ЛЕОНИД АРОНЗОН
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 2, 1995
ДМИТРИЙ ВЕДЕНЯПИН. Покров. М. Информационно-издательское агентство “Русский мир”. 1993. 86 стр.
Говорить о том, что сравнение как прием устарело, бесполезно, такое, строго говоря, невозможно, потому что сравнение не прием, а нечто большее — способ образного видения. Но восприниматься сравнения могут по-разному: как банальные, или, скажем, нарочитые, или вполне органические. И виды сравнений бывают разные: сравнения, усложняясь, могут становиться метафорами, перифразами и т. п. Поэт может, фигурально говоря, откусить ломтик ароматного солнца, а может просто сказать: яблоко как солнце. В первом варианте тоже сообщается, что яблоко похоже на солнце, но с некоторой претензией на изысканность; второй вариант попроще, хотя — теоретически — это не значит, что он хуже. Один прекрасный поэт получил когда-то высокую премию за поэму, которая начиналась словами: “Лес, точно терем расписной…” (хотя это не концепт и не метабола). Сравнения по принципу сходства-несходства тоже могут передавать экзистенциальное ощущение полноты жизни. Или, как у Дмитрия Веденяпина, — ощущение тоски, одиночества и… некоторого мужского самодовольства: “В углу, как девочка нагая, / Белеет брошенный пиджак… Все важное всегда некстати! / Безумье рассуждать в тоске / О незастеленной кровати, / Осиротевшем светляке, / Самоубийце-пиджаке, / Бесстрастье, страстности, расплате”.
Книга Д. Веденяпина “Покров” — коллекция сравнений разной степени изысканности (“…тишина пустая / его, как плеть, хлестнула по щеке”) и изношенности (“жизнь, как сон”). И это все в порядке вещей, если бы не ощущение изнурительности в этом сравнивании всего со всем:
Из плоских стен, сквозь серый потолок
Снег сыплется на стол, кровать, иконы;
В окне трещит бумага, как звонок
Спеленатого скотчем телефона.
Как пузырьки в боржоми, колкий страх
Стоит у двери, прислонившись к раме,
На улице машины спят в чехлах,
Как полые тела под простынями.
Вертлявая, колючая крупа
За стеклами прессуется, как вата, —
Так шариков сшибается толпа
В стеклянном пузырьке гомеопата;
И выгнувшись, топорщатся вразброс
Сухие паруса перегородок;
По-волчьи воет лоджия . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А теперь почувствуйте разницу между этими сравнениями и приведенными выше сравнениями брошенного пиджака с нагой девочкой. Там (стихотворение “Светляки и призрак”) была некая — пусть курортная — драма, а здесь просто рутина. Ведь и так уж снег назван крупой, но крупа еще сравнивается с ватой, вата — с шариками гомеопата. Боюсь, что это монотонно и однообразно. Понятно, что “недописанный” текст, полторы строки точек — тоже такой прием, незавершенность что-то означает (наверное, минус прием, минус рифма “взасос”?), но кажется, что автору просто надоело нанизывать сравнения-метафоры-перифразы. Или он тут из собственной описательности не может выпутаться? Кстати, примечательна датировка стихов — начиная с 1981 года. Расцветшая тогда описательность, вызванная кризисом лиризма, еще мало изучена.
Что касается религиозного сознания, которое как бы заведомо должно присутствовать в книге под названием “Покров”, то оно тоже (как и поэтика) имеет отчасти вид каталога. Реминисценции, а зачастую прямые ссылки с указанием на “цитируемые” места в Священном Писании изобилуют в книге. Например, стихотворение “Голубь”: “Тот, кто, порхнув (смотри 9-й стих 8-й главы) в отверстие ковчега, / Кружился долго в поисках ночлега, / Но не обрел покой для ног своих” (курсивом я выделил почти дословное воспроизведение сакрального текста). Что ж, это характерно для нашей современной книжной, вычитанной, неофитской религиозности. Требование врожденной, органичной, глубинной веры было бы чаще всего чрезмерным для нашего брата. Есть только ностальгия по целостному сознанию, в чем не так просто сознаться, о чем невозможно сказать впрямую, как видно из стихотворения “Тост” и его характерного подзаголовка “Произносится слегка заплетающимся языком”: “Пью за всех и каждого в отдельности, / Кто стремится к ясности и цельности… / Для кого Священное Писание / Не простое словосочетание”. И все же не зря тратятся усилия, направленные на поиски веры: “Луна, сияя, тихо серебрит / Семи громад возвышенные шпили, / У магазина в комьях мягкой пыли / Рабочий парень на асфальте спит. / Кто виноват? Царь Петр? Демокрит? / Жан Жак Руссо? Иосиф Джугашвили? / И вдруг чуть слышно: их уже судили. / Что дальше? дальше? …но святой молчит; / А мы кричим… И нам сам черт не брат, / Мы властно обличаем всех подряд, / Не ради славы — горькой правды ради… / Так суетятся стайки бесенят, / Так водомерки по озерной глади ? туда-сюда без устали скользят” (курсив мой. — Вл. С.).
О, к такому серьезному, глубоко нравственному мироотношению путь непрост. И не каждому он под силу. стихи, между прочим, восемьдесят третьего года, а очень современные!
Вл. Славецкий.