стихи
НИКОЛАЙ КОНОНОВ
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 11, 1995
НИКОЛАЙ КОНОНОВ
*
ЧЕРЕЗ АЛЫЕ АЛЬПЫ
* *
*Глухо бухнулся, так вырубился птенчик, и на жуткие носилки
Положили, из плаща пернатого не вынимая, как и всех,
Боже, не дари мне в новой жизни хвостик наподобие птичьей вилки
И дешевый заячий от страха постоянно мокрый мех.Этот киль у сердца рядом — ну зачем он? Скажешь тоже…
Дятел, тетерев и с ними сычик-однолюб!
Не дари, пожалуйста, переизданье трепета, подшивки крупной дрожи,
Пота мелкую пшеницу, заводи испарины, плотины губ.Даже если ртуть взовьется по стволу стеклянному, как белка,
Неженкой и белоручкой, к тридцати восьми годам утихомирясь лишь
На полволоска от суицида, — ну, слабо тебе, пернатая, не мелко
Изводить закаты эти, сумерки, морочить чушь и тишь…
* *
*Если выпить, закурить, матюгнуться и вообще все-все, как говорится,
Ну там, спиться, эстетически скурвиться, фигурально вымараться в чем похерить:
И сердцу сказать: прощай, катерок, отправляйся целовать в губы фьорды только можно
И, несносный жар сердечный, туда же лети и следом отправляйся, и шхеры,
Ну исчезни, сгинь, смойся. Вот всему самому дорогому даю сальные холодок подкожный.
Вот ножиком перед мордой машу, валю, топчу, отбиваю память и заодно клички,
И без намека на слезы проплываю твои новостройки в психически почки
И под хлипкой лампочкой чищу свои перышки и подбриваю височки. здоровой электричке
И думаю: какого фасона заказать себе в ближайшем ателье брюки
С хамской стрелкой такой и о другом рожне в таком же роде,
И уж если отваливают признаки томленья, как переполнявшие меня звуки,
То все сплошное буриме теперь, дебильное во саду ли, в огороде.
И это, в сущности, так по-нашему все, что случилось, так, извини,
Что на самом дне души, Бог мой? Навоз парнокопытных, помет по-русски.
Сердце, само на себя оставленное, папиросой киснет в закуске, пернатых,
А вот и стада, оравы, гурты, стаи особей, во всем уличенных
И еще философский жар, гитара, балда, прикорнувшая баллада. и виноватых.
Не люблю Тебя вовсе, и так мне, Господи, хочу сказать, стало
Но только вымолвлю это, как понимаю, что нет мне с собою слада привольно,
И тяжко и муторно мне без Тебя, невыносимо и больно.
* *
*Как и этого зализанного залива ссадина, сохнувшая лужица,
Как и укоренившиеся над ним облака, Божие беженцы,
Как и советы сосен, к которым стоило бы в сумерки прислушиваться,
Ну хотя бы с восьми вечера придерживаться.Как и комариная нежность, холмы зуда, солнцем освещаемые,
Вся-вся-вся природа, с которой-то и делать мне нечего,
Так как все жуки-казнокрады, бабочки-паскудницы с вещами
Норовят утопиться в сумеречной стопочке вечера.Вот два шмеля из питейного заведения мальвы выходят собутыльниками,
Да и мы все друзьями вольнолюбивыми, вольнонаемными
Стали б давно, да не поменяться нам пиджаками или пыльниками,
И поэтому я приветствую другие мысли, до поры до времени затаенные.Ты, мой дружок воробей, и ты, моя подруга пташечка,
И ты, белая куриная косточка, ревматической стрункойРазве вы синонимы тоски, которая в полуметре тащится, постреливающая,
Не то что она, даже признаки ее не надоели еще.Как и морги, где каждого Марсием освежевывают, в полчаса
Проигравшим в пух и прах пьянящее соревнование,
Когда жизнь через алые Альпы переваливает, как ласточек полчища,
Выдергивая из флейты ниточку придыхания.
* *
*Эти раздражительные женщины — перечницы, горчичницы, солонки,
Жилицы полочек — баночки-кривляки, какие-то мензурки,
Рыбоньки, в плечо креветкой уязвленные так тонко,
Что и оспинка нам мнится досадным повреждением шкурки.“Божьим лобзиком выпиленные пылкие куда как грубы
Стрекозиные крылышки, — цедит под вечер ломака, —
По сравненью с моими нервами”. И этому вторят табака трубы,
Духотой наваливающиеся из пышного мрака.Эти твои вечерние загибоны, фанаберии, инфантильные пристрастья,
Еще пыл этот, жар, пекло, зной, марево, истома,
Ничего не объясняющие наречия сквозняков, да и деепричастья
Умопомраченья, звездами не выделяемые, как идиома.
* * *
Это злость, ярость, ненависть во мне — на язык попавший волос волчий,
Побежавший по аорте колкий непереносимый быстрый уголек,
Разлетевшийся на искры, и не счесть уж этих полчищ,
Слонов Ганнибаловых, осадных машин, воинов, две неделине прилегших в тенек. Ах, Боже мой, а ведь почти что так же, если приглядеться, нежность
Вдруг по губам проводит слабоумным темным волоском,
И примерно в таком же темпе все отзывается на этот зов неизбежно:
Скачут охотники румяные, утренние дымы пробираются ползком.Никаких дорожных жалоб теперь, занудства; эти дорогие, дорогие
Края, окрестности. В пожарной преет шапочке веселой набекрень
Молодой шиповник. Как будто кто-то на струны подул другие —
И они откликнулись, заколосились, понесли сущую дребедень.Вот если бы я писал тебе бредовые письма, то на барашки морские
Соскользнул ко второй фразе после тебя по-прежнему люблю.
И ты смотрела б на курчавую чушь, как на гурты овец Лия…
Как Хлоя на хамоватых козлят, равнодушная к парнокопытномусловарю. И вот именно от этого медленное, но все же разгорающееся счастье
Заполонит все, станет перетекать с равнины на холм
Лесопосадками, ноющими еще, но в одночасье
Могущими загудеть кронами, задудеть кронами Давидов псалом.