ЧЕЛОВЕК - ЭТО МЫ
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 7, 1997
I. ВИТАЛИЙ ДИКСОН. «Когда-нибудь монах…». Роман-газета. Иркутск. 1996. 314 стр.
II. АНАТОЛИЙ КУДРЯВИЦКИЙ. Стихи между строк. Париж — Москва — Нью-Йорк. «Третья волна». 1997. 40 стр. (Библиотечка поэзии «Стрельца»).
III. М. ЖВАНЕЦКИЙ. Простые вещи. — «Известия», июль 1996 — 1997.
Куда писателю бедному податься? В газету, вестимо. Писатель и газета (в газете, о газете…) — тема актуальная, да и материал сам идет в руки (то есть буквально — обе вышепоименованные книги были присланы в редакцию), ну а Жванецкий всегда с нами.
I. Первой книгой иркутянина Виталия Диксона был, как указано в предисловии, «фарс-роман» под названием «Пятый туз», выпущенный Восточно-Сибирским книжным издательством. Эта — вторая. Во второй книге никакого «романа-…» нет. Есть «…-газета». Книгу образовали газетные тексты В. Диксона — статьи, реплики, эссе… Все тексты датированы (с января 1985 по март 1995 года), но, к сожалению, не указаны печатные органы, их в свое время публиковавшие.
О чем речь? Да обо всем. Перестройка. Гимн академику Сахарову. Насмешки над Егором Кузьмичом (Лигачевым, кто помнит). Предисловие к эссе Георгия Федотова («…имя автора почти неизвестно…»). Издевательские комментарии к запискам депутата-литератора Валерия Хайрюзова. Литературный критик Михаил Лобанов сравнивается с литератором прошлого века Михаилом Лобановым. Александр Невзоров — с главным героем романа А. Н. Толстого «Похождения Невзорова». Прохановская газета «День» (тогда еще «День») — с одноименной газетой Ивана Аксакова. Далее — ГКЧП, возвращение Солженицына. Почти хроника. Но октябрьские события опущены, с апреля девяносто третьего по июль девяносто четвертого пробел… Уважительные ссылки на Бердяева и Гефтера. В неуважительном контексте мелькают Светлана Горячева, Михаил Лещинский, Сергей Ломакин, Анатолий Лукьянов, «душка Хасбулатыч», Эдичка Лимонов… О некоторых персонажах Диксон не может говорить спокойно, это его «идефикс». Наблюдая в телевизоре Вадима Кожинова, автор обнаруживает в нем «знакомые черты многих людей: вкрадчивость Куняева, ортодоксальность Полозкова, воинственность Макашова, невежественный дилетантизм Сухова, харьковского таксиста с депутатским значком… кое-что от двух бывших членов бывшего Президентского совета — ярого гегемона Ярина и застенчивого монархиста Распутина, распятых одинаково на кресте партийно-государственной службы… Непрост Кожинов. Тем и опасен». Да-а… Бьет наповал. Не говоря уж о чувстве юмора. Иногда Диксон вспоминает, что он не газетчик, а писатель, и начинает такое стилистическое камлание, что невольно теряешься. Между тем газета стерпит любую глупость, только не невнятицу.
Жанр книги, как вы поняли, — вчерашняя газета. Тексты, выдернутые из контекста. Аляповатые, шершавые. Стыдный перестроечный жар. И общий угар. То, что хотелось бы забыть, автор сам собрал под одной обложкой. «Диксон дарит своим персонажам жизнь вечную, сиречь диалогическую…» — уверяют нас в предисловии. Тоже смело сказано.
Никаких других (художественных) произведений Виталия Диксона я не читал. Может быть, это и к лучшему.
II. «Не то чтобы всякое чтение было чтением между строк, но некий сокровенный текст, который получается при этом, редко осмысливается (не говоря уже о записи его и о возможности знакомства с ним окружающих)», — пишет в предисловии к своей книге поэт и переводчик Анатолий Кудрявицкий.
Перед нами — попытка «озвучить мыслительный процесс, происходящий… у столь нелюбимых Цветаевой «читателей газет», коими все мы, увы, являемся». Вот инструкция к употреблению: «На развороте… слева помещены газетные заметки, которые побудили автора написать стихи, ложащиеся точно между строк этих заметок. Сами же стихи напечатаны справа. Читателю представляется возможность помещать текст с правой страницы между строк текста на левой странице и таким образом превращать невизуальные коллажи в визуальные». Далее следуют восемнадцать вырезок из газет 1996 года («Известия», «Вечерняя Москва», «Труд», «Неделя», «Книжное обозрение» и др.) и восемнадцать стихотворных комментариев.
Что ж, проведем эксперимент. Возьмем со страницы 14 заметку из «Литературной газеты» от 17 июля 1996 года, а с соседней страницы 15 — соответствующее заметке стихотворение. Для экономии места приведу сразу совмещенный вариант, газету даю курсивом.
Вот он — «сокровенный текст»:
В масках «под Горба-
Чего вы,
чева» действовали пре-
чего вы,
ступники, ограбившие
это не Фантомасы,
отделение банка
а Горбачевы
«Скандинависка эншильда бан-
идут в массы,
кен» в центре Стокгольма. По-
кажут улыбающиеся маски,
лиция считает, что в приемах
обещают жизнь хорошую,
грабителей прослеживается по-
непрошеную…
черк так называемой «лиги
Масло, масло,
Горбачева» — группы преступ-
где твой бутерброд?..
ников, совершавших ограбле-
А кто-то уже утер рот
ния шведских банков в начале
и переваривает,
90-х годов в таких же масках.
мефистофельскую поет арию…
И что?
Или я не разобрался в прилагаемой инструкции?
Книга отпечатана в количестве 300 экземпляров, подписанных и пронумерованных автором.
III. Неподражаемо грустная улыбка почетного гражданина Одессы. Неужели он не устал? Нескончаемый монолог, разрезанный на кусочки. Резать можно наугад, в любом месте. Заунывный, как бубен шамана, и невоспроизводимый, как бурятское горловое пение. Слушать Жванецкого не надоедает никогда. В любом месте можно забыться. Очнулся — все говорит.
«Ну, действительно, нельзя пить, есть, дышать и купаться, но мы все это делаем. Когда так много нельзя, что нельзя жить, люди как раз и живут, и поэты пишут — «человек крепче стали».
Он не крепче, просто он чаще сменяет друг друга. Он как бы все время есть, но это уже не тот, а другой. Музыка та же, стихи те же, камни те же, а люди уже другие. Так и должно быть, чтобы со стороны казалось, что они всегда есть…
На Крайнем Севере чум дымит, но в нем за 40 лет уже три поколения дымят и два поколения под шпалами лежат, а третье как бы ездит. Не успеваешь объяснить человеку, как он живет, как аудитория меняется и лектор другой» («Год Быка» — «Известия», 1997, № 40, 1 марта).
Публицистика ли это? Фельетон? Сатира и юмор? Бросьте. Проза, хорошая проза о простых вещах. Литература, как теперь говорят, существования. Сильно ритмизованная. Почти верлибр. Узкую газетную колонку хочется сделать еще уже.
Выдох
чище вдоха.
Питьевая вода
из фенолов и нитратов
кипячению не подлежит.
Танка, однако.
Андрей ВАСИЛЕВСКИЙ.