МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 12, 1994
МИХАИЛ ЛЕОНТЬЕВ
*
ГОСУДАРСТВО И РЫНОК
Развал коммунистической империи оставил Россию без государства. Сегодня у нас практически отсутствуют институты и структуры, готовые выполнять единственную неотъемлемую функцию государственной власти — обеспечение легального правопорядка. Многочисленные псевдогосударственные учреждения занимаются административной торговлей, уступив монополию на правосудие организованным бандитским группировкам. Вакуум реальной государственной власти является основным препятствием не только политического, но и экономического развития России. Однако даже обращаясь к теме не столько экономической, сколько социально-политической, начну все же с экономики.
1
Уже сегодня можно констатировать, что Россия свои основные, фудаментальные макроэкономические проблемы в целом решила. Иными словами, страна нашла способ нормально жить, развиваться и процветать. Все, что сейчас происходит в нашей экономике, все наметившиеся в ней тенденции свидетельствуют об этом. Прежде всего продолжается колоссальная структурная перестройка. И любые разговоры о том, будто бы структурная перестройка в России еще и не начиналась, что экономический спад носит общий, глобальный характер, что гибнет все самое лучшее и ценное и т. д. и т. п., вполне бессмысленны. Один из наших известных экономистов в недавнем споре с академиками, выдвинувшими пресловутую и теперь уже, слава богу, забытую программу “корректировки реформ”, возражал своим оппонентам, пророчествовавшим о тотальном крахе российской экономики, примерно так: о чем, собственно, у нас речь, когда еще в восьмидесятом году мы считали, что если в нашей стране все будет идти как идет, в конце концов должны остаться только ТЭК (топливно-экономический комплекс) и очень небольшая часть “оборонки” — ВПК? Так что сегодня делать круглые глаза и кричать: “Господи, все рушится, все пропадает, уничтожается наш потенциал!” — это либо глупость, либо (что скорее всего) сознательный обман и демагогия.
Структурная перестройка состоит (в первую очередь) в стремительном формировании сектора финансового и торгового посредничества, без которого никакой рынок существовать просто не будет. Разумеется, посреднический сектор на первых порах складывался в ущерб собственно производственной сфере. Но в условиях отсутствия конкурентной среды и доставшейся нам в наследство от коммунистического режима экономической системы и, соответственно, высокой инфляции иначе быть не могло. Зато болезненный процесс роста посреднических структур и банков прошел очень быстро.
Банки и фонды возникали как пузыри, стремительно всасывающие, впитывающие в себя свободные финансовые ресурсы. Теперь уже совершенно ясно, что как только инфляция начнет “схлопываться”, “пузыри” неизбежно станут давить друг на друга: мелкие лопнут моментально, те, которые покрупнее, может быть, чуть позже, какие-то будут выдавливаться в иные — более просторные и потому благоприятные для их существования — пространства. Главным образом в пространства не посреднические, а производственные. Иначе говоря, если инфляция и далее будет снижаться, нас ожидает резкое оживление инвестиционной активности, создание нормального инвестиционного климата. Причем за счет собственных, внутренних ресурсов. (Иностранные же инвестиции в российскую экономику, конечно, пойдут тогда и только тогда, когда начнутся инвестиции внутренние.)
Важно учитывать еще и то обстоятельство, что инвестирование в наших условиях может быть лишь частным, рыночным, а не государственным, поскольку свободных денег в бюджете просто нет. Средства в государственном бюджете могут появиться, только когда рыночная экономика заработает на полную мощность и наметится реальный экономический рост. (Но если он наметится, то тогда зачем, спрашивается, аккумулировать средства на стимулирование экономического развития в бюджете?)
В общем, даже на фоне теперешнего, все еще недостаточно благоприятного инвестиционного климата многие крупные коммерческие структуры уже ощущают, чувствуют, что рыночная конъюнктура в самом недалеком будущем начнет меняться. Потому-то они так активно и скупали ваучеры у населения, обменивая их на акции наиболее перспективных предприятий. А раз уж они стали владельцами или совладельцами этих предприятий, то без серьезных инвестиционных программ им не обойтись.
По существу, положение дел в российской экономике могло бы измениться в самую благоприятную сторону уже сейчас. Что же мешает осуществиться нашему “экономическому чуду”? Конечно, есть помехи и социокультурного и социально-психологического свойства. Однако главное препятствие на пути к экономическому оздоровлению России — это деградация, распад едва ли не всех государственных политических (не экономических) институтов, за исключением разве что института президентства. А между тем рыночная экономика — в своем самом что ни на есть либеральном виде — остро нуждается в минимальном, но предельно эффективном государстве.
Рынок — структура горизонтальная, где все равны; структура, где все продается и все покупается.
Государство — структура вертикальная, иерархическая, где ничего не может, не должно продаваться и покупаться.
И совершенно очевидно, что без органичного взаимодополняющего и равновесного существования свободной рыночной экономики и достаточно действенной и жесткой (хотя и либеральной по существу) государственной системы современного цивилизованного общества не создать и процветания страны не обеспечить.
Государство не должно тупо командовать гражданами, не должно навязывать людям надуманные “направления развития”. Государство не может иметь никаких собственных целей, отдельных от интересов всего общества и законопослушных граждан, это общество составляющих. Государство обеспечивает порядок, легальную правовую систему и является гарантом исполнения законных договоров между гражданами. Единственной монополией, которой должно обладать государство, это монополией на закон и на насилие, закон защищающее. Эту свою монополию оно обязано отстаивать от любых конкурентов всеми доступными ему средствами.
Деградация и разрушение легальных государственных институтов, что бы там сегодня ни кричали коммунисты-империалисты, начались у нас задолго до реформ — лет, наверное, тридцать назад. Дело в том, что советская система не являлась системой административно-бюрократической или командно-административной (как ее ошибочно назвал Г. Попов). Она представляла собой систему бюрократического рынка. С одной стороны, мы имели гигантское тотальное государство, проникающее во все поры общества и пытавшееся всем управлять и руководить, а с другой — внутри самое себя оно, государство, давно уже утратило, изжило строгую и жесткую иерархию подчинения, подменив ее системой вертикального торга — между чиновником и другим чиновником, между чиновником и предприятием, между чиновником и гражданином. Все обусловливалось сделкой: ты мне даешь то-то, а я тебе то-то. Такие понятия, как “общий закон”, “единое правило”, “приказ”, перестали существовать. Но не там, где они действительно должны отсутствовать: в экономике, культуре, частной жизни и т. д., — а в коридорах самой власти и в подчиненных ей структурах: в армии, полиции и даже, видимо, в КГБ. Приказ и закон для государственного чиновника самого высокого ранга, пусть и генерала (не важно, военного или штатского), перестали быть собственно приказом и законом, превратившись в повод для размышления и предмет торга с другими чиновниками-генералами. Все это означало, что ресурсы хоть сколько-нибудь видимой легитимности прежнего государства окончательно иссякли и внутренний кризис системы сделался необратимым. Когда вертикальный торг превысил некий критический уровень и всем стало понятно, что коммунистическая власть сама себя съела, тогда и началась перестройка, то есть приватизация административного капитала.
Живет себе, скажем, директор госпредприятия или какой-нибудь чиновник партхозактива. И в процессе приватизации он получает чудесную возможность реализовать свой административный капитал, получив тем самым кусок собственности. Причем он необязательно должен реализовывать украденное у государства имущество. Он замечательным образом может превращать в реальные деньги, например, свои связи, имеющуюся у него эксклюзивную информацию и т. п. Но ведь в той же иерархической пирамиде обретаются прокуроры, милицейские начальники, командующие округами, чей статус не менее, а то и более высок, нежели у нашего чиновника. А им что прикажете делать? Они что — рыжие? Они тоже жаждут поживы и имеют свои резоны и основания участвовать в административной дележке. Их предмет приватизации — государственные институты.
В результате мы получили то, что получили: уникальное квазигосударство, все элементы, составные части которого работают на реализацию исключительно частных или групповых интересов. И какой бы регулят мы ни попытались бы включить в подобную систему, он обязательно будет использован как источник для удовлетворения личных устремлений и амбиций. (Например, регулят, направленный на упорядочение таможенного дела, тотчас же превращается в инструмент реализации интересов отнюдь не государства, но корпоративных интересов самой таможни.) В лучшем случае такой регулят просто не заработает. Потому-то даже самые ярые адепты активного государственного регулирования экономики не способны ответить на простой “детский” вопрос: кто его регулирование будет конкретно осуществлять? Не существует таких личностей, не говоря уж об учреждениях. Можно чертить схемы, до хрипоты и посинения спорить о мировом опыте госрегулирования, но любому непредвзятому и здравомыслящему человеку понятно, что в отношении современной России дискуссии подобного рода являются пустым, праздным словоговорением. Ну нет у нас, в нашем тотально торгующем государстве, субъектов, которые могли бы осуществлять это регулирование строго согласно правительственным предписаниям даже в тех редких случаях, когда подобные предписания не идиотские.
Скажу еще раз: если Россия собирается стать жизнеспособной, здоровой, нормальной страной, то экономическое, хозяйственное регулирование должно быть сведено в ней к минимуму. В идеале — ликвидировано вообще.
Однако обеспечивать правопорядок (если требуется, то и через прямое насилие), гарантировать неукоснительное соблюдение закона, общественных, экономических и иных соглашений и договоров между гражданами государство обязано по определению.
Главная ошибка наших реформаторов заключается в том, что они в процессе экономических преобразований упустили из виду, проглядели (а многие и теперь не хотят видеть) эту проблему, сделав в сфере общественно-государственных отношений ставку на вариант “стационарного бандита” (о котором речь ниже). Логику либерального рынка совершенно недопустимо было распространять на государственные институты, которые такой логике подчиняться не должны. Судья, ориентирующийся в своей деятельности на спрос и предложение, не судья, а преступник. Наши же государственные институты зачастую присутствуют и действуют в области правопорядка именно как рыночные структуры, представляющие свои услуги в зависимости от спроса и предложения, от конъюнктуры. Тем самым государство практически утратило органически присущую ему монополию — монополию на насилие. Право и порядок в сегодняшней России устанавливают и обеспечивают бандиты. Это уродливая, абсолютно неприемлемая в цивилизованном социуме самоорганизация общества, реактивно заполняющего таким способом образовавшийся вакуум государственной власти. Если я собираюсь работать в бизнесе, завести собственное дело и хочу, чтобы мои партнеры исправно выполняли свои обязательства передо мной, попросту платили по договорам, я вынужден обращаться за помощью к бандитам, которые повсеместно обеспечивают соблюдение экономических договоров, игру по правилам, “по закону”. Но эти их правила и этот закон воровские.
Сложилась ситуация, когда в стране не существует какой-либо микроэкономической и даже макроэкономической проблемы, которая имела бы исключительно экономическое решение. Я берусь утверждать, что ни один профессиональный экономист, хорошо понимающий существующее положение дел, не возьмется на практике решать эти проблемы чисто экономическими методами, ибо они не имеют сугубо экономического решения.
Какой толк до посинения обсуждать проблему неплатежей, если всем понятно, что в нормальной (даже и в не до конца отлаженной) экономике такой проблемы быть просто-напросто не может. А у нас она есть, да еще какая. Почему? Если тебе в течение длительного времени никто ничего не платит, а ты продолжаешь с тупым упорством выпускать продукцию, то, стало быть, ты либо психически болен, либо у тебя наличествуют какие-то скрытые причины работать за здорово живешь, то есть тебе выгодно это делать. Последнее как раз соответствует действительности.
Многие банки намеренно, искусственно перекрывают, тормозят часть финансовых потоков и, обеспечивая стабильные неплатежи, получают тем самым свободные кредитные средства под нулевой процент. Допустим, два государственных предприятия должны обеспечить между собой платеж. Что они делают? Учреждают банк, получают в нем какое-то участие. Платежные средства — государственные. А банк вроде как частный. Зачем же, спрашивается, платить, если неплатежи — это бесплатные кредитные ресурсы?
Или взять проблему инфляции. На протяжении всего года мы слышим, что правительство выдерживает жесткий курс на финансовую стабилизацию. Видимо, так оно и есть. Курс и впрямь просматривается достаточно отчетливо. Только стабилизация отчего-то никак не наступает. Ведь 4—5 процентов инфляции в месяц — это очень много. Такой процент если и может считаться приемлемым, то только в сравнении с 30—15 процентами. Но сами по себе 4—5 процентов — уровень огромный. Утверждать, что такое положение приемлемо и нормально, может лишь прожженный демагог (дескать, не дай-то бог нам переусердствовать по части обуздания инфляции, опередить события, когда инфляция вдруг прекратится раньше, чем это будет полезно для хозяйства). Нет и положительно не может существовать никаких разумных экономических оснований и поводов, чтобы самым решительным образом не бороться с инфляцией, а, напротив, поддерживать ее хотя бы на самом низком уровне. При любом раскладе инфляция — дрянь. Она бич для экономики и для государства в целом. Инфляция — это всегда фиктивные, фальшивые деньги. И огромное количество острейших экономических проблем, в условиях инфляции абсолютно неразрешимых.
Но раз нет экономических поводов и причин искусственного поддерживания инфляции, стало быть, имеются другие, не экономические — политические причины. Центральная из них — все тот же дефицит нормального, работоспособного, эффективного государства.
Нынешнее наше правительство — это в строгом смысле слова не вполне правительство. Это собрание (даже не коалиция, а именно собрание) лоббистов, представляющих интересы исключительно своих ведомств и отраслей, давно уже не скрывающих, что они лоббисты, и открыто дерущихся за перераспределение в свою пользу государственных средств. В этой межведомственной борьбе в ход идут любые способы и приемы: подковерные, коверные, социальная демагогия, шантаж через намеренное провоцирование отраслевых забастовок (вспомним абсурдную забастовку связистов, устроенную руководством Минсвязи, или перманентные угрозы забастовки угольщиков, подспудно инициируемые руководством соответствующего министерства). Причем при существующем положении дел в стране как-то неловко, грешно бросать камень в чей-то персональный огород. Таковы правила игры, не вчера, как мы выяснили, сложившиеся. Блефуют, передергивают, мухлюют все. Если в такой компании кто-то попытается играть по другим правилам — честно, открыто, цивилизованно, — он заранее окажется обреченным на поражение. Лучше уж ему не трепать себе попусту нервы и заранее с горя утопиться.
Единственный действенный и авторитетный государственно-политический институт, который на сегодняшний день есть в России, это институт президентства. Потому что институт этот новый, ничем не связанный со старой разложившейся системой бюрократического рынка и наполненный реальным легитимным содержанием.
Кстати, на фоне института президентства очень бледно смотрится такой институт, как Госдума. Многие социологи утверждают, что если бы вместо злосчастных декабрьских выборов был бы проведен общенациональный референдум по вопросу, нужна ли нам вообще Дума, то мы скорее всего остались бы без нее. Людям непонятно, зачем нужен какой-то парламент, когда есть президент, а правительство, по сути, выполняет функции парламента, причем парламента сословного: тут тебе и аграрии, и промышленники, и военные. И все тянут бюджетное одеяло на себя.
Так можно ли, находясь в здравом уме и твердой памяти, при теперешнем квазигосударстве, не способном обеспечить элементарный правопорядок, уповать на какую-либо социальную или экономическую стабильность?
2
На что же рассчитывать? Разве на саму жизнь, на благоразумие и волю простых россиян, которые худо-бедно, постепенно научаются самостоятельно решать свои проблемы, обеспечивать себя, свои семьи, как-то самоорганизовываться. Только не случилось бы, что наше общество возьмет да самоорганизуется на основании не цивилизованного права, а воровского закона, однажды окончательно и бесповоротно возобладающего в России над законом легальным. Социальные обстоятельства и нравы сегодняшней российской жизни, по всей видимости, споспешествуют именно такому течению событий.
Для государства не слишком опасно, когда бандиты, мафия контролируют нелегальный бизнес, некие маргинальные сферы экономики. В большинстве западных стран существует бизнес криминальный, теневой, и бизнес законный, цивилизованный. Доля первого в национальных экономиках в сравнении с долей второго может быть весьма различной в зависимости от степени цивилизованности страны. Но между этими двумя сферами — криминальной и легальной — наличествует граница, демаркационная линия, межа.
Россия же (почувствуйте разницу!), пожалуй, единственная страна, где подобная граница отсутствует совершенно, а государственные структуры насквозь и сплошь “маркетизированы”. В России глупо рассуждать об отмывании грязных денег. Какое отмывание нужно для как бы легального экспорта сырья государственными и полугосударственными предприятиями или импорта на основе эксклюзивных льгот, квот и лицензий? Наш бизнес весь субкриминальный.
В социальной жизни, в политике экономика отражается, как известно, адекватно. И вот мы уже стоим на грани, за которой брезжат очертания криминального государства — того внешне цивилизовавшегося и легализовавшегося “стационарного бандита”, о коем я говорил выше.
Старые и новые экономические субкриминальные структуры с некоторых пор усердно ищут и находят способы трансформироваться в структуры политические, претендующие на места в высших эшелонах государственной власти. Вспомним так называемую “партию спортсменов”, созданную, профинансированную и фактически возглавленную вскорости убитым конкурентами уголовным авторитетом (то есть все тем же “стационарным бандитом”) Отари Квантришвили.
Не менее интересна и существующая на, мягко говоря, сомнительные деньги организация г-на Жириновского, высокопарно и звонко именующая себя Либерально-демократической партией России. (К слову, автору этих строк не раз доводилось писать о самых тесных связях ЛДПР со странной трастовой корпорацией “GMM”.) Совсем недавно скандально известный сочинитель Эдуард Лимонов настрочил многостраничный памфлет против Жириновского. Казалось бы, с чего вдруг? Вроде и тот и другой нацисты, соратники по борьбе с “оккупационным режимом”. Ан нет. Лимонов настоящий модельный теоретик отечественного национал-социализма, его романтик, то есть деятель сюрреальный, книжный. И он ругает Жириновского за то, что тот не настоящий “социалист”. Для него Жириновский слишком реалист, слишком прагматик и циник, слишком делец, ориентирующийся исключительно на спрос, причем спрос платежеспособного криминалитета (и думаю, Лимонов тут Владимира Вольфовича угадал). Жириновский на самом деле практик, и он должен ориентироваться на платежеспособный спрос. Для теневых организаций ЛДПР — это прежде всего высоколиквидное предприятие. У партии Жириновского нет ни принципов, ни реальной политической программы. Только рассчитанная на маргиналов демагогия, доведенный до последней степени маразма популизм.
Жириновский готов приспосабливаться к любой аудитории, предоставляя ей самой право формировать его образ, стиль поведения, лозунги, наделять его, Жириновского, теми чертами и характеристиками, которые присущи ей самой и которые она желала бы воплотить в нем. Владимир Вольфович стал как бы языком, инструментом своего электората, состоящего по преимуществу из массы экономически и политически необразованных, лишенных всяких мировоззренческих опор, переживающих глубокий кризис самоидентификации (и в силу чего предельно невротизированных) людей. ЛДПР предоставляет им уникальную возможность идентифицировать, обрести себя в наиболее примитивных и агресивных формах и лозунгах. Это и есть бандито-нацизм. Избиратели видят, что Жириновский не противник рынка. Так ведь и бандиты ими не являются. Они тоже любят частную собственность. Только не берут в расчет принципа ее неприкосновенности. Идеология Жириновского, как и идеология ориентирующихся на него молодых (двадцатилетних) энергичных криминальных бизнесменов (“мальчиков в красных пиджаках”, как определяет их Лимонов), есть идеология мародерства, подразумевающая новый, “последний” передел собственности, после чего будто бы и должно установиться статус-кво. Однако механизм мародерской дележки таков, что, будучи однажды запущенным, он уже иначе как с помощью тотального насилия неостановим. Значит, для наведения порядка в стране вслед за всеобщим беспределом опять же придется прибегать к экстренным, насильственным мерам. Только насилие это будет не цивилизованным, а бандитским.
Кому как, а мне перспектива воцарения на огромных, начиненных ядерными боеголовками пространствах России “стационарного бандита” видится столь омерзительной, что я не берусь, отказываюсь обсуждать и прогнозировать дальнейшее развитие подобного сюжета. Просто, если существует хоть какое-то политическое будущее у жириновских, стало быть, никакого будущего нет у России. И противодействовать политиканствующим гангстерам необходимо любыми, самыми жесткими, а если понадобится, и непопулярными, недемократическими методами. Хотя бы уже потому, что на карту поставлена судьба страны, миллионов ее граждан, ее культуры.
3
Констатирую очевидное: семьдесят с лишним лет коммунистического правления оставили страшный и глубокий след в судьбе России — самосознание большинства россиян серьезно травмировано, повреждена сама онтологическая религиозная, этическая и культурная почва, куда уходят корнями и на которой произрастают здоровая народная нравственность, право и закон, на которой формируется и существует любое цивилизованное общество. Но вместе с тем именно теперь, когда Россия избавилась от имперского бремени, перестала быть частью непомерно разросшегося и пожиравшего все ее внутренние силы и энергию монстроидального образования с неуклюжим (под стать его строю и существу) аббревиатурным названием СССР, у нас появился хороший шанс создать собственное динамично развивающееся и процветающее государство, отвечающее нашим национальным целям, задачам и интересам. Государство одновременно и сильное и свободное — строго правовое. Непримиримое в отношении всякого разбойника (независимо от его масти, профиля и окраса — политического, экономического или бытового) и предельно благорасположенное к честному, законопослушному гражданину, в меру сил деятельно и достойно приумножающему личное и, соответственно, общественное состояние. Для начала нам следует перестать неустанно ностальгировать и скорбеть по утраченной, сгинувшей “великой империи”, оставив это “трудоемкое” и “плодотворное” занятие профессиональным публичным плакальщикам из стана коммуно-шовинистов. Формирование русского национального государства произойдет только в результате преодоления имперского наследия.
Империи образуются и структурируются на принципах этатистских и в конечном итоге космополитических.
Империи (в том числе и Российская, а позднее советская) не имеют четких культурных, экономических, социальных, а часто и геополитических, государственных границ. Дело вовсе не в фортификационных сооружениях. Их можно создать в одном месте, потом по необходимости передвинуть в другое. До сих пор ведь не ясно, были ли страны так называемого социалистического содружества и ряд развивающихся азиатских и африканских стран (скажем, Ангола) частью советской мироимперии или нет. (А если да, то до какой степени? Ведь бытовала же в 60 — 70-е годы поговорка “курица не птица, Болгария (Польша, Монголия и т. д.) не заграница”.) К тому же в отличие от других империй советская мироимперия оформилась таким образом, что “колонии” столь прилежно и с таким энтузиазмом раздевали и доили “метрополию”, что у последней не оставалось элементарной возможности заняться собой, даже и в социокультурном смысле, не говоря уж об экономике и государственном строительстве. Без натяжки можно сказать, что русские, народ древней и богатейшей культуры, собственно, до сих пор не имеют своей стройной государственности, еще и потому у них не оставалось на себя ни сил, ни времени.
Распад Союза был неизбежен именно потому, что россияне просто надорвались на империи, выронили ее из рук. Они, конечно, могли любить империю, привыкнув к ней, как Сизиф к своему камню, но ничего не поделаешь: руки отсохли. Оно и к лучшему. Сейчас, во всяком случае, хотя бы видно, кто кого кормил-поил, обеспечивал, одевал и обувал. Состояние экономик стран постсоветского пространства (за исключением только, может быть, балтийских) тому лучшая иллюстрация.
В настоящее время в отношении бывших союзных республик национальным интересам России более всего отвечает разумный, здоровый политико-экономический изоляционизм. И не дай бог пытаться восстанавливать империю, к чему нас склоняют не только наши отечественные сумасшедшие, но и шкурно заинтересованные во всевозможных (по типу прежнего) союзах правительства вновь образованных государств, коим, при всей их громогласно декларированной независимости, без привычной российской дармовщинки жизнь не в радость. Если вопреки здравому смыслу подобное воссоединение все же удастся провести без кровопролития (что, конечно, вряд ли), то и тогда Россия неизбежно погибнет, перестанет существовать как самостоятельный культурный и геополитический организм. И не просто надолго — навсегда. А потому любые шаги в направлении экономической и политической реинтеграции нам необходимо совершать исходя исключительно из трезвого расчета и национальной целесообразности. Содержать другие, пусть и дружественные, народы, обескровливая собственную страну, мы больше не в состоянии: своих дел по горло. И главное из них — обустройство собственного дома.
Имперское государство являло собой своеобразную раковину, под внешней оболочкой которой на надуманных идеологических основаниях кое-как уживались и сосуществовали совершенно разнородные, зачастую несовместимые и враждебные друг другу национально-культурные группы. Новую российскую государственность предстоит создавать исходя из совсем иных — органических, естественных — принципов общественной самоорганизации.
Если принять за аксиому, что нация формируется на основе единства, общности исторической и культурной судьбы составляющих ее племен, этносов и народов, то тогда мы можем сказать, что русская (российская) нация как единая историческая и достаточно однородная социокультурная и психологическая общность к настоящему времени складывается. Однако для завершения этого процесса и построения в России прочного государственного здания требуется еще нечто. Некая интегрирующая общенациональная стратегическая идея, идея, которую разделяло бы большинство россиян независимо от их этнической, профессиональной и сословной принадлежности и которая помогла бы сохранившемуся здоровому гражданскому элементу российского общества организоваться и естественным образом сподвигнуть всех остальных граждан сплоченно, согласно, добровольно и целенаправленно работать на благо своей страны и нового государства. Думаю, что сегодня эта общая идея могла бы быть выражена так: единая, свободная, экономически сильная, процветающая и культурная Россия без коммуно-империалистов, фашистов и бандитов.
Но для воплощения этой высокой стратегической национальной идеи необходима отправная точка, некая изначальная базовая социальная ценность, опять-таки приемлемая для всей страны, пользующаяся максимальным спросом максимально большего числа россиян. И такой ценностью бесспорно является естественный национальный порядок.
Социологические опросы показывают, что установление порядка в России есть основная цель почти всех поддерживающих ту или иную партию или движение электоральных групп населения, независимо от их непосредственной политической ориентации. Другое дело, что разные люди — в зависимости от своего мировоззрения — вкладывают в понятие “порядок” различное содержание. Для кого-то это тотальное насилие, свирепость власть предержащих, предельная, а вернее, беспредельная регламентация всех сторон не только государственной, но и экономической, общественной и частной жизни граждан, ставшая привычной за десятилетия большевистского царства. Для большинства же россиян, успевших за последние три-четыре года осознать непреходящую ценность политических, гражданских и экономических свобод, порядок ассоциируется с естественными и твердыми гарантиями личной безопасности и безопасности их близких, гарантиями неприкосновенности их собственности, действительной свободы экономической деятельности, с их защищенностью от произвола госчиновника или же вольного лиходея.
К слову сказать, наши крупные и средние предприниматели и коммерсанты, работающие в цивилизованном, легальном бизнесе, заинтересованы сегодня в легальном государственном порядке, наверное, более чем кто-либо иной. Им регулярно приходится тратить массу энергии, времени и “живых” денег, чтобы хоть как-то оградить себя и свое дело от поползновений заматеревших экономически и политически криминальных структур. (Не говоря уж о постоянной угрозе непосредственной физической расправы с ними самими и их семьями, исходящей со стороны бесчисленных разбойничьих шаек.)
Цивилизованный предприниматель начинает понимать, что если дела так пойдут и дальше и в России окончательно укоренится и восторжествует “стационарный бандит”, ему, предпринимателю, ничего другого не остается как только навсегда уходить из бизнеса либо мылить лыжи и навсегда съезжать из этой страны. И смиренно, отрешенно наблюдать, как Россия превращается в вотчину бандитов, в одну сплошную воровскую малину, они не желают. От этих людей во многом зависит экономическая будущность страны — ее процветание или уже окончательное падение, — и их спрос на порядок не просто частный, гражданский, но и высокоплатежеспособный.
Короче говоря, порядок является на сегодняшний день для огромного большинства граждан России вербальной ценностью, которую предстоит конкретизировать, наполнить реальным смыслом. И очень важно, кто (красно-коричневые, легализовавшиеся воры в законе или люди, исповедующие принципы цивилизованной, либеральной государственности), в каких целях, с помощью каких структур и какими методами это сделают. Одно дело — стремиться к тоталитарному порядку, чтобы затем помыть сапоги в Индийском океане, реанимировать СССР или Российскую империю в границах 1991 и соответственно 1917 года (то есть в целях бесспорно антинациональных) или же устанавливать авторитарный режим коррупционера, вора и бандита (что национально-государственным задачам тоже не отвечает) и совсем другое — устанавливать в стране легальный правопорядок, если надо, то и жертвуя какими-то формальными демократическими механизмами и процедурами, руководствуясь идеалами создания цивилизованного свободного общества, нормальной рыночной экономики, либерального и правового национального государства.
Сейчас главное, кто выиграет инициативу: либерально настроенные государственники или же мафиозные, антинациональные и проимперски настроенные силы, в своих корыстных интересах эксплуатирующие, а вернее, профанирующие идею национального порядка. Какую-то часть электората жириновцев, коммунистов и аграриев при умелой и направленной работе с ней (особенно в средствах массовой информации), наверное, возможно “распропагандировать”, перехватить и перетянуть из лагеря демагогов-популистов на сторону цивилизованной демократии. Но можно просто не успеть. Времени до новых парламентских и президентских выборов слишком мало (и это еще при благоприятном для демократов стечении обстоятельств, так как у красно-коричневых и воров в законе сроки и планы, как мне представляется, несколько иные — свои). Допустить же, чтобы через демократические процедуры к власти в России (как это уже однажды случилось в веймарской Германии) пришли маргиналы и просто бандиты, нельзя ни в коем случае. Поэтому в критической ситуации временное приостановление некоторых демократических процедур (при сохранении основных конституционных свобод граждан) и переход к прямому президентскому правлению (поскольку, как мы уже отметили, институт президентства на сегодняшний день — единственный действенный и легитимный государственный гарант соблюдения правопорядка и равно политической свободы в стране) могут оказаться той необходимой ценой, которую, как и в октябре девяносто третьего, нам потребуется заплатить за возможность нормально жить в стабильном и цивилизованном государстве.
Само собой, безответственная часть образованцев социал-демократического толка из числа “пикейных жилетов” и отставной политической козы барабанщиков поднимут в прессе, на радио и телевидении вселенский гвалт и плач по злодейски убиенной российской демократии (как то, собственно, уже и было в конце прошлого года), благо просвещенно-либеральное (в общепринятом европейском смысле последнего понятия) авторитарное правление, в отличие от коммуно-шовинистического и уголовно-криминального, им подобную возможность предоставит. Как последнее время водится (чудны дела Твои, Господи!), поучаствуют в информационной истерии и коммунисты, прежде всегда люто почитавшие демократические нормы и отчаянно, до скрежета зубовного обожавшие свободу. Однако думаю, что здравомыслящие либералы-государственники обязаны будут пренебречь кликушеством людей, более приверженных демократическим механизмам, нежели демократическим ценностям, слепо предпочитающих форму содержанию и готовых безответственно пожертвовать вторым ради первого (если, конечно, настоящие демократы не желают повторения в России 90-х годов событий февраля — октября 1917-го). В этом смысле я готов подписаться под словами Наума Коржавина, высказанными им еще в 1984 году в открытом письме, адресованном упрекавшему некоторых русских эмигрантов-антикоммунистов в “недостаточной демократичности”, ныне покойному немецкому прозаику Генриху Бёллю (“Страна и мир”, 1984, № 11): “К сожалению, жизнь часто оставляет нам выбор только между далеко не очень хорошим и ужасающим. Если уйти от реально стоящего выбора и выбрать в этих обстоятельствах “замечательное”, отвергая “далеко не очень хорошее”, практически выберешь ужасающее”.
В случае вынужденного временного приостановления некоторых демократических процедур речь должна идти не о длительной политической “подморозке” страны (и уж тем более не о тотальном политическом, идеологическом и экономическом терроре, какой практиковался большевиками), а напротив — о достаточно коротком, ограниченном одним-двумя годами, периоде дебандитизации, радикальной правовой санации государственных институтов и структур, их кардинальном обновлении (приведении в соответствие с нормами цивилизованной рыночной экономики). Без жестких, но легальных насильственных мер тут вряд ли обойдешься. Не обойдешься и такими паллиативами, как последний президентский указ о борьбе с организованной преступностью. Его пафос абсолютно оправдан и понятен. Но реализовать указ с помощью старых, несанированных государственных структур и органов практически нельзя.
Доставшиеся нам в наследство от советской системы правоохранительные органы — неотъемлемая часть деградировавшего, торгующего государства. И как все остальные его части, они также коммерциализированы и коррумпированы. Президентский указ для них — возможность повышения качества и стоимости платных услуг, предоставляемых ими организованным бандитским группировкам. Дальнейшее легко просчитывается. Для многих бандитов новая стоимость подобного рода услуг окажется непомерно высокой, и им придется уйти либо с рынка, либо из жизни. И все. Рынок полицейских услуг, а вслед за ним и весь криминальный рынок в целом монополизируется больше прежнего.
Никакие указы и начинания, сколь бы благими намерениями они ни диктовались, сами по себе, не будучи встроенными в продуманный и последовательный комплекс экстраординарных мер и действий, наших больных проблем не решат. Для того чтобы свернуть шею бандитам и построить новую, цивилизованную Россию, надо сначала очистить строительную площадку от хлама, от смердящих останков разложившегося старого государственного мастодонта.
Госчиновник должен раз и навсегда уйти с рынка: должен перестать заниматься экономическим регулированием и распределением в сфере производства и торговли, то есть теми формами деятельности, которые не только тормозят нормальное функционирование и развитие экономики страны, но и являются в наших нынешних условиях главным источником государственного воровства и коррупции. К предельному минимуму следует свести функции чиновника в фискальной и социальной областях. (К слову заметить, справедливыми налогами и эмиссионными доходами государства могут считаться лишь те, которые тратятся исключительно на пенсии, пособия, медицину (и здравоохранение в целом), на образование и культуру, на содержание армии и полиции. И только. Это первое. И второе. Построение государства не разовая сиюминутная волевая акция, но долгий и кропотливый общенациональный процесс самоорганизации всего общества (отделочных работ достанет не на одно десятилетие, хватит не одному поколению россиян). Единственное, чего ни при каких обстоятельствах невозможно позволить, это чтобы наше начавшееся общенациональное дело было прервано перехватившими власть авантюристами-маргиналами (жириновцами ли, зюгановцами, руцкистами, легализовавшимися амбициозными паханами — в данном случае не важно, кем конкретно). И потому сам фундамент и каркас нового государственного здания нам необходимо заложить и возвести в предельно короткие сроки…
* * *
Вернусь к началу своих заметок и повторю уже сказанное: русское “экономическое чудо” не за горами. Все необходимые базовые собственно экономические условия для него созданы. Осталось обеспечить условия институционально-политические.
Сегодня наша страна находится на переломе: либо мы, русское общество, совместными усилиями создадим свое государство, либо мы обречены на долгий, унизительный период экономической стагнации, социальной нестабильности и бандитского произвола, прерываемого вспышками кровавого насилия, пока порядок в России не восстановят сами бандиты в собственных корыстных интересах.
Если мы не хотим жить в стране, полностью принадлежащей бандитам, нам необходимо заново и на новом национально-демократическом основании выстроить русское государство и обеспечить легальный и законный порядок, защищающий человека от произвола, от кого бы он ни исходил: от чиновника, политического смутьяна или бандита.
Август 1994.