И. С. Бах. Ария с различными вариациями («Гольдберг-вариации») для клавира с пометками Марии Юдиной; М. В. Юдина. Фрагмент воспоминаний
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 6, 1997
МАРИЯ ЮДИНА. Из воспоминаний. — «Музыкальная жизнь», 1996, No 7-8.
«ТВОРЧЕСКИЕ ПУТИ ТЕСНЕЙШИМ ОБРАЗОМ ПЕРЕПЛЕТЕНЫ С НРАВСТВЕННЫМИ…». Письма М. В. Юдиной Р. В. Матсову. — «Знамя», 1996, No 9.
И. С. БАХ. Ария с различными вариациями («Гольдберг-вариации») дл клавира с пометками Марии Юдиной. М. «Композитор». 1996. 80 стр.
М. В. ЮДИНА. Фрагмент воспоминаний. «Невельский сборник». Вып. 1. СПб. «Акрополь». 1996.
Воспоминания и статьи пианистки Марии Вениаминовны Юдиной изданы уже почти полностью и широко разошлись; однако драгоценны любые их новые фрагменты, появляющиеся в печати и радующие читателя (и такого, какой далек от музыкальных дел) всем тем, что было присуще этой уникальной личности в искусстве XX столетия. «Она обеими ногами прочно стояла на почве искусства. Но в своем искусстве ей было слишком тесно. Ее тянуло за пределы музыки. Она чувствовала потребность проникать во все новые и новые сферы культуры и в этом, как и во всем другом, была неистова… После музыки она больше всего чувствовала себя дома в поэзии. Она знала наизусть Пушкина, Гёте, Рильке, Хлебникова, Пастернака, Заболоцкого и постоянно их цитировала…» (М. В. Алпатов).
О поэзии сама Мария Вениаминовна говорила как о своей «второй натуре», «неутоленной страсти», а «служение поэзии» считала чуть ли не главным своим призванием. В чем же практически это стремление выразилось? В создании ею с помощью замечательных наших поэтов и переводчиков русских текстов к шедеврам мировой вокальной литературы. Сама делала подстрочники для поэтов, не знавших в совершенстве языка (Н. А. Заболоцкий), и была редактором. Это дело ее жизни еще мало оценено и специалистами, и издателями, и, как ни странно, самими певцами (кроме разве превосходного баритона Юрия Федорищева, из года в год поющего на разных сценах русские «юдинские» тексты Франца Шуберта). «Я не считаю, что обязательно надо петь в подлинниках, — пишет сама Мария Вениаминовна. — Пламенно любя и боготворя русскую поэзию всех веков (включая нетленную красоту церковнославянских песнопений), я хочу слышать у Шуберта, Брамса, Малера, а также у Иоганна Себастьяна Баха Русское Слово… Ведь читаем (и играем на сцене) мы Шекспира в переводах Пастернака, Лозинского и так далее. Этот русский текст и дает вокальной литературе ее зримую, ощутимую, слышимую Всемирность и Вечность». Русские тексты к западной вокальной лирике в переводах Н. Заболоцкого, Б. Пастернака, С. Маршака, А. Кочеткова и других ныне и существуют благодаря Юдиной. Их много, они пылятся в архивах, и лишь небольшое их число парадоксально, «без всякой музыки», стало частью сокровищницы русской переводной поэзии, найдя свое место в разных антологиях и сборниках. Шуберт, Брамс, Бах1 породили немало русских поэтических шедевров… А к текстам песен Густава Малера и его же симфонии-кантаты «Песнь о Земле» она только приступила, но не успела их подготовить. (С этими произведениями Мария Вениаминовна встретилась как бы вторично, после большого перерыва, благодаря дружбе с композитором А. Л. Локшиным, знатоком и последователем Малера; с Локшиным дома она играла симфонии Малера в четыре руки, а некоторые сочинения самого Локшина признавала подлинно гениальными, например тайно написанный тогда «Реквием», впервые исполненный много позднее ее кончины.)
Те, кто уже оценили стиль Юдиной-мемуаристки или ее эпистолярный стиль, думается, без волнения не смогут читать фрагмент, опубликованный в журнале «Музыкальная жизнь». Подлинное его название, как оно начертано крупно самим автором на первой странице рукописи, гласит: «Об истории возникновения русского текста (перевода) «Жизни Марии» Райнера Мария Рильке, сделанного поэтом Всеволодом Ал<ександровичем> Рождественским — воспоминания, отрывки» (ОР РГБ, ф. 527, к. 4, ед. хр. 5, л. 1). Речь здесь опять идет о поэзии и о со-творчестве с теми, кого Мария Вениаминовна вплотную знакомила с шедеврами мировой музыки. Если раньше речь шла о Шуберте (о сотрудничестве с некоторыми поэтами Мария Вениаминовна написала в воспоминаниях «Создание сборника песен Шуберта», опубликованных в книге «Мария Вениаминовна Юдина», М., 1978), то теперь — о нашем современнике Пауле Хиндемите и его цикле «Житие Марии» на слова Рильке, исполненном по-русски в те годы, о которых вспоминает Юдина (20-е). Один из друзей сказал Юдиной, что она пишет «акафисты» в память дорогих ей людей; сама же она скромно называла этот свой жанр портретом или новеллой, и все же согласимся: написанное о поэте Рождественском, как и — в пусть меньшем объеме — о М. Г. Климове, гениальном ленинградском хормейстере, о М. А. Матвееве, авторе романсов, исполнявшихся по почину М. В. Юдиной, о других строителях русской культуры трудных советских лет, похоже именно на акафисты, в которых честь, воздаваемая той или иной личности, перерастает в славословие Культуре, Поэзии, Слову-Логосу. Не удержусь, чтобы не процитировать комментарий Марии Вениаминовны к одному из переводов — правда, не Рильке, а Гёте — баллады, построенной строфически в двух разных размерах: «Сопереживание этой адекватности (музыки и русского текста перевода. — А. К.), развертывание сюжета с его, скажем прямо, нравственным дерзанием на границе уже немыслимого, единая обобщающая формула в обоих размерах, дающая как зримую картину «смерти и просветления», гибели в огне и воскресения, так и демонстрацию Всепрощения чрез Любовь (тему также и «Фауста»), открывает исполнителям — певице и пианисту, а также слушателям — творческую радость и свободу, уже выходящую за пределы искусства, вернее, — за пределы чисто эстетических границ такового, — в мир истинных воплощений Слова».
Поразительно, что воспоминания эти, в сущности-то, говорят об обыденном: встречи и чаепития с поэтами, редактирование их текстов, неустройство и музыканта, и писателей, разные другие житейские обстоятельства… — и все это, весь «груз жизни», не затмевает духовной силы юдинского слова. Мария Вениаминовна, всегда страдавшая за других («почерпнем мужество из сострадания… растворимся в людях» — ее слова), страдала и сама, скрывая это. Но часто не могла скрыть, выдавая себя буквально «стенаниями», хотя бы в виде любимой цитаты из Гёте (в ее переводе и с ее подчеркиванием): «кто в слезах свой хлеб не ел…» (Зная памятливость Юдиной — а ведь в этом фрагменте она написала о событиях сорокалетней давности, не забыв даже невыплаченного своего «долга» за перевод Рильке Всеволоду Александровичу, — с сожалением заметим, что в пухлой книге «О Всеволоде Рождественском. Воспоминания. Письма. Документы» (Л., 1986) не нашлось места для упоминания о его творческом сотрудничестве с Юдиной, хотя факт этот был известен и сам В. А. Рождественский рассказывал о нем автору этих строк в начале 70-х годов.)
Острота памяти, но не без доли субъективности, сказалась в комментарии М. Р. Матсова к письмам М. В. Юдиной, опубликованным журналом «Знамя». Письма опальной пианистки к эстонскому дирижеру Роману Матсову, всегда находившемуся под угрозой собственной опалы и бесстрашно приглашавшему Юдину для совместных выступлений, как и Юдина, подвергавшемуся давлению разного рода цензуры, одинаково «вмешивавшейся», «фильтровавшей», «запрещавшей», «резавшей», «сокращавшей», что в Таллине, что в Москве, — зеркало культурной жизни 50 — 60-х годов. С каким трудом оба они, и дирижер и пианистка, пробивали исполнение произведения, которое властям казалось то излишне «авангардным», то откровенно «религиозным», то… Через тернии оба больших артиста шли к своим достижениям, к первым исполнениям в СССР тогда запретных сочинений Стравинского, Мессиана, Хиндемита, Шёнберга. Борьба за право исполнить новое произведение западной или советской (например, А. Волконского) музыки превращалась в битву за достоинство музыканта. И они ее выиграли, подавая пример мужества собратьям по ремеслу.
Комментарий М. Матсова изобилует его собственными красочными воспоминаниями и дополняющими юдинские письма документами. Но, невольно сравнивая текст собственно писем с текстом комментария, в какой-то момент вдруг чувствуешь, что последний начинает заслонять самое фигуру Юдиной, события отодвигают личность. Все дело, видимо, в том, что тип художника, каким была Мария Вениаминовна, во многом выходил за рамки эпохи (как и в случае с гениальными поэтами — Пастернаком, Мандельштамом, Ахматовой, Заболоцким), и тут одного социального прочтения всегда бывает недостаточно, тем более социально-политического. Духовное — а это было главным в Юдиной, музыканте и человеке, — комментатором оказалось отчасти затушевано.
В этой безусловно ценной публикации есть изъяны, относящиеся к правильности прочтения юдинских автографов (около десяти искажений); но более всего смутила произвольность истолкования комментатором некоторых событий, прежде всего эпизод мнимого посещения Н. С. Хрущевым и премьер-министром Великобритании Г. Макмилланом квартиры Пастернака в дни его травли после публикации на Западе «Доктора Живаго». Было совсем другое: Пастернак «по рекомендации» МГБ был вынужден выехать из Москвы, и даже не в Переделкино, а в… Грузию, — факт известный. Ссылка на Юдину, на ее рассказ об этом, и вовсе не убедительна, Юдина тогда просто «не отходила» от поэта, оберегая его, и все о нем ей было доподлинно известно. Трагедия, разыгравшаяся вокруг романа и его творца, не нуждается в современных дополнениях в манере «театра абсурда», да еще с оттенком комизма2.
Оригинальную серию задумало московское издательское объединение «Композитор»: «Библиотеку современного пианиста» — издание пьес для фортепиано с пометами их выдающихся исполнителей. Ученица М. В. Юдиной Марина Дроздова предоставила издательству экземпляр нот знаменитых «Гольдберг-вариаций» И. С. Баха с маргиналиями педагога, снабдив их своими комментариями. Издание в высшей степени примечательное, потому что дает представление о направлении музыкальной мысли пианистки, открывшей это творение Баха уже на пороге смерти. М. В. Юдина однажды предприняла разгадку христианской символики «Хорошо темперированного клавира» Баха и экспромтов Шуберта, эти ее расшифровки более или менее известны, и вот теперь — расшифровка «Гольдберг-вариаций». (Скажем к слову, что и комментарий Марии Вениаминовны к циклу Мусоргского «Картинки с выставки», хорошо ныне известный по неоднократным публикациям, является также не чем иным, как расшифровкой христианской, православной символики пьес этого цикла — что слышно и в записи на пластинке, особенно в заключительной пьесе «Богатырские ворота в стольном городе во Киеве».)
Знакомясь с пометами М. В. Юдиной (и с удачным дополнением — примечаниями М. А. Дроздовой), убеждаешься, что религиозные прозрения Юдиной совпали с духовными импульсами Баха, демонстрируя внутреннее родство разных конфессий. Нотному тексту Баха Юдина нашла те самые эквиваленты, вводящие «в мир истинных воплощений», о которых мечтала, работая с переводчиками. Находки Юдиной конгениальны замыслу композитора, хотя, быть может, Бах и не помышлял о точно таком комментарии. От первоначальной темы, понятой Юдиной как 83-й псалом Давида «Коль возлюбленна селения Твоя, Господи сил!» и вводящей в беспредельный космос божественного Творения, до последней (30-й) вариации, толкуемой как кондак Богородице «Взбранной Воеводе…» и вновь повторенной в финале Арии, весь этот музыкальный текст, озаренный юдинской мыслью, предстает как принадлежащее Вечности славословие Творцу.
М. А. Дроздова называет юдинский маргиналий «философским прочтением». Но это и образное, «сюжетное» прочтение, аналогичное тому, как читалась бы икона: «умозрение в звуках» (перефразируем Е. Н. Трубецкого). Дл Юдиной, как и для П. А. Флоренского, так сильно повлиявшего на нее за годы их дружбы, не было строгого разделения на образ и идею; и то и другое сливалось в нераздельности Символа… Упомянутые выше «Картинки с выставки» и были прочитаны Юдиной впервые в таком именно духе до того, как она стала размышлять над «Гольдберг-вариациями». А еще раньше Юдина познакомилась с неизвестным тогда у нас циклом О. Мессиана «Двадцать взглядов на Младенца Иисуса», где каждой пьесе предпослано название, порой развернутое, указывающее на сюжет, — и исполнила четыре пьесы этого цикла. Думаю, впечатление от Мессиана также повлияло на ее трактовку вариаций Баха3.
Обращу внимание на одну новинку, опровергающую домыслы о непременном «провинциализме» так называемых провинциальных изданий, — на «Невельский сборник». Его первый выпуск посвящен столетию со дня рождения М. М. Бахтина, в него вошли материалы «Бахтинских чтений» 1995 года. Ответственный редактор «Невельского сборника», директор Музея истории Невеля Л. М. Максимовская выпустила образцовое иллюстрированное издание. Отметим присутствие в нем юдинских материалов (М. В. Юдина — уроженка Невеля, М. М. Бахтин жил в Невеле некоторое время, здесь с ней и познакомился). «Фрагмент жизни» — юдинский мемуарный текст, озаренный тем же светом доброты и сострадания… к кому? К Осипу Мандельштаму, к Надежде Мандельштам, к тому же М. М. Бахтину, к Павлу Корину.
Здесь же о самой Юдиной вспоминают Ю. М. Каган, дочь выдающегося и все еще неизвестного у нас философа, друга Бахтина М. И. Кагана (им обоим в Невеле в 1995 году была установлена мемориальная доска — об этом событии сообщается в сборнике), а также Э. Л. Линецкая, пожалуй, лучшая переводчица «Мыслей» Паскаля (перевод недавно издан), подолгу бывавшая в Невеле и помнившая Юдину. Встречается имя Юдиной и в заметках из газеты «Молот» за 1918 — 1920 годы, подборку которых приводит Л. М. Максимовская. А как привлекательна факсимильно воспроизведенная на вклейке газета «День искусства» от 13 сентября 1919 года, в которой мы найдем статьи участников ныне всемирно известного философского Невельского кружка и среди них основополагающую статью М. М. Бахтина «Искусство и ответственность», мимо которой не прошла и Мария Вениаминовна, с той поры ставшая пожизненным другом супругов Бахтиных.
Имя пианистки, а еще мыслителя и писательницы М. В. Юдиной приобретает в глазах нового поколения, не знавшего ее при жизни, свой истинный масштаб. Свидетельство этому — не только публикации редких и малоизвестных ее текстов (хотя писем опубликовано пока немного), но и такие события, как первая полномасштабная выставка «Мир Марии Юдиной» и двухдневная научная конференция «Музыка и религия. (Памяти М. В. Юдиной)», проходившие в феврале этого года в Государственном центральном музее музыкальной культуры им. М. И. Глинки.
Анатолий КУЗНЕЦОВ.