы строго придерживались магнитофонной записи, и этот разговорный стиль и жизненная точность интонаций создали ту атмосферу, то обаяние, которые несут с собой для читателя ощущение собственного присутствия в тех далеких временах.
Вместе с тем я думаю, что понимаю такую непредвиденную реакцию Эммы Герштейн на ее собственный текст. Она — человек написанного, печатного слова, с таким материалом она работала всю жизнь и привыкла пользоваться литературно оформленным словом. Эмма Герштейн просто не узнала себя в зеркале собственной разговорной речи, перенесенной на лист бумаги в том виде, в каком эта речь родилась. Так человек может в необычной ситуации испугаться собственного отражения.
В возникшем недопонимании не исключаю также и различия наших с Эммой Герштейн концептуальных позиций. В эти смутные годы, когда, казалось бы, переговорены все стили и прожиты все литературные опыты, есть только одна панацея от тавтологии и литературной пошлости — это личные исповедальные слова каждого из нас, исповедальные по отношению к себе и к людям, нас окружающим, ко времени, в котором мы живем.
Я глубоко уверена, что путь в будущую русскую литературу (и не только русскую) идет через наши сегодня сказанные откровенные слова о нас самих.
Ирина ВРУБЕЛЬ-ГОЛУБКИНА,
главный редактор журнала “Зеркало”.
Тель-Авив.
16.2.2000.