ИЗ РЕДАКЦИОННОЙ ПОЧТЫ
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 10, 1996
В 1969 году Государственная публичная библиотека имени М. Е. Салтыкова-Щедрина издала справочник «Наводнения в Петербурге — Ленинграде и борьба с ними (гидрология, прогнозы, техника защиты). Список литературы на русском языке за 1765 — 1968 гг.». Публикация содержала 230 названий нескольких книг и множества статей, преимущественно сугубо специальных, извлеченных из самых разных научно-технических источников. Список включал также популярные описания наводнений из газет и периодических журналов. Среди этой весьма полезной для специалистов информации обращала на себя внимание ссылка на статью Б. П. Мультановского «Наводнения в Ленинграде» в «Новом мире» (1925, № 1). Слишком много значил в конце 60-х «Новый мир», чтобы не заинтересоваться этой ссылкой (я тогда только начинал заниматься невскими наводнениями в Ленинградском отделении Государственного океанографического института). Получив журнал в библиотеке, обнаружил, что «Новый мир», 1925, № 1 — вообще самый первый в истории журнала. Так статьей Мультановского открывалась новомирская традиция внимания к природным явлениям и проблемам, как теперь говорят, окружающей среды.
Выступление Бориса Помпеевича Мультановского (1876 — 1938), одного из выдающихся наших гидрометеорологов, в новом общественном издании не было случайным. 23 сентября 1924 года в Ленинграде произошло катастрофическое наводнение. Вода достигла отметки 369 см над ординаром. Наводнение оказалось — и до сих пор остается — вторым по высоте после потопа 19(7) ноября 1824 года (410 см) и третьим хронологически из трех катастрофических (более 300 см) наводнений в Петербурге — Ленинграде (первое по времени и третье по высоте — 21(10) сентября 1777 года, 310 см).
Жизнь города, всего восемь месяцев носившего имя вождя революции, была серьезно нарушена. В «Официальном сообщении Губернского исполнительного комитета», опубликованном в «Ленинградской правде» 24 сентября 1924 года, говорилось: «Днем 23 сентября, при сильном ветре с моря, после 3 часов началось быстрое прибытие воды, уровень которой к 8 час. веч. достиг 12 футов выше ординара. Благодаря этому, Василеостровский район, Петроградская сторона и часть Центрального, Выборгского и Володарского районов оказались затопленными. Население было предупреждено об угрожающем наводнении и в большинстве мест успело своевременно очистить улицы и перейти в верхние этажи. Количество единичных жертв, захваченных наводнением, выясняется. Сильно пострадали порт, ряд фабрик и заводов, а также склады. Были частичные пожары. Снесено несколько мостов: Сампсониевский, Гренадерский и др.
Ввиду чрезвычайно широких размеров наводнения, а также в целях строжайшего поддержания революционного порядка и своевременной помощи населению Губернский исполнительный комитет постановил объявить в Ленинграде военное положение, поручив проведение его чрезвычайной тройке в составе коменданта города тов. Федорова, заместителя начальника ГПУ тов. Леонова и заместителя заведующего административным отделом Губисполкома тов. Ильина».
Еще примерно недели две в местных и центральных газетах под крупными заголовками приводились описания наводнения и его последствий. Преобладал тон пафоса революционной борьбы со стихией и мужественного сопротивления красного питерского пролетариата природному бедствию. Печатались стихи «…иль страшна мне Нева озверелая, испугается ль страна моя краснотелая?..». Но было достаточно много и тревожных сообщений о многомиллионных убытках, мародерстве, спекуляциях, панике, бесхозяйственности. В город вошла кавалерийская дивизия для помощи милиции и рабочим отрядам. Число «единичных» жертв так и осталось неопределенным: по официальным сообщениям, их было семь, но эта цифра противоречила сведениям из различных районов города и пригородов, где обнаруживались погибшие.
Наводнение сразу же привлекло внимание ученых. Почти все известные тогда гидрометеорологи выступили со статьями об особенностях явления, его причинах и последствиях. Работа Мультановского была одной из первых. Он начинал так: «По поводу невских наводнений собралась значительная литература, которая старательно пересматривается и дополняется после каждого большого наводнения. Нельзя, однако, сказать, что вопрос этот вырешен окончательно». Рассматривались три аспекта: наиболее известные наводнения в прошлом, механика наводнений и особенности наводнения 23 сентября 1924 года. Б. Мультановский подверг сомнению сведения о наводнениях в устье Невы до основания Петербурга и утверждал: «…нет веских доказательств… что подъемы раньше были выше, чем теперь». Относительно формирования понятия об условиях, необходимых для возникновения наводнения… автор придерживался взгляда, что «началом наших наводнений служит волна…». В момент ее нахождения у горла Финского залива необходимо, чтобы ветер стал западным и возможно дольше держался бы этого направления… Таким образом, существуют два условия образования наводнений: волна и западный ветер. Наконец, относительно наводнения 23 сентября 1924 года отмечалось, что оно — «первое при довольно полном научном освещении».
Вместе с тем предполагалось, что особая интенсивность явления связана с небольшим вихрем типа тайфуна или антильского урагана. А для надлежащего анализа такой синоптической обстановки число существующих метеорологических станций оказалось недостаточным.
Эта трудность подчеркивалась почти во всех работах, посвященных наводнению. Находились и другие недостатки: неудовлетворительное техническое оснащение гидрометеослужбы, плохая связь с Прибалтийскими государствами, низкая заработная плата работников. Пессимистический тон в отношении возможностей полного исследования наводнения и его предсказания преобладал в большинстве статей. Объяснялось это, скорее всего, неудовлетворительным, почти вдвое заниженным по высоте, прогнозом наводнения, составленным в Главной геофизической обсерватории. Синоптиков стали обвинять в халатности и невнимательности. 25 сентября 1924 года в «Ленинградской правде» появилась статья «Преступная ошибка», где говорилось: «…смотрели ли когда-нибудь сотрудники обсерватории на небо? Видимо, они совершенно не считаются с местными признаками. Пора бы Главнауке обратить внимание на характер предсказаний ГГО. Рабочему государству нужно дело…» Заработали проверочные комиссии, начались длительные заседания и совещания, снятие директора и перемещения ведущих сотрудников. В результате все же большинство политизированных обвинений в адрес ГГО было снято. Сошлись на том, что «обсерватория проявила не преступную халатность, а недопустимую небрежность».
Публикация исследований наводнения 1924 года продолжалась еще несколько лет. Да и сейчас материалы этого исключительного явления представляют немалый интерес. Но широкие обсуждения проблемы наводнений в Ленинграде заметно резко прервались после убийства С. М. Кирова 1 декабря 1934 года. Ленинграду — колыбели трех революций — неподобало, по мнению руководителей, зависеть от случайностей стихии. Такое, впрочем, в истории города уже бывало. О катастрофе 19(7) ноября 1824 года общественность узнала лишь спустя несколько дней, а по мнению некоторых исследователей, довольно долго существовал запрет на сообщения о наводнениях, чтобы «не портить репутации столицы». В советские времена почти пятьдесят лет о наводнениях сообщалось весьма скупо и сдержанно, причем часто — искаженно. Например, когда 15 октября 1955 года произошло наводнение, оказавшееся четвертым по высоте в истории города (282 см), о нем сообщили в местных газетах, не указав главного — максимальной отметки уровня воды. Об этом случае, о его обстоятельствах и последствиях с горечью и досадой писал в своем недавно опубликованном дневнике («Нева», 1995, № 2) Федор Абрамов: «…»Правда» не сочла нужным даже упомянуть о наводнении. В разделе хроники — вечер… газеты «Руде право», очередной мировой рекорд и пребывание английских кораблей в Ленинграде. А о наводнении — ни слова. Да и что такое — наводнение? Разве оно типично для нашей действительности? Разве оно выражает передовые тенденции развития нашей жизни?.. В городе уже ходят легенды, связывающие его с приходом английских кораблей. Вытеснили, говорят, корабли воду из Невы — вот и наводнение…» Увиденное Федором Абрамовым во время наводнения 15 октября 1955 года невольно сравниваешь с пространными описаниями 1924 года и убеждаешься, насколько изменилось общественное сознание за тридцать лет. Возможно, впрочем, что существенно изменилось не сознание, а его отражение в печати?..
А еще через двадцать лет, 29 сентября 1975 года, произошло пятое по высоте наводнение в Ленинграде — 270 см над ординаром. Его освещение было уже другим. Не было подробностей, деталей, эмоций, пафоса 1924 года, но факты освещались достаточно объективно. Назывались даже убытки и «отдельные недостатки» в ликвидации последствий наводнения. Злые языки, правда, поговаривали, что опасный подъем воды весьма «выгоден» сторонникам дамбы, о которой тогда уже много писали и проект которой близился к завершению.
Много воды утекло в Неве за семьдесят с лишним лет с тех пор, когда в ее устье произошло последнее катастрофическое наводнение. Много вопросов в проблеме наводнений «вырешены», говоря словами уважаемого Бориса Помпеевича Мультановского. Хотя никто не рискнет уточнить, что они «вырешены окончательно». Ученые и даже практические инженеры редко употребляют теперь слово «окончательно». Да и не требуют от них этого слова так жестко, как семьдесят лет назад. Другое время… До людей дошло, хотя и не окончательно, что за все надо платить, особенно в проблемах природы и окружающей среды. Здесь действительно — «и пораженья от победы ты сам не должен отличать». Попытаемся все же коротко назвать вопросы в проблеме петербургских наводнений, которые «вырешены» с достаточной определенностью.
Мы располагаем теперь надежным списком числа наводнений в Петербурге. Хотелось бы добавить «вполне надежным», но это было бы неверно, поскольку наводнения до 1849 года, когда была основана Главная физическая (с 1924 года — Геофизическая) обсерватория, фиксировались в разных местах города, от различных отсчетных горизонтов, в различное время. «Вполне надежным» принято считать число наводнений с 1878 года, когда ГФО установила у Горного института водный пост с самописцем-регистратором уровня воды. Список наводнений, пусть и разной степени достоверности, интересен не только гидрометеорологам. Им пользуются и градостроители, и архитекторы, и историки. Математики, специалисты в области теории вероятностей и статистики, используют список как «банк данных» для различных расчетов. Возможны ли подъемы воды выше 1824, 1924 или 1777 годов? И расчеты бесстрастно и беспощадно говорят — да, возможны. И здравый смысл с холодной рассудительностью подтверждает: если на протяжении неполных трехсот лет произошло три потопа, то почему бы им не случиться в следующие триста, пятьсот или одну тысячу лет? Вот и получилось, что в Петербурге один раз в тысячу лет возможно еще не наблюдавшееся наводнение высотой 465 см над ординаром, а раз в десять тысяч лет — 530 см. Эти цифры еще более устрашающи тем, что они — не прогноз на столь необозримые для нас, смертных, периоды, а расчеты редких событий, которые могут произойти и завтра, и в эту осень, и в ближайшие годы. Но не будем чрезмерно бояться этих цифр: они — результат применения определенных теорий и гипотез. Иные предпосылки приведут и к другим цифрам, иногда, впрочем, еще более устрашающим…
А в «банке данных», если взять период от основания города до 15 июля сего года, содержится 288 наводнений. Причем они делятся на градации, установленные гидрометеорологами совместно с городскими властями: опасные — от 150 см над ординаром до 199 см, особо опасные — от 200 см до 300 см и катастрофические — более 300 см. Соответственно в каждой градации оказывается 220, 65 и 3 наводнения. С «банком» можно производить самые разные манипуляции — рассмотреть данные по месяцам, сезонам, времени суток, различным высотам. При этом выявляются определенные закономерности, которые, строго говоря, таковыми не являются из-за неустойчивости и зависимости от устанавливаемых критериев. Так, например, кажется достаточно очевидным преобладание наводнений в осенний сезон: изменчивая погода, ненастье, ветры, циклоны в эту пору свойственны Европе вообще и северо-западу России в особенности. И действительно, при периодах осреднения 70 — 100 лет, а тем более по всему «банку данных», на долю осенних наводнений приходится 60 — 65 процентов случаев. Но в последние тридцать лет участились зимние наводнения — их доля достигла 50 процентов, а в последнее десятилетие — и 75 процентов. Причина очевидна — теплые зимы, малоотличимые от поздней осени.
Практически решен вопрос о механике наводнений, причем совершенно в духе Мультановского: наводнение формируется волной и западными ветрами. Правда, идея о такой природе наводнений высказывалась задолго до Мультановского, который признавал в «Новом мире», что ряд прежних наблюдений и замечаний поражает своей проницательностью. В качественном виде эта идея была сформулирована в начале 30-х годов прошлого века Адольфом Яковлевичем Купфером (1799 — 1865), основателем и первым директором ГФО. Доказывая необходимость создания метеорологического центра в России, он утверждал: «Бури, производящие наводнения в нашей столице, приходят с запада и бывают чувствуемы в Ревеле на несколько часов ранее, нежели в Петербурге. По наблюдениям в Ревеле (Таллине. — К. П.) можно будет узнать высоту, до которой поднимется вода в Петербурге».
С некоторых, относительно недавних, пор качественные представления о механике наводнений обрели математическую форму. Причем в двух модификациях: в виде простой эмпирической формулы и в виде гидродинамических уравнений, решаемых специальными методами на мощных современных вычислительных машинах. Первый способ был реализован в начале 50-х годов — наводнение 15 октября 1955 года было своевременно и достаточно точно предсказано этим способом. Он остается основным до настоящего времени. Второй способ был готов лет через десять, но до сих пор проходит период мучительных (в организационном смысле) испытаний, несмотря на то что его результаты дважды каждые сутки предстают перед взором дежурного синоптика. С помощью гидродинамического способа выполнены сотни, даже тысячи расчетов, десятки прогнозов наводнений. Кстати, наводнение 1924 года воспроизведено этим способом вполне удовлетворительно. Есть, разумеется, и у него изъяны, важные детали не «вырешены окончательно». До сих пор не в пользу гидродинамики «работает» печальный факт — неудача первого оперативного испытания 18 октября 1967 года, когда случилось наводнение высотой 233 см.
Благодаря двум способам прогнозов «вырешена» задача предсказания наводнений в Петербурге на короткие сроки — от нескольких часов до двух-трех суток. А вот долгосрочное предсказание — на месяц, сезон, год — заставляет желать лучшего. Кстати, Борис Помпеевич был именно метеорологом-долгосрочником, его первые опыты прогнозов погоды на сезон в ГФО относятся к 1913 году. Его методы используются до сих пор, их основы разумны и результаты порой удовлетворительны. Но слишком сложная эта система — атмосфера. Да еще с Мировым океаном, воздействие которого необходимо учитывать при прогнозах даже на месяц. И все же попытки прогнозов на долгий срок имеют место. Их следует только приветствовать и всячески поощрять. Жаль только, что они иногда приобретают характер спекуляций. Вот уже который год некоторые долгосрочники грозят Петербургу потопом, утверждая, что мы вступили в «эпоху наводнений». Пока что прогнозы эти не оправдались. «Эпоха наводнений», возможно, даже наступила: в этом еще не завершившемся веке уже случилось почти вдвое больше наводнений, чем в веке девятнадцатом. Но при чем здесь катастрофический потоп? «Ужасный день!» 19(7) ноября 1824 года грянул, например, когда наводнений долго не было вовсе. Точнее, за период 1803 — 1835 годов кроме потопа было всего еще одно наводнение — 4 февраля (по новому стилю) 1822 года, высотой 243 см. Через сто лет обстановка была иной: наводнения стали довольно частыми с середины прошлого века и с редкими, одно- или двухлетними, перерывами продолжаются до сих пор. Из всего следует, что аналогов в прошлом нет, что «эпоха наводнений» не означает приближения «потопа» и что в целом, наконец, нет надежных оснований для долгосрочного прогноза.
Нельзя не сказать и о нашей злополучной дамбе. Защищать город от водной стихии, безусловно, надо. Так поступали везде и всегда. Способы, однако, могут быть самыми разными. Царь Петр издавал указы «возвышать сушу с великим поспешанием», заботился и об экологии, требуя «никакого сору и помета на Неву не бросать». Указы часто нарушались даже и самим издателем. После каждого наводнения следовали мероприятия по защите — возведение валов, проведение каналов, конкурсы проектов. Ныне осуществляемый проект, в принципе, мало отличается от предложенного инженером Базеном после 1824 года. К нему вернулись и после 1924 года, решив возвести к 1938 году защитные сооружения «централизованным способом, подобно всесоюзным гигантам — Магнитогорскстрою, Днепрострою и Беломорстрою». Так говорилось в документах проекта, который поддерживал Киров. После его гибели Ленинград затопила кровь, а не наводнение. Она проливалась обильно и — это еще страшнее — безмолвно. (Питерская «Вечерка» вот уже шестой год печатает мартиролог: число расстрелянных в Левашовской пустоши только в августе — ноябре 1937 года перевалило за 10 тысяч.) «Всесоюзный гигант», а на поверку — еще один объект ГУЛАГа, «у морских ворот Невы» не состоялся. После массовых репрессий были война и блокада, потом снова аресты и расстрелы по «ленинградскому делу». До наводнений ли, хотя они шли своим чередом. К проекту защиты вернулись только в 60-е годы. На сей раз ему было суждено осуществиться: в августе 1979 года ЦК КПСС и СМ СССР постановили начать строительство. Это яркий, хотя и не единственный, пример того, как гигантоманы, заручившись поддержкой властей, «пробили» решение. Пример того, как определенные знания и опыт сочетались с ведомственными амбициями и нравственной глухотой. Ведь в те годы в стране были уже объявлены насущными продовольственная, жилищная, энергетическая и другие проблемы. В Ленинграде они были особенно обострены, и к ним добавлялись еще многие. Тут-то бы и задуматься на пленумах партийным и советским работникам, ученым и инженерам на своих советах и симпозиумах. Уж не говоря о том, чтобы поступить подобно Петербургской городской думе в 1897 году, когда защита города от наводнений была отнесена к дальним целям «за неимением средств». А на первые места ставились строительство больниц («…из-за поражающей азиатской смертности: 37 человек на 1000, тогда как в Лондоне — 17»), школ, жилья, водопровода, дорог, рынков, скверов и парков.
Показательно: об одобрении проекта заявил Г. Романов (тогдашний «первый» в Ленинграде) на торжествах в честь 60-летия революции, призывая ленинградцев благодарить Леонида Ильича и ЦК за заботу. То есть все было решено за два года до партийно-правительственного решения.
После 1985 года все покатилось вспять. Замитинговали «зеленые», возникли ученые, ранее молчавшие и поддакивавшие, затормозилось финансирование, завозражали новые депутаты и городские власти. В солидном энциклопедическом справочнике «Ленинград — Петербург» 1992 года утверждается, что строительство законсервировано. Сейчас говорят о новом развертывании работ, несмотря на отсутствие денег…
Есть о чем поговорить спустя семьдесят с лишним лет после первой публикации о невских наводнениях в «Новом мире». И похоже, что эта тема не скоро устареет.
К. С. ПОМЕРАНЕЦ.