стихи
МИХАИЛ КУКИН
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 2, 1994
МИХАИЛ КУКИН
*
И НЕ ДВИЖЕТСЯ ВРЕМЯ
* * *
Чего в мой дремлющий тогда не входит ум?
Державин.
Коль колесо времен свершило полный круг, Душистый крепкий чай с смородинным листом
Средь русских гениев, где всяк другому равен,
Теперь хочу избрать, испробовав твой звук,
И странно ли сие? Ты, живший на холме, Тебя в наставники, Державин.
Над синим Волховом, от дел уединенно,
Как вдуматься, так впрямь во многом сроден мне,
На ширь и даль небес… Высокий мой этаж, Глядящу утром восхищенно
Моя квартирка малая в Коньково,
Дверь тонкая, что не боится краж —
Как не похоже все на храмовидный дом! Что грабить у меня такого? —
Но лишь для тех, кто внешность лишь и знает!
Державин! Розны сколь, сколь сходно мы живем,
Пока качается на глиняных ногах Теперь пусть муза рассуждает.
Империи колосс, кого ты часто славил,
Хочу не торопясь порассказать в стихах
Встаю я поздно. День уже высок. О том, как я живу без правил.
Рычат моторы, вонью воздух наполняя.
Но все-таки меня ласкает ветерок,
В окне распахнутом лесок зеленый зрю, Что веет, занавесь качая.
Домами стиснутый, как озеро брегами.
Заварка есть — пью чай, а нет — так заварю,
Работа подождет! Сажуся у стола, Зане не окружен слугами.
Рассеянно в тетрадь, линованную в клетку,
Гляжу — но чу! строка внезапная пришла.
Ловлю ее, как рыбку в сетку. Уже другая, третья, пятая плывут…
Я сочинять горазд! Час, два, а то и третий
Сижу, забыв про все, и все в себя берут
Закинутые мною сети. Но поздно! Надо бы пуститься по делам —
В библиотеку ли, в пылищу и скучищу,
Или урок давать балбескам и балдам,
Иль в поиски питья и пищи. И проходя дворами, осень вижу я —
Еще несмелую! Сентябрь лишь на пороге.
И грусть внезапная вдруг трогает меня
При виде листьев на дороге. Потом в подземные спускаюсь я миры
И, грешен, на все стороны любуюсь
На жен! Желания встают во мне, остры!
Готов преследовать любую! Готов следить изгибы нежных рук и шей
И грудью любоваться — сколь высока!
Как перстни для перстов, иль серьги для ушей,
Иль для лукавых взоров око, Так весь я создан, знаю, для любви!
Я чувствую в себе заряд ее изрядный!
И часто, часто, муза, прелести твои
Готов забыть для бабищи нарядной. Уж в ранних сумерках под крышу ворочусь.
Устал и голоден — сперва сажусь обедать.
С хозяйкою своей то спорю и ворчусь,
То нежные веду беседы. Как опишу приятный, скромный стол?
Жена из ничего готовить мастерица!
Тем боле в сентябре! Все, что из нищих сел
Гребет к себе несытая столица, Все вижу пред собой: суп из гороха — здесь,
В салате красные сверкают помидоры,
Вот зелень свежая, котору любо есть
С картошкой отварной, вот горы Душистых, мяконьких блинков из кабачков,
Златою, ржавой корочкой покрытых,
Или капуста в масле — пир богов! —
Яйцом сверкающим залита! А то предстанет вдруг очам моим кальмар,
Как овощ, иссечен на тонкие полоски,
С яйцом крутым и майонезом — дар
Далеких край приморских. А там уже, гляди, толстенна колбаса
Срез кругл и розоват из-под бумаги кажет.
Варенье на столе — уж тут как тут оса!
Жена кричит, руками машет: “Оса, оса, оса! Лети на небеса!” —
Я как-то сочинил такую поговорку…
Но нет, не отвлекусь: попалась на глаза
Оладьев масленая горка.
Иль с мятою лесной, с шиповника цветами
Пью, забелив его для вкусу молоком,
Я добр и сонлив. На стульчике складном И сыто чмокаю устами.
Сижу себе, курю на маленьком балконе,
Сижу и вдаль смотрю, мечтаю ни о чем,
Закат распахивает сизый веер свой, Меж тем как красно солнце тонет,
Меж облак перистых даль розова дымится.
Кругом горят огни… Машины шум иль вой
Еще мне песня хрипло-пьяная слышна Собачий снизу доносится.
И мотоцикла рык — на нем гарцует рокер
По школьному двору. Но сходит тишина
Я в воздухе ночном певучие ловлю, И на него. И снова строки
Я снова — за тетрадь. Жена сидит над книгой.
Нисходит ночь на мир, и музу я молю —
Ну что ж! Стихи нейдут. Берусь за телефон Она же вдруг мне кажет фигу.
И верных друг своих в Коньково созываю.
Вот снова стол накрыт, стеклом граненым он
Гадаев входит в дверь — бутылку он принес! Сверкает — пир я затеваю!
И Рондарев за ним — и с ним пришла бутылка!
Да я еще припас — прозрачней водка слез!
Стихи по кругу чтем, ведем ученый спор, Минута — и уж чокнулися пылко!
Табак вовсю дымим — не здеся ли Курилы?
На дальние огни наводим томный взор.
Глядишь, синей окно, уже редеет мгла — В молчании сидим, унылы.
Что делать нам теперь? Песнь птах дошла до слуха.
Тут, полны свежих сил, встаем из-за стола
В лес ближний поспешаем, тонку сетку взяв, И, коль не дождь и утро сухо,
Ракетки и волан, — и в бадминтон сразимся!
А дождь когда идет иль сильно перебрав,
Иль славно тешимся классической борьбой — Вповалку спать тогда валимся.
С Гадаевым ломим друг другу крепко спины!
Иль, прозы властелин, мой Рондарев, с тобой
Перед раскрытым в светло-синю даль окном, Сидим перед утра картиной —
Как жизни нашей перед вечною загадкой,
И по последней курим над пустым столом,
Остановив мгновенье кратко.
* * *
Подняла голову птица сна,
Полетела над крышами, над фонарями,
Синими крыльями-морями
Плеснула у твоего окна.
С правого крыла тебе — тихий берег,
С левого крыла — вещий сон.
Сизое перышко — мой поклон.
Снится, не снится? Как проверить?
Спи, спи, не торопи,
Думы-раздумы в море топи.
Птица поет или дождь идет?
Ночной таксист по Москве везет
Не меня к тебе, не тебя ко мне —
Кого везет, не видно во сне.
По ночным витринам рыба-такси
Ныряет, уплывает, след заметает,
Не допросишься, проси не проси:
Таксист по городу ночь катает.
Лиса-чернобурка, золотые сережки —
Положила ноченька ножку на ножку,
Сигареткой дымит, пальчиком манит,
Мальчику-зайчику спать не велит.
Обнимет, поцелует, с собой заберет —
Наутро и следа никто не найдет!
А еще птица
Пряжу прясть мастерица:
С улицы — лучик, из подушки — пух,
Ниточка бежит — не рвется,
В руки никому не дается.
Повисишь на ней, покачаешься,
Пока мама не увидала,
По городу покатаешься
И — под одеяло.
На ветвях не русалки косы заплетают —
Друзья мои хорошие сидят, выпивают!
Прямо из горлышка, до самого донышка.
Отведи от них, Господи, красного околыша.
Буль-буль, а закусить-то и нечем!
Синий воздух на закуску, зеленый вечер.
Жаль, нас там не было — тебе бы понравилось,
Зеленого бы вечера в Москве поубавилось.
Поет птица, колыбель качает,
Еще один сон вить начинает.
Собрались друзья — один не пришел.
Где потерялся?
Девушку нашел,
С ней загулялся.
Она юбкой вертит, как черт хвостом,
Сушит посулом, а потом — постом,
А он рад стараться, за ней увиваться —
Не долго юбке-то шелестеть-красоваться:
На стул отброшена, пеплом припорошена…
Главное, чтоб на радость все, по-хорошему.
Птица новое перышко уронила —
Темно стало, Господи.
Не сон — могила.
Давит на грудь — ни позвать, ни вздохнуть.
Где милый? Не слышно!
Всю ночь обшарь, все углы обзвони…
За подкладкою где-нибудь?
Вот как оно все вышло-то!
Был — как не был. Был, да пропал.
Двух слов не сказал.
Музыканты по улице идут, веселятся,
Девушкам подмигивают, парней не боятся!
Один в дудку дует, другой скрипкой машет:
Правда — ваша! А веселье — наше!
Что еще видно-то? Перышко новое.
Дома сиди, не гуляй, чернобровая.
Сиди, разговаривай, чай заваривай,
Крути-переворачивай концерты да арии.
Это птица-певунья, синяя да нежная,
Горло серебряное, перышко снежное:
Зима, зима… Вот и зима!
Снегу навалит — ума прибавится.
А не прибавится — хороша и без ума.
Сама без ума, а умному нравится.
Умный-то умный, а стал безумный.
Что это, Господи?
Праздник шумный!
Все кругом — белое. Что не белое, то черное.
Катится по блюдцу кольцо проворное,
Снутри — серебряное, снаружи — золотое.
Пьют, поют, пляшут — пир горою!
На горе — терем. В тереме — тесто.
Зима, зима…
Черный жених, белая невеста.
Тут уж не до ума!
Сквозняк дверью хлопает —
Дядька ногами топает,
Пьет, поет, пляшет —
Кулаком машет!
Куда тут деваться? К кому прижиматься?
Платье потерялося — не во что одеваться…
Птица поет-распевает, перья теряет.
Правое крыло — тает,
Левое — тает.
Горло соловьиное петь устало.
Птица пропала. Пора под одеяло.
Под одеялом тепло, хорошо.
На дворе — первый снежок.
Дворник старается, двор скребет.
Сон-то ясный. Да кто разберет?
Комару
В холодный день, уже почти осенний,
Знакомый надо мной запел рожок.
Откуда, мимолетное виденье?
Ужели ты, комарик мой, дружок?
Когда вас много было, легкокрылых,
Я ненавидел вас! Так что же мне
Теперь твое явление так мило
И сладок зов в печальной тишине?
Ты на руку мне сел — я не ударил,
Я сдул тебя. Лети! Куда лететь?
Куда б теперь ты крылышки направил?
Листва желтеет. И повсюду смерть.
Она, смотри, косой холодной машет —
И никнут травы. И смолкает свист
И щебет птичий. И Анютой нашей
Поставлен в вазу клена красный лист.
Мучитель мой ночной! Я не обижен.
Что было, то прошло, и летний жар
Прохладою сменился. Нынче вижу
Я твой ущерб и грусть твою, комар.
Иное было дело, как впивался
Ты в плоть живую, крови лишь хотя.
Теперь один под небом ты остался.
И что? Ты беззащитен, как дитя.
О, не грусти! Все движется по кругу.
Тебе и мне — всем смертным суждено
Оставить дом, детей, родню, подругу,
Уйти туда, где пусто и темно.
Всем суждено на атомы распасться.
Велик был Рим — и покорился Рим.
Мертва латынь. И где старик Гораций,
Лишь “Памятником” памятный своим?
Из Горация
Хорошо жить, ни о чем не заботясь.
Самого себя называть бездельник.
На диване лежать. С воскресеньем, с субботой
Путать прочие дни, например, понедельник.
Не смотреть в календарь. Проживать в коттедже.
На природе, но чтобы и город близко.
Только в старой, уютной ходить одежде.
У камина сидеть, попивая виски
Или наш коньячок армянский. Зимою
Выходить на лыжах с утра кататься.
Летом ездить на юг с молодой женою
И двумя детьми. А еще встречаться
Иногда с одной черноглазой, шустрой,
Длинноногой блядью. Звонить с дороги.
Без ненужных вздохов — при чем тут чувства? —
Приезжать и трахать — и вся недолга.
Угощать друзей, если вдруг нагрянут.
Под гитару петь. Огурцы, грибочки
Подавать своего засола. Спьяну
Анекдоты травить, засидевшись ночью.
Но все больше — быть одному. Украдкой,
Запершись от своих на ключ, в кабинете
На столе пустом разложить тетрадки
И писать, забыв обо всем на свете!
И уйти с головою в свои сюжеты.
Стать героем романа. Припомнить юность.
Черный кофе хлестать, садить сигареты
Штук по десять подряд, над листом сутулясь,
Замышляя подвох, развивая тему,
Все построить — и все опрокинуть смело…
Так мечтает в конторе Баксин. Совсем уж
Он и деньги собрал. Да пустил их в дело.
* * *
Снова осень. Здравствуй, осень!
Облетают дерева.
Снова мы на сердце носим
Немудреные слова.
Синева в оконной раме.
Золотые дни стоят.
Желто-красными звездами
Тихо клены шелестят.
Что за ясное сиянье?
Что за чистое стекло?
До свиданья! До свиданья!
Лето быстрое прошло!
Так любуйся, улыбайся,
Жив-здоров ты, невредим.
Мимо окон поднимайся
Прямо в небо, горький дым!
Листья тлеют, перетлеют,
Пеплом станут. Знаешь ты,
Что ничто не уцелеет
От осенней красоты,
Что все хрупко это, кратко
И всего на миг один —
Дым белесый, горько-сладкий
И безоблачная синь.
Что всего на миг какой-то,
А потом дожди придут,
Потемнеет новостройка,
Грязь машины развезут.
А потом мороз ударит.
Скользко станет на дворе.
Купим новый календарик
И подарки в декабре.
А весной однажды вынем
Запыленный толстый том
И случайно в середине
Пересохший лист найдем.
* * *
Отключена горячая вода.
Прохладна середина лета.
Приходит утро. Ночи нет следа.
Холодный душ. Сухая сигарета.
И звонкие удары по мячу
Слышны внизу, на школьном стадионе.
Я в бесконечность светлую лечу,
Прижав к глазам холодные ладони.