КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 6, 1996
СВОБОДНЫЙ ГОЛОС
Анна Берзер. Сталин и литература. — «Звезда», 1995, No 11.
Многие годы Анна Самойловна Берзер была своего рода genius loci «Нового мира». Талантливый литератор и чуткий, строгий редактор, к чьим советам прислушивались В. Некрасов, Ю. Домбровский, В. Шукшин, В. Войнович, Ася (как мы ее называли) свои последние двадцать лет прожила в непривычном и потому особенно трудном одиночестве. Изгнанная — вслед за Твардовским — из любимого журнала, для которого она столько сделала, выселенная с родного Арбата, Ася чувствовала себя на далекой московской окраине почти как в ссылке. Но она продолжала писать — в стол, а с началом перестройки стала все чаще печататься. И вот еще одна, посмертная, публикация — главы незаконченной книги; их стоит прочесть не только из-за интереса к нашему недавнему прошлому.
«Сталин и литература» — не название, а тема исследования, которое Берзер писала на склоне дней и над которым думала, подчас против воли — так уж пришлось! — с юности. Тема, мало сказать, выстраданная — навязанная жутким мороком сталинского социализма, не раз ножом подступавшая к горлу, мешая дышать, и потянувшая за собой рой воспоминаний, наблюдений, горестных замет, которые сообщают этому литературно-социологическому эссе неповторимое — и такое узнаваемое — обаяние авторской личности. «Я так любила литературу, что всегда страдала от ее несчастий, с детских лет, с минуты, когда первый раз узнала, что Пушкина убили». В этом мимоходом оброненном признании — ключ к книге (и к душе автора). «Великий провокатор» Сталин был для Берзер самым страшным, самым черным несчастьем, которое когда-либо случалось с русской литературой, — палачом живого слова, и если не убийцей, то всегда растлителем писателей. И именно любовь к убиваемой, унижаемой литературе питает холодную ясность и скрытый жар Асиной мысли, ее язвительную и изящную иронию.
У нас много писали о том, как пристально и неотступно следил Сталин за тем, чтоб «инженеры человеческих душ» не отклонялись от генеральной линии (то бишь колебались вместе с ней). Но, кажется, именно Берзер проникла в тайную причину его интереса, угадала, почему властитель полумира так упорно дрессировал, ломал, усмирял, подкупал или приручал писателей. Объективная реальность, которую он признавал на словах, но с которой никогда не считался, не желала подчиняться воле всемогущего диктатора. «И добивался он успехов только в литературе», котора и воплотила утопию, в действительности обернувшуюся кровавым миражом. Под личным присмотром вождя коллективными усилиями советских писателей, художников, кинематографистов и прочих мастеров культуры, а также народных умельцев был сотворен идеальный «параллельный» мир, в котором счастливые, свободные труженики города и деревни выполняли и перевыполняли пятилетние планы, собирали невиданные урожаи, ставили небывалые рекорды и, благодарно славя мудрого Сталина, с радостными песнями и плясками строили светлое будущее. И точно так же подменялась, выворачивалась история страны, прежде всего те ее периоды и фигуры, которые были важны Сталину (Иван Грозный, Петр I, революция, Гражданская война). Особенно преуспел в этой фальсификации А. Н. Толстой (поведавший, между прочим, в автобиографии, что Сталин дал «правильную историческую установку петровской эпохе»!).
Читатель наверняка оценит подобного рода находки и «изюминки», разбросанные в тексте, и, главное, остроумную авторскую концепцию. Но мне дороже всего в этой книге звучащий с ее страниц живой, искренний голос свободного человека. На полях заявленной темы и в противовес поданным крупным планом трагическим, трагифарсовым и фарсовым историям о раболепстве и падениях, добровольном холуйстве, вознагражденном цинизме и наказанной преданности (бедный Демьян Бедный, публично высеченный за то, что «огульно чернит»… «богатырей русского былинного эпоса»!) словно бы непроизвольно выстраивается совсем другой сюжет — о противостоянии духовно независимой личности сталинизму.
Не задаваясь специально такой целью, Берзер как бы между прочим приоткрывает секрет формирования бесценного дара, который так редко встречается не только у бывших подданных сталинско-брежневской империи, но и у нынешних раскованных российских граждан-дам-господ, — я имею в виду внутреннюю свободу. Секрет этот, впрочем, общеизвестен, чтоб не сказать — банален (но, в конце концов, все вечные истины банальны). От массового психоза поклонения вождю, слепой веры, утешительного самообмана и/или удобного цинизма Асю спасли отец и русская литература. О нравственных уроках отца, «дореволюционного интеллигента» (в прошлом, однако, революционера-меньшевика), она говорит кратко, но достаточно определенно. Суть сводится к тому, что отец, в отличие от большинства советских родителей, оберегавших детей от опасного конфликта с действительностью, говорил своим совсем еще юным дочерям правду, в частности научил понимать, что Сталин — «злодей» (и «был прав, что не щадил нас и доверял нам»). Что касается литературы, то ее спасительная роль для Берзер столь очевидна, что она не считает нужным особо останавливаться на ней. Но я не могу не привести один эпизод, в котором эта подразумеваемая очевидность выходит из подтекста в текст. Отец, вспоминает Ася, часто повторял фразу о Льве Толстом, сказанную неким партийным деятелем: «Хорошо, что старик умер. А то принес бы нам много хлопот». И дальше следует такой авторский комментарий: «Что было бы, если б он не умер на пороге войн и революций? Что было бы с нами? И со страной? Какая библейская трагеди обрушилась бы еще на нашу жизнь? …Толстой, вероятно, умер, чтобы остаться с нами. Без него мы не сумели бы прожить». Прекрасные слова! Наивные слова!
Сегодня часто приходится слышать, что мы относились к литературе с неподобающей серьезностью и совершенно напрасно приписывали ей особую духовно-нравственную миссию, которая, дескать, чужда ее природе. Крутые молодые и не очень молодые писатели, выступающие от лица нового поколения, бойко развенчивают этот устаревший миф, рожденный в душной атмосфере несвободного общества. Что ж? Каждому свое. Прожить без Толстого и Пушкина, конечно, можно. Но, как заметил Иосиф Бродский, «над человеком, читающим стихи, труднее восторжествовать, чем над тем, который их не читает».
Майя ЗЛОБИНА.
1 Здесь и далее в цитатах выделено Ст. Рассадиным. (Примеч. ред.)
2 М. «Рарогъ». 1995.
3 «Москва», 1995, No 9.
4 М. Полторанин: «…хихиканье в зале и в нашей фракции некоторых молодых людей». Молодая поросль выбороссов хихикала, зато старшие испытали грусть, жалость. Е. Гайдар: «Я с грустью воспринял выступление Солженицына. Грусть вполне понятная…» А. Гербер: «Многие из нашей фракции «Выбор России» сидели опустив глаза — нам было обидно, стыдно, грустно». Подытожил А. Нуйкин: «…просто жалко человека, который не осознает, что он настолько не соответствует сейчас нашей ситуации, что в итоге оказывается он никому не нужен»…
Вот все, что сказано о Солженицыне в новейшем учебнике «История России. XX век» А. Данилова и Л. Косулиной (М. «Просвещение». 1995): «Были опубликованы работы эмигрантов «третьей волны» — И. Бродского, А. Галича, В. Некрасова, В. Аксенова, В. Войновича, за которые они были лишены советского гражданства. Одним из ярких событий литературной жизни стала публикация работ А. И. Солженицына, представлявших собой наиболее полную историко-литературную картину сталинского ГУЛАГа». …Оцените словарь и глубину информации; каждый школьник с жадностью набросится теперь на работы перечисленных авторов.