РУССКАЯ КНИГА ЗА РУБЕЖОМ
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 6, 1997
РУССКАЯ КНИГА ЗА РУБЕЖОМ
DRUGAYA ZHIZN 1 ПОРТФЕЛЬ. Литературный сборник. Редактор-составитель Александр Сумеркин. «Ardis». 1996. 418 cтр.
Издай Альманак.
А. С. Пушкин.Итак. Не скажу — самое лучшее, но — интересное. «Последняя семиотика. Главы из несуществующей книги» Манука Жажояна (Париж) — эссеистические, местами остроумные размышления и наблюдения в связи с понятиями «Сплетня», «Ложь», «Фразеология», «Телефонофобия». Художники-«соцартовцы» Виталий Комар и Александр Меламид в эссе «Нам кажется, что мы это помним» рассуждают (убедительно стилизуясь под Вайля и Гениса) о советских монументах. Любопытна переписка художников с комиссией Госдумы о возможности установки на Мавзолее электронной «бегущей строки». Неожиданны стихотворные «Письма к Виктору Голышеву» (1971, 1974, 1977) Иосифа Бродского.
Я думаю, я первый из
письменников российских, столько
в Америке проживших. «Стой-ка, —
ты скажешь, — а Набоков?» Please,
не говорите мне о нем,
литературном василиске.
Он сочиняет по-английски.
Про писки и про ход конем.
Писано еще при жизни Набокова. Частота употребления поэтом ненормативной лексики в этих посланиях превышает его же среднестатистическую и достигает уровня рассказов Лимонова (см. ниже). Неплох отдел рецензий «Заметки о книгах», в котором очень хорош критический разбор Татьяной Толстой известного бестселлера Э. Радзинского о Николае II «The Last Tsar» и подписей в фотоальбоме «Prince Michael of Greece. Nicholas and Alexandra. Family albums» (1992).
Неинтересное. По-моему, это эссе той же Татьяны Толстой «Русские?», написанное в 1993 году по заказу английской газеты «Гардиан», обратившейся к «известным представителям разных национальных культур с просьбой вкратце их охарактеризовать». Цитата: «Если бы мне пообещали, что я всю жизнь буду жить только в России и общаться только с русскими, я бы, наверное, повесилась…» Прямо скажем, конкретные разборы (см. выше) ей удаются куда лучше. Но я ее понимаю: есть предложения, от которых очень трудно отказаться. Опять же лестно: «известный представитель русской культуры», это как прежняя номенклатура — однажды впишут, небось уже не вычеркнут. Кстати, у нас в Москве заниматься такой сокрушительной национальной самокритикой становится понемногу моветоном.
Странное. Авторы и составитель посвящают этот сборник памяти Юрия Кашкарова (1940 — 1994), прозаика, многолетнего редактора «Нового журнала». Кашкаров присутствует в посвященном ему сборнике только текстом «Остатки старой Москвы» с пометкой dubia, то есть текстом, возможно, ему принадлежащим. Эта машинопись была найдена в бумагах покойного, без подписи, но с его правкой. Неужели не нашлось человека, который мог бы дать в сборник короткий мемуар, эссе о творчестве Кашкарова?
Остальное. Рассказы Нины Берберовой из цикла «Биянкурские праздники» с предисловием автора. Они писались между 1928 и 1940 годами для парижской газеты «Последние новости». Стихи из книги И. Бродского «Пейзаж с наводнением» и его эссе «Трофейное» (в переводе с английского А. Сумеркина, с обширной авторской правкой). Стихи Ирины Машинской. С выразительными, накрепко запоминающимися строчками: «Была бы из Заира — / Не звали б меня Ира». Не поспоришь. Три рассказа и стихи Марины Георгадзе. Проза и поэзия Генриха Сапгира. Стихи разных лет Сергея Петруниса. «Сонет веноков» Александра А. Пушкина. Рассказ «Иртыш» Константина Плешакова. Стихи из книги «Самсонов день» Николая Сарафанникова. Два рассказа Эдуарда Лимонова — «Дешевка никогда не станет прачкой» и «Первый панк». Стихи из книги «Друга жизнь» Александра Шаталова. Стихи Марии Голованивской. Повесть Ирины Муравьевой «Филимон и Бавкида». Сказка Татьяны Хазовой «Исповедь паука». Стихи из наследия Теренти Гранели в переводе с грузинского Марины Георгадзе. Две главы из книги Александра Познанского «Жизнь и смерть П. И. Чайковского» — о детстве композитора и пребывании его в стенах Училища правоведения, подробно освещаются его детские переживания и гомосексуальная атмосфера училища. Статья Гасана Гусейнова «Язык политики и публицистики в первый постсоветский год России». Рецензия Ирины Машинской на русско-американскую поэтическую антологию «Новые свободы» («The New Freedoms. Contemporary Russian and American Poetry». 1994). Рецензия А. Сумеркина «Из-под домашнего ареста» — на двухтомник покойного Евгения Харитонова (1941 — 1981) «Слезы на цветах» (М. «Глагол», 1993).
И вот что загадочно… Зачем все это издано в Америке? Словно нельзя было издать то же у нас. Собственно, и издается. Повесть Ирины Муравьевой напечатана в «Дружбе народов» (1996, No 3); и вся-то разница, что в «Ардисе» Филимона пишут через И, а в Москве — через Е. Рассказ Э. Лимонова «Первый панк» — в «Юности» (1996, No 5), правда со множеством отточий. «Трофейное» Бродского мы раньше прочли и в «Иностранной литературе» (1996, No 1), и в четвертом томе его собрания сочинений. Его стихи из книги «Пейзаж с наводнением» печатались в «Новом мире» (1996, No 5). Зачем все это нужно «Ардису»? Зачем это нужно авторам? Будто мало печатаются в России Генрих Сапгир или Гасан Гусейнов? С другой стороны — отчего не издать(ся)? Хорошая бумага, хорошая печать. Может быть, и деньги платят. Американские баксы. До изумления — как в новорусском анекдоте — похожие на те, что ходят у нас на родине.
2
АЛЕКСАНДР ШАТАЛОВ. Другая жизнь. Стихотворения. Houston. Glagol Publishing House. 1996. 130 стр.
Автор — персонаж вполне российский. Разговор о нем в рубрике «Русская книга за рубежом» определен одним только словом Хьюстон в выходных данных его четвертой поэтической книги, обстоятельством не принципиальным. Александра Шаталова многие знают в лицо. Он долго вел телепрограмму о книгах «Графоман» («Российские университеты»), неутомимо напоминая зрителям, что графоман — это не ругательство, а… не помню, что именно. Потом он вел программу «Книжные новости» (НТВ) и, как и прежде, метал чужие книжки в мусорную корзину. Кто видел, не забудет. Книга Александра Шаталова «Друга жизнь» (мне больше нравится, как в выходных данных — «Drugaya zhizn») выстроена в обратном хронологическом порядке. От новых стихов — к ранним, из сборников «В прошлом времени» (1991) и «Прямая речь» (1985). Некоторые из новых стихов печатались в «Новом мире». Некоторые — в альманахе «Портфель» (см. выше). Правда, в «Новом мире» они блистали всеми положенными знаками препинания и прописными буквами, а в книге предстали совсем без оных, что выглядит не очень убедительно, но вольному воля. У Александра Шаталова много самоценных и легко запоминающихся строк и строф (помещенных зачастую в необязательный контекст). Скажем, такая: «к смерти ты тоже научишься жить». Или такая: «если стихов не писать то чего еще надо от греции». Или: «это страна как на вишне случайная завязь / нежно набухшая как у мужчины сосок». Полностью отделанных, совершенных в своем роде стихотворений, без внутренних провисаний и пустот у него не так много, как хотелось бы, но они есть. Надо сказать, что стихи Шаталова можно и даже интересно читать, иногда поверх и мимо их поэтического качества. Читать как прозу, даже как «нон-фикшн». Тем более, что дар изобразительности, описани материального мира (будь то приметы советского детства или американский автобус с низкорослыми мексиканцами) у Шаталова несомненен. А можно читать как неожиданную интимную исповедь случайного попутчика. Это «откровенные тексты», круг тем которых, как торжественно записано на четвертой странице строгой черной обложки, обусловлен «анализом собственных сексуальных ощущений и переживаний». Но меня сильно выраженная в книге гомоэротическая тема в данном случае интересует не как часть биографии автора, а как художественный прием, работающий на пресловутое «остранение». Как эффективный способ преодоления поэтической банальности. Цитата: «этот юноша лежащий / этот негасимый свет / нетускнеющий блестящий / металлический предмет / взгляд как будто безразличный / и задумчивый слегка / и присохший земляничный / листик около виска…» И далее: «это тонкое запястье / это хрупкое плечо / это призрачное счастье / недоступное еще». Представим, что это последнее четверостишие относится к девушке, оно от этого не станет менее изящным, и все же… Соотнесенное с юношей, оно приобретает не только новое содержание, но и вообще содержание. Что нам скажут такие фразы: «мне ненавистна больше эта страсть» или «безумная безудержная власть / любви твоей…»? Ничего не скажут. Потому что слова эти если не мертвы, то находятся в летаргической спячке. Их можно разбудить. Но дл этого требуются сильнодействующие средства. «Мне ненавистна больше эта страсть / и судороги от совокуплений / безумная безудержная власть / любви твоей и семявыделений». И это уже стихи — «о свойствах страсти», а также греха и смерти. «Путь этого лирика, — патетически утверждает в послесловии к книге Татьяна Бек, — серьезен и гибелен, он сопряжен с творческими потерями, причудами и приобретениями, он абсолютно подлинен и оплачен судьбою». Худшее, что, по-моему, может сделать такой автор, — это осесть на страницах всевозможных (гипотетических) антологий гомоэротической поэзии и стать ведомственным стихотворцем. Что было бы с его стороны по меньшей мере недальновидно.
А. В.