Феномен А. И. Солженицына. Новый взгляд. (К 80-летию со дня рождения)
П. Е. СПИВАКОВСКИЙ.
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 12, 1999
П. Е. СПИВАКОВСКИЙ. Феномен А. И. Солженицына. Новый взгляд. (К 80-летию со дня рождения). М., ИНИОН РАН, 1999, 135 стр.
Павел Спиваковский уже известен своими публикациями о творчестве Солженицына в журнале “Литературное обозрение” (1996, № 1; 1999, № 1), а также в “Филологических науках” (1997, № 2) и других научных изданиях. В своей новой работе исследователь обращается к мировоззрению Солженицына и проблематике его прозы, размышляет о новом виде полифонии и онтологической символике, содержащихся в произведениях автора “Красного Колеса”. Завершает книгу библиография изданий А. И. Солженицына и работ о нем — 534 наименования на русском и иностранных языках.
Прежде всего Спиваковский “высвобождает” писателя из своеобразного заключения, в которое поместила его критика, в свое время вынужденно сосредоточенная лишь на двух его ранних рассказах — “Один день Ивана Денисовича” и “Матрёнин двор”. Отнюдь не преуменьшая этапного значения этих вещей, в центр “феномена А. И. Солженицына” исследователь выдвигает его самое масштабное и наименее изученное произведение — эпопею “Красное Колесо”. Своей монографией Спиваковский активно вмешивается в полемику, которая уже не одно десятилетие ведется вокруг Солженицына в эмигрантских кругах и в России: автор вступает в диалог с работами Ж. Нива, Л. Лосева, М. Шнеерсон, Д. Штурман, В. Краснова, Вл. Новикова, И. Роднянской и многих других.
Примечателен в данном отношении первый раздел книги — “Солженицын как художник и мыслитель”, где развенчиваются бытующие в науке и вузовском преподавании мифы о монархизме автора “Красного Колеса” и присущих ему попытках реставрации дореволюционного прошлого. Выясняется, что “монархизм” Солженицына ситуативен и в основе своей демократичен, ибо монархию в России вплоть до отречения Николая II поддерживало подавляющее большинство населения страны. Если для дореволюционной России самой демократичной формой правления, по Солженицыну, была монархия, то применительно к нашему времени писатель однозначно высказывается за демократию, не приемля идею восстановления российской монархии.
Обстоятельно, с опорой на художественные произведения и статьи писателя Спиваковский раскрывает адогматическую и качественно новую по сравнению с русской прозой 20-х годов солженицынскую концепцию русской революции и личности Ленина. Последний — не только человек, одержимый жаждой политической борьбы, но и богоборец, типологически близкий к сатанизму. Использование средневекового жанра видения в “ленинских” главах “Красного Колеса” помогает писателю показать “скрытые метафизические истоки революции”.
Художественному новаторству солженицынской эпопеи посвящен четвертый раздел книги — “Новый вид полифонии (└Красное Колесо”)”. Отталкиваясь от бахтинской теории полифонического романа, опираясь на нарратологическую методологию, удачно дополняя ее суждениями В. В. Виноградова об “актерском лике” автора и наблюдениями Б. А. Успенского над поэтикой композиции, Спиваковский формулирует новый тип полифонии, обнаруженный им в произведениях Солженицына. Исследователь называет его полифонией перцептивных миров, или индивидуальных восприятий, так как “полифоническое столкновение происходит здесь главным образом не на идеологическом уровне, а на уровне сопоставления взаимоисключающих субъективно-индивидуальных миров персонажей, существующих в одной и той же жизненной реальности”.
Как заметила Т. Г. Винокур, уже в “Одном дне Ивана Денисовича” Солженицын максимально сближает образ автора (в терминологии Спиваковского — имплицитного автора) и главного героя, описывая Шухова извне, но с его же точки зрения. Спиваковский показал, что в “Красном Колесе” точка зрения имплицитного автора неоднократно отождествляется с точками зрения многочисленных персонажей эпопеи.
Теория полифонии нового типа позволяет Спиваковскому прийти к перспективным в научном отношении обобщениям о взаимодействии в творчестве Солженицына реалистической, модернистской (влияние прозы Е. И. Замятина и М. И. Цветаевой, Д. Дос Пассоса) и постмодернистской форм типизации. Деконструкция единого образа автора, частое использование монтажного стыка, коллажа и ряда других приемов свидетельствуют о некоторой типологической близости поэтики “Красного Колеса” постмодернизму, хотя мировоззренчески постмодернизм Солженицыну глубоко чужд. Так развеивается легенда о Солженицыне-“архаисте”.
Глубокий и оригинальный формальный анализ отнюдь не самоцель для исследователя. Для Спиваковского это способ проникновения в онтологическую символику писателя, свидетельствующую о существовании в подлинной жизненной реальности наивысшей точки отсчета. И ею “является в художественном мире Солженицына отнюдь не автор-творец… а лишь сам Бог”.
Из адогматического мировосприятия писателя, по мнению московского литературоведа, вытекает и концепция человека у Солженицына. Анализируя рассказы 90-х годов, исследователь демонстрирует отрицание писателем безрелигиозно-гуманистического (антропоцентрического) типа сознания и утверждение “нравственного возвышения” как высшего смысла существования человека на Земле.
В книге разработаны и другие интересные литературоведческие проблемы. Это онтологическая символика, “память” о жанрах жития в “Матрёнином дворе” и видения в “Красном Колесе”, своеобразие содержания и поэтики (в частности, художественного пространства) солженицынских двучастных рассказов 90-х годов, а также знаменитое лексическое “расширение” как форма языкового новаторства писателя.
Книга Спиваковского — одно из первых российских исследований, на высоком научном уровне рассматривающих феномен Солженицына как художника и мыслителя.
Татьяна ДАВЫДОВА.
*