Предисловие Сергея Залыгина
ЭКОЛОГИЯ РОССИИ
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 2, 1997
ЭКОЛОГИЯ РОССИИ
АНАТОЛИЙ ГРЕШНЕВИКОВ
*
ЖУРАВЛИ ИЗ НЕБЫТИЯ
Еще совсем недавно разве можно было себе представить наши деревни и провинциальные города без… скворцов? Прилет скворцов, как и грачей, означал, что пришла весна.
Когда я был мальчишкой, в нашу скворечню много лет подряд прилетал со своей скромной подругой скворец с белым пятнышком на левом глазу — «дядюшка с бельмом». Отчаянный крикун и драчун: если где-то поблизости прогуливалась кошка — он первым нападал на нее, норовил клюнуть в ухо. Новорожденным птенцам заботливый родитель с рассвета и допоздна неутомимо приносил в клюве корм, на секунду усаживаясь на приступку и словно говоря: «Вот какой я кормилец, видите?»
Недавно я прочитал, что на девять миллионов столичных жителей приходится… тридцать (!) тысяч воробьев. Эти-то куда подевались? Ручные, почти «домашние», не переносившие, однако, неволи, помиравшие в клетках через несколько дней заключения. Синицы, щеглы, зяблики, пеночки, горихвостки — теперь целое событие увидеть какую-нибудь из этих птичек. РОССИЯ БЕЗ ПТИЦ. В предсмертную тишину погрузились наши леса, а ведь совсем недавно какой в них стоял птичий шум-гам! И в небесах галдит разве что воронье.
А ласточки? Я всегда удивлялся, почему орнитологи отнесли ласточек к семейству воробьиных, ничего в них нет «воробьиного», совершенно самобытные птицы! Эти изящные создания всегда держались человеческого жилья (впрочем, любили и песчаные речные откосы), лепили гнезда под застрехами изб и многоэтажек не чурались, но всегда вели полностью независимый от человека образ жизни — не искали крошек на подоконнике и даже не копались в навозе домашнего скота. Все, что они добывали, добывали своей охотой в воздухе. Иногда, когда летний закат особенно красив, они собираются в стаю и устраивают на закатном фоне балеты — удивительное, неповторимое зрелище, но какое щемящее: ведь это прощальные в Подмосковье балеты, скоро уж их не будет.
Вырастает поколение, не видевшее, не слышавшее соловьев. Да что говорить — многие и щеглов-то уже не видели!
Знаю, еще отзовется нам надругательство над птицами — нашествием каких-нибудь насекомых-«мутантов», бороться с которыми будет некому.
Заметки Анатолия Грешневикова вроде бы нам не по адресу, не по профилю, адресоваться б ему в какой-нибудь специальный экологический журнал. Но как подумаешь о происходящей в мире птиц катастрофе — становится не до «профиля».
Сергей Залыгин.
Исчезают из мира птицы. Из 408 видов птиц в Европе на грани уничтожения 294.
Водился в Северной Америке странствующий голубь. Человек разрушил места его обитания, отстреливал за сезон около миллиона этих птиц, и теперь на всей планете не сыскать ни одного странствующего голубя: последний умер в зоопарке Цинциннати еще в 1914 году. В память о вымершем странствующем голубе в штате Висконсин установлена мемориальная доска. И сколько еще мемориальных досок — вымершим видам птиц — можно установить! Никто никогда не увидит уже больше дронтов и бескрылых гагарок. Их отстреливали безжалостно — ради вкусного мяса.
Какой вид птиц будет навеки вычеркнут из природы завтра? Может, степной орел — сотни этих птиц погибают на линиях высоковольтных передач в Казахстане. Или стерх, или японский хохлатый ибис?
Или — даурский и японский журавли? Из-за антропогенного фактора и загрязнения окружающей среды они давно находятся на грани вымирания.
…Выдающийся современный русский ученый-орнитолог Владимир Андронов в молодости дал обет спасти журавлей. Помню однажды — в студенческие наши годы — под Питером он долго вел меня по болоту и вдруг показал: «Смотри, вон они, журавли!» Невозможно было оторвать глаз от разгуливавшей метрах в двухстах журавлиной пары в осоке, чуда красоты и природы. И я мысленно согласился с Андроновым: да, спасению журавлей не жалко посвятить жизнь.
Студент Андронов прекрасно понимал, что осуществить свою цель он сможет, лишь став авторитетным ученым: кто станет слушать лаборантишку или младшего научного сотрудника. Всю свою волю, все свое дарование он употребил для достижения этой цели. Зная, сколь долго не проводилась в Ленинградской области перепись редких видов птиц, занесенных в Красную книгу СССР, что численность таких хищных птиц, как беркут, орлан-белохвост, скопа, давно уже указывается на глазок, Андронов принял актуальное решение: пересчитать пернатых — такие сведения были совершенно необходимы для разработки эффективных охранных мероприятий. Объектами поиска стали наиболее крупные и заметные птицы: серая цапля, белый и черный аисты, скопа, беркут, змееяд, сапсан, серый журавль. Андронов разослал около тысячи анкет, да не в учреждения и конторы, а лично каждому егерю, леснику, охотнику. Потом сам выезжал на места сверять анкетные данные. Свою работу не афишировал, чтобы лишний раз не привлекать внимания браконьеров.
В итоге Андронову и его помощникам удалось установить примерную численность и распространенность девяти видов хищных птиц. Причем наряду с огорчительными были и обнадеживающие известия: обнаружили беркутов, которые считались в области исчезнувшими еще в 1965 году, — да не одну пару, а сразу две!
Андронов прихватил меня в одну из командировок — перепроверить анкету, присланную из деревни Шоткусы от егеря Виктора Нилыча Барановского. Егерь напоил нас перехватившим дыхание ледяным молоком, угостил домашней выпечки хлебом и повел по обширным болотам. Мы проходили одну марь, вторую, третью; вдруг егерь указал: здесь! Андронов, в специально сшитом для таких экспедиций непромокаемом резиновом костюме, быстро достал бинокль и отыскал мирно гуляющих, кормящихся журавлей. Минут через пять он передал бинокль мне, а сам пошел чавкать по топи: ему хотелось установить место, где в гнездовое время держится пара, узнать, постоянные они здесь жильцы или нет.
Вдруг послышались знакомые трубные звуки. Мы запрокинули головы: из-за блестящей росной кромки леса планировала другая журавлиная пара. Егерь поделился, что за лесом еще есть болото с журавлями — у этих строгих птиц свои границы: на одном болоте, как правило, селится лишь одна пара. И тут же на чистом листе бумаги набросал все болота с местами обитания журавлей. Так как до других гнездовий было около двух десятков километров, мы поленились идти; Андронов, взвалив на плечи рюкзак, ушел один.
…После успешной дипломной защиты можно было распределиться в Витебский пединститут; заниматься там изучением хищников — соколов и беркутов — в окрестных лесах. Но Андронов не мыслил жизни без журавлей. Он принимает решение и летит работать на Дальний Восток.
…Хинганский заповедник на земле Среднего Приамурья — 97 тыс. гектаров. Кроме того, ученые контролируют территорию охранной зоны (26 тыс. гектаров) и подчиненного ему Гануканского областного заказника (35 тыс. гектаров). Неоглядные пространства лугов и болот, извилистые реки, на возвышенностях (вершины достигают 350 — 450 метров) — девственный лес, именуемый здесь релочным
1.Здесь обитают девятнадцать видов птиц, занесенных в российскую Красную книгу и Красную книгу МСОП, а также около двадцати видов редких и малоизученных птиц. Животный мир здесь настолько разнообразен, что любой заповедник позавидует Хинганскому; в реках — амурский хариус, гольяны, ленок, амурский сом; по земле ползают амурские полозы, японские ужи, восточные щитомордники; в лесных чащах обитают изюбры, косули, амурский барсук, соболь, харза, амурский еж, волк. Сюда заходят с других территорий амурский тигр из Дунбэя, даурский хомячок со стороны Зейско-Буреинской равнины. Можно встретить и медведей — гималайского или бурого. Даже весьма редкие животные как-то сумели выжить и теперь прячутся в заповедных уголках: это и амурский лесной кот, и солонгой, и светлый хорь. Здесь такие редчайшие шедевры природы, как утка-мандаринка или махаон Маака. Божьи творения во всем их разнообразии и величии…
…Не увидел Андронов лишь даурского и японского журавлей, долгожданных птиц, ради которых и приехал сюда. Орнитолог Винтер восемь лет назад описал здесь всего лишь три гнезда японских журавлей, а даурского и вообще считал вымершим. Андронов не хотел этому верить, рассчитывал весной начать свой поиск-перепись редких птиц.
За зиму собрал нужную информацию.
…И в первый же весенний день выхода на болота обнаружил двух японских журавлей и одного даурского! Причем даурского увидел впервые в жизни. Редкая удача — с ходу обнаружить птицу, считавшуюся вымершей. Шел-шел старой дорогой, прошел одну мочажинку, другую, присел поправить сапог — и тут увидел поднявшуюся рядом, убегающую, пригибаясь, птицу. Даура! Даурский — не вымерший, оказывается, здесь журавль! Андронов бросился искать гнездо и нашел его.
…Они прилетали, когда на болотных кочках раскрывались голубые цветы сон-травы. Владимир днями лежал в засаде на прошлогодней слежавшейся тростниковой подстилке и наблюдал, как самец и самка обновляли старое гнездо, играли, кормились… Стоило ему подняться, размять затекшие ноги, как журавлиная пара, распластав черно-серебристые крылья, улетала от гнезда. Владимир вновь затихал, нервно ждал; пара возвращалась, танцевала, снова принималась за обустройство гнезда. Владимир оставил постоянное наблюдение только после появления двух пестро-кремовых яиц. Первое время он боялся подходить к гнезду, спугивать самку, согревавшую яйца. Владимир видел, как журавлиха клювом поправляла яйца, мокла под дождем; ему было жаль журавлиху. Он-то уходил, ел в тепле, спал, записывал наблюдения. А птица зябла под свинцовым пасмурным небом… Постепенно — по мере того, как теплело, — он уже без боязни подходил к яйцам — измерял, слушал, как они «тикают».
С появлением пушистых, золотистых птенцов Андронов стал вдвойне наблюдателен. Следовало запечатлеть взаимоотношения птичьей семьи, роль каждого, рацион питания, поведение при появлении опасности. К тому же журавлиные пары нуждались в обережении: в округе часто вспыхивали пожары, охотились браконьеры.
И вот установлен период насиживания — около тридцати дней, как правило, с середины апреля до середины мая. Питается журавлиная семья вначале на своем болоте; лишь повзрослевших птенцов родители водят на поля. Летать птенцы начинают в начале августа.
Склонность сбиваться в стаю у даурских журавлей появляется, как проследил Андронов, с наступлением кормового поиска. Кочуя по полям, птицам легче добывать корм, легче соблюдать осторожность. Андронов подолгу следил за кормлением пары, как они выискивали вкусные корневища, как ловили жирных насекомых. Основной же кормовой биотоп — сельскохозяйственные поля.
И не такие уж они беззащитные, порой постоять за себя умеют. Однажды — наблюдал Андронов — медведь, завидя птиц, пошел в их сторону. Журавль-самец двинулся навстречу хищнику. Один на один. Когда оставалось метров тридцать, медведь встал, понюхал воздух и бросился наутек. Самка тут же полетела за ним. И, догоняя медведя, долбала его клювом в спину. Или другой случай: волчица мышкует между двух семейных журавлиных групп, метрах в пятистах от каждой, но ни те, ни другие не реагируют друг на друга.
Главной опасностью для журавлей оставался человек.
Журавли панически боятся человека, бросают гнезда, не селятся там, где он появляется. Не только мелиорация, охота, туризм, но и элементарные прогулки людей возле болот лишают журавлей мест гнездования. Значит, у птиц все меньше остается мест для жизни и тем более — для размножения. Любое увеличение заселенности места ведет к исчезновению журавлей.
…Никто из орнитологов мира не знал, когда у журавлей происходит полная линька, смена оперения. Известно было примерно следующее: птицы сбрасывают все крупные перья за два-три дня. В это время они не летают. Два сезона Андронов сидел в засидке — наблюдал на двух болотах за двумя парами. Сперва установил, что журавль теряет контурные перья медленно. Однако докопался потом до сути: журавль сбрасывает перья при рождении птенца. Птенец растет — родители рядом, они, естественно, не могут оставить свое дитя без присмотра. Значит, в это время можно спокойно и расстаться с оперением.
Сначала Андронову не поверили, его статью об этом мурыжили целых шесть лет, прежде чем напечатали.
Между тем Андронов поставил задачу: добиться, чтобы журавль не боялся человека, а тот — в свою очередь — не мешал ему жить. И решал ее, бродя по тайге и дальним отрогам Малого Хингана, по пышным приозерным прериям Ханка, побережью Амура, заросшему фиолетовыми ирисами. Порой казалось — журавли начинают привыкать к постороннему. Но когда журавль бил его мосластыми ногами, длинным тяжелым клювом, светло-свинцовой грудью, то тут иллюзии улетучивались: журавль принимал его за врага! Как, как заставить птицу отказаться от панического страха, не покидать насиженных мест при первом же контакте с человеком?
И вот… Андронов решил вывести их новую популяцию, полудикую популяцию японских и даурских журавлей. Но для этого необходим при заповеднике специальный питомник по выращиванию. Выращивать — и выпускать птиц в природу!
В заповеднике после пожаров часто оставались птенцы. Находили брошенный подрост и сотрудники, особенно когда проводились рейды по борьбе с браконьерством. Но одно дело, когда птенец вырастает в вольере, при человеке, другое — когда выпускают птицу на волю. Сможет ли она находить там корм, подбирать себе пару, жить среди хищников? Андронов знал много случаев, когда птицы после неволи просто не выживали: у них или разрывалось сердце от стресса, либо они гибли в экстремальных обстоятельствах в дикой среде. Значит, необходима отдельная программа по спокойному перевоспитанию и переселению журавлей.
Андронову долго не разрешали эксперимент: каждый журавль, каждое журавлиное яйцо на учете. Но вот в 1989 году он получил наконец разрешение посягнуть на аистову кладку. Тогда он забрал четыре яйца. Семейная пара через неделю отложила другие.
В «неволе» у Андронова выросли три аиста, четвертый птенец не выжил. Но и то слава Богу.
Теперь аналогичный эксперимент следовало провести с журавлями. Андронов знал все: день откладки яиц, продолжительность насидки и т. п. Только самка посидит пять-семь дней на яйцах — тут и забирать их надо, пока не привыкла. Для этого лучше всего использовать вертолет «Ми-2». Он маленький, на нем легко опускаешься, подходишь к гнезду, берешь яйца — и восвояси.
…В одном известном Андронову отдаленном и топком месте жили и японские и даурские журавли. Андронов вел за ними присмотр, готовился к началу эксперимента. Но тут случилось несчастье: болотный участок вдруг загорелся. Когда подоспел Андронов, яйца в гнезде японского журавля были уже всмятку. Беда. А вот яйца из гнезда даурского журавля оказались в воде. Огонь зловеще полыхал над гнездом и над ними. Владимир поднял их, приложил к уху. Кажется, за них еще можно было побороться. Быстро к машине — и в ближайшую деревню. Вынули из-под курицы пятнадцать яиц — и положили на солому два даурских яйца!
На следующий день Андронов еще на одном выгоревшем опасном участке подобрал два яйца, привез в Архару на инкубаторную станцию, уговорил сотрудников пристроить яйца. Таким образом еще два яйца оказались под присмотром Андронова.
Через несколько дней звонок из деревни: один птенец вылупился. Затем еще звонок: второй птенец нормально появился на свет.
Поступило сообщение и с инкубаторной станции: один птенец вылупился, а вот второе яйцо оказалось неоплодотворенным.
Потекли недели и месяцы напряженных научных наблюдений.
Со временем три спасенных птенца выросли в прекрасных даурских журавлей. Одного определили в Окский заповедник. Судьба двух других более романтична: самец и самка приглянулись друг другу и составили прекрасную пару.
А улетев на зимовку, потом вернулись!
Успех эксперимента с годами становился все очевиднее. Чтобы популяция полудиких журавлей нормально кормилась, спокойно строила гнезда, размножалась и охотно — после зимовки — возвращалась домой, потребовалось четыре года.
…Об эксперименте Андронова узнали не только в Японии и Китае, но и в Европе и США. Приезжавшие в заповедник англичане так были восхищены, что потом прислали из Англии инкубатор.
И вот сквозь стекло электронного инкубатора ученые наблюдали рождение птенца даурского журавля. Он с силой разорвал скорлупу крупного серого в темных пятнах яйца и отчетливо подал голос. Впервые в природе в инкубаторных условиях родился журавль. Стало возможно размножать полудикую популяцию. Инкубаторный журавль, своим чередом взрослея в дикой природе, в глубине своего сознания-инстинкта все же остается несколько прирученным. И если прежде японскому журавлю для гнездования была необходима монопольная территория в десять — пятнадцать километров, то Андронову удалось переломить ситуацию — изменить психологию поведения японского журавля, красивого, гордого, неприступного.
Теперь брачные союзы у журавлей заключаются между полувольными и дикими журавлями: и те и другие стали относительно легко переносить фактор беспокойства.
…Давно мечтал я увидеть японских журавлей собственными глазами, копил деньги на путешествие, закупал кино- и фотопленку.
И вдруг нежданно-негаданно Андронов проездом в Москве и предлагает отправиться вместе с ним в заповедник. Надо ли говорить, что я не стал мешкать, отложил все дела, и вот — самолет на Хабаровск. Потом поездом — к журавлям.
Первого из них я увидел подле андроновского дома, в небольшом крытом вольере. Крупный журавль с буровато-кремовым оперением, ноги длинные, неуклюжие; встряхнулся и сердито пощелкал клювом. И вдруг — надо мною завис второй, еще прекраснее, маховые перья были видны невооруженным глазом. Только у бездушного шалопая не подкосятся ноги, не онемеют уста при виде такого великолепия! Я позабыл, где я, что пора — через озеро Клешенское — на станцию реинтродукции, глядел как загипнотизированный: белоснежное оперение, длинная шея, внутренние удлиненные черные перья и черные ноги — попробуй не залюбуйся. А на голове — я было сначала подумал, что это запеклась кровь или приклеена какая-то пурпурная мета, — маленькая корона.
На озере лед еще оказался крепок, и мы отправились по нему до станции. Но не сделали и десятка шагов, как перед нами появились еще две птицы. Закурлыкали, затрубили, словно выражали Андронову свою любовь и признательность. Оглаживали перья, махали крыльями, вновь приосанивались, вытягивали шеи, подпрыгивали — да это были настоящие танцы! Вот лучшая благодарность за восемнадцать лет, отданных «журавлиному делу».
Следующие два дня я завороженно наблюдал жизнь диких и полудиких журавлей, даурских и японских, солидарно уживавшихся на одной территории. А рядом неподалеку — изюбры, косули, аисты, фазаны, дрофы из даурской степи.
…В Благовещенске Андронов завел меня на выставку детских рисунков — естественно, посвященную журавлям. Конкурс проводится ежегодно. Акварель, масло, рисунок — танцующие, летящие, пестующие птенцов журавли. Дети уже знают, чем знаменит их край в мире, и очень гордятся этим.
Журавль наконец доверился человеку. Оправдает ли человек доверие журавля?
Поселок Борисоглебский — Амурская область.
1996.
1
О нынешнем катастрофическом положении лесов России, и в частности лесов этого региона, см.: Грешневиков Анатолий. Сводки с лесного фронта. — «Новый мир», 1995, № 10. (Примеч. ред.)