стихи
ОЛЬГА ГРЕЧКО
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 11, 1995
ОЛЬГА ГРЕЧКО
*
БЕЛАЯ ПРИСТАНЬ
* *
*Ходила пристань ходуном:
купались — раскачали.
Лежала лодка кверху дном.
Сидели и молчали.
Ах, не испорть, не повреди,
кто ж бабочку — иголкой?!
Любовь лишь то, что впереди —
там, за Окой, за Волгой,
за днями, за летами, за
тайнинкой на портрете.
Любовь лишь то, чего нельзя
на этом белом свете.
Желтеет, крошится канва.
Отложим вышиванье…
Но —глаз такая синева, что не до выживанья!
Одна и та же река
Твоя река — давно болото:
шесть соток рая, а во рту
не яблочка, а корнеплода
вкус,и уж лучше бы в аду… Но есть проточная, живая.
На бережку ее крутом,
свой сарафан перешивая,
сижу в терпении святом.Так чисто, что немного зябко,
Не знаю, чей она приток.
Уж сарафан почти что тряпка,
и выцвел в розочках платок.Но я крою и шью упрямо,
порю и заново крою,
не рая в шалаше, а храма
взыскуя в том пустом раю.Не поддаюсь ожесточенью
и на прощанье всех прощу
и — по теченью,две лодки синие пущу. по теченью
* *
*На задворках белокаменного храма
огородный воробейчатый уют.
Здесь лучи полуденные не в глаза, не прямо
бьют,а, как воробушки, крошки клюют. Посижу подумаю: а мало ль дадено?
Любовь-то безответная теплится века…
Вон сытые воробушки, только я, жадина,
не пойму, в чем смысл Божьего пайка.
Посижу подумаю: куда девается
сине-зеленое из влюбленных глаз?
И какая на развалинах стройка затевается,
и какой толщины кирпичики меж нас…
Ах, синее, зеленое никуда не денется! —
забежит за тучку, за муромский лесок…
Привстает на цыпочки мое растеньице —
в соломенных ресничках глазок-колосок.
За глухую крепостную зубастую стену,
за свою матерчатую, кукольную плоть
загляну, как нитку в иголку вдену:
так светло, что не больно пальчик уколоть!
Посижу подумаю: мое ты солнышко!
Солнышко-ведрышко, завтрашний денек.
…наклоняли ведрышко, не видали донышка.
…как завтрашний денекпо усам потек.
Музей в Грешневе
Памяти М. Дудина.
Грешнево, ты ли греховно?
Кто только не наплетет…
Пряжу небесного овна
солнечный дождик прядет.
Где-то за липами, в школе,
птичьи журчат голоса.
Льна синеокое поле —
или уже небеса?
Все окоемы и травы —
в шелк, в непрерывную нить.
Предков, в чем были не правы,
будет кому обвинить.
Прялка устала от пряжи.
Пряха, лучину зажги!
С каждой пушинкою краше
волн травяных гребешки.
Хочешь — гуляй по полянам,
хочешь — на прялку глазей.
Пахнет грибами, чуланом
провинциальный музей.
И ничего так не жалко,
как —в уголке у окна скалится мертвая прялка
в космах линялого льна.
Сядет в гнездо аистиха.
Едет с княгинею князь.
Рвется не пряжа, а тихо
рвется всемирная связь.
Впав в беспробудную спячку,
врозь по углам заживем,
мертвую пряжу, как жвачку,
прялкиным ртом зажуем…1993 — 1994.
Ярославль.
Кленовые листья
Первородным снежком пятипалый кленовый огонь серебря,
убывают в еще одно оное лето деньки октября.
Вся Москва до отказа набита, надышана черным, чумнымвся продута насквозь побелевшим в те дни и в те ночи сиротством, колдовством, — А из листьев распятых, распластанных, легких, как свет, вдовством.
Богородицы теплым Покровом наш глубокий дворик одет.
Я в окно погляжу — не на дно, где помойка и нищие делят пирог.
Я в окно погляжу — на лазури жемчужный, живой от дыханья парок.
Дышит Мать нам в лицо и теплом и светлом впереди.
Засыпает, качаясь, больное дитя у Нея на груди.
Бледный месяц-рожок, первых звездочек сонный, слепой порошок…
“Выспись, детка, во сне полетай — подрастешь на вершок.
Покружись над двором, где бумажный летал в нашей юности змей.
Хватит, дитятко, зреть свысока на войну — правда, свыше видней?
Хоть на миг Там, крыло о крыло, тебя с ангелами бы свело:
не от листьев кленовых, не от первого снега светло!”
Со святыми с балкона кричу: голубков упокой!
И машу им, машу так похожей на крылья то правой, то левой рукой…Октябрь — ноябрь 1994 года.
* *
*Детский запах сена.
Стеклышки стрекозы.
В ромашках по колено,
всю жизнь проходим азы.
Любовь точь-в-точь как в детстве.
Душистый сеновал.
В своем небесном девстве
закат горяч и ал.
Эх, ночку бы потемнее!
А ночки всё светлей.
Не узы гименея,
а слив янтарный клей.
То в яблоках, то в звездах
август на Оке.
И незаметен воздух,
как церковка вдалеке.
Должно быть, ракурс узкий
нам с оспою привит.
Но пропади — и русский
осиротеет вид…