ЛЮДМИЛА ПЕТРУШЕВСКАЯ
Опубликовано в журнале Новый Мир, номер 8, 1993
ЛЮДМИЛА ПЕТРУШЕВСКАЯ
*
НУ, МАМА, НУ
Сказки, рассказанные детям.
СЧАСТЛИВЫЕ КОШКИ
Жила-была одна девочка, которая как-то сказала:
— Счастливые эти кошки! Гуляют, в школу не ходят! Я бы тоже так хотела!
И она решила найти колдуна, чтобы он превратил ее в кошку.
А колдун как раз проходил мимо и мигом выполнил желание девочки.
Тут же она оказалась на полу и зашипела.
А колдун превратился в саму девочку, топнул ногой и сказал:
— Я не хочу эту кошку, фу, она противная.
Родители удивились, они думали, что это девочка тайно принесла в дом кошку.
Но девочка-колдун взяла и выкинула девочку-кошку на лестницу, а потом и из подъезда.
Долго слышалось на улице жалобное мяуканье (был мороз), но девочка-колдун упорно сидела перед телевизором и ела конфеты, и съела все конфеты, какие были в доме, а родители ничего не могли с ней поделать, потому что поздно опомнились.
Но самая большая неожиданность случилась назавтра к вечеру, когда папа с мамой вернулись с работы.
Дело в том, что колдун в образе девочки очень заскучал и пригласил к себе в гости друзей, которые тоже пришли не одни.
Короче, когда родители вошли в дом, дым стоял коромыслом, дочка пьяная сидела за столом и пела песню, обнявшись с какой-то некрасивой, немолодой красномордой тетенькой с очень черными бровями, а по квартире там и сям расположились живописными группами мужики и тетки с папиными бутылками в руках и с мамиными сигаретами в зубах.
Папа с большим трудом выгнал этих людей, дочка визжала и топала ногами, кричала, что у каждого должны быть свои друзья и что родители жадные и так далее, особенно же дочка ни за что не хотела отпускать свою старую толстую подругу, вопя, что без нее не заснет и нельзя выталкивать людей на мороз!
Дочь плакала, мама стала ей мерить температуру, папа собирал побитую посуду, короче, ночь прошла в хлопотах.
В школу девочка не пошла, мама на работу тоже не пошла, но дочь стала утром настойчиво посылать ее за бутылкой, предлагала распить это дело совместно и просила подымить.
Что касается кошки, то она провела эту ночь на улице под занесенной снегом машиной, а утром прорвалась в подъезд вслед за почтальоншей и стала мяукать у родной двери, но там работало радио, гремел телевизор, играл магнитофон и кто-то еще вдобавок громко визжал.
Кошка, голодная как волк, выбежала на улицу опять за почтальоншей и полезла в близлежащую помойку, но там хозяйничали жуткие вороны с огромными, как ножницы, клювами, и пришлось опять сидеть под машиной в ожидании ночи.
Ночью же кошка была побита своими же кошками, когда пыталась схватить кусочек мерзлого хлеба из помойки.
— Ну и ну, — думала кошка, сидя в задумчивости под машиной (кошки вообще задумчивые существа), — ну и ну.
На рассвете она увидела чьи-то стариковские ноги, топтавшиеся у помойки.
У ног на бумажке лежали два рыбьих хребта.
Одна кошка, самая драчливая из ночной смены, уже присела над хребтами и трясла головой, завязнув зубами в косточке.
Наша киска мигом выскочила и тоже взяла себе рыбий позвоночник, соленый и невкусный.
Та кошка, не отрываясь от еды, с полным ртом, завыла, как милицейская машина.
Над ними стоял добрый старик с большой кошелкой через плечо.
— Кормит, — думала наша киса, так и сяк угрызая сухие и соленые косточки, — есть же люди! Ура!
Старик бросил на снег еще что-то вонючее и мягкое, и обе кошчонки зарычали друг на друга, не выпуская предыдущее из зубов.
Тем временем старик, не зевая, схватил обеих за шкирки и сунул их себе в суму.
И пошел восвояси, шаркая и больно прижимая кошурок локтем. Обе несчастные ничего не могли понять, ослепли, задохнулись и замерли. Затем старик пришел куда надо и выпустил кошек на пол уже в собственной квартире, а сам отправился на кухню и загремел там посудой.
Наша киска огляделась и увидела висящие кое-где по стенам на гвоздях новенькие меховые шапки, серые в полосочку (под тигра), бело-черные, рыженькие…
Что-то очень знакомое было в этих шапках. На полу валялись обрезки меха, и чем-то ужасно воняло. Под кроватью сидело еще три кошки, они сидели пригнувшись, и глаза их смотрели как-то врозь, задумчиво — мы уже говорили, что кошки много думают о своей судьбе.
Наша страдалица решила бежать при первой же возможности, найти колдуна и сорвать с него маску девочки.
И она стала вспоминать, как превращалась в кошку, как, это было утром, не хотелось вставать и идти в школу, мама позвала папу, и они вдвоем уговаривали доченьку, а она капризничала, плакала, укрывалась с головой, залезала под кровать, цеплялась там за ножки и вдруг сказала от всего сердца: “Счастливые кошки! Как я вам завидую!”
И стукнулась два раза лбом об пол, думая при этом о колдуне. И тут, стоя на четвереньках на полу под кроватью в виде кошки, девочка сказала от всего сердца:
— Счастливые эти люди! (имея в виду колдуна).
И два раза несчастная кошка приложилась лбом об пол.
Разумеется, ничего не произошло.
На квартире у девочки тоже было довольно позднее утро, мама срочно умчалась на работу, делать было нечего, она оставила свою явно больную дочь спать после бурной ночки, а больная девочка тут же закурила, выпила из спрятанной папочкой бутылки последний коньяк, все, что осталось от его коллекции, и свалилась досыпать у себя в кровати с сигаретой в зубах.
И, как это часто бывает (нельзя спать с зажженной сигаретой), пепел, упав, прожег простыню, задымило, поползло, а бедная больная девочка все спала, крепко держа бутылку за горлышко.
Кровать горела, а девочка (румяный ангел весь в кудрях) храпела как замотавшийся дворник, и ей снилось, что вокруг друзья и подруги, но некоторые подруги сильно дымят, потрескивают и кусают ее за руки и за ноги, чем дальше, тем сильней, называется друзья, и девочка заворчала: “хорош кусаться, падлы”. .
И тут она открыла свои хорошенькие глаза с длинными ресницами и, кашляя, увидела огонь и дым.
— Ни хрена себе, — хрипло, со сна, сказала девочка и, с трудом поднявшись, выдоила из бутылки последний глоток и отправилась к окну, чтобы как-то прыгнуть.
Но прыгать было высоко, восьмой все же этаж, прикинула девочка. К двери тоже было не пробиться, там полыхал шкаф.
Девочка решила взять две простынки, связать их и присобачить к батарее, тогда можно было бы спуститься из окна на нижний этаж.
Кашляя и нехорошо ругаясь, девочка стряхнула горящие простыни с кровати, кое-как своими слабыми детскими ручонками стала их связывать, но тут, требовалась все-таки мужская сила.
Тем временем на улице забегал и заорал народ и кто-то из соседей напротив вызвал пожарных, а кто-то из знакомых позвонил на работу папе и мамочке.
Девочка выругалась злобно и длинно и превратилась обратно в колдуна, причем ночная пижамка на ней лопнула.
Колдун тут уже как следует связал простыни и стал пыхтеть, стараясь закрепить это дело на трубе батареи, причем не выпуская бутылку из мохнатой лапы.
Колдун мог превратиться в кого угодно, однако спьяну он плохо соображал и не догадался стать, допустим, вороной, а то бы ворона, кашляя, вылетела из горящего окна, держа под мышкой бутылку.
Но ворона не вылетела, а пожарные уже стояли внизу, и росла лестница над их красной машиной, однако до восьмого этажа было еще далеко.
А тем временем кошка, освобожденная колдуном, неожиданно для себя вскочила на задние ноги, брякнулась спиной о кроватную сетку и выползла из-под стариковой кровати.
Она была по-прежнему в своем голубом халатике, большое счастье.
Тут же девочка схватила дедову сумку, висящую на гвозде рядом с шапками, переловила всех четырех кошек очень ловко, да они и не сопротивлялись, были задумчивы — а затем выскочила из квартиры в тапочках на снег и помчалась домой на всех парах, а кошки горестно болтались в сумке, сидя на головах друг у друга и не зная о том, что они счастливые кошки.
Итак, девочка бежала в одном халатике домой в большой мороз, вызывая интерес у прохожих, а тем временем как раз у ее дома происходило самое интересное, потому что прибежавшие мама и папа смотрели вверх из толпы, как пожарные принимают на руки с подоконника комнаты их дочери плотного волосатого мужчину, на котором из одежды был только воротник детской пижамки с висящими лоскутками.
Мужчина, однако, увидел внизу народ, увидел упавших в обморок маму и папу, выпустил из руки коньячную бутылку, в панике взмахнул руками, увернувшись от распахнутых объятий пожарника, и взмыл вверх, на лету обращаясь в дым, из которого выпорхнул толстый воробей уличного вида и тут же сел на крышу чиститься.
А дочка в халатике стояла на коленях над мамой и папой и говорила без передышки:
— Мама-папа! Мама-папа!
Однако это был еще не конец, а концом можно считать тот момент, когда все трое вошли в свою закопченную квартиру, по которой летали хлопья сажи, и дочка сказала сразу и твердо:
— Можно я уже завела себе кошку!
— Хоть двух, — плача от радости, ответили папа и мама.
— Хорошо, четырех, — ответила их дочь в вытряхнула из сумки все свое богатство — черно-белого Мишу, темно-коричневую Груню, бархатно-серого с белой салфеткой Томика и очень пушистую, черную, но с белым воротником Мусю.
ПРИНЦ С ЗОЛОТЫМИ ВОЛОСАМИ
Жил-был принц с золотыми волосами, вернее, он родился-то лысым, как большинство детей, и никто не знал, что к году у него появятся золотые кудряшки.
А когда они появились, королевская семья была оскорблена: откуда у мальчика рыжие волосы?
Были исследованы все королевские хроники, все портреты царствующей семьи отца (мать не принималась во внимание, мать, молоденькая королева, происходила из далекого, за горами и морями, захудалого государства, оттуда-то и почту не брали и туда не передавали, а королеву привезли, как водится, по портрету в виде самой красивой девушки мира, что, в конечном итоге, ни к чему хорошему не привело, об этом давно предупреждали все дамы королевства:руби сук, да по себе).
Короче, рыжих в роду не было, рыжим оказался только королевский гонец, который однажды привез с войны в подарок юной королеве полкило апельсинов от мужа, трофей.
Гонец побыл во дворце один день и одну ночь, а потом снова отправился на войну, везя королю ответный дар жены — кошелек, сплетенный ею из собственных кудрей.
Этот рыжий гонец с войны так и не вернулся, то ли его убили, то ли что, а вот король благополучно пришел домой с поля боя довольно скоро после апельсинов, и сынок у него родился вроде бы вовремя — и вот теперь, когда мальчику исполнился ровно год и его вынесли к гостям по случаю дня рождения, выяснилось, что наследный принц — рыжий, как тот королевский гонец.
Короче, никто не стал ничего скрывать, дамы сказали свое слово, что черного кобеля не отмоешь добела, и к юной королеве явился новый гонец, теперь уже лысый, и он прочел ей какой-то документ с печатью.
А королева как раз кормила наследника престола и была так занята, что ничего не поняла, но ее вытолкали взашей вместе с ее пащенком и из дворца и из города, хорошо не казнили, сказали дамы.
Короля нигде не было видно, и молоденькая королева пошла от городских ворот куда глаза глядят, вернее, по направлению к горам — там, за горами, лежало море, а за морем находился город Н., где остались жить престарелые родители изгнанницы, король с королевой.
Спускался вечер, и в сумерках волосики маленького короля засветились чистым золотом, и при этом слабом освещении королева несла своего ребеночка все выше и выше в горы.
А когда она устала, то нашлась и пещера, где оказалось сухое сено, и там мать с сыном и заснули.
Ночью ей снились чудеса: то ли белки шмыгают вокруг, то ли зайцы, но она так устала, что не могла открыть глаз, а утром она, причесывая сына, обнаружила, что у принца была отрублена прядка волос, один локон, причем очень грубо, как бы ножом.
Королева, девушка умная в свои семнадцать лет, быстро смекнула, о чем идет речь, и сказала вслух:
— Если вы отрезали у моего сына три грамма золота, то по крайней мере дайте нам поесть!
Тут же из стены вывалился камень, и в образовавшейся дырке оказалась крошечная миска с горячим гороховым супом и в ней очень маленькая ложечка, как для соли.
Королева поблагодарила пещерных жителей, белок или зайчиков, за горячий суп, все съела сама, сына покормила молоком и отправилась дальше с ребенком через горные перевалы к морю.
Больше она не устраивалась спать в пещерах, предпочитала укладываться днем, а шла ночью, при свете золотых волос своего мальчика.
Она резонно опасалась, как бы неведомые горные жители не обрили налысо ее ребенка за мисочку супа.
Питалась королева ягодами и дикими грушами, которых много росло при дороге.
Когда они вышли к морю, был уже вечер.
Королева села на берегу, и они с принцем стали смотреть в синюю морскую даль и слушать рокот и плеск волн.
Королева рассказывала своему сыну о том, что там, на другом берегу, их ждут бабушка и дедушка, а мальчик весь светился от золотых волос, чем ближе к ночи, тем сильнее.
На этот свет приплыл рыбак на лодке.
Рыбак во все глаза смотрел на маленького сияющего ребенка и ничего не мог понять.
Он спросил у королевы, откуда они здесь, и королева ответила, что приходится ждать попутного корабля в город Н.
Рыбак предложил довезти их на лодке до ближайшего города А., где есть все-таки пристань, и уж там можно будет найти попутку, а то здесь сидеть все равно что ждать морковкина заговенья.
Королева согласилась, рыбак греб два часа, неотрывно глядя на ребенка, и уже в полночь, при свете золотых волос принца, мать с сыном были приведены в хижину рыбака и уложены спать на коврик в углу.
Утром рыбак убежал чуть свет и стал ломиться в полицейский участок крича, что он нашел ребенка с сиянием вокруг головы и что надо немедленно его задержать вместе с матерью, а то будет как в прошлый раз, люди взбунтуются и решат, что пора всех судить последним судом.
Рыбак знал, что говорил, поскольку когда один пришлый человек соорудил себе крылья и взобрался на башню, чтобы полететь, жители города приняли его за ангела, возвещающего страшный суд, и начали, не ожидая этого события, громко жаловаться на судей, полицейских и членов королевского совета и потом, плача и крестясь, поползли на коленях почему-то к городской управе.
Рыбак-то был среди бунтующих, кричал о своих бедняцких обидах и получил два года каторги, где перевоспитался, потому что его обещали в следующий раз живьем подвесить за шею.
Также рыбак подписался под обещаньем, чуть где появятся опять крылья, бежать в полицейский участок — что он и сделал.
Но тем временем мамаша рыбака, не подозревающая о его ночных приключениях (рыбак не рассказывал маме ничего, боясь ее болтливого языка), — эта мать увидела утром очень красивую девушку с рыжим младенцем, которые умывались у бочки во дворе, и немедленно выгнала их из дому, так как не хотела, чтобы сын женился на бабе с ребенком — известно, что не свой сын может вырасти бандитом, такие случаи бывали.
Она была мудрая.
У нее у самой сын вырос при постороннем папе, и как результат посидел в тюрьме.
Короче, королева с принцем пришли рано утром на берег моря и там укрылись под скалой и целый день то спали, то мать купала мальчика, то они играли в песке, искали раковины; есть было нечего, однако вечером ребенок засветился с новой силой, и мать спрятала его под скалой, чтобы с берега было не видать.
Однако с моря приплыла шлюпка с матросами, как на свет маяка, и к скале подошел бравый капитан в фуражке.
Он осведомился, чего здесь ждут эти милые люди, услышал, что они хотят попасть в город Н., и предложил свои услуги, то есть собственный корабль.
Разумеется, капитан этот уже знал про то, что здесь по всему городу целый день искали пришедшего наконец судью в виде ребенка, испускающего неземной свет.
И были подняты на ноги полиция, армия, авиация и морской флот, и именно капитан лично возглавил поиски со стороны моря.
Однако, увидев младенца и его мать, капитан решил пожалеть их и пока не выдавать; люди ведь гораздо умней, чем мы о них думаем, особенно когда речь идет о деньгах.
Капитан погрузил драгоценных пассажиров в шлюпку, предварительно посоветовав матери накрыть голову ребенка, имея в виду болтливость гребцов.
Затем пассажиры были помещены в хорошую каюту, к ним был приставлен матрос с пулеметом и слуга с горячим питанием, и после небольшого перехода корабль пришел в соседний город Б.
Тут капитан отправился при кортике и орденах на переговоры в передвижной цирк шапито, откуда к вечеру приехал вполне закрытый фургон для перевозки тигров, снабженный крепкой клеткой внутри.
И поздно вечером в сопровождении вооруженных до зубов матросов мамашу и ее рыженького в платочке на голове перевели по трапу в фургон и там заперли.
Королева ничего не поняла, но в темноте принц по своей привычке освещать все вокруг засиял, и обнаружилось сено в углу и большая миска с водой, а запах стоял как в свинарнике.
Королева села с ребеночком на сено, фургон тронулся, и началась какая-то дикая жизнь. “
Сына с матерью в клетке поместили в слоновнике, туда им ставили миску с горячей похлебкой два раза в сутки, а вечером подтаскивали другую клетку в виде повозки, на королеву накидывали белую простынку, укрывавшую все ее лохмотья, а ребенка, наоборот, требовали раздеть догола — и в таком виде их транспортировали на повозке по коридору прямо в шапито, на арену, ще музыка начинала играть как бы мессу (вступал аккордеон), королеве шепотом приказывали встать и нести (как бы) зрителям голого ребеночка, затем гас свет, и рыжий принц начинал по обыкновению лучиться светом, озаряя сиянием своих волос мать и часть повозки, и многие в публике начинали плакать и прижимать к себе своих детей.
Потом всю эту интермедию увозили до следующего вечера, а королева выполняла все, что ей приказывали: она понимала, что, если сопротивляться, наймут другую мамашу, более способную играть эту роль.
Кормили ее ужасно, тем же, чем кормили обезьян в соседней клетке, но лучше, чем слона в углу: тот питался сеном.
Королева, однако, заставляла себя есть эти размоченные в воде корки и горячие капустные листья, потому что она кормила принца своим молоком, и надо было держаться.
Ребенок, кстати, подружился со всеми — и с обезьянами, и с попугаями, и даже с дальним слоном, и ночью в помещении было спокойно и радостно — из-за слабого сияния, исходящего от волос ребенка, звери и птицы выглядели здоровыми и упитанными.
Так же они выглядели и на арене, и цирк процветал.
Но в особенности он процветал из-за последнего аттракциона с королевой и принцем.
Между тем пришло время убираться вон из города, потому что слух о светящемся младенце распространился повсюду, и в цирк начали стекаться совсем не те зрители — они не обращали внимания на танцы обезьян и шутки клоунов, не смеялись, не покупали мороженое, никому, идиоты, не хлопали, а только ждали момента, когда вывезут повозку с матерью и ребенком.
Тут они начинали тихо петь и плакать, а что это такое, когда тысяча человек тихо поет — это же волосы встают дыбом у администрации.
Были построения в стройную процессию на коленях с попыткой выползти прямо на арену.
Начались также частые осады слоновника с принесением под его стены больных и с криками “благослови!”.
Полиция поставила своего человека, который скоро разбогател, разрешая некоторым целовать грязные доски стен слоновника.
Этот пост быстро стал постом номер один города, и полицейские по собственной инициативе сменяли друг друга каждые два часа, правда, эта смена караула происходила безо всякой помпы, потому что есть хочется всем и тут не до маршировки.
И когда цирк тронулся уезжать, были наняты лиловые береты с автоматами и броневик.
Директор и капитан корабля лично посетили слоновник и стали спрашивать мамашу рыжего ребенка, какие города она бы хотела посетить, кроме А. и Б.
И нет ли у нее где знакомых и родственников, котооые могли бы ей как-то помочь.
Королева быстро сообразила, о чем идет речь, и повела разговор как настоящая партизанка или разведчица.
Она охотно рассказала, что дальше начинается ее родина и в городах В., Г. и дальше по алфавиту у нее живут знакомые и друзья, а родственники просто везде, только в городе Н. никого не осталось: там только могилы, которые она и собиралась посетить, дедушкина и бабушкина.
Но очень хочется — теперь уже — оказаться среди родных и близких, они прекрасно знают и любят ее и ее сына, и у всех есть их фотокарточки и даже видеозаписи.
И цирк будет переполнен везде только за счет знакомых, будут большие сборы. Но в городе Н. она этого не гарантирует.
Тут капитан и директор как-то понимающе кивнули, даже не глядя друг на друга, как будто им в голову пришла одна и та же мысль.
Короче, через несколько дней на рассвете цирк снялся с насиженной стоянки, оставив после себя спящих у кассы (теперь запертой) паломников с котомками, затоптанную землю, ямы на месте столбов и груды мусора, — и броневик в окружении конных лиловых беретов и клеток со зверями, а также фургонов с артистами погрузился на корабль, чтобы отправиться прямиком в город Н.
Королеву там снова поместили в наспех сколоченный слоновник, но она уже знала, что находится в родном городе, потому, что когда их повели по трапу на берег, она, несмотря на накинутую на голову простыню, умудрилась увидеть пляж под ногами с разноцветными камушками — агатами, аметистами и черным янтарем: такой пляж был только в ее родном и любимом городе Н.
Здесь жили ее старенькие сорокалетние родители, которые пролили много слез, когда заморский король, угрожая войной и разорением их цветущему государству, потребовал отдать в жены его сыну принцессу, поскольку о ней шел слух как о самой большой красавице мира, а чем обычно занимаются короли — они улучшают и улучшают свой род, стремясь, видимо, вывести особую породу самых красивых, самых умных и самых богатых собственных детей.
Правда, по справедливости надо сказать, что к этому стремится весь человеческий род, все семьи надеются на выведение особо ценной породы детей.
И вот у стареньких родителей — королей города Н. — как раз и вывелась такая дочка, и воинственные соседние короли решили, что раз им самим не везет (их сын родился слишком задумчивым), то надо снова и снова улучшать породу!
Что опять-таки не принесло счастья, родился почему-то вообще рыжий наследник.
Вот с такой историей замужества королева и вернулась в свой город Н.
Итак, наша пленная красавица сидела снова в клетке вся в лохмотьях и ела два раза в день корки и щи из капустных листьев.
А ребенок ее ласково сиял, разговаривая с попугаями и обезьянами на их языке, чем очень веселил уборщицу, женщину темную и неуклюжую: она смеялась, только если видела, как кто-то упал и разбил бутылку или (что еще лучше) корзину яиц, и еще она смеялась над дураками, к каковым причисляла и маленького принца: “Ну, малахольный, — говорила она, — чистая обезьяна”.
Все жалованье этой несчастной уборщицы уходило на вино, а питалась она, отбирая лучшие куски из звериного корма и варя себе каждый день что-нибудь в котелке на костре.
Ворчала и ругалась она без передышки, и только при виде маленького принца она начинала смеяться, указывая на него пальцем, и даже иногда давала ему морковку или репку из своих запасов.
Причем главной мечтой уборщицы было перейти в тигрятник, в соседний сарай, уборщица которого ходила всегда домой с полной сумкой мяса, как подозревала слонятница.
Поэтому слоновская уборщица регулярно шастала к директору и жаловалась ему на воровство тигриной уборщицы, которая, однако, тоже была не промах и дружила с секретаршей директора, а эта секретарша любила своих детей тоже не хуже других и обязана была их тоже кормить мясом, мясом и мясом, как будто растила из них хищников..
Таковы были все эти закулисные интриги, и королева каждый день выслушивала уборщицыны крики и проклятия и искренне ее не любила, хотя та и рассказывала ей в свое оправдание ужасающие истории о пропавшем муже, о том, как она одна воспитывала троих детей, и теперь им всем надо носить в тюрьму передачи.
Королева, хоть не очень еще взрослая, но много страдавшая, не выносила воров, хотя и понимала, что те крадут, потому что ничего другого не умеют делать, не способны.
А потом у них рождаются дети.
И приходится красть еще и для детей.
И считается, что красть для детей — это святое.
Молоденькая королева решила составить план спасения.
Она понимала, что на арене цирка под белой простыней никто ее не узнает, тем более, что директор приказывал каждый вечер до белизны пудрить ее лицо мелом, а брови ей рисовать сажей, директор считал, что так и красивей и дешевле, такой грим.
Поэтому никто в мире, даже мать с отцом, не смог бы узнать принцессу в этом белом, с грубыми черными бровями, существе, похожем на привидение.
Надежда была только на единственного человека, который обслуживал королеву, на уборщицу.
Однажды уборщица получила от королевы такое предложение: заработать себе на всю жизнь, то есть кучу золота, если она согласится принести карандаш с бумажкой и потом опустит в почтовый ящик письмо.
Уборщица долго терзалась, даже пошла было к директору, но секретарша, как всегда, ее не допустила, и уборщица тогда решила: будь что будет.
Она купила на собственные деньги бумагу, карандаш и плюс конверт, все это просунула в клетку и к вечеру опустила письмо в почтовый ящик, а сама, проклиная все на свете, стала варить себе постные щи, предвкушая, как будет наказан директор, секретарша и тигрятница, дорвавшиеся к власти.
Однако результат оказался совершенно иной: во-первых, в цирк ворвалась королевская стража, мгновенно арестовала королеву с сыном, посадила их в фургон с надписью “Хлеб” и увезла в неизвестном направлении, а уборщица по глупости стала кричать про истраченные на карандаш и бумагу денежки.
И королева с ребенком вместо королевского дворца были посажены в тюремный замок, в камеру без окна.
Во-вторых, уборщицу мгновенно выгнали с работы: ни одно доброе дело не остается безнаказанным, особенно если это доброе дело делается без удовольствия.
Тюремщик, к которому попала королева с сыном, по своей лени принес им обед только на второй день, да в первый день и не полагается, так как заключенные еще не состоят в списках на питание.
Тем не менее тюремщик, войдя с фонариком и котелком в камеру, был поражен: в этом каменном мешке было светло!
Тюремщик, поставив на пол котелок с супом, уставился на эту странную парочку — ладно еще девушка в белой простынке, худая и даже прозрачная, как привидение, это-то он видел неоднократно, — но вид золотой головы мальчика его просто потряс, тем более, что тюремщик был по обыкновению пьян.
— Не волнуйтесь, — сказала ему королева, — просто такое дело, у мальчика волосы из чистого золота. Если у вас есть с собой нож, давайте я отрежу вам на пробу один клочок волос, отнесите его ювелиру, и вам хорошо заплатят.
Тюремщик, даром что пьяный, не решился доверить этой белой, как мел, девушке нож, а сам, собственноручно, криво и грубо отрубил у ребенка большой локон, сунул его в карман и, шатаясь, убрался восвояси, не забыв запереть дверь.
Весь вечер он потом пил в кабаке, пропил все деньги, вырученные за золото, а наутро опять пошел на работу в тюрьму очень злой.
Войдя в камеру, он обрезал у ребенка с головы все его кудри, а поскольку мать начала кричать и плакать, он и у нее обрезал ее длинную косу, бросил косу на пол и с проклятиями стал уходить.
Проклятия его были такие:
— Думаешь, тебе долго осталось жить? Да завтра тебя и казнят. Вместе с пащенком. Внизу, в львиной яме. Думаешь, тебя посадили по ошибке? Нет! Тобой занимаются очень важные люди, сама герцогиня! Ее сын как раз троюродный племянник короля, он единственный наследник престола, а твои отец и мать больны, и они живут со скоростью год за один день, такие им дают лекарства, наш тюремный врач готовит, я все знаю. Завтра же вас обоих казнят, а чего пропадать золоту? Я бедный заочник, студент университета, вынужден работать как каторжный, чтобы меня не отчислили. Работаю за одну зарплату в наше время, это надо подумать! Проклятая жизнь! И никогда не пиши писем королям, эти письма читают не они!
— Да ты что, студент, — сказала королева, — ты соображаешь? Тебе же привалило богатство на всю жизнь! У мальчика на голове волосы из чистого золота, ты сам убедился!
— Ну ладно, мальчишку я не дам казнить, посажу его на цепь у себя в подполе, а вместо него возьму на улице первого попавшегося из коляски и выдам за твоего! Первый раз, что ли, — ответил пьяный тюремщик.
— Так дело не пойдет, — ответила королева, — мой сын питается только материнским молоком, отсюда у него и золотые волосы. Ты это соображаешь, болван? Мы же короли!
— За болвана ответишь, — ответил тюремщик, качаясь в дверях. — Я и сам, придет время, буду королевским судьей, это я сейчас юрист-заочник. А то, что вы важные птицы, это правда, слухи о вас ползут по всему побережью, даже готовится восстание в вашу защиту якобы от лица страдающего народа, но за всем этим стоит один такой же как я заочник. И, может, вместо сына герцогини править будет этот лысый, они победят и ваши кости вынут из львиной ямы вместе с костями других и соорудят мемориал…
Тюремщик качался, размахивал руками, и вдруг фонарик выпал у него из руки и погас.
Стало совершенно темно.
Мальчик, если и светился, то очень слабо, как очень далекое и маленькое созвездие Млечного Пути.
Тюремщик стал шарить, искать фонарик на полу, побормотал, лег и вдруг громко захрапел.
Мама-королева схватила ребенка, на прощание взяла горсть золотых волос из кармана стражника и пошла по коридору, мимо брели или маршировали какие-то люди, но никто никого не замечал, часовые лежали и храпели, то ли это был праздник, то ли обычное дело в городе Н., где король с королевой уже не правили, а герцогиня с сыном еще не царствовали.
Ворота тюрьмы были приоткрыты, и королева вышла на площадь.
Стояла глубокая ночь.
Только в небе висела и светила маленькая, но очень яркая звезда, как лампочка на конце стрелы башенного крана.
Королева, разумеется, пошла к морю.
Звезда, как это водится, тронулась следом за ней. Звезды всегда провожают человека ночью, куда бы он ни шел.
По дороге они встретили маленькую процессию: два солдата, совершенно пьяных, вели в сторону тюрьмы мужчину и женщину.
Королева в свете звезды сразу узнала их: это вели ее родителей. Отец с матерью шли, как тени, худые и безмолвные, держась за руки.
Она решительно подошла к конвою и сказала:
— Ребята, хотите выпить?
Они остановились и замялись. Родители стояли, дрожа.
— Я вижу, вы хорошие ребята, — продолжала королева, — идите в кабак, а я пока покараулю.
— А деньги, — хрипло сказал один, а другой откашлялся.
— Деньги не проблема, — отвечала королева, — вот вам чистое золото, идите.
И она достала из рукава золотой локон.
Все кругом осветилось.
Или это звезда опустилась пониже.
Конвойные переглянулись, сплюнули, взяли золото и, спотыкаясь, побежали в кабак.
— Мама и папа, — сказала королева, — мама и папа, это я, ваша дочь. А это мой сынок. Я вернулась за вами. Пойдемте отсюда.
Разумеется, они пошли к морю, а звезда тронулась за-ними.
Отец с матерью ничего не говорили, глаза их были широко открыты, но они шли как во сне.
Видимо, они были под властью тюремных лекарств.
На берегу моря королева постучалась в рыбацкий домик, сказала, что просится на ночь, а утром заплатит.
Зевающая тетка отвела их в сарай, на сено.
На рассвете королевич проснулся.
В сарае кучей лежали овцы, стояла корова, фыркал и жевал сено конь, бродили куры.
Маленький принц обратился к ним на языке, который он знал, на языке слонов, попугаев и обезьян, и все население сарая перестало жевать и ответило глубокими поклонами.
Молодая королева оставила сына разговаривать с животными, оставила спящих родителей (и во сне они держались за руки) и побежала в лавку менялы, продала там один золотой волосок за кучу мелких монет, купила хлеба, сыра и молока — какое счастье было в первый раз в жизни бегать по магазинчикам и знать, что сынок не один!
Еще никогда королева не была так свободна, как в это утро, так счастлива, всюду цвели розы, шумело море, это был ее родной город, родители и сынок имели пристанище, пусть сарай, но не слоновник, не тюрьму и не пещеру.
Королева уже забыла то время, когда у нее было сто комнат и пятьдесят слуг.
Когда она шла к своему новому убежищу, она увидела, что люди смотрят ей вслед, и поняла, что где-то висит объявление о побеге из тюрьмы и скоро, наверно, их всех схватят.
Поэтому она быстро купила еще корзину помидоров, яйца и яблоки, вернулась к себе в сарай, расплатилась с хозяйкой своими мелкими монетами, сказала, что они со дня на день ждут рыбацкую шлюпку, чтобы уехать и больше уже не выходила со двора.
Она кормила родителей, осторожно отпаивала их молоком, ее сын полюбил сидеть на коленях у дедушки, играл с его длинной бородой отросшей за время лечения в больнице — дедушка и бабушка ведь должны были там вскоре умереть, и им поэтому не давали ни еды, ни полотенец, ни бритвы для короля ни расчески для королевы, а только лекарства.
А в городе происходил полный тарарам — партии боролись за королевский дворец, тюрьма стояла то настежь, то ее битком наполняли и запирали, и весь народ не работал, а добывал себе оружие и шатался в пьяном виде по улицам, иногда посылая автоматные очереди от живота и веером.
Это рассказывали королеве хозяева, которые были в ужасе, потому что везде гремели взрывы и в их домике уже вылетела пара стекол, а ведь могли явиться и забрать все — и корову, и лошадь!
Однажды хозяйка пришла в еще большем расстройстве и сообщила, что в городе считают, что настал конец света — днем и ночью на небе светит звезда, в одном и том же месте. Причем становится все ярче и ярче, как будто спускается.
По этому поводу произошли сильные волнения, священник вышел к толпе и прочел проповедь о Содоме и Гоморре и пророчил, что безобразия будут наказаны.
А молодая королева с семьей все сидела в хлеву или во дворе.
Родители помаленьку начали приходить в себя, но все еще молчали, не понимая, что с ними происходит.
В один прекрасный вечер хозяйка выскочила и стала говорить, что звезда снижается над самым их домом и скоро спалит все постройки.
И поэтому хозяйка просила своих постояльцев уйти, чтобы духу их не было, потому что тут что-то нечисто.
Молодая королева выпроводила родителей, вынесла ребенка и повела семью по берегу подальше от города и людей.
И она услышала крики.
Наверху, на высоком берегу, стояла небольшая толпа и смотрела в небо.
Королева тоже посмотрела и увидела прямо над собой яркую звездочку.
Королева с семьей шла вон из города — и звезда тронулась следом за ней и засияла так низко и так ярко, что песок заискрился и на море легла дорожка как от луны.
А наверху стояли и молчали люди.
Тут же в море осветился корабль, он сиял всеми своими огнями, и была спущена шлюпка, а в шлюпке кто-то стоял, пока остальные гребли.
Несчастная королева вспомнила того капитана в фуражке, но сил убегать не было, да и некуда.
Шлюпка привезла на берег знаете кого?
Молодого короля, отца рыженького принца.
Король сразу взял сына на руки, встал на колени перед молодой королевой и сказал, что ему все равно, рыжий мальчик или зелененький, но это его сын и он его никому не отдаст.
Он сказал, что его буквально заперли в его комнатах, когда все решалось, а потом он искал жену и сына повсюду, пока не нашел однажды волшебника, который согласился помочь.
Волшебник сказал, что за это можно лишиться и королевства, но молодой король был на все готов, и тогда волшебник снял со своей волшебной палочки звезду и послал ее искать королеву, а следом за звездой поплыл на корабле и молодой король.
— Возможно, что я больше не властелин и у меня нет вообще ничего, только этот корабль, но прости меня! Твой кошелек я храню у сердца!
Так сказал молодой король, и королева простила его и поцеловала в щечку.
Они взошли в полном составе на шлюпку, и город Н. вскоре скрылся за горизонтом.
Надо ли говорить, что, разумеется, вся эта компания, приехав в королевство, не была даже допущена сойти на берег, власть давно переменилась, всем управляли уже новые молодые люди, быстрые, в кожаных куртках, и бывшие король с королевой были счастливы, что удалось уплыть и никого не арестовали.
В дальнейшем они много ходили по морям и даже основали свое собственное маленькое королевство, в котором единственным государем стал принц с золотыми волосами.
Просто они продали свою яхту и купили квартиру в зеленом районе, и коронация нового владыки произошла в детской, а корону дедушка склеил из картона и обтянул ее серебряной бумагой из-под шоколадки.
И серебряная бумажка засияла на рыжих волосах.
ВОЛШЕБНЫЕ ОЧКИ
Жила-была девочка, которая пошла и купила себе очень дешевые черные очки, вместо того чтобы купить тетради.
Что же, и так бывает, но очки оказались волшебные, как вторая пара глаз, которые видят то, что обычным взглядом не ухватишь.
Например, девочка прекрасно стала видеть вдаль и видела, как на далекой планете взад-вперед ходит поезд.
Мало того, она наблюдала те звезды, которые еще были не открыты учеными, а она разглядела эти звездные туманности отлично и даже как бы поплавала среди них.
Но, с другой стороны, девочка вдруг стала различать микробов.
Мама говорит ей: иди мой руки — а девочка видит, что в воде, текущей из крана, плавают и несутся миллионы бактерий, а на ручке крана сидят миллионы мохнатеньких микробов, кривых как огурцы и прямых как гвозди.
И на куске мыла их видимо-невидимо.
Чтобы не огорчать маму, девочка мыла руки и вытирала их полотенцем, на котором успевала рассмотреть целые города микробов!
Что уж говорить о мясной котлете, зажаренной вчера, а еще того более о колбасе, купленной в магазине!
Но девочка старалась слушать маму, особенно после того случая, когда пришлось покупать тетради еще раз (девочка соврала, что потеряла деньги или их украли и что очки она нашла на улице).
Хотя мама была все время недовольна, что дочка носит и носит эти черные очки, даже дома и даже вечером.
Короче говоря, жизнь девочки стала довольно трудной, и с течением времени девочка наконец прекратила носить очки днем, пустая трата зрения и одно расстройство, но зато она предпочитала носить их ночью, поскольку там, на далеких планетах и среди звезд, она не видела этих чудовищных скоплений микробов и бактерий, а видела дивную жизнь светил и как бы путешествовала там с помощью своих очков.
Все стали находить поведение девочки странным, и мама даже попыталась выбросить очки в мусорное ведро, однако девочка очень быстро нашла свои черные очки, потому что они начали громко звенеть в мусорном ведре, оказавшись среди невероятного количества микробов и бактерий.
Девочка смыла эти микроорганизмы с очков водой из-под крана, в которой их было поменьше миллионов на сто, но что делать!
Чтобы лучше видеть свои миры, девочка нашла путь на чердак и поднималась туда по ночам.
Днем она, разумеется, спала на ходу, на уроках отвечала невпопад, зато ночами она составляла расписание поездов далекой планеты ФУ-350 и наблюдала за таянием снегов на полюсах планеты ME-1500.
Там она была на своем месте.
Но в школе, если она на уроке математики пыталась рассказать о жизни на других планетах, учительница краснела, выскакивала из класса и возвращалась с директором, говоря об издевательствах.
Один раз, правда, девочка получила четверку по биологии, блестяще рассказав о десяти видах бактерий, живущих в пресной воде.
Тут учительница растаяла и сказала: “Ну вот. Катя, когда ты хочешь, ты можешь”.
А четверку ей она поставила за лишний вид бактерий, появившийся в последнее время и еще не открытый учеными, и за спор с учителем по этому поводу.
Дома тоже был полный тарарам: мама жалела дочку и потому поднимала ее утром ласково, уговаривала иногда по полчаса, а папа ругал маму, что она распустила и балует девчонку, а младший брат предлагал каждое утро выливать сестре на голову чайник воды.
И в конце концов однажды утром девочка оказалась на крыше своего шестиэтажного дома, вместо того чтобы идти на занятия, потому что накануне ребята сообщили, что в школу приедут проверять всех психиатры, и кто окажется ненормальным, того переведут в школу для дураков.
А кто в этот день не придет в школу, за тем приедут домой на машине скорой помощи.
Девочка не раз слышала, от учителей в особенности, что ее место в дурдомe брат тоже говорил ей, что она “больная”: такие шутки были приняты в те времена, неизвестно, как сейчас.
Мало того, в школе говорили, что там, в психбольнице, у “больных” отбирают все: часы, ключи, деньги, пояса и в особенности очки, тем более черные, потому что очками сумасшедшие могут поранить себя и других, а черные очки вообще никому на хрен не нужны нормальным, не на пляже нашлись сидеть и так далее.
Там, на других планетах, люди ходили и в трех очках сразу, и в шляпах до потолка, но здесь кому это объяснишь.
Девочка решила прыгнуть с шестого этажа раз и навсегда, чтобы все поняли, кого они потеряли, в особенности папа и брат, которые были, в сущности, добрые люди и жалели других, брат вообще подбирал кошек и собак, кормил их у подъезда, домой этих помойных ему брать не разрешалось.
Папа и брат, думала девочка, стоя на крыше своего дома днем, в черных очках, папа и брат поймут, кого они потеряли, только будет поздно.
Потом девочка подумала о маме, и ей стало жалко маму, даже выступили слезы, и девочка их вытерла, не снимая черных очков.
В классе никто не заплачет, а если придут на похороны, вообще будут смеяться. Их нельзя пускать. И потом, что от меня останется, думала девочка; соберут в мешок, что ли.
Она последний раз в жизни стояла в своих волшебных очках и смотрела вверх, но ничего, кроме крупных микробов, живущих на стеклах, она не видела: днем небеса были светлые и пустые.
Потом она посмотрела вдаль и увидела на балконе микрорайона Подушкино длинноносого мальчика с биноклем, в одних трусах: он смотрел не отрываясь куда-то в чужое окно, из полуоткрытого рта ползли слюни, он их втягивал и снова смотрел…
— Возможно, — подумала девочка рассеянно, — кто-то там, куда он смотрит, ест торт.
Жить было неинтересно, страшно и тоскливо.
Чтобы не видеть слюнявого и прыщавого мальчика в трусах, девочка посмотрела вниз, на то место, где ей предстояло лежать.
Там был асфальт.
Но там стояла кучка людей, и в самой гуще кричала и рвала на себе волосы женщина, потом она упала и стала кататься по асфальту.
Чтобы упасть, пришлось бы падать на нее.
Что же такое она кричала?
В очки все было хорошо видно, руки женщины, которые колотили по асфальту, ее красное мелькающее лицо с широко открытым ртом, грязное от дорожной пыли.
Но ничего не было слышно.
Встревоженная, девочка спустилась с крыши (без очков), съехала на лифте и присоединилась к толпе сочувствующих.
Оказалось, женщина оставила коляску с ребенком у подъезда и поднялась к знакомой на третий этаж, а когда вернулась, коляску украли.
Женщина обегала все соседние улицы, вернулась к подъезду и стала спрашивать случайных прохожих, не видел ли кто ее ребенка: красная коляска, ребенок в белой кофточке, в чепчике и накрыт голубым одеяльцем в клеточку.
Бедная мать, видимо, буквально кидалась на людей и громко рыдала, потому что вокруг нее собралась небольшая толпа, и к приходу девочки в очках (без очков в данный момент) люди стали говорить, что надо вызвать скорую помощь, потому что наверняка эта женщина сошла с ума: она заболталась с подругой, как видно, и упустила коляску.
Эта девочка без очков просто задохнулась от злости на этих злых людей, которые готовы запереть в дурдом всех, даже глубоко несчастных, как эта мамаша или некоторые люди, любящие ходить в черных очках.
Тогда девочка снова взобралась к себе на крышу и надела свои волшебные очки.
И тут же она увидела на расстоянии трех улиц одну слепую бабку-нищенку, которая всегда просила у метро, опираясь на палку.
Бабка, зорко поглядывая по сторонам, перебегала улицу среди машин, толкая перед собой красную коляску, а палку держа под мышкой.
И девочка в очках заорала вниз:
— Эй! Алё! Я вижу! Коляску утащила бабушка и бежит к универмагу! Мимо “Орленка”! Улицу перебегает! Тетя, я их вижу!
Толпа не сдвинулась с места.
Отсюда было не так близко до “Орленка”, во всяком случае рассмотреть бабку, тем более коляску и даже сам кинотеатр “Орленок” представлялось делом невозможным.
Зато бедная мамаша сразу замолчала, вскочила, отряхнулась и со всех ног кинулась бежать в указанном направлении, не глядя по сторонам.
А девочка в очках очень быстро спустилась на улицу и бросилась за мамашей, придерживая черные очки.
Через пять минут они домчались до кинотеатра, но там уже никого не было, только стояла поперек улицы машина, которая, видно, затормозила при виде опасной бабки.
И уже милиционер записывал в блокнот данные, а шофер показывал рукой в переулок, демонстрируя жестами, как везла бабка» коляску и т. д.
— Бежим туда! — крикнула девочка в очках, и они кинулись в переулок. Но там тоже уже никого не было.
— Минуточку! — сказала девочка. — Ждите меня здесь. Она вошла в подъезд двенадцатиэтажного дома и на последнем этаже, не найдя входа на чердак, просто высунулась в окно, и очки показали следующее: слепая старушка, бормоча неласковые (видимо) слова, затаскивала коляску в подъезд.
Старушка волокла тяжелую коляску позади себя на манер трактора-тягача, а потом она харкнула себе под ноги, взяла коляску под мышку и тяжело пошла своим ходом, и за ней закрылась дверь.
— Алё, тетя, — крикнула девочка из окна, — вон тот дом, третий подъезд! Мамаша тут же взяла старт, девочка еле ее догнала на углу, и они вместе вбежали в подъезд.
Бедная женщина опять приготовилась кричать свое “помогите”, но девочка в черных очках приказала:
— Тихо! Будем слушать.
И они стали тихо-тихо подниматься по лестнице и прикладываться ушами ко всем дверям.
Но в одном месте прикладываться не пришлось — там кричал ребенок, а чей-то голос задребезжал:
— А вот сейчас будем молочка пить! У, проклятай! Разоряется! А ну, кто молочка хочет! У-лю-лю-лю-лю! Работать сейчас пойдем.
Женщина хотела застучать кулаком в дверь, но девочка в очках шепотом крикнула:
— Тихо! А то она ребенка в окошко выкинет! Они стояли, тяжело дыша, и тут девочка стала якобы звонить в соседние квартиры и громко предлагать:
— В домовом комитете дают талоны на бесплатную водку, только детям до шестнадцати и пенсионерам по две бутылки. Мы пишем списки.
Разумеется, слепая старушка подслушала под своей дверью и не удержалась, высунулась:
— Мне четыре, пиши.
— Почему четыре? — спросила девочка.
— Мне и внуку.
Находчивая девочка сказала:
— По нашим данным, у вас нет внуков.
— Как нет, — заорала слепая, — как это нет! Вон он, выступает.
Действительно, слышался плач ребенка.
— Не верю, — сказала девочка, — нет у вас внуков.
— Не было, а есть, привезли, а он орет. Все его бросили на меня, а у самой инвалидность да сын инвалид с детства под себя ходит. А мне с ним трудно, не прожить.
— Где внук? — строго спросила девочка.
— Вон мычит, — ответила старушка, тоже в черных очках.
Но тут ребенок замолчал, и девочке стало страшно.
Но она не подала виду и сказала:
— Так, имя, фамилия и отчество ребенка.
А ребенок все молчал, и у мамаши лицо перекосилось, вот-вот зарыдает.
Что-то с ним там происходило.
Бабуля после некоторого размышления сказала:
— Как я по фамилии, так и он. А зовут его… Сейчас, дай сообразить. Николай.
— А отчество? — не отставала девочка, крепко хватая за руку обезумевшую мамашу.
— Ну и отчество… тоже Николаевич, — сказала, ничего не придумав, старушонка.
— Так. Николай Николаевич. Одну минутку, бабуля, мне надо позвонить и внести уточнение в списки. Где у вас тут телефон?
— Вон на стенке висить, — ответила слепая, утирая пересохший рот. — А водка всем нужна. Сын без водки не засыпает, гоняет меня. Уж вы запишите меня и внучка.
Девочка, взяв слепую старуху за локоть, со словами “давайте помогу” повела ее в комнату, где, разумеется, находилась красная коляска и где уже стоял во весь рост ребенок, держась за откидной верх, и смотрел во все глаза.
— Ну все, спасибо, бабушка, — сказала девочка, — мамаша, забирай своего ребеночка и больше никогда не оставляй его, а тебе, бабуля, мы посоветуем не воровать чужих детей, а то посадят тебя в тюрьму.
— Опять новости, — произнесла старушка, — это был подкидыш, тут спасаешь-спасаешь дитя, и тебя же снова в тюрьму!
Но мамаша, хватая ребенка и укладывая его обратно в коляску, ответила:
— Конечно! Подкидыш! Как же!
И на обратном пути мамаша рассказала девочке, что ей одна пьянюшка должна долг и не отдает, и приходится к ней ходить, а ребенка не с кем оставить, а к этой пьянюшке его брать нельзя, а денег нет и т. д.
Так они разговаривали на обратном пути, и девочка, познакомившись с тяжелой жизнью взрослых людей, решила больше не прыгать с крыши, а остаться жить, чтобы помогать людям.
И она даже не пикнула, когда увидела, что мамаша достала из сумки бутылочку с молоком и на рожке сидит три миллиона микробов.
— Ничего, — подумала девочка, — мы так и живем, приходится жить с микробами.
И она сняла свои очки и положила их в карман.
Некоторые вещи лучше не замечать, не все в этом мире совершенно, подумала девочка и радостно отправилась домой.
АННА И МАРИЯ
Жил-был человек, который охотно помогал всем — всем, кроме своей жены. Жена его была удивительно добрая и кроткая, и он знал, что она прекрасно справляется со всеми делами одна, и был спокоен.
И однажды он помог одной колдунье, догнал ее шляпу, которую снесло ветром.
И колдунья с улыбкой сказала: “За то, что ты мне помог, я сделаю тебя волшебником. Но с одним условием. Ты сможешь помогать всем. И только тем, кого ты любишь, ты не сможешь помочь ничем”.
И она его утешила: “Так бывает. Врач же не лечит своих детей. Учитель не учит своего собственного ребенка. У них это плохо получается”.
И она ушла, оставив человека в растерянности.
И скоро настало время, когда у этого новоявленного волшебника стала умирать его любимая жена, нежная, добрая, красивая Анна.
Так случается, что у человека внутри кончается завод, как у часов — все тише тиканье, все реже.
Волшебник все время проводил около своей жены, дело происходило в больнице — пришлось отвезти Анну туда, чтобы сделать ей операцию.
Волшебник стоял на коленях у кровати, а жена его почти перестала дышать.
Тогда он бросился в коридор к медсестре, но медсестра ему сказала: “Не надо ей мешать, ей сейчас и так тяжело” — и ушла.
А волшебник же просто хотел попросить еще один укол для продления жизни жены, но не получилось, как и предсказала колдунья.
А по коридору санитар вез каталку — высокие носилки на колесах, и у женщины, которую он вез, голова была вся забинтована.
Тем не менее женщина еще дышала, хотя тоже довольно редко.
Волшебник понял, что жизнь ее заканчивается, и предложил санитару сигарету.
Санитар охотно закурил и рассказал на ходу историю болезни пациентки, что та попала в автомобильную катастрофу и практически уже живет без головы, и он не надеется ее довезти на второй этаж в операционную, и это жалко, потому что внизу сидит семья этой женщины, в том числе двое маленьких детей.
Волшебник мигом сообразил, что надо сделать, тут его мастерства хватало, и он обменял тело жены на туловище этой умирающей и изо всей силы пожелал выздоровления для бедной посторонней больной: здесь он помочь как раз мог!
Но, видимо, помощь пришла слишком поздно, и санитар погрузил в лифт полный гибрид умирающего тела с умирающей головой — больная почти уже не дышала.
А тем временем на кровати Анны оказался живой человек, только сильно одурманенный лекарствами, — здоровая голова Анны и здоровое тело той, другой женщины.
Волшебник опустился на колени у изголовья своей жены и увидел, что она стала дышать немного чаще — но при этом Анна начала стонать и жаловаться, что все болит — руки и ноги.
Затем Анна открыла глаза, полные слез, и спросила мужа, долго ли ей еще мучиться.
Муж сообразил, что легкомысленный санитар не все мог знать о состоянии бедной погибающей женщины, что, возможно, и руки, и ноги у нее были переломаны — но как это лечить сейчас, в данной больнице?
Что скажут врачи, если увидят, что больная лежала-лежала в своей кровати, умирала-умирала — и вдруг оказалось, что у нее сломаны руки-ноги?
Врачи столпятся и будут думать, что налицо какое-то преступление, что больную выбросили, может быть, с четвертого этажа, или она сама выкинулась, что-нибудь в таком духе. Или ее муж побил палкой, мало ли!
И впору бы было вызывать следователя к такой больной вместо лечения — так думал бедный волшебник.
И тут же он сбегал к врачам и попросил, чтобы больную выписали домой:
что ей здесь мучиться, пусть лежит свои последние дни дома.
— Не дни, а минуты, — поправила его присутствующая тут же медсестра, — только минуты. Ей осталось жить максимум сорок минут.
И она опять сказала: “Не мешайте ей, ваша жена занята серьезным делом”.
— Да, да, — ответил волшебник, — но я ее забираю.
Он взял свою громко стонущую жену под неодобрительными взглядами врачей и отнес ее вниз, в машину, а затем быстро домчал Анну до другой больницы, сказав, что его жена упала с садовой лестницы и ничего не помнит, говорит всякую чушь про то, чтобы ее добили, дали таблетку “от жизни”, дали умереть, и что она неизлечимо больна и так далее, вплоть до сообщения диагноза.
Врачи тут же установили, что у больной множество ушибов, но остальное все в порядке, это вопрос двух недель, и Анна, проклиная все на свете, терпела и жаловалась только мужу, хотя по-прежнему громко и со слезами.
Она больше не требовала себя пристрелить как неизлечимо больную, поскольку после первой же такой просьбы к ее постели был вызван очень ласковый и внимательный врач, который долго расспрашивал ее о детстве, о снах и не сходили ли с ума ее папа с мамой и от чего умерла прабабушка и не в психбольнице ли.
Больная тут же прекратила свои требования насчет того, чтобы с ней покончили раз и навсегда, перестала просить пулю в лоб, а волшебник задумался: очень уж это было не похоже на его родную Анну, на его сильную и добрую жену, которая всегда больше заботилась о нем и жалела его больше, чем себя.
Остальные сюрпризы начались очень скоро — Анна, приехав домой, стала исчезать надолго, возвращалась с прогулок мрачная и все пыталась что-то вспомнить.
На все вопросы она отвечала, что ей снятся какие-то странные сны и вообще тут многое непонятно — куда девался шрам после аппендицита и откуда такие пальцы, почему родинка на плече и все такое прочее.
Анна при этом прятала глаза, не смотрела прямо в лицо, чего, прежняя Анна никогда бы не стала делать, она всегда смотрела прямо в самые зрачки мужа своим печальным и ласковым взглядом. В самое его сердце.
Волшебник затосковал и пошел в больницу узнать, когда умерла та жертва катастрофы, и он очень удивился, узнав, что эта жертва нисколько не умерла, а после удачной операции чувствует себя намного лучше, можно сказать, что врачи совершили просто чудо.
Да и семья больной дежурит буквально круглые сутки около Марии — так звали женщину.
Семья — мама, папа и двое маленьких детей — чуть ли не поселилась в больнице, детей приводят поцеловать маму перед детским садиком и после него, и Мария уже может с ними говорить.
Правда, она очень изменилась, но это бывает после операции, а вот семья не изменилась.
Так рассказал волшебнику словоохотливый санитар и пустился с пустой каталкой вдаль по коридору.
— Волшебник заглянул в палату и увидел молодую женщину с забинтованной целиком головой (свободен был только рот) под неусыпным наблюдением мужчины в очках, который смотрел на нее не отрываясь, как некоторые родители смотрят на своих маленьких спящих детей.
Волшебник мгновенно оказался в белом халате, в шапочке и с трубочками в ушах, как и полагается доктору.
— Так, больная, — сказал волшебник, — как сон, как страхи, как предчувствия?
Он сел с другой стороны кровати, и Мария вдруг беспокойно зашевелилась и протянула к нему руку.
Волшебник увидел эту знакомую ему до мельчайших подробностей руку, родную руку, и чуть не заплакал, поняв, что больше никогда он не сможет поцеловать эти пальцы.
— Да, — сказала Мария сквозь бинты, — меня мучают сны, что где-то недалеко мой дом, мой любимый муж, мои книги и сад, и мне снится, что я никогда больше туда не попаду. И каждую ночь я плачу.
— Бинты промокают от слез, да, — отозвался ее муж, солидный, крепкий мужчина в очках. — От этого болят раны.
— Да, она, видимо, должна измениться после катастрофы, так бывает, и бывает даже, что люди начинают выдавать себя за других. Это явление ложной памяти, я вам говорю, — сказал волшебник.
— Ничего, лишь бы она вернулась к нам, нам она нужна любая.
Волшебник не отрываясь смотрел на бинты, и ему казалось, что там, под слоем марли, как бабочка в коконе, лежит лицо его любимой Анны, лицо той Анны, которая его любит.
А Анна домашняя, которую он спас, перехитрив судьбу, — она не настоящая.
Тогда волшебник, притворившийся доктором, под беспокойным, страдальческим взглядом мужа начал снимать бинт за бинтом, и внезапно приоткрылось ему совершенно чужое лицо, мелькнуло со всеми своими ярко-красными шрамами и грубыми швами.
Волшебник не стал разбинтовывать до конца эту совершенно незнакомую ему женщину и сказал:
— Еще не все зажило, операцию придется повторить через неделю. Он уже знал, что это не Анна и что он сможет ей помочь.
— Так бывает, доктор, что даже руки изменились? — пролепетал несчастный муж.
— Да, все бывает, полное изменение. Через неделю ее возьмут на операцию и все вернется, не беспокойтесь, — сказал волшебник и удалился.
Внизу, в вестибюле, он прошел мимо испуганной, притихшей семьи Марии — двух пожилых людей и двух малышей. Он остановился, сказал им несколько ободряющих слов и тут же почувствовал, что его жена Анна где-то здесь.
Она была тут, она пряталась в больничном саду.
Волшебник отступил, стал неразличимым и только наблюдал, как Анна медленно, неуверенно, как слепая, которую ведут на веревке, движется по направлению к детям, входит в больничный вестибюль, приближается к их скамейке…
Дети встрепенулись, старики зашевелились, подвинулись, и Анна села рядом.
Через несколько минут дети уже стояли, прижавшись к ее коленям, и играли ее бусами, без передышки щебеча.
Старики тоже оживились, придвинулись к Анне, причем старушка то и дело касалась ее рукой.
Стало ясно, что Анна тут сидит не первый раз.
Волшебник вернулся домой и стал читать свои книги — те, которые у него завелись после встречи с колдуньей, — но только в одной книге, в самом конце, он нашел ярко светящуюся строчку: ОБМАНЩИК СУДЬБЫ.
Волшебник перебрал всю свою жизнь за последнее время и признал, что действительно схитрил, обвел вокруг пальца свою судьбу, сделал то, чего ему было не дано: ему ведь нельзя было помогать тем, кого он любил, а он помог Анне!
И теперь маялись две несчастные женщины, не понимающие, кто они, и сам он мучился и был глубоко несчастен.
И Анна — это ясно — больше не любила его.
Волшебник долго думал, как ему быть, и наконец он пошел разыскивать свою колдунью.
Он просидел два часа в очереди в ее приемной среди детей-калек, плачущих старух, суровых мужчин и мрачно настроенной молодежи.
Счастливые сюда не заглядывали!
Очередь двигалась медленно, но никто не возвращался — видимо, существовал другой выход.
Наконец волшебник вошел к колдунье.
Она засмеялась, увидев его, и сказала:
— Не обманешь судьбу-то! Он ответил:
— Что же теперь делать?
Колдунья, однако, пригласила следующего, а волшебнику указала на дверь в противоположной стене.
Он вышел, однако вышел куда-то не туда. Он вышел в какое-то поле, пустынное, только горы виднелись на горизонте.
Как ни вертел головой волшебник, он ничего не увидел, даже дома колдуньи.
Наконец ему пришлось пойти к горам (сверху лучше видны окрестности), и он шел и шел, ночью и днем, не чувствуя ничего, ничем не питаясь, и был даже рад, что не сидит дома вдвоем с несчастной Анной, сердце которой, видимо, так и осталось любить своих детей и свою семью…
Он шел, потеряв счет дням и ночам, он не хотел колдовать, он смотрел то на облака, то на звезды, иногда рвал и надкусывал какие-то травинки.
И все больше и больше его тревожила мысль о том, что он исковеркал жизнь многим людям, пытаясь обмануть судьбу.
Он сохранил две жизни, а зачем нам жизнь без наших любимых?..
Однако всему приходит конец, и волшебник взобрался на высокую гору, увидел там дверь — совершенно такую же, как в доме колдуньи, — вошел в эту дверь и через минуту выбрался на улицу своего города и пошел к себе домой.
Он никого там не обнаружил, нашел только многодневную пыль и засохшие цветы. Кроме того, со стены исчез портрет Анны, а из ящика стола все ее фотографии.
У волшебника сильно билось сердце, как от страха.
Он помчался в больницу, нашел санитара, угостил его хорошей сигаретой узнал много нового: оказывается, семья той молодой женщины, которая попала в автокатастрофу, заявила жалобу, что им подсунули совершенно не того человека, и они прекратили сидеть у постели больной, как только у нее сняли бинты.
Мало того, ее муж тут же нашел себе другую и увез ее.
В жалобе было указано, что больная целиком и полностью не похожа на их Марию — ни лицом, ни фигурой.
Эти люди ушли очень быстро и даже не узнали, что пациентка почти слепая: именно поэтому она не узнала своих детей и мужа, а за это и ее никто не пожелал узнавать.
— А где она? — спросил волшебник.
— Да кто ее поймет, — ответил санитар, — ее выписали два месяца назад… Говорят, она сама не знала, куда идти, все твердила про какие-то сны, что нужно искать сад и библиотеку…” Повредилась в разуме, что ли… На другой день она вернулась и стояла около кухни, и я вынес ей каши с хлебом… Но нам же нельзя кормить посторонних. Больше она не приходила.
Волшебник мчался домой, к своим книгам, и твердил: я не знаю ее, я ее не люблю, не люблю!
Он прибежал к себе в библиотеку, раскрыл нужную книгу и начал читать, И прочел про скамейку в соседнем парке, про женщину в мятой, грязной одежде, которая медленно копалась палочкой в урне, про то, как она близко поднесла к глазам корочку хлеба, разглядела ее и так же медленно, машинально положила в карман…
— Я ее не люблю, — громко сказал волшебник, — я могу ее вылечить!
Он схватил хрустальный шар и послал в самую его середину луч света. В центре шара задымилось, показалось дерево, под ним скамейка, на скамейке, спиной к волшебнику, скорбная, застывшая фигура с палочкой в руке…
Но все погасло.
Он опять послал луч света в свой шар.
— Не может быть, все должно получиться! — закричал волшебник. — Я ее не знаю! Я ее просто жалею, ничего больше!
Внутри шара опять задымилось — и погасло.
Тогда волшебник схватил со стула шаль Анны, ее желтую шаль, которую она сама, своими руками когда-то связала и которую не взяла с собой в другую жизнь, потому что перестала быть Анной.
Волшебник помчался в парк и нашел ту скамейку.
Он накинул желтую шаль на плечи совершенно чужой женщины, и она, обернувшись, подхватила шаль знакомым движением своей худой, бледной руки и так подняла брови и с такой жалостью и добротой посмотрела на волшебника, что он заплакал.
Но она его не разглядела, а протянула к нему руку и погладила по щеке.
— Не знаю, как тебя звать, но это не важно, — сказал волшебник.
— Мария, — ответила ему Анна своим тихим голосом.
— Пойдем домой, — сказал волшебник. — Здесь сыро, ты простынешь. И они пошли домой.
КОТЕНОК
Одна бабушка в деревне заболела, заскучала и собралась на тот свет.
Сын ее все не приезжал, на письмо не ответил, вот бабушка и приготовилась помирать, отпустила скотину в стадо, поставила бидончик чистой воды у кровати, положила кусок хлеба под подушку, поместила поганое ведро поближе и легла читать молитвы, и ангел-хранитель встал у нее в головах.
А в эту деревню приехал мальчик с мамой.
У них все было неплохо, их собственная бабушка функционировала, держала сад-огород, коз и кур, но эта бабушка не особенно приветствовала, когда внук рвал в огороде ягоды и огурцы: все это зрело и поспевало для запасов на зиму, на варенье и соленье тому же внуку, а если надо, бабушка сама даст.
Гулял этот выгнанный внук по деревне и заметил котенка, маленького, головастого и пузатого, серого и пушистого.
Котенок приблудился к ребенку, стал тереться о его сандалики, навевая на мальчика сладкие мечты: как можно будет кормить котеночка, спать с ним, играть.
И мальчиков ангел-хранитель радовался, стоя за его правым плечом, потому что всем известно, что котенка снарядил на белый свет сам Господь, как он всех нас снаряжает, своих детей.
И если белый свет принимает очередное посланное Богом существо, то этот белый свет продолжает жить.
И каждое живое творение — это испытание для уже заселившихся: примут они новенького или нет.
Так вот, мальчик схватил котенка на руки и стал его гладить и осторожно прижимать к себе.
А за левым локтем его стоял бес, которого тоже очень заинтересовал котенок и масса возможностей, связанных с этим именно котенком.
Ангел-хранитель забеспокоился и стал рисовать волшебные картины: вот котик спит на подушке мальчика, вот играет бумажкой, вот идет гулять, как собачка, у ноги…
А бес толкнул мальчика под левый локоть и предложил: хорошо бы привязать котенку на хвост консервную банку! Хорошо бы бросить его в пруд и смотреть, умирая со смеху, как он будет стараться выплыть! Эти выпученные глаза!
И много других разных предложений внес бес в горячую голову выгнанного мальчика, пока тот шел с котенком на руках домой.
А дома бабка тут же его выругала, зачем он несет блохастого в кухню, тут в избе свой кот сидит, а мальчик возразил, что он увезет его с собой в город, но тут мать вступила в разговор, и все было кончено, котенка ведено было унести откуда взял и бросить там за забор.
Мальчик шел с котенком и бросал его за все заборы, а котенок весело выпрыгивал навстречу ему через несколько шагов и опять скакал и играл с ним.
Так мальчик дошел до заборчика той бабушки, которая собралась умирать с запасом воды, и опять котенок был брошен, но тут он сразу же исчез.
И опять бес толкнул мальчика,под локоть и указал ему на чужой хороший сад, где висела спелая малина и черная смородина, где золотился крыжовник.
Бес напомнил мальчику, что бабка здешняя болеет, о том знала вся деревня, бабка уже плохая, и бес сказал мальчику, что никто не помешает ему наесться малины и огурцов.
Ангел же хранитель стал уговаривать мальчишку не делать этого, но малина так алела в лучах заходящего солнца!
Ангел-хранитель плакал, что воровство не доведет до добра, что воров по всей земле презирают и сажают в клетки как свиней, и что человеку-то стыдно брать чужое — но все было напрасно!
Тогда ангел-хранитель стал напоследок нагонять на мальчишку страх, что бабка увидит из окна.
Но бес уже открывал калитку сада со словами “увидит, да не выйдет” и смеялся над ангелом.
А бабка, лежа в кровати, вдруг заметила котенка, который влез к ней в форточку, прыгнул на кровать и включил свой моторчик, умащиваясь в бабушкиных замерзших ногах.
Бабка была ему рада, ее собственная кошка отравилась, видимо, крысиным ядом у соседей на помойке.
Котенок помурчал, потерся головой о ноги бабушки, получил от нее кусочек черного хлеба, съел и тут же заснул.
А мы уже говорили о том, что котенок был не простой, а был он котенком Господа Бога, и волшебство произошло в тот же момент, тут же постучались в окно, и в избу вошел старухин сын с женой и ребенком, увешанный рюкзаками и сумками: получив материно письмо, которое пришло с большим опозданием, он не стал отвечать, не надеясь больше на почту, а потребовал отпуск, прихватил семью и двинул в путешествие по маршруту автобус — вокзал — поезд — автобус — автобус — час пешком через две речки, лесом да полем, и наконец прибыл.
Жена его, засучив рукава, стала разбирать сумки с припасами, готовить ужин, сам он, взявши молоток, двинулся ремонтировать калитку, сын их поцеловал бабушку в носик, взял на руки котенка и пошел в сад по малину, где и встретился с посторонним пацаном, и вот тут ангел-хранитель вора схватился за голову, а бес отступил, болтая языком и нагло улыбаясь, так же вел себя и несчастный воришка.
Мальчик-хозяин заботливо посадил котенка на опрокинутое ведро, а сам дал похитителю по шее, и тот помчался быстрее ветра к калитке, которую как раз начал ремонтировать бабкин сын, заслонив все пространство спиной.
Бес ушмыгнул сквозь плетень, ангел закрылся рукавом и заплакал, а вот котенок горячо вступился за ребенка, да и ангел помог сочинить, что-де вот полез мальчик не в малину, а за своим котенком, который-де сбежал. Или это бес сочинил, стоя за плетнем и болтая языком, мальчик не понял.
Короче, мальчика отпустили, а котенка ему взрослый не дал, велел приходить с родителями.
Что касается бабушки, то ее еще оставила судьба пожить: уже вечером она встала встретить скотину, а наутро сварила варенье, беспокоясь, что все съедят и нечего будет сыночку дать в город, а в полдень постригла овцу да барана, чтобы успеть связать всей семье варежки и носочки.
Вот наша жизнь нужна — вот мы и живем.
А мальчик, оставшись без котенка и без малины, ходил мрачный, но тем же вечером получил от своей бабки миску клубники с молочком неизвестно за что, и мама почитала ему на ночь сказку, и ангел-хранитель был безмерно рад и устроился у спящего в головах, как у всех шестилетних детей.
ДИКИЕ ЖИВОТНЫЕ СКАЗКИ
1. В ДОРОГЕ
Ехали как-то клоп Мстислав и таракан Максимка в поезде и купили себе аэрозоль от насекомых, чтобы было не скучно в дороге, и начали делить.
Клоп Мстислав настаивал делить по миллиметрам, у него с собой был алмаз от расстрелянного отца.
Таракан Максимка резать баллончик не советовал, но иначе как делить?
В купе пришла муха Домна Ивановна, но и она, как ни любила жидкость от насекомых, не могла вспомнить, как ею пользоваться.
Решили баллончик выбросить из окна, а самим сойти на ближайшей станции и посмотреть, что получилось, однако муха выбросилась вместе с баллончиком, не в первый раз, и когда Максимка на попутном “мерседесе” добрался до места. Домна Ивановна уже разделась до трусов и ходила на четвереньках, а пятая и шестая ноги ей отказали, но веселиться так веселиться!
Что касается клопа Мстислава, то ему не терпелось до такой степени, что он соскочил с “мерседеса”, не ожидая финала, и шел издали, нюхая аромат постепенно.
Однако, когда он домаршировал до места пьянки, все вдыхая аромат во все больших количествах, таракан Максимка уже отключился и отдыхал, прислонясь к продырявленной банке, и усы у него пошли кольцами.
Рядом лежали деревенские, случайный муравей Ленька со стадом тлей, которое тоже полегло, и жук-солдат Андреич в сцеплении с женой Веркой.
В целом пир вышел отличный, только поговорить Мстиславу было не с кем, обсудить погубленных предков, и он запел любимую “Постель была расстелена”, слова Евтушенко.
2. В ДОМЕ ОТДЫХА
Как-то плотва Клава отдыхала после родов в доме отдыха и познакомилась там с молью Ниной.
Они весело проводили время, Нина иногда рассказывала анекдоты, сидя в шкафу, а Клава висела и сушилась на веревке на балконе, усталая и умиротворенная.
Слышно не было ничего, но плотва улавливала момент, когда Нина начинала беззвучно смеяться, и колыхалась в ответ.
Время от времени заходили другие отдыхающие, кондор Акоп, например, но скромная Нина сидела, закутавшись в свитер, в шкафу, а плотве Клаве вообще было ни до чего после кесарева.
Так они и провели эти прекрасные дни.
3. ВИЗИТ ДАМЫ
Червь Феофан все не давал покоя пауку Афанасию: только Афанасий все приберет, навесит занавески, тут же Феофан приползает, притаскивает на себе мусор, яблочные огрызки, шелуху (живет в конце огорода, что делать) и начинает рассуждать о вечности, о звездах, о том, зачем ему, червю, дана эта жизнь.
Афанасий злился, буквально на стену лез, но сказать Феофану правду (да кто ты такой, чтобы рассуждать, червь!) — этого Афанасий не мог, боялся обидеть Феофана, который и так про себя говорил: да кто я такой, чтобы рассуждать, червь, и все. И вопросительно смотрел при этом.
Афанасий терпел, после ухода Феофана приводил все в порядок и наконец принимался готовиться к домашнему консервированию, ожидая в гости муху Домну Ивановну: все было у него уже припасено, хрен, укроп, чеснок и лавровый лист, банки и крышки, но Домна Ивановна предпочитала Феофана и часами сидела у него в гостях на помойке, пила чай.
Афанасий много раз приглашал Феофана приходить с подругой, но тот терпеть не мог присутствия баб при серьезных разговорах.
Однако паук ждал и надеялся и наконец дождался.
Домна Ивановна пришла к нему, она уже была сильно под мухой и в результате порвала у него занавеску, абажур и простыни, побила посуду, сломала ему нагрудный шприц и отчалила с Феофаном на помойку пить чай, а Афанасий неделю убирался и гонял по аптекам за шприцом.
4. СЕМЕЙНАЯ СЦЕНА
Как-то раз комар Стасик полюбил свинью Аллу, а она его не признавала, лежала совершенно раздетая на берегу и обмахивалась ушами, так что и подлететь было боязно.
Стасик горько смеялся над своей бедой, над своей слабостью, а свинья Алла твердила одно и то же: знаем мы вас!
Стасик уверял, что питается только цветочным соком, что кровь пьют исключительно тетки из их семьи, но свинья Алла, бескрайняя, как все наши просторы, не допускала Стасика даже присесть, у нее была такая опасная манера, вздрагивать всем телом, и Стасик падал на лету как подкошенный, но не до конца, и именно это его волновало до глубины души, он все падал и падал, и все не до конца.
Наконец за ним прилетела жена Томка, хотела бить морду Алле, но была сшиблена ударом уха, и Стасик, терпеливый и настойчивый, как многие мужья, вынес комара Томку с поля боя и попутно все же присел, коснулся пальчиками ног роскошного тела Аллы и тут же вскочил как ужаленный!
Оказалось, что это была только видимость, обнаженное тело, на самом деле Алла с головы до ног заросла щетиной, и близорукий Стасик, обняв свою худенькую Томку, в который раз вернулся с ней домой, в который раз твердя: лучше семьи нет ничего!
5. ПЕДИКЮР
Однажды гусеница Николавна решила сменить пол и обратилась в госпиталь.
Там ее забинтовали, а затем выписали под именем бабочки Кузьмы.
Бабочка вылететь-то вылетела, но все щупала свои растущие день ото дня усики и с тоскою вспоминала свою земное прошлое, постоянно витая в воздухе.
Приходилось путешествовать без передышки, тягая с собой багаж; аэропорты, паспорта, чемоданы, затем бритва, трубка, кальсоны, шесть штук домашних тапочек и постоянный грим: все должно быть по-мужски красиво!
И некоторые обратили на Кузьму внимание, тот же воробей Гусейн, который предложил ему крепкую мужскую дружбу.
Но что-то не очень получалось, Гусейн слишком уж разевал пасть на друга, и робкий бабочка Кузьма даже перестал подходить к телефону; и вообще, несмотря на усы и брюки, Кузьма все-таки звал себя Николавна и в минуты одиночества делал себе сам педикюр.
6. КОЗЕЛ ТОЛИК
Задумал козел Толик провести завтрашний выходной с ромашкой Светой.
Однако Света цвела в саду за забором, а Толик шатался по крапиве вокруг и напрасно ее звал, подзадоривая сходить искупаться или в кино на американский фильм про разведение коз (порно).
Света цвела на удивление спокойно и если перед кем и открывала дверь, то только перед пчелой Лелей, которая моталась туда-сюда, гремя ведрами.
В результате козел Толик пошел в лес, где его как раз поджидал волк Семен Алексеевич с бутылочкой виски.
И вместо отдыха назавтра козел Толик лежал весь день с мокрым полотенцем на голове, слушая звуки доения, а волк Семен Алексеевич, очнувшись утром, пошел в больницу, и его отправили на рентген, где у него обнаружили в желудке левый Толикин рог, неизвестно как туда попавший.
Толик долго стыдился ходить однорогим, особенно мимо сада, где цвела Света: “Получил по рогам”, — объяснял он, сидя в хлеву.
Что касается Семена Алексеевича, то он на операцию не согласился, на клизму тоже не остался, а вернулся домой переваривать рог в домашних условиях.
7. РЕПЕТИЦИЯ ХОРА
Однажды гиена Зоя столкнулась с бараном Валентином в рыбном магазине, где баран покупал колготки и не знал, какой размер ему необходим. Он все уходил к зеркалу с колготками и наконец после скандала объяснил, что он желает сам надевать их как двусторонний колпак (у Валентина были роскошные рога).
Гиена Зоя, пока это все с криком обсуждалось, гуляла поблизости, потому что ей очень хотелось получить от кого-нибудь в подарок колготки (не себе, а дочери к свадьбе, Зоя знала, что на свадьбе единственные дочерины колготки обязательно порвут).
А тут такой интересный случай.
Короче, когда раскрасневшийся Валентин уже получал покупку, тут-то гиена Зоя и подставила покупателю Валентину лапу, а баран и наступил на нее.
Гиена взвыла (она была солисткой хора), Валентин кинулся прочь и, конечно, уронил покупку на пол, чем Зоя мгновенно воспользовалась, она схватила их одной рукой (помятой), а здоровой рукой взяла барана и отвела его в милицию к младшему лейтенанту медведю Володе.
Там баран отрицал все, сказал, что в первый раз в жизни видит эту драную собаку.
Тогда гиена, ничуть не обидевшись, предъявила переднюю лапу и колготки — “а это вы разве не покупали?”.
Баран, припертый к стене доказательствами, отрицал и колготки, и рыбный магазин, и тогда гиена успокоилась и сказала: “Ах простите, я перепутала, колготки я купила себе сама”.
Барана отпустили, а гиене сделали предупреждение, но она положила колготки в сумочку и отправилась на репетицию ночного хора гиен как ни в чем не бывало.
8. КОНЕЦ ПРАЗДНИКА
Мухе Домне Ивановне захотелось сладенького, и она пристала к пчеле Леле, которая как раз летела с шестью пустыми ведрами в сад.
Но Леля не согласилась позвать в гости Домну Ивановну, не согласилась и сама пойти к ней в гости в помойную яму.
Домна Ивановна сказала “подумаешь!” и тогда помчалась в гости в дом, где варили варенье.
Но там ее не ждали и даже стали выгонять мокрым полотенцем.
Домна Ивановна от такого приема оплошала и шлепнулась прямо в незакрытую банку с вареньем (три литра).
Там она пошла ко дну.
Тут же эту банку отнесли на родину Домны Ивановны и похоронили муху с большими почестями в помойке, вылив на Домну Ивановну все три литра.
Тут же собрались огромные массы детей Домны Ивановны и начались поминки, но через некоторое время Домна Ивановна высунулась из варенья и крикнула пролетавшей мимо с полными ведрами пчеле Леле: “Угощаю!”
Но пчела Леля только пожала плечами и ответила, что вашего дерьма не надо.
Однако же через три минуты Леля вернулась с пустыми ведрами в сопровождении всего взрослого населения пасеки, тоже с пустыми ведрами.
И, несмотря на крики Домны Ивановны и многотысячной толпы ее детей, пчелы трудились как одержимые до конца рабочего дня.
— Ну и где справедливость? — спросила Домна Ивановна червя Феофана, вылезшего подышать воздухом на закате. — Я всех пригласила, даже этих уродов труда, пчел, а свинья Алла пришла безо всякого приглашения, сломала нам забор, сожрала все, я сама еле живая осталась.
— Так кончаются праздники, — заметил червь Феофан.
9. АВТОБУС
Как-то раз гадюка Аленка договорилась с кукушкой Калерией, что та поселится у нее в доме и будет показывать время, дружить так дружить!
Однако в разгар дружбы Калерия снесла яйцо в шляпу Аленки по своей привычке бросать детей где попало.
Аленка долго давала круги вокруг шляпы, но сделать ничего так и не решилась, против детей не попрешь, стала носить косынку.
Аленка по телефону всем нажаловалась на свою мягкотелость и уступчивость, Калерия сидела униженная, но куковала как обычно, пока однажды не отомстила: прокуковала утром восемь раз, девятый раз не стала.
Аленка из-за этого опоздала на важный автобус, не уехала к поезду и вообще в деревню, вернулась с полдороги домой и плакала перед неподвижной Калерией из-за погубленного отпуска.
Калерия отвечала ей строго по часам, уговор дороже денег, и только “ку-ку”.
Однако тут же вылупился кукушонок, его назвали Шурка, начались хлопоты, кукушка Калерия сбесилась и куковала без передышки, Шурка марался прямо в гадюкину шляпу, но Аленка проявила бесхарактерность еще раз, не съела Шурку за такие дела, хотя подруги по телефону советовали ей многое.
И в результате Аленка вышла на работу в свою аптеку как на праздник после такого отпуска, а сколько было радости, когда Шурка улетел, а Калерия отпросилась на выходные и не вернулась!
10. ИНОСТРАНКА
Волк Семен Алексеевич, прихватив бутылку, пошел погулять просто так, насвистывая фокстрот “Лесной нахал”, и увидел у тропы совершенно целую баночку импортной сельди.
Он сразу постучал и услышал в ответ из баночки:
— У аппарата!
Он сказал:
— Пришел позвать выпить и закусить!
И снова постучал.
Сельдь воскликнула:
— У аппарата!
Семен Алексеевич тогда произнес:
— Тебе не замуж выходить, мне не жениться, просто время провести, есть бутылевич.
И он опять постучал аккуратно, ногтем.
Импортная селедка ответила:
— Вызываю милицию, вот наглость, В нашей деревне все спят!
В ответ на это нетерпеливый Семен Алексеевич уже доставал свой консервный нож.
А милиционер мл. лейтенант медведь Володя тоже уже стоял перед ним, накрывшись фуражкой, и просил сдать холодное оружие (консервный нож) и следовать в отделение с такими словами:
— Это иностранная подданная куда ты покушался, понял? Исландия!
Семен Алексеевич ответил:
— Класс!
И он скоро сел на ночь в камеру предварительного заключения, где уже находились сидящие за драку комар Стасик и клоп Мстислав, которые приняли Семена Алексеевича даже слишком хорошо и радостно.
11. ТРАВМА
Однажды Домна Ивановна спала, раскинувшись в тени молочного пакета, и паук Афанасий не удержался и предложил Домне Ивановне выйти за него замуж.
Бабочка же Кузьма позавидовал счастью Домны Ивановны и стал порхать буквально перед носом у Афанасия вправо-влево, демонстрируя свою красоту, и тогда Афанасий сбегал домой за топором и проломил хрупкому Кузьме челюсть, так что тот в течение месяца питался через соломинку, а паука называл “мужик” и в результате очень подружился с Домной Ивановной, которая отвергла Афанасия навсегда за такие дела.
12. ДВОЙНАЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ ИСТОРИЯ
Однажды улитка Герасим, начитавшись художественной литературы, повел на веревке амебу Рахиль по прозвищу Муму топить в пруд, так как Рахиль по собственной инициативе очень привязалась к Герасиму, жила в его доме в конуре и ночами выла, якобы сторожа дом, а на самом деле просто на луну.
И тем самым эта Рахиль Муму не давала спать улитке Герасиму — улитки очень чувствительны.
А уходить из дому Герасим, начитавшись литературы, не хотел, он знал, чем такие вещи кончаются, станцией Лев Толстой Казанской ж. д.
Однако по дороге эту пару с веревкой (Герасим — Рахиль) встретила собака Гуляш, которая везла семью блохи Лукерьи в милицию, Лукерья хотела отселиться под крылышко медведя мл. лейтенанта милиционера Володи от своей невестки с семьей и заодно сдать Гуляша в милицию за убийство на бытовой почве Лукерьиной слепой бабки Райки, которая попалась Гуляшу на зуб, когда кормила ужином внучат.
Гуляш, безалаберный парень, видя мучения ползущей улитки Герасима, волокшего на себе дом и веревку (амебу Гуляш не разглядел), изменил маршрут и вместо милиции побежал к пруду с изменившимся лицом (за счет торчащего в зубах Герасима и болтающейся веревки с Рахилью на конце).
Лукерье с семьей, таким образом, пришлось спасаться, она высадилась в песок на полном скаку, а Гуляш выпустил Герасима в воду и долго плавал сам, зорко глядя на песчаный берег, где Лукерья вырыла блиндаж, а ее дети занялись прыжками в длину.
Что касается Герасима, то он успокоился, качаясь на волнах, а Муму, оказалось, вообще не тонет ни при каких обстоятельствах, и она снова завыла, сторожа домик в новой обстановке, с веревкой на шее.
А ловкий Гуляш вылез на другой стороне пруда, не зная, что беременная невестка Лукерьи Марианна с семьей сидит у него на лбу и вяжет из собачьей шерсти трусы радикулитному мужу.
13. ИСТОРИЧЕСКАЯ РОДИНА
Однажды суслик Силантий и тушкан Жора отправились на историческую родину, в зоомагазин, переименовавшись для этого в Джорджа и, соответственно, в Билла.
Там их приняли приветливо, директор поил их чаем, но вечером магазин закрывался, и суслик с тушканом пошли по домам.
Угощение им понравилось, и на следующий день они опять отправились в гости, уже с женами и детьми.
Директор зоомагазина принял их опять приветливо, это был баран Валентин, и он снова поил всю компанию чаем с печеньем.
Вечером гости разошлись в приподнятом настроении, чтобы назавтра прийти к открытию уже с тещами и бабушками.
Опять был праздник, все танцевали под траляля, дети объелись канареечного корма и лежали в витринах, вызывая всеобщее любопытство и желание приобрести таких пухлых крошек на воспитание, и леопард Эдуард даже послал телеграмму, что готов всех усыновить (удочерить), и толпа моллюсков во главе с их лидером Адрианом приплыла в порт под флагами Гринписа и лозунгами в защиту прав и против торговли детьми.
Четыре дня продолжалась эта заваруха, пока семья Силантия не обиделась на барана Валентина, что он дал семье Жоры (якобы Билла) больше сухарных крошек, и начался мордобой.
Моллюски вызвали прямо из воды по рации милицию, прибыл медведь мл. лейтенант Володя при ремне и с большой дубинкой, и все пошли объясняться в отделение, но никого не арестовали, потому что в КПЗ все было занято, там сидела целиком свадьба гиен во главе с гиеной Зоей, которая откусила жениху хвост (он порвал на невесте колготки, танцуя с ней вальс-бостон).
И Зоя вынуждена была пришивать хвост обратно всю ночь в КПЗ, причем свадьба целую ночь выла из сочувствия.
И они никого туда не пускали.
14. КАРЬЕРИСТ
Клоп Мстислав устроился работать в лабораторию лаборантом, но пока что он был стажером, и его не ставили на анализ крови, а учили на других анализах.
Он страстно мечтал о повышении, воображая себе тот момент, когда будет работать со шприцом, а пока что тщательно размазывал по стеклу и переливал то, что ему доверяли.
Труд был нетяжелый, но свой талант Мстислав здесь проявить не мог и вечерами тосковал, воображая себе завтрашний день и все эти запахи.
— Хочу на курсы повышения квалификации, — твердил он.
Однако нашлись и такие, которые ему завидовали: работа легкая, аппетитная, халатик зеленый, материалу хоть отбавляй, кругом аромат, — говорила муха Домна Ивановна, — а ты просто карьерист, Мстислав.
15. СИЛА ТЕАТРА
Инфузория Ася никогда не была в цирке и упросила амебу Рахиль (кличка Муму) достать ей билет.
В цирке как раз шел порноспектакль театра зверей “Ромео и Джульетта”, так сказала Рахиль, и они отправились вдвоем, но ничего так и не поняли: их посадили в первый ряд прямо в песок, рядом с ромашкой Светой, и каждый раз, когда начиналась драка, Ася и Рахиль уходили в песок, а один раз в спешке обе залезли в окурок, как раз когда кондор Акоп, игравший Ромео, взлетел под купол и спикировал оттуда на кукушку Калерию (Джульетта).
При этом Рахиль ужасно взвыла, думая, что начался конец света, а Света закрыла глазок.
В результате на обратном пути амеба Рахиль, не переставая выть, поделилась и домой к улитке Герасиму пришла вдвоем, и Герасим вытолкал обеих в шею за разврат и хождение на порноспектакль.
Но все кончилось хорошо: инфузория Ася, сконфуженная и спектаклем, и его результатом, пригласила к себе жить крошек близнецов Ра и Хиля.
Клички у них остались при этом прежние My и, соответственно, My.
16. ГОЛОД НЕ ТЕТКА
Однажды кукушка Калерия вместо того, чтобы как следует накормить сына Шурку, привела его в гости к моллюску Адриану, якобы посмотреть, как у того интересно работает крышка.
Шурка два часа ждал, когда Адриан проснется, стучал к нему, даже ногами, а Калерия по своей привычке бросать детей улетела одна в лес, оставив Шурку стоять по колено в воде.
Адриан так и не открылся, смотрел у себя телевизор, пил из чайника, а Шурка, как дурак, стоял под дверью.
В это время на своей собаке Гуляше проезжала блоха Лукерья с семьей, и она посоветовала Шурке идти отсюда подальше.
Шурка, голодный и злой, вместо этого помчался к Гуляшу с намерением склюнуть Лукерью, но Гуляш сам был голодный и встретил Шурку как полагается, так что кукушонок опять помчался с бешеной скоростью обратно к Адриану в воду, а Гуляш побежал следом.
В результате на глубоком месте Шурка взлетел, а Гуляш уже обмакнулся в воду и вынужден был поплыть. Лукерья с семьей, наученная горьким опытом, надела маски для подводной охоты.
Однако все остались живы, что и требовалось.
17. РОЛЬ
Как-то раз плотва Клава захотела сниматься в кино и позвонила знакомому моллюску Адриану.
Сказано — сделано, и Адриан пригласил ее сниматься в фильме ужасов “Промышленное производство килек в томате” (триллер).
Роль была эпизодическая, но с выездом на Балтийское море, и все подруги потом видели Клаву в кино, там был кадр, как она садится (в роли обезглавленной кильки) в консервную банку, банка мягко трогает с места, набирает скорость — и вдруг взрыв, все летит в воздух, льется кровь.
Клава потом очень смеялась над своими подругами и говорила: “Это просто был томатный соус”.
18. ТРУДНОЕ ДЕТСТВО
Однажды баран Валентин пошел в парикмахерскую и попал к мастеру моли Нине, у которой сидела огромная очередь.
Нина стригла не торопясь, но очень тщательно, и ни мусоринки, ни волосинки не оставляла даже на полу.
Барана Валентина очень заинтересовала такая чистоплотность моли Нины, и он долго восхищался.
На этот вопрос скромная Нина, потупив глазки, ответила, что в детстве недоедала и привыкла все до крошки подчищать.
Но что теперь она никогда, никогда не будет полной.
Баран обратил внимание на серебристый ореол вокруг Нины, на ее крылья и подумал: “Ангел”.
19. ТРИ СЕСТРЫ
Однажды три сестры — гадюка Аленка, крыса Надежда Пасюк (старшая) и росомаха Жанна (мл.) отправились на вокзал, чтобы ехать в деревню сажать картошку.
Денег на всех не хватило, билет был куплен один, и поэтому решили Аленку положить в чемодан, а Надежда Пасюк поехала бесплацкартным во внутреннем кармане Жанны.
Жанне в дороге было скучно, и она все время громко переговаривалась то с чемоданом, то со своим внутренним карманом, а соседи делали вид, что ничего не понимают.
Но все прояснилось, когда пришло время обеда, потому что гадюка Аленка даром времени не теряла: сидя в чемодане, она наделала бутербродов и приготовила на спиртовке кофе.
Росомаха с Надеждой Пасюк тоже влезли к ней в чемодан и там обедали, а потом там же легли спать и в результате накрылись крышкой, затянулись ремнями и захлопнулись.
Но якобы беспризорный чемодан был украден из купе ночью гиеной Зоей, которая решила поддержать свою дочь, приодеть и приобуть ее и с этой целью села в поезд, якобы торгуя хрусталем, а на деле гремя пустыми бутылками.
Каково же было удивление Зои, когда она торжественно раскрыла чемодан перед дочерью и родней дочери (муж-шакал, свекровь, свекор и пять золовок-шакалок) — а в чемодане спала пушистая крошка росомаха Жанна! (сестер не было видно под нею).
Когда, однако, Жанна привстала, тут удивлению большой семьи не было границ: показалась грозная Аленка в дорожном галифе и с хлыстиком, а за ней вылезла неприветливая крыса Надежда Пасюк в ватнике и резиновых сапогах, с лопатой в руке: ехали-то сажать картошку.
Гиена Зоя давно испарилась, и расхлебывать пришлось ни в чем не повинным шакалам, которые под мудрым взглядом гадюки Аленки раскошелились и оплатили трем сестрам три билета в мягком вагоне в Москву (В Москву, в Москву.)
20. ИОСИП
Шикарная красотка оса Фенечка тосковала у телефонной будки после драки с отцом, который выгнал ее чугунной сковородкой из родного гнезда.
Феня размышляла, кому бы позвонить, и наконец позвонила таракану Максимке, у которого всегда сидели знакомые.
Но Максимка — такой редкий случай — только вчера опять женился и уже укладывал спать новорожденных детей.
Тогда Феня позвонила другу, бабочке Кузьме, но тот из опасений не подошел к телефону.
После этого оса Феня позвонила червю Феофану, но к телефону подошла муха Домна Ивановна и посоветовала забыть этот номер.
Тогда — что делать! — оса Феня решила без звонка ехать к пауку Афанасию, о котором шла дурная слава.
И, предвидя скорбное лицо деспота-отца, Феня отправилась в опасные гости.
Афанасий, однако, делал очередной ремонт, даже присесть не предложил, не то что выпить чаю.
Пришлось Фенечке ехать обратно в свое осиное гнездо, выслушивать снова проклятия отца, видеть мрачную мать и укладываться спать среди шума и гама, производимого собственными Фенечкиными детьми, и это при том, что у отца и матери Феня была сто пятнадцатой дочерью.
Главное, что и у Фени рождались только девочки.
Легко понять в таком случае отца, который раздражался, чувствуя свою ответственность, при каждых следующих родах.
Его звали Иосип.
21. ЗАЩИТА НИНЫ
Однажды воробей Гусейн стал очень интересоваться молью Ниной и встречал ее после работы, глядя огненным взглядом из куста.
Нина вела скромный образ жизни и не любила таких поворотов судьбы, тем более что всем была известна репутация Гусейна (муха Домна Ивановна, то вдруг комар Томка, то, что совсем неуместно, история с бабочкой Кузьмой).
Хотя что-то привлекательное в воробье Гусейне было, красивые глаза, например, могучие крыла, которые он простирал из кустов, затем крепкие, выпуклые мужские ноги!
Короче говоря, возникла типичная картина, пока в дело не вмешался козел Толик.
Он объел весь куст, в котором обычно прятался Гусейн, — козел и раньше хотел его (куст) объесть, но мешали моллюски Гринписа.
А вот когда поднялся всенародный ропот против воробья Гусейна (приметы: усы, желтые очки) — то Толик при всеобщем одобрении стал быстро объедать куст и даже зацепил Гусейнову лапку, приняв ее за ветку, и выпал и раскрылся чемодан Гусейна, в котором тот хранил подтяжки, записную книжку, муравьиные яйца вкрутую и разные мужские мелочи типа кулька с сухим конским навозом.
22. ЖАЖДА СЛАВЫ
Как-то раз объявили рыболовные соревнования, и карп Сережа, червь Феофан и муха Домна Ивановна получили персональные приглашения, причем с намеком на завоевание медалей.
Карп очень любил всякие блестящие штуки на груди и сразу согласился.
Требовалось немного поголодать накануне, и все.
Червь Феофан, со своей стороны, и муха Домна Ивановна также начали опять-таки готовиться к событию у себя на огороде, и все бы кончилось благополучно, но в самый день соревнований у кого-то скисла вишня, и целую кастрюлю вылили на помойку, так что ни о каких рыбалках и вообще ни о каком спорте вопрос больше не стоял. Домна Ивановна лежала на боку и никак не могла даже произнести какое-то слово на букву “ж”, червь Феофан вообще исчез с лица земли, а вот карп Сережа, приготовившись к состязаниям, не удержался и второпях проглотил шнурок от затонувшего ботинка и все воскресенье провел в пруду около этого ботинка как привязанный.
Вот к чему приводит жажда славы.
23. ШАХМАТНАЯ ПАРТИЯ
Леопард Эдуард сидел с чашкой кофе с пирожным, играя сам с собой в шахматы: полный кайф!
Однако муха Домна Ивановна заинтересовалась его игрой в шахматы и стала активно болеть на стороне Эдуарда, заняв наблюдательную позицию на его пирожном.
Эдуард, впрочем, быстро съел пирожное и выпил кофе, и тогда Домна Ивановна заняла наблюдательный пост на его носу, имея в виду крошки в бороде леопарда и неоконченную шахматную партию.
Два раза Эдуард бил лапой по Домне Ивановне, попадая себе в нос, и три раза он попал себе в глаз.
Затем, не закончив шахматную партию, Эдуард умчался в поля (скорость 160 км/час), и Домна Ивановна, не догнав его, вернулась к шахматной доске, где ползала среди фигур, ничего не узнавая вокруг, какие-то колоссальные статуи и колонны.
И тут над ней стал снижаться любезный паук Афанасий и быстро сплел ей удобный гамак.
Домна Ивановна плюнула в Афанасия, попала и, считая шахматную партию выигранной, улетела обедать в мужской туалет.
Афанасий же быстро соткал себе носовой платок и утерся, делать было нечего.
24. СПИСОК ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ
“ДИКИХ ЖИВОТНЫХ СКАЗОК”
(При участии Федора Павлова)
КЛОП МСТИСЛАВ
ТАРАКАН МАКСИМКА
ЛЕОПАРД ЭДУАРД
ПАУК АФАНАСИЙ
КУКУШКА КАЛЕРИЯ
МОЛЬ НИНА
КОМАР СТАСИК
СВИНЬЯ АЛЛА
ПЛОТВА КЛАВА
ЧЕРВЬ ФЕОФАН
ГАДЮКА АЛЕНКА
КАРП СЕРЕЖА
МУРАВЕЙ ПАСТУХ ЛЕНЬКА
ГИЕНА ЗОЯ
СУСЛИК СИЛАНТИЙ
ТУШКАН ЖОРА
СТАДО ТЛЕЙ
РОМАШКА СВЕТА
БАРАН ВАЛЕНТИН
МОЛЛЮСК АДРИАН
КОМАР ТОМКА
КОНДОР АКОП
ГУСЕНИЦА НИКОЛАВНА
КУКУШОНО.К ШУРКА
ПЧЕЛА ЛЕЛЯ
СОБАКА ГУЛЯШ
ЖУК-СОЛДАТ АНДРЕИЧ С ЖЕНОЙ ВЕРКОЙ
БЛОХА ЛУКЕРЬЯ
БЛОХА МАРИАННА
МЕДВЕДЬ МЛ. ЛЕЙТЕНАНТ МИЛИЦИОНЕР ВОЛОДЯ
ИСЛАНДСКАЯ СЕЛЬДЬ ХИЛЬДА
АМЕБА РАХИЛЬ (МУМУ)
БАБОЧКА КУЗЬМА
КОЗЕЛ ТОЛИК
ВОРОБЕЙ ГУСЕЙН
УЛИТКА ГЕРАСИМ
ВОЛК СЕМЕН АЛЕКСЕЕВИЧ
ИНФУЗОРИЯ АСЯ
КРЫСА НАДЕЖДА ПАСЮК
РОСОМАХА ЖАННА
БЛОХА БАБКА РАЙКА
ОСА ФЕНЕЧКА
ОСА ИОСИП
АМЕБА РА (МУ)
АМЕБА ХИЛЬ (МУ)
МОЛЛЮСКИ ГРИНПИСА
МУХА ДОМНА ИВАНОВНА
ЕВТУШЕНКО