стихи
ОЛЬГА ИВАНОВА
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 11, 1998
ОЛЬГА ИВАНОВА
*
ЧУЖАЯ ЖИЗНЬ
* *
* Вы говорите — нет в этом мире душе утешенья и ничто из этого не грозит изгнаннице из Эдема. и нет отрады,
Но позвольте — а вот эта мокрая, сочная зеленьв глубоком блюде? А вот эти яркие, в корочке чудной выделки, мандарины?
А вот эти прелестные, цвета ночного неба,
А облеченная в черную лайкру точеная ножка, замшевые туфельки с бахромою?
А Восьмое марта, а в майонезной баночке подъем высокий?
А на Вас, Аэлита, с покорностью песьей глядящие неминуемая мимоза? А роскошная лепка розовых уст, из-под вьющейся русой пряди небесного цвета очи?
что будто бы нет в этом мире душе утешенья без умолку ныне болтающих с Вами,
и ничто не обещает этого изгнаннице из Эдема… и нет отрады
И Вы сами, душенька, молоды невозбранно
И с минуты на минуту непоправимо, и никому еще не принадлежите…
не помешает вырастить в самых недрах сердечной клети, безумно влюбитесь, и ничто Вам
под засохшей коркою красной глины,
соцветье неслыханной красоты, райской раскраски, в чудной мякоти чернозема,
с росистыми лепестками, с тычинками тончайшими,
И не надо будет, чуть погодя опомнившись, с бархатною изнанкой… и после бродить, обезумев от горя, вырывать его с корнем, с кровью
осенними узкими улочками, шурша опавшей листвою, изнуряя эфирное тело думою неотступной,
и уверяя себя, что в этом самом и заключается глотая слезы
а также — некая запредельная истина, пресловутая антиномия Закона и Благодати,
Как это ныне происходит с тою, кто пишет для Вас некая высшая справедливость…
Ибо тому, кто слишком много твердит о тщете эти сумбурные, бесполезные строки…
оно в итоге отказывает во всех даровых щедротах — бытия земного,
в нечаянных маленьких радостях,
И тогда уже требуется немалое внутреннее усилье, в озареньях внезапных, в нежданных встречах…
продолжать эту беспросветную жизнь, чтобы
ибо на самом деле нет в ней тогда уже никакого как ни в чем не бывало,
и на самом деле ничто уже не предвещает этого душе утешенья и нет отрады,
…И парили Архангелы над объятьем двоих, изгнаннице из Эдема…
* *
* По миру бродила.
Затупила посох.
Истрепала платье.
Стесала каблуки.
Рукава в росах
да репьи в косах.
Речи бессвязны.
Думы далеки.
Кочевала годы.
Коротала ночи
с вольными ветрами,
бросивши шатры.
Выстудила душу.
Выплакала очи.
Не сыскала брата,
не стренула сестры.
Воротилась в хату
древнею старухой.
Затворила двери.
Вымела углы.
Сказывали люди —
уходила тихо.
Ангела видала
на кончике иглы.
* *
*
играя радужным опереньем, крылами чудными шелестя,
и душа моя пела вместе с ними
и звучала над нею рапсодия горних сфер, некий незабываемый, сумеречный хорал,
и вся жизнь была — ликованье, и Песней Песнь
сама собою складывалась и лилась
несказанной хвалою Небу из бренных уст,
и сама я себе казалась ангелом во плоти
и была готова за это целую жизнь отдать…
…А сама эта жизнь не складывалась, и в ней
безблагодатно было, маятно, и никак
не сводились концы с концами, не клеилось ничего…
И тогда поняла я, что это — чужая жизнь.
Что в чужую участь вошла, как к себе домой.
(Ничего не значит, что ключ подошел к замку:
дверь и вовсе, как оказалось, не была заперта.)
А еще поняла я: где-то среди теней,
очертаний, огней вечерних, волнующихся дерев,
убивая годы в ожидании, невезении, ворожбе,
погибая от нежности отвлеченной, невеста твоя живет…
Неприкаянно бродит узкими улочками, вглядываясь во мглу
дымчатых очертаний, горестно обнимая
не замечая огней вечерних, людских теней, тоненькие стволы,
ища на ощупь — осуществиться,
…И тогда я вернулась в свою семью, залатала брешь, не оставаться все той же тенью, сочиняя себе лицо…
распахнула окна, полы подмела, полила цветы
и вошла, как река, в свое русло и стала самой собой…
И тогда затворились хляби небесные, смолкла музыка сфер,
и туда отлетела свита бесплотных сил,
и сокрылись из вида ослепительные крыла…
И тогда, и только тогда моя душа обрела покой.
Ища на ощупь осуществиться, смотрите выше,
ища… чего?..
Безвременно умершей
крестной матери моей Ирине
Среди неслыханной отрады
и несказанной синевы,
среди щебечущей природы,
среди лепечущей листвы,
среди сумятицы цветений,
сиюминутной и земной,
непритязательнее тени
повсюду следуя за мной,
на бечеву уничтоженья
мои нанизывая дни,
о, неотвязная дуэнья!
о, смерть моя! повремени!
И, может быть, за злостраданья
среди соблазнов и утрат
я не увижу увяданья
и затворенных райских врат…
И, может быть, в конце дороги
благая влага vita nova
на раскаленные уголья
ее терзаний пролита,
и уготована в итоге
ее безумия земного
душе прохлада Зазеркалья,
а не могильная плита.
* *
* — Куда, мотылек?!
— Не быть одному.
Обнять фитилек.
Взорвать эту тьму.
Чтоб замертво лег
у царственных ног
на миг — огонек,
навек — уголек…
* *
*
С. Шабалову.
Иванова Ольга Евгеньевна родилась в Москве в 1965 году. Выпускница Литературного института. Автор книги стихотворений “Когда никого” (М., 1996). Живет в Москве. Не пробраться сердцу
к сердцу на земли.
Затворили дверцу.
Ключик увели.
Потому и бьется
в крике “отвори!”.
Потому и льется
кровушка внутри.
Потому и ночи
темные длинны.
Потому и очи
ясные темны.
Потому и руки
тянутся — обнять,
а потом и муки
крестные принять.
Никуда не деться,
милый человек.
И не перепеться
песенке вовек:
“Ты постой, постой,
красавица моя!
Дай мне наглядеться,
радость, на тебя!”