Повесть
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 4, 2022
Сеанс первый
Сущности
Страшно ли было Антону?
Безусловно.
Он стоял посреди комнаты с черными стенами и смотрел на девушку лет тридцати. По крайней мере, так ему казалось… что это именно девушка… и ей не больше тридцати.
Ее слипшиеся волосы походили на водоросли, что вынули из привычной среды и пересадили на голову. Все лицо было в надписях. Словно какой-то обезумевший математик использовал ее физиономию для расчетов: пять, тринадцать, сто шесть, римская четверка, несколько латинских букв и алгебраических символов. Надписи начинались от корней волос и заканчивались на шее. Возможно, они уходили дальше, но рубаха, больше похожая на кусок грубой мешковины, скрывала это от Антона.
Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами, держа в руках ржавые ножницы.
— Ты явился? — сказала она и посмотрела на него сквозь ножницы, подставив их как лорнет.
— Д-да… — робко ответил Антон.
— Присаживайся, — сказала девушка и ушла в другую комнату, оставив после себя терпкий аромат пота и вываренных трав.
Антон осмотрелся. Немногочисленная мебель отплясывала тенями от пламени свечей. Он успел разглядеть стол на массивных ножках. Полки на стенах и табуретку, что стояла у противоположной стены, куда не дотягивался огонь. Оценив ситуацию, Антон решил, что постоит. Ничего страшного нет. Это ведь ненадолго.
— В ногах правды нет, — послышалось из темноты дверного проема.
— Правды вообще нет, — решил сострить он и тут же сконфузился, понимая, что не в том месте умничает.
— Чего же это нет? Ты пришел, разве это не правда? Я тебе помогу. Это ведь тоже правда. Оставим философию, у меня не так много времени.
Последняя фраза придала Антону уверенности. Если она сказала, что у нее не так много времени, значит, и процедура должна пройти быстро.
Шурша тяжелой юбкой, ведьма вышла из комнаты и подошла к столу.
— У тебя с собой? — сказала она, вываливая на стол несколько холщовых мешочков.
— Деньги? Да, с собой. — Антон по взгляду понял, что совсем не про деньги речь. — Ах… это, — он нервно улыбнулся и достал из внутреннего кармана локон волос.
Ведьма небрежно взяла волосы и тут же понюхала их. Зачем-то облизнула.
— Болью пахнут, — прошептала она.
— Так и есть… — сквозь зубы выдавил Антон. — Она правда больна. Сильно.
— И чего же ты хочешь? Выздоровления?
— Да. У меня есть деньги, — снова затянул он эту шарманку. — Может, не так много, но есть. Я все собрал.
— Деньги, — хмыкнула ведьма. — Деньги хороши для нашего мира. Но они не помогут там. Тот мир, куда я отправляюсь, живет другими мерилами. Ладно, давай посмотрим, что с твоей суженой случилось.
— Рак у нее, — тихо сказал Антон, словно боясь этого слова. Будто бы от того, как он произносит, зависит судьба жены.
Сказал и тут же отругал себя.
Нельзя! Нельзя такое говорить этим гадалкам, бабкам и прочим ведьмам. Теперь она точно знает, что у его жены. И ей будет легче его надуть.
Ведьма бросила на него презрительный взгляд и положила локон на стол.
— Задерни шторы. Свет мне сейчас ни к чему. И оставь одну форточку открытой. Я не хочу здесь угореть, — скомандовала она, высыпая из мешочков сухую траву.
Пока Антон дергал заевшую штору, ведьма размяла сухую траву. Изрезала волосы и всыпала все в глиняный горшок.
— Лучше присядь. Зрелище будет для тебя не очень!
Антон послушно сел. В этот раз он не испугался того, что табурет находится в тени. Шторы обрезали последние лучи заходящего солнца, отчего комната окончательно погрузилась во тьму.
— Что бы ты сейчас ни увидел, не обращай внимания. — Ведьма снова посмотрела на него через ножницы. — Не вмешивайся. Не убегай. Не отдергивай шторы. Ничего не делай. Ты понял?
— Понял. Ничего не трогать. Никуда не вмешиваться, — сказал Антон, понимая, что и без наставлений лишний раз тут ни к чему не прикоснется.
Он зажался в угол. Даже ноги захотелось поджать и обхватить колени руками.
К запахам он привык и уже почти не ощущал аромата трав. Разве что в носу продолжало свербеть. Да и сумрак в этой странной комнате больше не пугал. А вот ведьма… она продолжала нагонять страх. Стоя спиной, она как будто без разбора все, что под руку попадется, закидывала в котелок. Сухие травы. Липкая жидкость из склянок. Даже плюнула несколько раз. Все ее действия сопровождались шепотом и наговорами. Говорила она тихо и…
…скорее всего, не по-русски, продолжил Антон загулявшую мысль.
— Времени у нас уйдет больше, чем я планировала, — не оборачиваясь сказала она.
— Ничего страшного. Я к вам с запасом пришел.
Чего меня несет-то на разговоры? С каким запасом? Сиди и молчи, приказал себе Антон. Дабы отвлечься и не взболтнуть лишнего, начал разглядывать комнату. Но это занятие быстро наскучило, чего не скажешь о самой ведьме. Она приковывала взгляд своими действиями. Своим телом. Пусть и видна была только ее спина, с которой соскочила замызганная рубаха.
Ого, удивился Антон, увидев глубокие шрамы на плечах. И цифры. Бесконечные надписи, уходящие ниже.
К своему стыду Антон отметил, что ведьма, несмотря на свою дикую профессию, несмотря на внешний вид и даже несмотря на шрамы, выглядит привлекательно. Широкий пояс юбки обхватывает узкую талию. Тело крепкое, молодое. От нее пышет энергией. Видно, как перекатываются упругие бедра под грязной тканью. Спина ровная. Руки сильные.
Она что-то сказала. Но Антон так был увлечен, что не услышал.
— Даже не думай! — повторила она.
— Что не думай? — слукавил Антон и был рад, что она стоит спиной и не видит, как краснеет его лицо.
— Пусть ты и не любишь свою жену. Но ты женат. И твоя жена больна. Я почти закончила.
— Люблю, — машинально сказал Антон.
Оставшееся время он крепко взялся за свои мысли и увел их далеко за пределы этой комнаты и этого дома. Вспомнил жену. Ее голос. Точку-родинку на левой щеке, что так ловко прячется, когда она улыбается. За столь приятными воспоминаниями, невольно всплыли и больничные коридоры. Противный запах. Холодный свет жужжащих ламп. И не менее холодный голос доктора: «У вашей жены рак». А у Лизы рака нет, додумал Антон и постыдился собственных мыслей.
Из задумчивости его вырвал едкий дым, что поднимался со стола и стелился по потолку. Облизывал полки. Мешочки с травами. Склянки.
Теперь понятно, почему так мрачно, подумал Антон, задрав голову. Весь потолок черный от гари.
— Если будет тяжело дышать, можешь спуститься на пол.
Антон оглядел грязные доски. Покачал головой.
— Выбор твой, — спокойно сказала ведьма, не оборачиваясь.
Дым становился гуще. Плотнее. Верхние полки потеряли очертания и стали похожи на ступеньки, уходящие на глубину лесного озера.
— Ты можешь уйти, если боишься. Или можешь остаться и отправиться вместе со мной.
Прежде чем ответить, Антон зачем-то положил руку на карман с деньгами. Страх, конечно, гнал его из этого дома. Но любопытство и чувство необходимости выполнить работу останавливало.
— Я готов, — гордо заявил он.
— Выбор твой, — спокойно ответила ведьма и сняла с полки пожелтевший бубен. — Предупреждаю еще раз. Зрелище будет неприятным.
Дым заполнял комнату. Густел. Уплотнялся. Из сизого и полупрозрачного превратился в черный и матовый.
Антон посмотрел наверх и показалось ему, что там колышется море. Мутные воды которого заполняют комнату. Облизывают утварь. И бьются о стены, как волны о причал. И откатывают… и снова бьются…
— Готов?
Не успел он ответить, как тягучее и гулкое… Буммммммм! заполнило комнату. Отскочило от стен и кошкой выпрыгнуло в открытую форточку. Дымное море, почувствовав уличную свежесть, потекло вслед за звуком.
Бумм… Бумм…
Ведьма ускорила ритм и звон бубна теперь не задерживался в воздухе. Не успеет он выскользнуть, как его нагоняет следующий.
Антон потерял счет времени. Ноги затекли на табуретке, что острым углом пережимала кровоток в ногах.
Звон бубна гремел. Ведьма монотонно бубнила непонятные слова, иногда срываясь на заунывное пение младенца. Крутилась возле стола, ускоряя и ускоряя ритм.
Бум…
Дым густел. Заполнял комнату. Открытая форточка не спасала.
Бум… Бум…
Антон поерзал на табуретке и посмотрел вверх. Стало страшно.
Бум…
Дым спрятал следующий ряд полок.
Бум… Бум…
Опустился ниже. Казалось, что сейчас придавит. Прижмет. Расплющит, как каменная глыба.
Бум…
Антон склонил голову. Поднял ворот футболки и закрыл нос.
Бум… Бум…
Сполз на дощатый пол. Сейчас уже было не до брезгливости, когда над головой такое.
Бум…
Вот и стены исчезли за этим проклятым дымом.
Бум… Бум…
А она все поет. Орет. Скачет.
Бум…
Распластался на полу. Стало чуть легче.
Бум… Бум…
Комната расширилась.
Бум…
Не видать ни стен. Ни потолка. Ни окон.
Бум… Бум…
Есть только она!
Бум…
Плечи ее дрожат, как у цыганки в танце.
Бум… Бум…
Она сыпет… что это?
Бум…
Как будто татуировки с ее кожи слетают.
Бум… Бум…
Так и есть.
Бум…
Цифры, буквы, странные символы усеяли пол.
Бум… Бум…
Она начинает петь.
Бум…
Выть.
Бум… Бум…
Все исчезло в дыму.
Буммммм…
Последний удар так и повис в бесконечном пространстве. Антон ждал, когда же и этот звук выскочит в форточку, ведь не может же он…
Видимо, может, подумал он, слушая гудение бубна, больше похожее на гудение огромного колокола.
Антон осмелился приподнять голову и оглядеться.
Вокруг не было ничего. Совершенная пустота. Словно они оказались в бескрайней степи. Ночью. Да еще и в густой туман.
Несколько секунд ведьма смотрела в потолок (если здесь вообще есть потолок), затем опустила бубен, не глядя зацепила за пояс и склонила голову.
— У нас не так много времени, — сказала она и протянула руку.
— Что? — спросил Антон, хотя прекрасно слышал.
Он продолжал лежать на полу. Да, это точно был тот самый пол. Он чувствовал пальцами шершавость досок.
— Время.
— Где мы? — прохрипел Антон и отвернулся от протянутой руки.
— Ты можешь здесь потеряться навсегда.
Антон сел на корточки.
— Я с места никуда не сдвинусь, пока ты все не объяснишь. — заявил Антон, почувствовав себя капризным ребенком. — Где мы? Куда подевалась комната? Почему я не чувствую дыма? И что вообще здесь происходит?
Ведьма только плечами вздернула.
— Выбор твой, — сказала она и отвернулась.
Отвернулся и Антон.
Не выдержал. Посмотрел вслед. Силуэт еще виден. Но с каждой секундой исчезает. Блекнет. Превращается в мутное пятно.
— Эй! — вскочил он и побежал. — Подожди!
— Тссс… — Ведьма прислонила к губам ржавые ножницы и тихо добавила: — Не привлекай внимание. Мы оба можем погибнуть.
— Погибнуть?! — спросил он и тут же добавил шепотом: — В смысле погибнуть? Почему погибнуть? Я не хочу умирать.
— Тогда молчи и слушай меня.
Внутренний ребенок в этот раз сменился осознанным взрослым. Антон лишь кивнул.
— Следуй за мной.
Несколько минут они брели в тумане, не видя ничего перед собой. Иногда ведьма останавливалась и как будто принюхивалась. Иногда резко меняла направление.
— За мной… мы близко.
— Близко к чему?
— Разве ты не понимаешь? — Она остановилась.
Замер и Антон.
— Мне кажется, ты меня чем-то накурила, — нерешительно сказал он, боясь обидеть.
— Можно и так выразиться. Если выберемся, я тебе все расскажу.
Антон понимающе кивнул. Но пресловутое «Если…» раскаленным клеймом отпечаталось в мозгу.
— А сейчас тихо. Ни слова.
— Я понял.
— Ни слова! — строго сказала ведьма. — А то язык отрежу. — В довесок покрутила в руках ржавые ножницы.
Антон снова кивнул. Молча.
Осторожно шли в густом тумане. И с каждым шагом осторожность повышалась. Ведьма останавливалась чаще. И ступала уже не так уверенно. Выборочно и аккуратно. Как охотник, когда жертва слишком близко.
Послышался стон. Тихий и настолько отдаленный, что Антон не сразу разобрал его в гудении последнего удара бубна.
Помня о молчании, он дернул ведьму за рукав и указал в сторону звука.
— Это не твои, — прошептала она и вырвала руку.
Антон следовал за ней. Старался идти след в след.
Из гула отделился еще один стон. Женский. Даже не стон, а истошный вопль. Антону никогда не доводилось слышать подобного ранее, но он без труда догадался, что женщине в тумане невероятно больно. От этого звука тяжело было идти. Тело не слушалось, цепенея на месте.
Он зачем-то попытался представить ее мучения. Было безумно страшно и так же безумно интересно. Что же там происходит? Отчего можно издавать такие звуки?
В голову лезла всякая дребедень. Ее там режут. Тупым ножом рвут плоть.
Или опускают руки в кипящее масло. Медленно. И она видит, как пузырится ее кожа. Огрубляется, как куриное крылышко во фритюре.
Но и этого казалось недостаточно. Казалось, что и эти мучения не заставят издавать такой вопль.
«Тогда что же там?» — думал Антон.
Стоило ему выйти из своих мыслей, как он смог различить десятки или даже сотни этих воплей. Они доносились со всех сторон. Стонущие женщины. Впавшие в агонию мужчины. Дети…
Гул бубна затерялся среди стонов и криков. Все пространство было подчинено этому хору воплей. Они словно засели в голове.
Антон закрыл уши. Но и тогда вопли не оборвались.
Он уже было открыл рот, чтобы включиться в этот ужасный хор. Крикнуть во всю грудь. Свой голос должен был заглушить все эти…
Кто-то схватил за руку.
Антон открыл глаза.
Ведьма звала его. Губы ее шевелились, но звук… он пропадал. Растворялся в диких воплях, как шелест падающего листа в дождливом лесу.
Продолжая сдавливать голову Антон поплелся следом. Волочил ноги, едва различая впереди темное пятно силуэта. Оно то пропадало, то появлялось вновь.
Это пятно вдруг резко превратилось в ведьму, которая схватила его и поволокла за собой. В этот раз не отпустила.
Антон почувствовал ее холодную ладонь.
Ноги заплетались.
Они остановились, и ведьма жестами показала ему, что можно отпустить уши.
Антон с опаской убрал ладони.
— Мы пришли… пришли…
Услышал он ведьму. За ее голосом сознание различило гул бубна и единственный женский вопль, что растворялся в тумане.
Руки сами потянулись к ушам.
— Нет! — громче сказала ведьма и ударила по рукам. — Этот крик тебе предстоит услышать и увидеть, — добавила она.
Антону показался знакомым этот стон. Отдалено напоминал голос его жены. Но он никогда не слышал его таким… громким. Бьющим точно в сердце. Проникающим в душу и сковывающим там все до последней клеточки.
— Не беги, — опередила ведьма. — Ты все увидишь. Пошли.
Туман начал расступаться и сходиться одновременно. Словно в центре загорелся фонарь и с каждой секундой, становясь ярче, стал размывать туман и очерчивать его границы.
Показалось темное пятно.
Антон смог различить лишь смазанный силуэт, но и этого вполне хватило, чтобы осознать, кто перед ним стоит.
В блекло-голубом платье. Или в больничном халате. Понять невозможно. Да и не мог он смотреть. Глаза его не видели. Чувства захлестывали.
— Ира… — вырвалось короткое имя его жены.
— Не подходи. Присмотрись… — послышался голос ведьмы.
Антон не отрываясь смотрел на свою жену.
Она извивалась и странно поднимала ноги, словно неумело танцевала. Словно стояла на раскаленном песке и попеременно меняла обожженные ступни.
Несколько секунд она молчала, после чего тихонечко застонала. Только тогда Антон смог различить что-то черное над ее правым плечом.
Облако. Или сгусток материи. Или что-то еще… Выглядело оно клубком плотного шершавого дыма. Примерно как от топки углем.
А после оно прорисовалось в некую сущность, сотканную из липкой смеси. Из смолы. Или из ночи. Тяжелые капли свисали с нее и чернильными кляксами разбивались о землю.
Она тянула свои щупальца к Ире. Почти касалась ее открытого плеча. Ира немного сторонилась. Изгибала тело, но с места не сходила, продолжая приплясывать.
Ира отворачивалась от сущности, обнимая себя руками. Хватала за плечи и склонялась так низко, насколько это возможно.
Капли сущности срывались со щупалец. Разбивались о землю.
Одна из них попала на Иру. Она вскрикнула, словно капля была кислотой.
Несколько минут она жалобно кричит, прежде чем замолкает и снова издает едва уловимый стон.
Еще одна капля шлепается ей на плечо. И крик… пока еще не тот вопль, что был в тумане. Но…
Антон дергается и нарывается на руку ведьмы.
— Нет! — довольно громко произносит она.
— Но…
— Ты сейчас ей не поможешь. И наше время заканчивается.
— Что это такое? — спрашивает Антон, больше намекая и боясь даже ткнуть пальцем в сущность.
— Ты все узнаешь позже. А сейчас… — Она замерла. — Слышишь?
Антон прислушался. Ничего странного. Ира стонет. Стонет и…
— Что я должен услышать?
— Гул бубна.
— Его нет… — шепчет Антон.
Ему кажется, что гул так долго был с ним, что слился с фоном и превратился в тишину. Но сейчас действительно тихо.
Только он это осознает, как туман начинает сгущаться.
Исчезает сущность, сливаясь с чернотой ночи. Ира становится едва заметным, полупрозрачным голубым пятном.
— Дай руку! — кричит ведьма.
Антон видит руку и успевает схватить. Туман стремительно сгущается. Антон теряет из виду ведьму. И ее руку. И свою.
Туман застилает глаза.
Становится влажным и тяжелым.
Проникает внутрь. Заполняет все свободное пространство липкой смесью.
Дышать становится тяжело, словно с каждым вдохом на стенках остается налет. Забивает легкие. Все больше и больше.
Антон задыхается. Захлебывается. В глазах темнеет. То ли от тумана, то ли от того, что веки опускаются.
Он в последний раз вдыхает, и чудовищный кашель заставляет его выплюнуть всю эту слизь из себя. Выдавить, как нечто инородное. Отвратительное.
Антон открывает глаза и понимает, что стоит в комнате, полной дыма. Его раздирает кашель. Обожженные легкие просятся наружу. Давят. Жгут.
Он корчится.
Рука ведьмы выскальзывает из его ослабшей хватки.
Шурша юбкой, она уверенно идет к окнам. Отдергивает шторы, и яркий свет прорезает клубы дыма.
Она открывает застоявшиеся створки окна, и дым, почуяв свободу, устремляется в окно.
Антон падает на пол. Кашель разрывает легкие и выворачивает нутро наизнанку. Тело бьется в конвульсиях. Корчится, как паук в банке с угольком.
Спустя минуту Антону удается победить приступ. Он видит, как граница дыма поднимается к потолку.
Больше воздуха. Больше, твердит уставший мозг.
Антон заваливается на спину. Вдыхает и чувствует, как к телу возвращаются силы. Сознание просветляется вместе с комнатой.
Проходит пять минут, и Антон уже в силах подняться.
Садится на табуретку. Ту самую табуретку…
— Что это было? — хрипло говорит он, чувствуя в груди загулявший спазм.
— Ты так и не понял? — ухмыляется ведьма и закрывает дымящийся котелок. — Только что мы поставили диагноз твоей жене. Первое — ее пожирает рак. Второе — ее пожирает ребенок!
Сеанс второй
Сроки
— В смысле, рак? То есть, в смысле, ребенок? — тут же поправился Антон.
— Тут больше к тебе вопросы, откуда у нее ребенок, — игриво ответила ведьма.
— Но ты сказала… сказала он ее пожирает.
— Все верно. Но ты не удивляйся. Сейчас ребенок для твоей жены точно такая же болезнь. И это еще не последние новости.
Антон схватился за голову. Новостей за сегодняшний день ему точно достаточно.
— Ваш ребенок сейчас в пограничном состоянии, — монотонно, как самый циничный врач, продолжила она. — У нас еще есть шанс избавиться от него.
— От кого избавиться?
— От ребенка, — легко ответила ведьма.
Она вернула бубен на полку. Отнесла котелок в темную комнату.
Антон сидел на стуле, не в силах прийти в себя. Голова кипела, как тот самый котелок. Да и мысли, подобно дыму, зарождались, кружили голову и исчезали. Казалось, Антон думает обо всем сразу и одновременно ни о чем.
Он даже не нашел, что спросить, когда ведьма вернулась.
— Созрел?
— Еще пару минут, — остановил он ее рукой. — Не так быстро.
— Не затягивай, — улыбнулась ведьма. Да она явно над ним издевается. — Потому что здесь время длится как обычно. Это там, — она кивнула за плечо, — можно разгуливать.
Антон посмотрел на часы.
Действительно, прошло не больше часа, как он переступил порог этого проклятого дома.
— Это был как будто сон, — начал вслух размышлять Антон, вместо вопроса. — Во сне ведь тоже время летит быстро. Ведь так? — Он ухватился за эту мысль зубами и ожидающе смотрел на ведьму, желая услышать положительный ответ.
— Нет. Это был не сон, — серьезно ответила она. — Мы с тобой отправились в нижний мир. Это шаманская практика.
— Я заметил, — нервно улыбнулся Антон и кивнул на бубен. — Я думал, шаманы мужчины. И живут где-то в Сибири.
— Я сказала — практика! — ловко уточнила ведьма. — Все мы занимаемся одним делом, и все мы пользуемся своим собственным методом. Бубны, галлюциногены, снадобья, медитация, молитва… и еще куча всего. Цель у нас одна, а вот дороги разные.
— А… А это?.. — Антон начал воодушевлено говорить и понял, что из-за обилия вопросов, не может высказать ни один из них. — Это… как его… ну… — Он зажмурился, напрягся. — Почему там, в тумане… было…
Он так и замолчал на полуслове. Вопросы стучали у него в голове. Накладывались один на один, и открой Антон рот, получалась какая-то белиберда.
Надо успокоиться. Отдышаться.
На всякий случай, прокашлялся. Поерзал на табурете.
Постарался навести порядок в мыслях и неожиданно почувствовал ужасный стыд. Шутит тут про всякие шаманские практики. Думает о том мире и не задает главного вопроса.
— Мы сможем ей помочь? — тихо спрашивает Антон.
— А этот выбор будет за тобой.
— Вопрос цены? — быстро включается Антон. — Денег у нас немного, но если это спасет, то, думаю, найдем.
— Деньги, — улыбается ведьма и осуждающе покачивает головой. — Деньги — это второе. Первое, тебе надо решить. Будешь ли ты помогать своей жене.
— То есть как я? — Антон чуть с табуретки не свалился.
— Я могу лишь провести тебя. Остальное всегда остается на том, кто пришел.
— Это типа правило у вас такое? — осмелел Антон.
— Можно и так назвать.
— И что мне надо будет делать? Дымом дышать?
— И это тоже… но главное, тебе надо будет выбирать. Когда мы пойдем туда во второй раз, у нас будет шанс.
— Второй раз?! Мы?! — Антон все-таки опрокинул табуретку. Встал. — А деньги за что плачу? За мы?
— Харон тоже берет только за доставку, — спокойно отвечает ведьма и возвращается к столу.
— А как же обряды там всякие? Вы же делаете? Эликсиры там… снадобья… что еще?
Ведьма в очередной раз покачала головой.
— Шарлатаны так делают. Кто водить вас туда не умеет. Они сами там на пороге постоят, потом выходят и говорят, что все сделано. Нет. Никто за вас делать ничего не будет. Никто.
— Ладно. Хорошо. Давай конструктивно. Что надо сделать, чтобы помочь Ире?
— Убить ребенка.
Какая же она спокойная. Как просто ей говорить.
Антон не сразу нашел, что ответить. Естественно, мысль об убийстве ребенка он сразу отмел. Не из-за любви к нему. Потому как он не успел еще принять, что ребенок существует. О какой там любви может идти речь.
Просто нельзя же вот так, ребенка, думал Антон. Должен же быть другой выход. Нет, я конечно не против… хотя нет. Против! Еще как против!
— Я так понимаю, та штука в виде кляксы — это и есть рак.
— Уже лучше, — одобрительно ухмыльнулась ведьма.
— А его убить можно?
— Можно. Но я не знаю как.
— Замечательно! — резко выпалил Антон и отвернулся к окну. — Просто великолепно. Какай-то почтальон Печкин получается. Посылка у меня для вас есть, но я вам ее не отдам. Так что ли получается? — обернулся он.
— Ты только что побывал в нижнем мире, о существовании которого даже не подозревал. И при этом удивляешься, что мы не знаем, как избавиться от морбусов.
— Морбусы?
— Так мы называем подобных созданий. У них много имен: шерхи, лярвы, мороки, морбусы. Мне привычнее морбус. Мор-бус, — по слогам повторила она. — Мы лишь знаем, что они цепляются к людям и сосут из них энергию, тем самым убивая. Знаем, что порой они исчезают просто так. Еще знаем, что некоторые души умерших превращаются в морбусов и иногда присасываются к своим близким.
— Родственники?
— Кровная связь необязательна. Достаточно эмоциональной.
Ведьма подошла к окну. Солнце уже исчезло за спальным районом, залив его багровым светом. Высотки молчаливо стояли, прижавшись друг к другу.
— Время здесь течет быстрее… — сама себе сказала ведьма. — Никак не могу к этому привыкнуть. Ситуацию с твоей женой я вижу так. — Она повернулась к Антону. — Твоя жена больна. Первая ее болезнь рак, он же морбус. Вторая — ребенок. Не закатывай глаза и не отворачивайся! Морбуса мы не знаем, как убить. С ним справляется сам человек, мы лишь можем немного ему помочь. Поэтому вариант с морбусом откидываем. Остается вариант разорвать связь с ребенком, и тогда твоей жене легче будет бороться с морбусом. Двоих она вряд ли вытащит на себе. Оговорюсь сразу… никаких гарантий дать не могу. В нашем деле все слишком размыто. Так что привыкай. В любом случае, выбор за тобой.
Антон молча выслушал. Попытался все переварить и понял, что не справляется. Опять в голову лезли сплошные вопросы. И все какого-то технического плана. Что за туман? Кто кричал? Почему пробирались тихо? Если этого морбуса ударить, что тогда? Однако, думая о таких пустяках, Антон задал самый правильный вопрос:
— Сколько у меня времени на подумать?
— Неделя. Может, две.
— А потом морбус ее?.. — Он вопросительно посмотрел на ведьму, пытаясь без слов донести свои мысли.
— О, неет… Морбус так быстро никого не сжирает. Иногда он годами висит и ни чуточку не становится больше. Время твое ограничено потому, что чем больше становится ребенок, тем труднее порвать с ним связь. В какой-то момент мать и дитя сливаются окончательно, и тогда уже мы не в силах их разорвать. В таких случаях ваши врачи справятся лучше.
— То есть если мы не порвем связь с ребенком, к примеру, через две недели, то мы уже ничего не сможем сделать? И Ире придется тащить на себе и сына и морбуса? — Антон был доволен, что ему далось хоть как-то структурировать информацию.
— Верно. После двух недель за дело примутся ваши врачи. Которые уже своими скальпелями разрежут эту связь ребенка и твоей жены.
— Бред какой-то…
— Понимаю. В это сложно поверить вот так — сразу.
— Да тут даже не в этом дело. Просто… — опять Антону не удалось закончить фразу. Он только рукой махнул. — И что мне делать? — спросил он после некоторого молчания.
— Для начала расплатиться со мной…
— Э-э… нет! — сказал он и прижал руку к карману.
В этот момент в его мозгу остановились все мысли о другом мире, о морбусах, о тумане. Он сконцентрировался на пачке банкнот, что плотно лежали во внутреннем кармане. Хоть он и был захвачен эмоциями, но чувства рациональности не потерял.
— Мы ничего не сделали, а ты уже просишь денег. Так не пойдет.
— Ничего не сделали? — Ведьма склонила голову. — Мы поставили диагноз твоей жене.
— А где гарантии, что ты меня не обманываешь?
— Опять ты со своими гарантиями, — закатила глаза ведьма.
— Нет, я серьезно. Где? Может, ты надымила тут. Ввела меня в гипноз и показала всю эту фигню. Откуда мне знать.
— На что ты надеялся, когда шел ко мне?
— Ну… — протянул Антон, пытаясь собраться с мыслями. — Не знаю… Думал, что приду, ты сделаешь какой-то обряд. Выпьешь зелья, поваляешься на полу, и все.
— То есть тот вариант тебя устраивает больше?
Антон понял, что сам же и загнал себя в угол. Но уж больно не хотелось расплачиваться. В его-то ситуации. С больной женой. Денег и без этого проклятого морбуса не хватало, а тут еще он пожирать будет. И вся эта химия в клиниках… не в государственных, а в частных. Это же дорого. Немыслимо дорого. А если придется ее куда-то везти. В Израиль или в Германию. Где он возьмет деньги? Да, на ту сумму что в кармане, не купить билета ни в Германию, ни в Израиль. Но все же… ведь по капельке и собирается сумма. Только какие-то таблетки тысяч в двадцать могут вылиться.
— Ну? — прервала размышления ведьма.
— Я не знаю. Не знаю! — нервно выдавил Антон и отвернулся к окну. С каким-то отвращением посмотрел он на коробку высотного дома и представил, что одно из многочисленных окон — это окно его квартиры. Разве имеет значение какое именно? Все они одинаковы с такого расстояния…
— Говорила мне мать брать плату сразу, а я… добрая душа, — сама себе сказала ведьма. Она отвернулась к столу и начала убирать.
Антон ждал решения. Он уже не готов был спорить. Попробовал — хватит. Сам же и сел в лужу.
Ведьма смахнула пыль с гарью и повернулась.
— На следующий сеанс ты мне оплатишь этот, и я сразу требую за второй.
— С чего ты взяла, что будет следующий?
— Поверь мне, будет, — нисколько не сомневаясь, сказала ведьма.
Да так уверенно, что Антон тут же и сам поверил ее словам.
— А теперь прощай. И помни, времени у тебя не так много.
— Ага… — только и сказал Антон, радуясь, что ситуация хоть как-то разрешилась.
Ни спасибо, ни до свидания.
Выскочил из этого полумертвого дома и пошел по улицам. И когда шел, чувствовал, что за ним наблюдают. Причем не живые глаза, а сам дом смотрит сквозь щели забитых ставень.
Дошел до метро. Сел. И все казалось ненастоящим. Люди. Поезда. Время на часах. Буквально все теперь казалось сном. И глупые философские мысли тут как тут запрудили голову. Зачем они спешат? Куда торопятся? Все равно рано или поздно придется умереть. А эта бабушка…
Старуха, с какой-то немыслимой нежностью выковыряла пакет из сумки. Развернула его. Достала персик. Грязный или битый, понять не удалось, потому как она тут же сунула персик в рот и начала жевать. Точнее не жевать, а мять. Дряблыми щеками и гладкими деснами.
Персик оказался сочным. Переспелым.
Обливаясь липким соком, старуха чавкала. Ворочала языком. Щурилась. И Антон до своей станции только и делал, что наблюдал, как она вычищает косточку, перекатывая ее из одной жухлой щеки в другую, такую же жухлую.
Перед выходом Антон мысленно поблагодарил ее. Хоть и противно было наблюдать, но самое главное — не поддался нахлынувшей волне мыслей.
А вот когда вышел, тогда снова накрыло. Затянуло голову, как осеннее небо тучами.
Будет дождь, подумал Антон.
Благо, до дома оставалось минут десять пешком.
Дождь все-таки нагнал. Остаток пути Антон бежал, закрываясь курткой.
В подъезде подозрительно моргала лампочка. Хорошо хоть лифт работает. Антон, не глядя, ткнул кнопку. Двери захлопнулись.
Вышел на восьмом этаже. По привычке заглянул на лестничную площадку, нет ли там кого. Пусто. Только банка с окурками.
Повезло, сам себе сказал Антон. Ему хотелось сбросить напряжение. Он чувствовал, как мышцы то и дело сокращаются, не находя выхода энергии. Попались бы на этаже какие-то пацаны, разорался бы… прогнал бы их пинками. Может, и полегчало бы. Но повезло… повезло им — не мне!
Антон только вставил ключ в замок, как тут же услышал за дверью скрежет.
Открыл дверь, и скрежет бросился в ноги.
— Чарли, отстань! — рявкнул Антон, оттесняя ногой мелкого йорка.
Несмотря на то, что Чарли уже несколько раз получил по челюсти, отставать он не думал. Мелкий розовый язык так и норовил прикоснуться к коже Антона.
— Отстань!
Антон бросил ключи на полку.
— Почему так поздно? — послышалось из комнаты-кухни.
— На работе задержался, — ответил Антон. — Тебя когда записали? — решил сразу задать он вопрос, чтобы меньше расспрашивали его.
— На завтра. На три.
— С работы отпросилась уже?
— Ага, — сказала Ира.
В комнате было сумрачно. Света ночника не хватало.
Ира встала с кровати. Подошла к окну и отдернула шторы. Ее силуэт в голубом халате навеял Антону недобрые воспоминания, и он почувствовал, как волосы вздыбились на затылке.
А она как будто нарочно стояла у окна и не двигалась.
Невольно Антон взглянул на ее правое плечо.
— Ты как? — шепнул он, подойдя к Ире.
Он осторожно обнял ее за талию. Прикасался с опаской. И все время посматривал на плечо.
— Хорошо, — ответила Ира, с наслаждением прижимаясь к Антону.
И все! — подумал Антон. И говорить больше не о чем. Сейчас какую тему ни подними, все они сведутся к болезни. Или же выльется в совершенно противоположную ситуацию. Они найдут тему для разговора. И будут обгладывать ее. И оба будут делать вид, что ничего не происходит. Что все хорошо. Они два счастливых человека, которым так хорошо вместе.
И при этом у обоих в голове будет сидеть противный жучок, что так и будет сверлить мозг. Червоточить. Рано или поздно он выберется на поверхность. Прорвется. Прогрызет. Пробурит эмоциональную защиту. Высунет головку с мощными челюстями и заявит о себе. Рак! Смерть! Болезнь!
Ира будет думать о том, что она смертельно больна. Антон будет думать о потерянной надежде. О потерянной возможности. Ведь он хотел. Буквально за пару дней до диагноза хотел…
А потом…
— Антон, я хочу тебе кое-что сказать, — сквозь слезы сказала тогда Ира. — Я больна. Скорее всего, рак. Это еще не точно, но… — И зальется слезами.
Антону ничего не оставалось, кроме как прижать ее. Притянуть. Почувствовать, как дрожат ее плечи. Вздрагивает. Трясется ее тело.
Ну как тут не отложить.
А потом закрутилось. Анализы. Больницы. Врачи. Деньги…
— Что-то не так? — спрашивает Ира, когда они уже легли в кровать.
— Нет, все хорошо, — бесцеремонно врет Антон. — О завтрашнем дне думаю. Скорее всего, опять задержусь.
Ира смотрит на него жалобными глазками. Умеет она все-таки без слов разговаривать. Ее подвижная мимика слепому объяснит. Вот, к примеру, сейчас, бровки взлетели на лоб. Нижнюю губу слегка поджала. Оттопырила. И смотрит своим собачьим взглядом. Кажется, даже самое злое сердце в этот момент умилится и сдастся. Растает.
Не выдержал и Антон.
— Ну, чего?
— Просто… — игриво отвечает Ира.
Ее глаза блестят в темноте, как две звездочки.
«Интересно, у меня так же?» — думает Антон.
Он обнимает Иру. Вначале чувствует, а уже потом замечает, что она спит. Дыхание ее стало ровным. Руки, сжимающие его ладонь, расслабились.
Спит, думает про себя Антон и удивляется. Даже головой покачивает от негодования. Он не знает, как от мыслей отделаться. Куда себя деть? А она спит. Мне что, одному — это надо? Глупость какая-то…
Именно под эти негативные мысли он погружается в сон.
Проснулся Антон в одиночестве. Ну, это неудивительно, Ира всегда встает рано. И исчезает. И собирается так тихо, словно у них не квартира-студия, а пятикомнатные апартаменты со звукоизоляцией.
Антон глянул на часы — время еще есть. Но так все нудно было… осеннее утро за окном сочилось в окно серостью. Вместо того, чтобы подготовиться к работе, Антон надолго прилип к смартфону. Бездумно листая соцсети. Когда времени стало в обрез, встал и быстро вышел.
На работе словил негодующий взгляд начальника за небритость. Сделал вид, что ничего не заметил. Однако, провел пару раз по своей рыжей щетине. Да и рубашка мятая оказалась. Плевать.
Рабочий день прошел так туманно, словно Антон вовсе не проснулся и пришел на работу, а наоборот, пришел на работу и заснул. И все, что происходило на этой самой работе, вырвано из жизни.
Были какие-то проблемы. Фура сломалась… пришлось искать ремонтную бригаду. Искать замену. Звонить, договариваться, выпрашивать. Иногда кричать. Но все это было таким далеким, что Антон все делал на автомате. Как зомби. Если бы Антона спросили, что было на работе, он бы надолго задумался, посмотрел наверх и не вспомнил ровным счетом ничего.
Рабочий день подходил к концу, и Антон несколько раз спрашивал коллег:
— Пивка не хочешь выпить?
— Не, у меня дела, — отвечали коллеги, поспешно собираясь домой.
Антон еще несколько раз попытал удачу. Не пошло.
Даже поделиться не с кем, раздраженно думал он. Куда они все спешат?
А поделиться ему хотелось, как никогда прежде. Он чувствовал, что начинает закипать. Мысли в голове превратились в горячую смолу, что обжигали черепную коробку. И если не дать им выход, то они сами найдут. И каким образом они будут вытекать, черт его знает.
Найти «свободные уши» не получилось. Ни одной плакательной жилетки не нашлось.
Думал, что крепкий. И не такое думал, выдержу. А оно вон как вышло. Так припекло, что голова кругом идет.
Антон закончил работу. Проводил коллег завистливым взглядом. Ему казалось, что у кого, а у них точно проблемы никакие. Точнее проблемы, которые в сравнении с его проблемами и рядом не стояли.
Хоть и холодно было на улице, но тесные комнаты с холодным светом раздражали больше.
Антон шел к метро, чувствуя жгучее желание не появляться дома. Не идти туда. Не видеть этих светло-серых стен. Этой комнатушки. И Иру, к своему стыду, он видеть не хотел.
«Почему все думают, что тяжело только больному человеку?» — думал он, поднимая воротник и оглядывая прохожих. Всем кажется, что страдает только тот, кому больно. И никто даже не задумывается, что близкие люди переживают это ничуть не легче. А быть может, и хуже. Смотреть на то, как умирает человек и ты ничем не можешь помочь, — сложно.
Но узнай прохожие мои истинные мысли, мгновенно бы осудили меня. Посмотрели бы презрительно. На месте бы испепелили за столь крамольные мысли.
Дескать, как так, начали бы они вздыхать и закатывать глаза.
Ведь это близкий тебе человек. Ему больно, а ты даже не хочешь возвращаться домой.
«А побудьте вы в моей шкуре! — зло отвечал Антон собственным мыслям. —Думаете мне не тяжело? В тысячу раз тяжелее, учитывая… учитывая, что я не люблю ее». Да! Вот так! И от этого как будто еще хуже.
Продолжая внутреннее препирательство, он совершенно не следил за дорогой и едва не нырнул в фонтан. Благо, воду в нем уже спустили.
Антон остановился. Выпучил глаза. Ему хотелось даже холодному граниту высказать свое недовольство. Но вместо этого он присел на камень, как в тот раз, и невольно окунулся в воспоминания.
Тогда семейная жизнь уже не особо ладилась. То ли слишком сильно притерлись друг к другу. То ли перегорели. То ли еще черт знает, что случилось. Или как часто любят говорить — не сошлись характерами.
Вот так… два года сходились характерами до женитьбы. Потом еще три года сходились и тут вдруг раз — и не сошлись.
Но не в этом суть.
Антону до того опротивела семейная жизнь, что он уже несколько раз ходил налево. Точнее, не совсем налево, а как бы левее обычного. Если раньше его общение с девушками ограничивалось коротким флиртом ради флирта, то сейчас он начал уже задумываться о чем-то большем. Не единожды представлял себя в объятиях некоторых своих коллег. К примеру, Ольги, Светы, Тани, Лизы. И странным образом, все они вдруг начали проявлять интерес.
Антон же с удовольствием шел на контакт. Пока что до измены дело не доходило, но все шло именно в этом направлении. И, если бы не это… то обязательно бы уже сходил и налево и направо. И куда угодно бы еще сходил.
Вспомнил он и тот вечер, когда точно так же присел у фонтана и решил для себя, что пора открыться Ире.
Тогда еще было не так холодно. Погода стояла теплая.
Антон договорился с Лизой о следующей встрече и уже мечтал о том, как переедет к ней, благо живет она одна. И квартира у нее почти в центре, от бабушки досталась. Да и выглядит она весьма привлекательно. И квартирка, и сама Елизавета. Странная немного. И голосок порой противный становится, но фигура хорошая.
Тогда Антон точно так же уселся возле фонтана. Фонтаны еще работали. Стрельнул у прохожего сигаретку. Закурил. Покашлял немного.
Мимо проходили люди. Голуби, оглядывая Антона, выпрашивали еду. Путались в ногах, курлыкали.
Мелкие брызги неприятно усеивали затылок и холодили спину.
Могу и простыть, подумал Антон, ощупывая влажную поясницу.
Но именно тогда он решил, что не встанет с этого места, пока окончательно не решит свой вопрос с отношениями.
Долго сидел. Замерз, как бродячий пес. Проголодался. Но продолжал упорно думать.
В голове, как поломанные шестеренки, вертелись мысли. И все крутились вокруг одной. Оставаться с Ирой или все-таки расстаться. Антон пытался привести какую-то статистику. Считал про себя плюсы и минусы. И как бы ни пытался включать логику, а чувства говорили о том, что без нее станет легче.
Тогда его мысли понеслись еще дальше.
Что с квартирой? Как ее делить? Как вообще делить нажитое имущество?
Зажглись фонари, и Антон решился — сегодня вечером он все сообщит. Наверное, она и сама догадывается. Не дура все-таки. Девочка смышленая. Чувствует холодок в отношениях. Да какой там к черту холодок. Когда уже настоящими зимними морозами так сквозит, что скоро окоченеют оба.
Она ведь только и не говорит сама ничего, потому что кроткая. Характер у нее такой. Воспитание такое. Со всеми смирится и со всем стерпится. Ни одного слова в укор. Ничего.
Ах… черт. Что делать?
Ладно… решил ведь уже что делать. Зачем тяну?
А родителям когда сообщить? Хотя и они, наверное, догадываются.
Скажу, как есть. Они родители, они должны понять.
Пока что все надо сказать Ире.
Решив с этим делом, Антон покинул фонтан и поплелся домой. По дороге он сотню или даже тысячу раз прокрутил разговор в голове.
Вот он входит. Пес этот (ее, кстати, пес) бросается в ноги. В этот раз Антон не будет раздраженно рявкать в ответ. Отодвинет аккуратно ногой. Разуется.
Пройдет на кухню, заварит себе и Ире чай. А после…
— Привет Антон, нам надо поговорить, — сказала Ира.
Голос ее слегка подрагивал. И мимика в этот раз не была столь активна. Что удивляло больше всего. Потому как обычно подвижное лицо показалось сейчас маской. Словно она умерла. Настолько непривычно было ее видеть.
— Да… я тоже хотел тебе это предложить, — сбивчиво ответил Антон.
Он был ошеломлен. Все его варианты развития начинались явно не так. Везде он выступал инициатором, а тут вон как вывернулось.
Интересно, о чем она хочет поговорить, думал он. Нашла переписку с Лизой? Может, она сама на стороне роман закрутила? Не-ет. Быть такого не может. Чтобы Ира — и роман на стороне. Это несовместимые понятия. А хотя… может, правду говорят, в тихом омуте черти водятся.
Все этим мысли проскочили у него, пока он нес две чашки горячего чая. То есть какие-то жалкие несколько секунд.
Ира сидела как мраморная статуя. Спина ровная. Взгляд пустой. Руку на руку положила. Казалось, даже ее ровные волосы цвета спелого каштана не движутся. Будто приклеены. Будто из дерева.
— Осторожно, горячий… — сказала Антон и придвинул чашку.
Сел напротив и долго молчал.
Чарли терся об ноги и требовал внимания. Антон незаметно отталкивал его ногой. Но пес не желал сдаваться, отчего начал выдавать выкрутасы похлеще, чем цирковая собачка.
Несколько минут Антон бился с собачкой, а Ира все сидела и смотрела в одну точку. Глаза ее чуть поблескивали от света бра над столом. На кухне было сумрачно и оттого еще более таинственно и немножко страшно.
Он всмотрелся в лицо Иры, понимая, что тело ее здесь, но сознание где-то там… в мыслях. Несколько раз он глубоко вздохнул и сказал:
— Ира, я тут хотел тебе сказать, что…
— Подожди, — проснулась она.
Маска на ее лице шелохнулась и вновь замерла.
— … подожди, Антон, — продолжила она. Голос ее перестал дрожать, но в каждой нотке прослеживалась тревога. — Я хочу тебе сказать, что… — Она замолчала. Было видно, что слова не желают соскакивать с губ. Застревают в горле и вместе с воздухом, сипло вылетают изо рта. — Я хо-чуска-зать… — по слогам произносит она, выжимая из себя каждое слово. — Хо-чуска-зать, что я больна. Антон, у меня рак.
Вместе с последним. Этим страшным и ужасным словом, глаза ее увлажнились. Начали наполняться, как озера в весеннюю оттепель.
Антон замер. Около минуты глупо смотрел на Иру. Какая-то болезненная улыбка играла на его лице.
— Это шутка?
Ира покачала головой.
— Сегодня была у врача. Подтвердили.
— А… насколько серьезно?
Антон придвинулся и накрыл ладонями холодные руки Иры.
— Говорят, что все запущено. Но я не знала… не знала. — Голос ее надломился, и она дала выход чувствам. Слезы стекали по щекам и капали на стол. — Я бы раньше пошла в больницу. Но я не знала. У меня ничего не болело. Все было хорошо! Ничего не болело. Все было хорошо… хорошо!
Ира уткнулась в плечо Антона и зарыдала по-настоящему. Она беспомощно обнимала его. Впивалась ногтями в спину. То прятала лицо, прижимаясь к ключице, то поднимала и жалобными глазами смотрела.
— Все хорошо, — сказал Антон и обнял ее. — Все хорошо. — Ничего лучше в голову не пришло. Банальная и заезженная фраза, которую используют при любом случае. — Мы справимся.
И именно в этот момент Антон вспомнил причину сегодняшнего вечера. Вспомнил свою инициативу и то, что он хотел сказать. И тут же обругал себя.
В такой момент и думать о расставании. Кто я после этого?
Нет-нет-нет…
Отказываюсь от своих слов. Приоритеты сдвигаются, решил он.
Сеанс третий
Выбор
С любой ситуацией сживаешься. Даже к самой паршивой начинаешь привыкать. Варишься в этих проблемах, как лягушонок в том злосчастном эксперименте. И, что самое интересное, даже комфортно становится. Привычно.
С болезнью Антон свыкся. Ему было невдомек, что Ира свыклась с ней намного раньше него. По крайней мере, так казалось со стороны.
Ее еще не уволили, но она сама говорила, что скоро должны попросить уйти. Кому нужен такой работник, кто почти каждый день отпрашивается в больницу, а после, если и возвращается, то совершенно не готов работать.
Летели дни, а Антон все никак не мог подойти к Ире с этим щепетильным вопросом. Вроде бы начинал разговор о совместном будущем. Специально увлекал ее в мечтательные дали, где она победила болезнь. Где у них будут дети.
— Как ты к этому относишься? — осторожно спрашивал он.
— Дожить бы… — вздыхала Ира. — Даст бог, все наладится.
— А ты хочешь детей?
Она не отвечала. Видимо, боялась заглядывать так далеко.
В одно утро, когда Ира попросила сходить в аптеку, у Антона созрел дивный план. Он не мог понять, почему раньше так не поступил. Ведь все на поверхности. И нет необходимости упрашивать Иру. Она даже знать ни о чем не будет. «Вот это я молодец!» — щедро хвалил он себя.
В аптеке, помимо списка лекарств в половину листа, купил три теста на беременность разных производителей. Хотелось быть уверенным наверняка. Не было желания начинать нервничать из-за ошибочного теста.
Нет! Здесь все должно провериться и перепровериться сто раз. Не меньше.
Этим же утром Ире надо было в больницу.
Антон отдал пакет с лекарствами, тесты оставил у себя и взглядом провел Иру в ванную. Он знал, что она там делает.
Несколько минут стоял под дверью, а затем резко дернул ручку.
— Ира, ты скоро!?
— Да… что тебе?
— Не знаю, — скулил под дверью Антон. — Живот прихватило. Открывай скорее. Ох, блин…
Он влетел в ванную и начал судорожно расстегивать ремень.
— Выйди, пожалуйста.
Ира, не закончившая свои дела, недовольно посмотрела на него, но не решилась остаться при этом процессе.
Антон плотно закрыл двери на щеколду. Включил воду и начал немного стонать. Ему казалось, что игра вполне убедительная.
— Ира! — позвал он между стонами. — Погуляй, пожалуйста, с Чарли. Я тут надолго.
— Антон, я спешу.
— Пожалуйста.
Ответа не было. Антон услышал, как забеспокоился Чарли, скользя когтями по плитке и понял, что вторая часть плана сработала.
Как только входная дверь закрылась, он вскочил с унитаза, вытащил из куртки тесты и полез в сумку к Ире.
— Где же оно? — поглядывая на часы, судорожно говорил он. — Вот!
Пластиковая баночка с желтой жидкостью оказалась в руках. Он поставил ее на тумбу возле входа. Скрутил крышку. И когда открывал первый тест, понял свою ошибку.
Все-таки не такой я гениальный, корил он себя, быстро изучая инструкцию.
— Горизонтальное положение… три минуты… две полоски, — выхватывал он самую нужную информацию из целого листа, исписанного блошиным шрифтом.
«Итак, поехали!» — сказал он себе, отмеряя время.
Как обычно, оно тянулось неестественно долго. Приходилось еще прислушиваться к звукам за дверью. Как бы не появилась? Как бы не вернулась?
Успел.
Поздравляю.
Так, закрутить баночку и поставить все, как было.
Антон услышал, как хрустит в двери замок и когти Чарли царапают плитку.
— Я сам его помою! — крикнул Антон.
— Ты как там?
— Вроде бы лучше.
Ира попрощалась и ушла.
Антон достал тесты.
Он и сам не знал, чего ждет больше. Положительного или отрицательного варианта.
Оказались положительными.
Ну что ж… подумал Антон и как будто бы спокойно начал заворачивать тесты в пакет, чтобы выбросить. А внутри нарастала дрожь. Так глубоко, что пока еще не ощущалась телом, но при этом было отчетливое ощущение, что сейчас что-то взорвется. Как в недрах земли. Когда ничего не подозревающие жители занимаются делами, а глубоко под землей две плиты крошатся друг об друга.
Тревога началась в груди. Под сердцем.
И пожаром в соломе начала расходиться по телу. Руки, ноги, все…
Мысли начали путаться. И так их много было, что стало трудно дышать. Словно мозг настолько перегрузился, что забыл про свои основные функции — поддержание жизни организма.
Антон схватился за раковину. Удержался.
Неуверенно доковылял до кровати. Присел. Схватился за голову и сидел так несколько минут. Казалось, что он руками пытается сдержать раздувающуюся голову. Если отпустит, разожмет, то непременно она лопнет и забрызгает всю квартиру.
Спустя пять минут, все же разжал руки. Нет. Не лопнула.
«И что дальше?» — подумал он и губами пошевелил.
Куда дальше?
— К ней? — окончательно вслух сказал он. — Но ведь так нельзя.
С комком этих мыслей он отправился на работу.
— Чего у тебя стряслось? — спросил его Евгений Борисович у себя в кабинете.
— Есть некоторые проблемы. — туманно отвечал Антон.
— Это не я один заметил, — улыбнулся Евгений Борисович. — Говори, что и как?
Антон оглядел шефа. Уселся на стул и вывалил все, как есть. Опустил только поход к ведьме, выдав ее слова за свои. «Либо без всяких гарантий выживет жена. Либо без всяких гарантий выживут и жена, и ребенок. Но шансов намного меньше».
Шеф долго молчал. Чесал свою короткую бородку на широком подбородке.
— Это ты конечно… да-а… — протянул он, не в силах продолжить. — Давай-ка для начала ты домой пойдешь. Приведешь там у себя все в порядок и потом мне отзвонишься.
— Спасибо, — не поднимая глаз, сказал Антон.
И, уже в дверях, спросил:
— Евгений Борисович, а как бы вы поступили?
— Тут так сразу и не ответишь. Ситуацию надо полностью на себя примерить, — начал он говорить, довольно сильно смахивая на политика, отвечавшего на неудобный вопрос. — Честно говоря, — ухмыльнулся он, — я надеялся, ты мне не задашь этот вопрос. Но раз уж задал… то я бы посоветовался с женой. Одному нельзя такие решения принимать.
— Я тоже так думаю. Спасибо, шеф.
Тем же вечером Антон решил поговорить с Ирой.
Он даже тесты ей принес.
— Ты смеешься? — спросила она, с подозрительной ухмылкой.
— Нет. Я был у врача, и он сказал, что надо провериться, чтобы… короче, не помню я уже зачем, но он сказал надо.
Ира взглянула на него.
— Ладно. Проверюсь. Дело несложное. Давай поедим, что ли… так быстрее процесс пойдет.
После ужина Ира демонстративно взяла тесты и скрылась в ванной. Антон стал дожидаться у двери.
Опять эти долгие минуты размером в час.
Дверь щелкнула и медленно, со скрипом, подалась в сторону.
Держа в руках тест, вышла Ира. Она молчала.
Слова были лишними. Одного короткого взгляда на ее застывшее лицо было достаточно.
Антон решил удостовериться:
— Две? — спросил он, не то с радостью, не то с грустью.
Ира показала тест.
Две полоски проявились на индикаторе.
Супруги замерли, смотря друг другу в лицо. И каждый словно ждал, что другой проявит эмоцию. Сделает первый шаг. Чтобы поддержать… или хотя бы узнать.
Нервные улыбки забегали на лицах.
— Я же говорил, надо провериться… — выпалил Антон.
— Но как? Ведь я сдавала. И мочу, и кровь брали…
Антон только руки в стороны развел.
— Везде бывают ошибки. Видимо, даже в таком вопросе.
Наконец, Ира улыбнулась.
— У нас будет ребенок? — спросила она.
— Выходит, что так.
Они обнялись.
Несколько минут они крепко сжимали друг друга в объятиях, пока Антон не почувствовал, как вздрагивает Ира.
— Что случилось? — спросил он.
— Я… я не знаю, — ответила она, вытирая слезы. — Не знаю. Что-то нашло на меня. Эмоции… Я не знаю. Радоваться или… — Она не смогла закончить фразу.
— Я пока и сам не понимаю своих чувств. Вроде бы ребенок — это хорошо, но… — И Антон не решился продолжить.
— Я понимаю, — кивнула Ира. — Надо с врачом посоветоваться. Да?
— Да, это будет правильно.
Глубокой ночью, когда Ира уже спала, Антон думал.
Ночью часто приходят такие мысли, от которых днем открещиваешься, как от чужих. Которых боишься. И ведь не хочется иметь в голове таких соседей. Но чем больше сопротивляешься, тем плотнее они заполняют голову.
Почему тянул с разговором, чтобы порвать отношения? Сейчас бы уже жил где-нибудь в другом месте и горя не знал. Да хоть у родителей в их комнатке потесниться. Плевать. Но не было бы всего этого.
Она ведь…
Антон взглянул на спящую Иру.
…она ведь может мне сейчас все будущее сломать. Сейчас все деньги угрохаем в болезнь, а оно возьми да не помоги. И что тогда? А если еще и ребенок будет, тогда что?? Ох… как же все плохо складывается. И просвета нет. Куда ни тыкайся — везде одни стенки.
Завибрировал телефон. Антон лениво дотянулся, взял.
Писал некий Лебедев Леха: «Фура сломалась. Водитель один. Скучает».
Антон посмотрел на Иру. Спит. Вроде бы крепко.
«Привет. Ты почему не спишь?»
Лебедев: «Потому что фура сломалась. Потому что водитель скучает 🙂 Ты когда приедешь ремонтировать?»
Антон: «Я бы прям сейчас примчался».
Лебедев: «И что же тебя останавливает?»
Антон: «Будто ты сама не знаешь?»
Лебедев: «Нуууу… может быть, ты сможешь вырваться хоть на чуть-чуть. Заодно расскажешь мне, как сходил».
Антон: «Сам не знаю, когда получится. Но я очень хочу к тебе».
Лебедев: «Завтра я выходная. Весь день…»
Антон: «Умеешь ты уговаривать. Постараюсь завтра заскочить. Пока что времени не знаю».
Лебедев: «А оно и не важно. А сейчас ложись спать. Ты нужен мне бодрый и полный сил. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я…»
Антон широко улыбнулся. Конечно, он понимал, о чем идет речь. В голове сразу возник образ Лизы. Ее хитрый прищур. Особенно, когда она чего-то хочет. Она и последнее сообщение писала с этим прищуром. Образ Лизы вытянул из памяти и ее квартиру. Просторную. Светлую. С огромной кроватью и окнами во всю стенку. Как же приятно было лежать на кровати, смотреть на густой хвойный лес за окнами и чувствовать запах кофе.
Лебедев: «Эй, уснул что ли? Даже спокойной ночи не пожелаешь?»
Антон снова улыбнулся. И снова ему вспомнился ее хитрый прищур.
Антон: «Я был занят. Тебя представлял. Спокойной ночи. Пусть водитель не скучает».
Лебедев: «Если завтра не приедет ремонтная бригада, водитель уедет на попутках».
***
Утром Антон, как обычно, собрался на работу, но на работу не поехал. Он направился прямиком к Лизе.
И в момент, когда рабочий день должен был подходить к концу, Антон лежал на той самой кровати. Смотрел на темные деревья за окном. И вдыхал аромат кофе, что доносился из кухни.
Спустя пару минут две чашки черного кофе томились на журнальном столике. Приглушенный свет ламп создавал атмосферу волшебства и давал какую-то призрачную и обманчивую надежду, что все в жизни хорошо. По крайней мере — все хорошо именно в этом моменте.
Лиза скользнула под одеяло и обняла Антона.
— Думаю, теперь можно и поговорить, — улыбнулась она.
Разговаривать Антону не хотелось. Точнее хотелось, но… В последнее время он страстно искал того, кто бы выслушал все его проблемы. Но Лиза на эту кандидатуру не подходила. Вот какой-то полузабытый друг… или коллега. Или родители, на худой конец, подошли бы на эту роль. Но Лиза…
— Рассказывай, как сходил. Помогла она тебе?
— Не очень, — коротко ответил Антон.
Лиза поняла, что продолжения не будет.
— А что там было?
— Да так… провела какой-то обряд.
— Вот блин. А мне говорили, она настоящая ведьма.
— Я тоже так подумал, когда попал в ее дом. Там все по-ведьмински. Всякие травы, мешочки, бутылки с жидкостями.
— И сколько отдал?
Антон посмотрел на Лизу и улыбнулся.
— Не отдал. Я привык платить за результат. А результата, как ты понимаешь, не было.
— Она возьмет и проклянет тебя.
— И пусть проклинает. Я не суеверный. Не боюсь.
Лиза сильнее прильнула к Антону. Несколько минут крепко сжимала его мускулистое тело. Затем отпрянула и с хитрым прищуром спросила:
— А с Ирой ты уже разговаривал?
Антон знал, что этот вопрос обязательно сегодня прозвучит. И вроде бы даже подготовился. Набросал варианты. А как услышал, то и не нашелся, что ответить.
— Лиза! — повысил он тон. — Ну, как мне с ней сейчас разговаривать? Сейчас.
— А что тут такого? — На ее лице возникло непонимающее выражение. Кстати, это выражение у нее получалось отлично. Антон поверил.
— Как я буду выглядеть после этого? Привет, Ира, мы расстаемся.
— А я тебе говорила, раньше надо было.
— Я уже и сам знаю. Не дави на больное, мне и так не легко.
— Ну… ты о будущем думал? О нашем будущем?
— Думал, Лиза! И думал, и думаю. Каждый день только и делаю, что думаю. — Антон раздражался с каждым словом.
— Не кипятись. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело. Но и ты попробуй меня понять. Я в подвешенном состоянии.
В подвешенном она состоянии, подумал Антон. Я вообще над пропастью болтаюсь, и ничего. Справляюсь как-то!
Ответил он, разумеется, другое.
— Лиза, — Антон прикоснулся к ее щеке. Погладил. Спустился пальцами до шеи. — Скажу тебе честно. Я хочу расстаться с Ирой. Окончательно порвать. Хочу остаться с тобой. Хочу с тобой построить настоящую семью. Но ведь Ира… только ты не обижайся. Она больна. По-настоящему больна. Ей сейчас поддержка важна. И в эту минуту ты предлагаешь мне уйти? Нет, я так не могу. Извини, но нет. Придется нам с тобой подождать.
— Ждать чего? — глядя в окно, спросила Лиза.
— Я думаю, ты и сама понимаешь.
— А ты скажи.
Антон завалился на подушку. Уставился в потолок.
— Либо она вылечится, либо умрет, — процедил он. Ему неприятно было это говорить. Пожалуй, он впервые озвучивал эти мысли.
— А потом что?
— Ну что ты как маленький ребенок? При любом из вариантов мы сможем быть вместе. Вылечится — хорошо. Я с ней поговорю, и мы расстанемся. Умрет то… ну, ты поняла.
— А-а…. — иронично протянула Лиза.
— Что!?
— Нет, ничего… просто я вот тут подумала. А вдруг она опять чем-нибудь заболеет.
— Лиза! — Антон вскочил. Бросил одеяло на пол и начал одеваться.
— Уже уходишь? — спросила она, глядя, как Антон поспешно натянул брюки и ходит по квартире в поисках носка. — Забыла тебе сказать. Я тут у родителей твоих была. Они мне рассказали, что ты и к ним с советом ходил. И они тебе посоветовали…
— Я сам знаю, что они мне посоветовали! Где этот чертов носок? А, плевать, так поеду.
— Без носка? — прыснула смехом Лиза. — Что же ты скажешь своей?
— Придумаю! — Антон натянул рубашку, накинул шарф и, обуваясь, продолжал громко причитать: — Думал, отдохну тут! На работе специально отгул взял, чтоб приехать… разрядиться эмоционально. Вырвался из этого ада. И попал в какой-то другой ад. Пока! Счастливо оставаться. Вызывай себе другую ремонтную бригаду, если тебе так хочется.
Антон вышел. По пути домой его больше заботило то, что он не сделал ни глоточка крепкого кофе, о котором так долго мечтал, нежели то, что один туфель был натянут на босую ногу.
Возвращаясь, Антон чувствовал в себе столько злости и силы, что с жадностью высматривал любых подозрительных прохожих. Мало того, ему отчаянно хотелось поймать на себе такой взгляд. Уставиться в ответ. Выдвинуть челюсть вперед и дерзко так спросить:
— Чопялишься?
А дальше как пойдет. И хорошо, если дело дойдет до драки.
С удовольствием сейчас бы раскрошил кому-то лицо, думал Антон, оглядываясь в метро. Хоть кто-то… ну? Чего же вы? Уткнулись в свои планшеты и телефоны. Давай, посмотри на меня. Давай. Да-да, ты!
— Че ты вылупился? — сказал Антон какому-то парнишке лет двадцати. — Чего? Не слышу. — Антон нарочно сделал шаг и вплотную подошел. — Чо ты там сказал? Че ты мямлишь… нормально ответь.
— Я-я-я… н-ничего, — губы парнишки тряслись. — Просто смотрю.
Антон окинул его взглядом и подумал, что этот и без драки сейчас тут свалится.
— Смотри мне, — зачем-то добавил Антон и ушел в другой вагон.
Подраться ему не удалось. Не нашлось подходящего соперника. Кулаками не помахал, зато с контролером на выходе поругался. Хоть там душу отвел.
— Проверить он меня захотел! — сам себе говорил Антон, с наслаждением вспоминая ссору. — Иди вон, настоящих бандитов проверяй. Рюкзак ему мой показался подозрительным. Ага!
Открывая дверь, Антон понимал, что попадает из одной передряги в другую. Ни там, ни здесь не легче.
И о чем это Лиза с родителями разговаривала?
Чарли, бросившийся в ноги, выбил все мысли.
— Отстань!
Ира сидела в углу и щипала брови. Антон отметил про себя столь странное занятие для смертельно больного человека, но комментировать не стал.
— С врачом говорила? — сходу спросил Антон.
— Да, — не отвлекаясь, ответила Ира. — Я сейчас закончу и все расскажу. Можешь с Чарли выйти, пока не разулся.
Что-то она слишком радостная, отметил про себя Антон и молча взял поводок.
Он нарочно долго бродил по окрестным дворам. Чарли бегал рядом и, довольный, что спустили с поводка да еще и не смотрят, лез в каждую лужу и не пропускал ни одной мусорки.
Ира встретила их так, словно собиралась в театр, не иначе. Привела себя в порядок. Уложила волосы, которые теперь пышно стекали с головы, плавно огибая плечи.
— Иди ешь, я его помою. — сказала она.
Спустя двадцать минут разговор все-таки состоялся.
— В общем… — туманно начала Ира. — Мне сказали, что ребенка можно сохранить.
Антон сделал вид, что эти слова его не задели.
— Это хорошо, — в сторону бросил он.
— Да… Виталий Петрович мне привел статистику, и она довольно радужная. Главное, чтобы плод созрел, и потом можно даже химиотерапию делать без вреда для ребенка.
— Я думал, там все хуже будет.
— Я тоже так думала, — улыбнулась Ира. — Если бы ты знал, как тяжело мне было ждать ответа. Но когда Виталий Петрович сказал, то мне даже дышать легче стало. Фух… думаю, хоть здесь есть неплохие шансы.
— А это…
— Сейчас все расскажу. — Ира вскочила, отвернулась к плите и начала скороговоркой: — Тут главное, чтобы плоду первый триместр беременности не мешали. Он должен развиться, и в этот период его нельзя трогать. А потом… потом уже можно даже химию делать. Сейчас есть такие препараты. Виталий Петрович сказал, что даже у нас в клинике такие есть. Сказал, что за границу нет смысла ехать, там то же самое дадут, только дороже. Главное, первый триместр продержаться.
— А это сколько? — с набитым ртом, спросил Антон.
— Пятнадцать недель.
— А сейчас у тебя?
— Вторая. То есть еще… — Ира закатила глаза. — Э-э-э… примерно три месяца.
— Что-то мне не верится в эту статистику. Сама же говорила, все ошибаются.
— Ты как будто не рад. Вот держи, может. это обрадует.
Перед Антоном появилась чашка крепкого кофе с маслянистой пленкой на поверхности.
— Вот за это спасибо, — расплылся он в улыбке. — И что мы решим?
— В смысле что?
— Ну, с ребенком.
— Ты меня пугаешь, — нервно улыбнулась Ира. — Я думаю, тут даже выбора у нас особо нет.
— Да, может, ты и права. — сбивчиво ответил Антон и с наслаждением отпил кофе.
Антон чувствовал, что разговор завершился какой-то неправильной нотой. Словно песня оборвалась на припеве… так продолжалось недолго.
Перед сном, когда уже выключили весь свет и Чарли улегся на свою лежанку у кровати, Ира сказала:
— Антон, я бы хотела еще чуть-чуть поговорить. Не сильно устал?
Устал, как не знаю кто, от этой болтовни, подумал Антон.
— Нет, — вопреки своим мыслям, ответил он.
— Я лишь хочу, чтобы ты чуть больше понял меня. Не знаю, получится… но я попробую. — Ира глубоко вздохнула. — Я не прошу тебя примерять на себя мою болезнь и не буду спрашивать тебя, как бы ты поступил. Просто понимаешь… — Слова зависали в темноте. — Понимаешь. Я много думала. Сейчас у меня… у нас сложное время. Если я вдруг умру, — тихонечко произнесла она, — вот так просто умру, то от меня ничего не останется. Кроме памяти в чужих головах. А мне бы хотелось оставить после себя что-то большее. Понимаешь? — И, не дождавшись ответа, продолжила: — Я сегодня неправильно поступила, там, на кухне, когда сказала, что у нас нет выбора. Нет, выбор у нас есть. И я знаю. Мне Виталий Петрович сказал, что если сделать аборт, то это с большей вероятностью поднимет мои шансы в борьбе с болезнью. Я понимаю это. Ты, наверное, это и имел ввиду? Я стараюсь тебя понять. Точнее, я понимаю тебя. Ты не хочешь меня терять. И если мы откажемся от ребенка, то шансы больше. Да! Больше. Я понимаю это. Но я чувствую, что его надо оставить. Я даже думала, что… — Ира запнулась и долго молчала, не решаясь продолжить. Она посмотрела на Антона. Затем отвернулась и только тогда продолжила: — Ты сейчас не обижайся… я не со зла так думаю. Просто варианты накидываю. А мозг, он, сам знаешь, иногда такую чушь намешает в голове, что-о… в общем, даже если я умру, а ребенок останется. И если ты не захочешь его в одиночку воспитывать, то я могу поговорить с родителями, чтоб он у них рос. Думаю, они будут рады этому. Только прошу, не обижайся. Это так… варианты.
Ира замолчала. Молчал и Антон.
Как она выкрутила все красиво, думал он, зная, что Ира ждет ответа. Если я сейчас ничего не скажу против, она может посчитать, что этот вариант меня устраивает. А если скажу, то сам себе солгу. Меня то этот вариант очень даже устраивает. Жалко, конечно ее. Но…
Антон посмотрел на Иру. В темноте, едва различил ее силуэт. Волосы, затылок, плечи.
— Я не обиделся, — сказал Антон. — У меня сейчас тоже в голове хрен знает что происходит. Я и так выдумываю и эдак. Все кручу-кручу. Короче! — сам себя оборвал он, понимая, что может уйти в долгое размусоливание. — Думаю, нам надо надеяться на лучшее. А там, будь, что будет.
Ира резко обернулась.
— Спасибо, любимый. Спасибо! Мы справимся.
Она надолго прильнула к его щеке.
Антон почувствовал горячие губы и слезинку, что коснулась его века.
— Я тебя люблю, — сказал в темноту Антон.
Он лег на спину, отлично зная, что очередная ночь принесет очередные шумные мысли. Он уже приготовился раскручивать их, приготовился к разным вариантам. Но неожиданно для себя — уснул!
Жизненная коллизия словно начала выравниваться. Иру не собирались увольнять. Антон вернулся на работу. И даже с Лизой удалось наладить отношения. Короткая вспышка не помешала их бурному роману, который начался еще задолго до появления Иры в его жизни. Иногда Антон думал: может, Ира была лишь поводом, чтобы расставить хоть какие-то точки над «i». По крайней мере, так казалось. До появления в его жизни Иры, все было как-то шатко. Хлипко. Ни одного твердого решения. Словно автомобиль, где каждый болтик не затянут как следует. Форму держит, а толкни его, так он зашевелится, заскрипит и рассыплется.
Но Антон так привык жить в этом подвешенном состоянии, что каждый раз, когда ему звонили — кто бы то ни был, — он всегда был готов услышать худшее. Поднимал трубку с ожиданием плохого. Наверное, от этого он так возненавидел телефон и всех причастных к его изобретению и распространению.
За эти две недели он успел побывать у родителей. Съездил к ним на выходные. И он, конечно, понимал намерения матери, когда она с упорством пыталась донести до своего сына, что его жизнь не кончена. Все еще образуется. Он молод. Красив. При этом слове она почему-то всегда отмечала его темные волосы с легким медным отливом. Отдельно отмечала твердые, как из камня, скулы и почему-то делала большой акцент на его ровных зубах. Антон уже вроде привык к такому описанию, однако, продолжал удивляться. Будто бы в наше время именно ровные и целые зубы даруют тебе путевку в счастливую жизнь.
Но мать говорила это так, словно сама была удивлена такому стечению обстоятельств. И интонация ее была такой, словно болезнь уже победила Иру и она утешает Антона после тяжелой утраты супруги.
Для Антона это не было сюрпризом, потому как он сам не единожды спрашивал совета в не очень благоприятной семейной жизни. В такие моменты его мать расцветала в особенности. То ли потому, что считала себя экспертом в семейной жизни (как-никак уже больше тридцати лет с его отцом в браке). То ли потому, что гордилась — в столь сложный жизненный момент сын обращается именно к ней.
— Семейное дело, Антошка, — нахмурив брови, говорила мать, — всегда проще оценивать со стороны. Может быть, тебе это покажется странным, но так оно и есть. Другое дело, что советы не всегда бьют точно в цель. Но поверь мне, я за свои года многому научилась. Да и тебе, дорогой ты мой, желаю только самого лучшего.
Антон уважительно выслушал вступление. Он вообще уважительно относился к родителям. Но к матери в дополнение к уважению была еще и любовь. Его нельзя было назвать мамкиным сынком, который только и знает, что прятаться за юбку. Но мать для него была больше, чем человек. Почти святая женщина. К ее словам он прислушивался. К ней он ходил просить совет. И никогда не считал это зазорным.
Жизненного опыта у нее намного больше, тогда почему бы мне не обратиться к ней, думал иногда Антон. Если мы чего-то не знаем, то к старшему коллеге обратиться за советом зазорным не считается. Заплатить деньги профессионалу в какой-то области — тоже в порядке вещей. Но стоит спросить совета у матери, как общество тут же окрестит мамкиным подкаблучником. Почему такие устои?
Ему вспомнился и тот момент, когда он впервые пришел рассказать матери про Иру.
— Не ладится… — стеснительно говорил Антон. — Вроде бы все нормально, но и ненормально сразу. В общем, не знаю.
— Ты бы для начала в себе определился, а уже потом за советом шел. Развестись хочешь? — прямо спросила мать, словно прочитала его мысли.
— Думал об этом.
— Не горячись. Дай время… иногда оно очень хорошо помогает. Мы с твоим отцом тоже поначалу с жиру бесились. И скандалы, и ссоры, и чуть ли не до драки доходило. Да… было дело, — скажет мать и с удовольствием погрузится в ностальгию. И улыбнется так широко, словно вспоминает самые яркие склоки с мужем. — Но как видишь, сейчас живем душа в душу. Притерлись друг к другу. И притерли друг друга, — добавит она. — Так что дай времени.
Спустя год Антон вновь поднял этот вопрос. Да в придачу еще и Лизу туда добавил.
— Измена — это нехорошо, — серьезно сказала мать, глядя на сына суровым взглядом. — Это очень нехорошо. Такой брак никому из вас не нужен. Ира — девушка хорошая, и она этого не заслуживает. Да и ты тоже… прохвост. На двух стульях сидеть — это не дело. Если тебя уже на сторону понесло, то разводись. Тут и говорить не о чем. Да и время уже выдержано. Хватит друг друга мучить. Жалко, конечно. Нравились вы мне оба, но… что тут поделаешь, если душа не лежит. А Лиза… — Мать надолго задумалась
Антон после этого разговора крепко решил взяться за это дело и довести его до конца. Но проклятый рак нарушил все планы.
И вот он сидит перед матерью с поникшей головой. Мать же стоит над своим чадом и не знает, что делать. То ли отлупить его, как в старые добрые времена, то ли приласкать, потому как догадывается, сколько в его голове сейчас всего творится.
— Подкинул ты Антошка, задачку. Ладно болезнь… с ней мы уже немного свыклись, но ты не перестаешь удивлять. Тебе Елизаветы мало? Ко всему еще и невинное дитя приплел. Мало того, что приплел, так еще и оставить решили. Может, оно конечно и к лучшему, — продолжала мать, скорее рассуждая, чем делая наставления сыну. — Может, оно сплотит вас. И ты, наконец, образумишься. А может… не дай бог, ребеночек выживет, а Ира нет. Что тогда? Один будешь воспитывать? Ты ж себе всю жизнь загубишь. Ну, чего хочешь сказать?
— Мы думали об этом. Если так, то родители Иры готовы будут взять ребенка.
— Думали они… — Мать усмехнулась, покачала головой. — Ребенка-то и мы готовы взять к себе на попечение. Но разве это нормально, когда дед с бабкой воспитывать будут? Тут дело в не в том, кто возьмет, а в том, нужен ли ребенок вообще на этом свете. Прости, Господи, меня за такие слова. Я бы с радостью тебе помогла, но мне самой надо теперь подумать. Извини сыночек, но дело тут совсем непростое.
Антон был огорчен, что мать не дала окончательного ответа. Ему казалось, что кто-кто, а уж мать точно выкрутится из этой ситуации. Она откуда хочешь может выкрутиться. Чего уж там говорить про эти пустяки.
По пути домой позвонила Ира и попросила купить молока.
Антон открыл дверь квартиры, увидел лежащую на полу Иру и выронил бутылку.
Паника мгновенно захватила разум. Он не знал, за что хвататься.
В растерянности подбежал к Ире, попытался привести в чувство. Не выходит. Она едва дышит.
Вытащил телефон, который тут же смачно приземлился на пол. Не разбился. Хорошо.
Как вызывал скорую, уже не помнил. Все было как в тумане дома у той ведьмы. Какие-то обрывки действий и воспоминаний. Ничего цельного.
В себя пришел, когда почувствовал пот на руках. Нет… это был не пот. Это разлитое молоко, которое он зачем-то начал убирать, пока Ира лежала на полу.
Антон опомнился, бросил мокрую тряпку и вернулся к жене. Ему хотелось поднять ее. Казалось, будто бы после этого действия она обязательно придет в себя, и все встанет на свои круги.
Но снова обрывочная фраза диспетчера: «Если жизни ничего не угрожает, лучше не трогайте!»
Легко сказать «не трогайте». Легко. Очень легко.
Но как тяжело находиться рядом и чувствовать свою полную беспомощность. Он здоровый и сильный и совершенно не может ей помочь.
Ну, где же они там?
Затренькал звонок.
Антон побежал к двери и снова обратил внимание на молоко. Почему-то ему стало невыносимо стыдно перед доктором, что в квартире, а именно на самом пороге, такой бардак. Даже Чарли не помог ему в этом. Устал слизывать с пола и завалился тут же, неподалеку.
Дальше туман сгустился, и жизнь окончательно померкла. Складывалось впечатление, будто Антон вернулся во времени и попал на одну из дискотек в ночном клубе. Там было много народа. Все дергались, прыгали. Кричали. Но, самое интересное, там было это устройство, которое на секунду освещает пространство и тут же гаснет. Затем снова светит и гаснет. С одной лишь разницей. Стробоскоп включался на секунду, а гас на несколько часов. Поэтому Антон и помнил лишь обрывки. Какие-то куски.
Карета скорой помощи….
Доктора… почему-то не в белых, а в ярко-синих халатах.
Палата.
— Отправляйтесь домой, мы вам сообщим…
Как Антон ни старался, но так и не смог вспомнить, кто произнес эти слова.
Но, несмотря на обрывочность воспоминаний, Антон знал, почему у Иры случился припадок.
— Болезнь прогрессирует. А тут еще… беременность.
Антон точно помнил, что эти слова принадлежат Виталию Петровичу, лечащему врачу Иры. В этом он был уверен. Мало того, он помнил, как Виталий Петрович отвел его в кабинет. Усадил. Предложил чай, от которого Антон отмахнулся. И произнес эти слова.
Антон проснулся с тяжелой головой. Настолько тяжелой, что сложно было оторвать ее от подушки. Только и хватило сил дотянуться до телефона. Восемь пропущенных. Мать, шеф и Лиза, которая Лебедев Леха.
Не хотелось ничего делать и ничего предпринимать. Настолько он устал, что готов был отпустить ситуацию по течению, и будь что будет. Пусть хоть сгорит все — плевать!
Устал!
Чарли заметил, что Антон пришел в чувство, и начал тщательно вылизывать его руку. Может, Антону и хотелось пустить все на ветер, но Чарли не сдавался.
— Сейчас… — прохрипел Антон и вышел с Чарли на прогулку.
Промозглая осень не придала сил. Капли на раскисших деревьях. Листья в лужах. Пронизывающий ветер.
Прогулка точно не пошла на пользу.
Антон вернулся домой и, не снимая обуви, накормил Чарли. Схватил ключи, сунул деньги во внутренний карман и поехал.
Он вновь оказался возле дома, вид которого всем прохожим твердил, чтобы они держались от него подальше.
Антон поднялся на крыльцо.
Сеанс четвертый
Дальновидность
Дверь открылась, как только Антон замахнулся.
— Я ведь говорила, что вернешься, — сказала ведьма. — Входи.
Она совершенно не изменилась с прошлого посещения. Надписи никуда не делись. Слипшиеся локоны черных волос, видимо, с того дня не видели шампуня. А льняная рубаха и длинная в пол юбка дополнились новыми пятнами. В руках ведьма по-прежнему держала ржавые ножницы.
Антон стеснительно вошел. Приткнулся в углу возле той, злополучной табуретки.
— Ну, рассказывай, — сказала ведьма так, словно они давние знакомые, кому посчастливилось встретиться.
— Хуже стало ей, — тихонечко произнес Антон.
— Этого следовало ожидать, — холодно сказала ведьма. — Я тебя предупреждала.
— Знаю.
— И?
— А вот, что делать, не знаю, — сказал Антон, искренне надеясь услышать решение.
Он и явился на порог этого дома с одной лишь целью — найти или даже добыть ответ. Словно бы этот мертвый дом или же эта странная ведьма таят в себе что-то, чем не хотят делиться.
Антон до сих пор на это надеялся.
— Я тебе не скажу, что делать, — сказала ведьма, оборвав все его ожидания. — Больше того, я даже делать ничего за тебя не буду. Тут уж извини…
— Пока было время, я прочитал, — осторожно начал Антон и присел на табуретку. — Прочитал про все эти погружения. В интернете полно информации, оказывается. И там говорится, что настоящие шаманы погружаются в этот нижний мир и там борются с болезнями. Сражаются с ними. Сами.
— Тогда тебе следует поискать настоящего шамана, — спокойно ответила ведьма, делая акцент на слове «настоящего».
— Нет, я не хотел обидеть, просто…
— Просто ты боишься.
— И это тоже, — согласился Антон.
— Страшно тебе или нет… — продолжая говорить, она исчезла в темной комнате. — Но я не хочу, чтобы ты меня опять облапошил. Поэтому… — Она выплыла из темноты, держа в руках медную тарелку. — Если ты хочешь продолжения, то будь добр, оплати прошлый сеанс и сразу положи сюда за этот. Если ты, конечно, решил, что опять хочешь там побывать.
Антон пощупал карман. Встал с табуретки.
— То есть, если там забрать у нее ребенка, она выживет?
— Ты опять хочешь гарантий… — устало сказала ведьма, держа пустую тарелку. — Напомню тебе, что я никаких гарантий не даю. Да и времени прошло не мало. Связь между матерью и ребенком окрепла. И теперь это будет сделать не так просто. Я тебя предупреждала.
Антон хотел было что-то ответить, но не нашелся. Он прекрасно помнил ее слова. Но мнимое ощущение, что все как-то образуется, поглотило его. А как могло быть иначе, если Ира чувствовала себя хорошо. Отношения с Лизой наладились. Казалось, что все само разрешится. И непременно в лучшую для него сторону.
— Замри… — сказала ведьма. Она взмахнула рукой, словно отогнала надоедливую муху. Приложила ладонь к горячему лбу Антона и закрыла глаза. Около минуты молчала. Казалось, даже дышать перестала. — Ты не хочешь ее спасать, — не поднимая век, продолжила она.
— Хочу! — тут же возразил Антон.
— Тогда чего же ты ждешь?
— Потому что там не колючку вытащить! Там ребенка убить! — взорвался Антон и тут же взял себя в руки.
— Извини, но жизнь часто предлагает сложные выборы. Не спрашивай, почему так происходит. Вопросы мироздания даже нам не под силу понять. И да, надеюсь, ты помнишь, что ребенок для твоей жены сейчас — как и морбус. Ее раздирают две болезни. От одной из которых ты можешь избавиться.
— То есть, если я не избавлюсь от ребенка, она умрет? — спросил Антон и сам же услышал у себя нотки надежды.
«Ну что я за мерзавец такой? — продолжил он про себя. — Зачем я думаю такие подлые мысли? Зачем? Разве я ее настолько не люблю… разве я ее настолько ненавижу, что готов убить ради… даже не знаю ради чего».
— Она может умереть в любом случае. Так ты всего лишь подаришь ей шанс.
— Шанс… — зачем-то повторил Антон.
Он сунул руку в карман. Вытащил пачку купюр и бросил в тарелку.
— Так-то лучше, — обрадованно сказала ведьма и исчезла в комнате.
— Кстати, хотел спросить, почему твой дом не сносят? — задал вопрос Антон, когда она вернулась.
— А почему его должны снести?
— Ну… он весь такой старый. И обставлен высотками уже со всех краев. Думаю, это место уже не раз присматривалось какими-то строительными компаниями.
— Это ты правильно подметил, — улыбнулась ведьма, сверкнув белоснежными зубами. Пожалуй, она впервые улыбнулась за все время. — Я помогла некоторым влиятельным людям, и меня теперь как будто нет на этом месте.
Антон понимающе кивнул.
— Ты уже готовишь? Это снадобье?
— Ты меня отвлекаешь.
Антон молча сел на табуретку.
Ведьма отвернулась к столу и начала вываливать в котелок сухие травы. Лить какую-то жидкость. Шептать.
Антон встал, подошел к окну. Посмотрел на высотки с горящими окнами. На зажженные фонари, под которыми весело резвились два ребенка в желтых сапогах.
Видимо, мама, разрешила им измерить глубину луж, оттого они и довольные. Взявшись за руки, вошли в лужу. Стоят посередине и светятся от счастья ярче, чем фонари.
— Шторы задергивать? — спросил Антон, чувствуя, что уже начинает пробегать легкий мандраж.
— Да.
Тяжелые шторы отрезали свет фонарей. Антон презрительно посмотрел на открытую форточку и вернулся на табуретку.
Пока готовилось снадобье, Антон заглянул за штору. Осмотрел грязное и изрядно заплетенное паутиной окно. Потрогал шпингалет. Поиграл им… вверх-вниз… вверх-вниз… вверх.
— Ты отвлекаешь меня.
— Извини.
Спустя минуту запахло жжеными травами. Зачесалось в носу. Дым прозрачной струйкой взвился к потолку. Потанцевал и растворился, врезавшись в потолок.
Ведьма сняла с полки бубен.
— Сейчас начнется, — сам себе сказал Антон, готовясь к погружению.
В этот момент его беспокоило то, что он все еще окончательно для себя не решил. Опять отложил все на последний момент. Может быть, там что-то привидится. Померещится. Послышится, и тогда оно как-то само…
Да и в самом деле… стоя на краю, всегда проще принять решение, нежели гадать, не видя этого края.
Антон несколько раз глубоко вздохнул, ухватился за табуретку и начал ждать.
Первые удары бубна были звонкими, четкими и, на удивление, очень короткими. Будто бы стучали не по натянутой коже, а по деревянному ящику.
Дым наполнял комнату. К звуку бубна подключилась и ведьма. Она вновь начала шептать, петь и иногда завывать, как младенец. Или как брошенный морозной ночью пес.
С каждым новым «бум…» страх нарастал.
На мгновение почудилось, что удары бубна, как кирпичики, поднимаются к потолку и заполняют комнату. Совсем скоро не останется свободного места, и они придавят его. Расплющат.
Антон инстинктивно пригнулся и зажмурил глаза.
В этот раз намного страшнее, подумал он. Это-то и неудивительно. Тогда эмоции застилали все чувства. А сейчас?.. сейчас все ясно. Ясно, чего ждать. Ясно, где в скором времени окажусь. Как туман захватит пространство. Съест стены, стол, табуретку. Растопит в себе весь мир и выбросит нас в неизвестность. Дышать тяжело становится. Невыносимо.
Хотелось вдохнуть полной грудью. Насытиться кислородом. Но этот дым… с ним невозможно. Приходится дышать коротко и часто. Как собака.
Антон ощутил, что дым застилает не только комнату, но и его разум. В глазах несколько раз темнело. На пару секунд отключился. Пришел в себя от того, что тело трясется. Руки, ноги, голова, торс… даже внутренности вибрируют, будто он лежит рядом с несущимся поездом.
«Да когда же уже?» — спрашивал себя Антон, с надеждой в глазах рассматривая все еще виднеющиеся закопченные стены дома.
Давай уже быстрее со своими прибаутками. Тяжело. Дышать нечем. Совсем…
Антон зашелся долгим кашлем. Свалился на пол. Изогнулся в дугу. Затем свернулся в позу эмбриона. Почувствовал, как дым окончательно проник в его тело. Тяжелой сажей осел в легких.
А ведьма все барабанила и прыгала. Кричала и выла. Плясала и плакала.
Бум…. Бумм..…
Удары начали замедляться. Интервал увеличивался, пока окончательно не исчез.
Тяжелое «бумммм…» как начало звенеть, так и повисло в доме… нет больше дома.
Ничего больше нет.
Только плотный туман и эта ведьма с бубном.
— Вставай, — протянула она руку. — Вставай! У нас много работы.
— Ага, у нас… — съязвил Антон и не воспользовался рукой.
Перевалился на живот. Приподнялся на колени. Несколько раз кашлянул и выплюнул какую-то черную слизь.
— Веди, — уверенно сказал он.
Для Антона осталось загадкой, как тут можно понять направление. Туман съедал пространство. Он нигде не был светлее или темнее. Куда ни брось взгляд — везде упрешься в дымчатую стену.
Послышались первые стоны. И вновь они начались так незаметно, что, когда Антон опомнился, вся округа уже кричала от боли. Словно кто-то неведомый умело поднимал громкость с самого низкого порога. И делал это так ловко, что собственно никто и не заметил.
Вопли начали звучать громче. Уже не слышно, как шуршит платье этой ведьмы. Собственные шаги проглочены криками. И мысли начинают растворяться в них же. В криках…
Не глядя, ведьма выбросила руку, и Антон, не сопротивляясь тут же ухватился. Как утопающий хватает брошенную веревку.
Они ускорили шаг. Ведьма тащила за собой обмякшее тело Антона. Он же машинально переставлял ноги, лишь бы не упасть. Больше всего пугало, что он споткнется. Рухнет на землю. Холодная рука ведьмы выскользнет, а сама ведьма, помчится дальше. Оставив его здесь. Среди стонов. Среди тумана.
Он же не будет иметь сил, чтобы подняться. Крикнуть о помощи. Только и останется, что лежать и наблюдать, как ведьмин силуэт превращается в темное пятно. А секундой позже и вовсе сольется, поглощенный туманом.
Антон так отвлекся, что забыл про вопли, что смешивались с его собственными мыслями. Все свое внимание отдал ногам. Следил за каждым шагом.
Оттого он и врезался в ведьму, когда она остановилась.
— Там… — ткнула она пальцем.
Антон огляделся.
Туман словно съеживался. Будто бы разбрызгали эти штуки, которыми разгоняют тучи над городом.
Прошло не больше минуты (хотя время здесь чувствуется совершенно иначе). Перед ними открылась небольшая поляна, где Антон увидел Иру.
Иру и эту странную сущность над правым плечом. Липкое черное облако висело, протягивая длинные, как у осьминога, щупальца. Морбус тянулся к ней этими скользкими и липкими щупальцами, с которых срывались капли. Падали на землю.
Антону показалось, что морбус стал больше. Он уже не был просто тучей или куском липкой смеси. Теперь он выглядел устрашающе.
— Ты заметил, что он увеличился? — тихо спросила ведьма.
Антон кивнул.
Еще он заметил, что Ира все больше льнет к своему левому боку. То ли она так пытается отклониться от присосок морбуса, то ли защищает еще не рожденного ребенка.
— Тебе надо действовать, — тем же равнодушным голосом сказала ведьма. — Времени мало.
Антон огляделся по сторонам, словно в последний момент… хоть где-то… под ногами… или в этом проклятом тумане, должен появиться ответ. Какой-то знак.
Ведь не может он просто так взять и…
— Как это делается? — спросил он.
— Подходишь к ней. Погружаешь руки в ее тело. Ребенка ты нащупаешь довольно легко. Он единственный, что есть там твердое. Ну, помимо морбуса, разумеется. Когда нащупаешь, тяни на себя. Когда оторвешь, выбрось его. Вот и все, — развела она руки в стороны.
«Вот и все!» — подумал про себя Антон. Об убийстве она говорит так, словно предлагает ему картошку перебрать. Сунь руку в ящик, найди гнилую и выбрось.
— Кстати, он подрос, — прервала мысли ведьма. — Теперь с ним справиться будет сложнее. Да и мать начинает к нему привязываться. А это еще хуже.
— Просто взять и бросить? — не обращая внимания на рассуждения, спросил Антон.
— Ага.
Он недоумевающе взглянул на ведьму. Ему было неприятно наблюдать, как просто и как буднично она выглядит. Ей только пилочки для ногтей не хватает, чтобы окончательно дополнить скучающий образ.
— Дальше будет только хуже, — сказала она и начала ножницами выковыривать из-под ногтей грязь. — И дороже, — добавила она, дабы окончательно добить.
Морбус черной тучей висел над Ирой. Если в прошлый раз он всего лишь протягивал к ней щупальца, словно примеряясь к жертве, то сейчас тонкие смолянистые нити уже обвили шею, плечо и грудь. Ира становилась похожей на марионетку, что неумело пританцовывала, поочередно поднимая ноги. Она тихо постанывала, примерно как во сне, когда засыпала.
Толстые щупальца морбуса были похожи на корабельные канаты. Только стекала с них не соленая вода, а нечто черное, густое. Они вились вокруг Иры. Казалось, стоит морбусу лишь захотеть, и он одним движением сможет обвить ее. Притянет к себе, как паук. Как змея обвивает жертву. Впитает ее испуганную… стонущую… в свое вязкое тело и растворит внутри, словно медуза.
Погрузить руки, вытащить и выбросить, твердил про себя Антон, направляясь к Ире.
Двигался он медленно. Бесшумно. Глаза бегали между Ирой и морбусом, что парил над плечом.
Антон несколько раз обернулся. Ведьма стояла на прежнем месте и ковыряла ногти. Она даже не удосужилась посмотреть на него. Все же она его сюда привела. В этот странный туманный мир.
Антон сделал несколько шагов и замер. В нос ударил жуткий смрад. Протухшая рыба, человеческие испражнения, гниющая плоть, гнойные выделения… все перечисленное наверняка пахло бы лучше, чем то, чем приходилось дышать.
Вонь мгновенно проникла в мозг и вызвала первые порывы рвоты. Антон повалился на колени. Оперся руками о землю и несколько раз безуспешно высунул язык. Ложные порывы рвоты скрючивали тело, как крепкие руки крутят мокрое белье при отжиме.
За жутким смрадом последовал и звук. Антон не сразу его услышал. Но он был точно уверен, что это голос морбуса. Не рык и даже не рокот. Что-то среднее между тем, как трут друг о друга куски наждачной бумаги, и тем, как кипит смола, выплевывая редкие пузырьки на поверхность.
Антон закрыл нос и встал. Но и тогда он чувствовал этот смрад, от которого пошатывало.
Он подошел почти вплотную.
Ира выглядела смазанно, словно Антон смотрел на нее сквозь мокрое окно. Что же касается морбуса, то его можно было разглядеть детально. Теперь Антон понял, почему он в первый раз показался ему шероховатой угольной пылью и одновременно скользким чудищем, сродни медузе. Дело было в том, что сам морбус, то есть его тело, как раз и выглядело как черная пыль, сбитая в комок. Щупальца же, что выскакивали из него, как из морского ежа, были гладкими, скользкими и наверняка липкими.
Антон сделал еще шаг. Морбус булькал по левую сторону. Его щупальца витали в воздухе, как хвост воздушного змея. Ира пританцовывала и все сильнее прижималась к земле.
— Погрузить руки, схватить и вытащить… — прошептал Антон и стал еще ближе.
Он потер ладони и прикоснулся к Ире. Легким холодком обдало кожу. На несколько секунд Антон замер и утопил руки в ее теле. Это было сравнимо с тем, как опустить их в студеный кисель.
Ира никак не отреагировало на это вторжение.
Тогда Антон немного надавил, и руки исчезли почти по локоть. Пальцы уткнулись во что-то твердое, круглое и на удивление теплое. Антон схватил этот шарик и начал тянуть.
Затуманенное лицо Иры вздернулось, и мутными глазами она уставилась на Антона.
Антон отклонился, но руки не вытащил. Казалось, что вот-вот… еще чуть-чуть, и теплый шарик должен оторваться от ее эфемерного тела и полностью оказаться у него в руках.
Звуки бульканья усилились. Морбус стал походить на загонщика коров с десятком хлыстов, которыми он умело управляется. Щупальца волнами ходили вокруг Антона. Извивались. Плавали.
Наконец, теплый шарик сдвинулся с места.
Ира открыла рот, оглушив пространство детским стоном. Она забыла про свой танец и стала как вкопанная. Выпрямилась, дав возможность морбусу воткнуть в нее еще несколько тонких щупалец.
Антон не увидел, не осознал, а скорее почувствовал, что Ира не хочет расставаться с этим теплым шариком внутри нее. Она качнула плечами и отвернулась от Антона.
Детский крик продолжал будоражить воображение. И чем больше Антон прилагал усилий, тем громче становился крик. Он переходил в вопль, в стон. В звуки дикой агонии.
Антон отпустил шарик и повалился на спину.
Ира мгновенно заняла прежнее положение, склонившись к земле, подальше от морбуса. Детский плач прекратился.
Антон отметил столь быструю перемену. Теперь она казалась спокойной.
Почему-то, вспомнилось, как он обманул ее. А именно момент, когда сделал вид, что у него прихватило живот и он заперся в туалете.
— Ты как? — спросила тогда Ира.
В тот момент Антон не придал ее словам какого-то значения. А ведь… ведь она интересовалась его самочувствием, при этом сама будучи смертельно больной.
Наверное, это о многом говорит, подумал Антон.
Он вскочил на ноги. В несколько шагов оказался возле ведьмы, которая только и успела, что удивленно взглянуть на него:
— Чего? — спросила она.
Антон не ответил. Он вырвал из ее рук ножницы и побежал к Ире.
— Стой, дурак! — послышалось сзади, но Антон и не думал останавливаться.
Он с разбегу влетел в морбуса, воткнув ржавые ножницы.
Щупальца пришли в движение. Звук кипящей смолы усилился. Несколько тонких канатов оторвались от Иры и направились к Антону.
Тогда он вытащил и еще раз вонзил ножницы на полное лезвие. Руку обожгло. Одно щупальце хлестнуло по лицу. Другая упала на плечо, и Антон почувствовал, как огненная цепь начинает обвивать его тело.
Он вытащил ножницы и начал судорожно резать эту черную скользкую нить. Смолянистая жидкость капала на землю.
— Тварь! — крикнул Антон, почувствовав, как еще одно щупальце коснулось ноги, обвило змеей и вздернуло вверх.
Перед тем, как упасть, Антону все же удалось разрезать черную смолянистую нитку, что сдавливала плечо. Он повалился на землю. Нога повисла в воздухе.
Он заметил, как еще одно щупальце, словно дождевой червь, лениво подбирается к нему по земле.
Антон подтянулся, вырвал ножницы и впервые воспользовался ими как ножницами. Несколько раз он щелкнул лезвиями и освободил ногу.
Он и подумать не мог, что может с такой прытью перебирать руками и ногами, сидя на земле.
— Стой! — окликнула ведьма, когда он едва не врезался в нее. — Дурак! Что ты наделал?
— Я не знаю… — ответил Антон, пристально следя за морбусом и в особенности за щупальцами.
— Я ведь тебе сразу сказала, что его не одолеть, — вышла из себя ведьма. — Он даже мне не подвластен… Даже мне! Понимаешь ты!? Что ты натворил!
— А что… что будет?
— Увидишь, — обиженно сказала ведьма и протянула руку. — Хватайся, нам пора уходить. Хотя я бы с удовольствием бросила тебя здесь.
Антон касается холодной ладони ведьмы и замечает, как туман начинает густеть.
Исчезает одинокая Ира. Меркнет и морбус. От ведьмы остался смутный силуэт. Влажный туман наваливается на Антона. Втекает в легкие и…
Мокрый кашель раздирает нутро. Жжет. Что-то скользкое выпрыгивает изо рта, и Антон чувствует под пальцами привычные шероховатые доски.
Комната в плотном дыму. Глаза застилают слезы. Антон ложится на спину, дожидаясь, пока откроют окно.
Ведьма словно нарочно решает его помучить и не торопится подходить к окну. Она легко движется по комнате, и клубы серого дыма причудливыми завихрениями оставляют за ней след.
Наконец она раздвигает шторы, дергает створку и со скрипом выдавливает оконную раму.
Дым устремляется на улицу.
Несколько минут Антон дышит свежим воздухом и лишь затем встает, стеснительно садится на табуретку и тихо произносит:
— Что теперь будет?
Сеанс пятый
Последствия
Ведьма подозрительно оглядела Антона. Показалось, что ей стало жаль его. Сидит на табуретке. Ноги поджал, плечи опустил.
Вместо ответа она ушла в темную комнату. Вернулась с грязным хлопковым полотенцем.
— Отпусти, — сказала она.
— Что? — спросил Антон и сразу заметил ножницы, надетые на палец.
Она аккуратно закутала ржавые ножницы в полотенце и положила на стол.
— Это теперь хуже, чем радиоактивная вещь, — сказала она в сторону.
— Что с ними не так?
В ответ она только хмыкнула. Причем сделала это так, словно ответ на этот вопрос известен даже ребенку.
— Они касались морбуса. Теперь они прокляты. Нельзя вытаскивать вещи из того мира. Все, что оттуда принесешь, рано или поздно причинит вред обладателю. От них надо будет избавиться.
— Извини, — не поднимая глаз сказал Антон. — И как от них избавиться? Переплавить?
— Я их закопаю. Не хочу, чтобы кто-то касался.
— Понятно… — сказал Антон и посмотрел на ведьму.
Он впервые видел ее настолько встревоженной. Может быть, кому-то она бы показалась совершенно спокойной, но Антон знал. Он видел ее истинное спокойствие там — в нижнем мире. Сейчас же она таковой не выглядела. Движения стали резкими, обрывочными. Черные зрачки слишком резво бегали в глазницах.
— Ты ведь не понимаешь, что натворил?
Антон покачал головой.
— И, наверное, хочешь узнать, что будет дальше?
Антон покорно кивнул и крепче схватился за край табуретки.
Ведьма отошла к столу. Скрестила на груди руки и долго молчала. Она словно бы получала удовольствие от того, насколько жалко выглядел перед ней Антон. Каким же он стал маленьким. Забитым.
— Ты почему меня не послушал? — наконец спросила она.
— Я… я не знаю, — покачал головой Антон. — Я хотел сделать все, как ты сказала. Я даже руки в нее окунул. Ты ведь видела! — вдохновленно произнес он. — Я и шарик этот теплый нащупал. Но когда начал тянуть, то Ира… она так жалобно на меня посмотрела. И этот крик ребенка. Наверное, я просто не смог.
— Не смог он… — снова это легкая ухмылка. — А с ножницами бежать на морбуса ты, значит, смог?
— Это был как будто не я. Там все чувствуется по-другому. Как… как… — Антон долго пытался подобрать сравнение, и, когда нашел, голос его вспыхнул: — Это как сон. Во сне я вроде бы управляю собой и делаю то, что хочу, но это ведь не так. Все идет по сценарию, а у меня лишь какая-то иллюзия полного контроля. И там тоже так… — нерешительно закончил он.
— Ты глупец, вот ты кто! — легко оборвала она Антона. — Я даже не знаю случаев, когда обычный человек мог победить морбуса. Обычный человек… — зачем-то повторила она и сама себе ухмыльнулась. — Я не знаю случаев, когда морбуса мог хоть кто-то одолеть. Ходят слухи, что это возможно, но я в них не верю. Морбуса можно немного усыпить, перенаправить. Оторвать от одной жертвы и просто выпустить на свободу. Но чтобы победить! Уничтожить! Нет, это невозможно.
— То есть его можно было отцепить от Иры? — ухватился Антон.
— Не на этой стадии. Если бы мы оказались там раньше, когда он только летал над ней, то да… тогда можно было. Сейчас он уже почувствовал запах крови и присосался к ней, как пиявка. Да и ты своей выходкой разозлил его.
Антон почувствовал укол в свою сторону и одновременно ощутил какую-то тяжесть, словно все органы вдруг потяжелели.
— А что со мной будет? — морщась, спросил он.
— Скорее всего, болезнь какая-то… ну, это тебе еще повезет если так. Поваляешься несколько недель и в себя придешь. А вот жене твоей теперь станет еще хуже.
— Из-за меня?
— Ага. Пойми… — Она отлипла от стола и подошла к Антону. — Мы сами много не знаем про морбусов. Их природу, повадки, привычки, причины… Кто-то говорит, что морбусы — это души умерших людей, которые попадают в тот мир и некоторое время живут там. Ты наблюдал, наверное, что когда умирает один человек, то его близкий как будто следует за ним. Через месяц, два. Или через год. От этого наблюдения и пошел слух, что морбусы — это умершие души, которые цепляются к самым близким для них людям. Скорее всего, они это делают нехотя. То есть они не понимают. Наверное, не понимают… я не знаю. Это всего лишь слухи среди нас.
— Но у Иры никто не умирал.
— Еще раз тебе говорю, я не знаю природу морбусов! Никто ее не знает! Может, это заблудший морбус, который почувствовал в ней слабость и решил так сохранить себе жизнь, то есть высосать из нее все соки. Мне кажется, что морбусы сами как малые дети. Они попадают в тот мир, и со временем он начинается казаться им родным миром. Они там живут точно так же, как мы живем в мире нашем. И так же страшатся умереть. Если так подумать, то мы тоже своего рода морбусы. Убиваем животных ради продолжения собственной жизни. Помни, морбусы ни плохие, ни хорошие. Они просто есть. И ты потревожил одного из них.
— Да… — понуро сказал Антон. — И что делать дальше?
Ведьма резко вздернула острые плечи.
— Дело не сделано. Ничего другого я предложить не могу, кроме как закончить.
— Да… надо закончить, — повторил Антон, понимая, что не управляет мыслями.
Он встал. Сказал:
— Спасибо.
Зачем-то поклонился ей и вышел в промозглую осень. Резкие порывы ветра бросали в лицо мелкую водную пыль. Лужи дрожали рябью, искажая в своем отражении огни фонарей и зажженные окна высоток. Тучи низко ползли по небу, напоминая дым, что стелился по потолку в этом проклятом доме.
Но погода нисколько не тревожила Антона. Он ее не замечал. Не видел он и машин. Не слышал их сигналов. Отборного мата в открытое окно. И даже визг тормозов не вывел Антона из какого-то странного, но очень глубокого погружения в себя.
Антон не помнил, как спустился в метро. Как доехал до своей станции. Как вышел на улицу. Весь его путь отразился в памяти, как проносящиеся вспышки света. Словно он стоял посреди гоночной трассы. А мимо на бешеных скоростях мелькали горящие фары автомобилей.
Если бы не Чарли, то Антон так бы и не вернулся в реальность. Но псу удалось на пару минут выдернуть хозяина. Хоть и стоило это ему немалых усилий.
Не разуваясь, Антон погулял с Чарли. А когда вернулся и начал закрывать дверь, то не был уверен — вернулся он один или все-таки с Чарли.
— Тут… — равнодушно сказал Антон, увидев пса.
Антон взял пакет с кормом и насыпал столько, что Чарли мог закопаться в эту гору еды, как крот.
Стоя перед зеркалом, Антон заметил, что не разулся. Вышел в коридор и начал стягивать пятками мокрые кроссовки. Правая слетела легко, а вот левая…
Ухватившись за стенку, Антон справился с кроссовкой и тут же почувствовал, что если отнимет руку от стены, то не устоит на ногах. Силы разом покинули. В голове помутнело. Зрение упало, как лампочка при слабом напряжении. Стены качнулись один раз… Второй! Третий!
Искривились. Сблизились так, что дышать стало невозможно.
А после резво подались в стороны. Показалось, что дом не выдержит и хрустнет.
Но дом, в отличие от Антона, выдержал.
Продолжая держаться за стену, он сполз на пол.
Пытался отдышаться. Прийти в себя. Несколько раз ловил себя в сознании и прилагал все силы, чтобы удержать внимание. Насильно приковал взгляд к мигающему зеленой лампочкой роутеру. И так жадно смотрел, словно практиковался в телекинезе и одним взглядом хотел сдвинуть его с места. Или обесточить!
Ни того ни другого сделать не удалось.
Хорошо хоть сознание кое-как удерживается.
Снова помог Чарли. Подбежал, начал руку лизать. Ластиться.
Антон откинул голову назад. Ударился затылком, но боли не ощутил. Вместо этого почувствовал, как нечто вязкое и одновременно жесткое, как мокрый корабельный канат, обвивает грудь и начинает медленно сдавливать.
От боли потемнело в глазах. Антон раскрыл рот, но крикнуть не удалось. Жалкий хрип вырвался из перекошенного болью рта.
Он окончательно распластался на полу. Изогнулся дугой. Несколько раз судорожно дернулся и словно бы разорвал этот канат. Боль отступила. Есть возможность вдохнуть полной грудью.
Зрение вернулось чуть позже.
Антон с жалостью посмотрел на выключатель света и понял, что не дотянется. А встать пока что нет сил. Придется любоваться квартирой в потемках.
Благо, хоть квартира стала привычных размеров. Ни больше, ни меньше. Вот он, прямоугольник коридора. Ванная с горизонтальной полоской света под дверью. Квадрат окна за полупрозрачными занавесками. Проглядывается угол стола. Шарообразная люстра темным пятном свисает с потолка. Разложенный диван с мятым постельным бельем и…
…и что-то там движется.
Первая мысль — это Чарли. Но он здесь!
Тогда что же там?
Темные складки постельного белья собираются в нечто круглое. Словно кто-то притаился там, чтобы разыграть Антона. Но ему сейчас не до шуток.
Одеяло вместе с простыней поднимаются. Скатываются в ком. Взлетают над диваном и приклеиваются к люстре.
Морбус вышел в реальный мир и черным пятном повис под потолком. Его щупальца витают по комнате. Становятся длиннее. Тянутся к Антону.
Касаются ноги и вьются дальше, обвивая колено, бедро, живот, грудь, и, наконец, делают виток вокруг шеи.
Антон пытается вдохнуть. Получается с трудом.
Пытается крикнуть. Не выходит!
Хватает рукой за щупальце. Тянет. И понимает, что силы не равны. Еще одно щупальце прорастает лианой. Змеей обвивает тело. Прижимает руки.
Антон понимает, что не может не только пошевельнуться. Не может дышать. Чувствует, как хрустит грудная клетка, выжимая из него остатки кислорода. Ощущает себя мошкой, попавшей в паутину. И вот паук уже крутит всеми лапками. Сворачивает кокон.
Кажется, что туман проник в настоящий мир и поглощает его. Его и его сознание.
***
Сознание проскакивало и исчезало. Появлялось и таяло.
Привычная квартира представала перед Антоном днем и ночью. Иногда он открывал глаза, видел светлый квадрат окна. Осеннее солнце прожектором освещало квартиру. Антон моргал, и вот уже едва заметный ночной свет стелился по полу.
Ощущение времени было окончательно потеряно.
Реальность смешивалась с бредом, и сложно было отличить, что из них есть явь.
Черные щупальца морбуса продолжали сдавливать… или же это было сном.
Антон видел Иру… ту Иру из тумана. В синем больничном халате. Со смазанным лицом и размытым контуром тела. Она ходила по квартире. Занималась домашними делами. Включила телевизор.
— Тебе видно? — спросила Ира, глядя на него, лежащего в коридоре. — Ой, смотри, тебе тут привет передают.
Антон нехотя посмотрел. В телевизоре была Лиза. Она вертела головой, улыбалась и махала рукой.
— Привет Антон. У тебя все получилось? Мы сможем быть вместе? Ты обещал, что сделаешь это. Я так долго искала эту гадалку, а ты медлишь. Давай заканчивать. Тебе, кстати, привет от матери. Антон, она переживает. Говорит, что ты совсем про нее забыл. Это на тебя не похоже.
Антон больше удивился тому, что Лиза говорила про ведьму, нежели тому, что она из телевизора разговаривает с ним.
Он сам, несмотря на свой скептицизм, нашел этот проклятый дом.
Он хотел что-то ответить телевизору… набрал в грудь воздуха, но все исчезло в тумане. Плотном, как банный пар. И неестественно холодном. И почему-то Антон был уже на ногах. Ходил из стороны в сторону. Искал выход. Кричал и понимал, что туман съедает звуки.
Он замер. Прислушался. Показалось, что слышит чей-то стон. Далекий и едва различимый. Потратил много времени, чтобы понять в какую сторону двигаться. Определился.
Вначале пошел, а после побежал. Голос становился громче.
Антон замедлил шаг. Страшно было бежать в столь плотной субстанции. Почему-то казалось, что перед ним непременно окажется стена и он со всего разбегу врежется.
Антон вытянул руки и побрел, как в темноте.
Он весь покрылся слизью. Мерзкой жижей. Точно в кисель окунули.
Стон был близко. Казалось он настолько рядом, что до него можно дотянуться.
Ускорил шаг и споткнулся. Повалился на колени и понял, что стон идет с земли.
Руки нащупали какой-то комок. Упругий и скользкий. Словно медуза проглотила камень. Комок шевелился.
Антон пригляделся.
Перед ним лежал ребенок, покрытый слизью. Багровый, словно в кипяток опущенный. Пухленькие ручки и ножки мертвецки лежали вдоль тела. Глаза закрыты. И лишь беззубый рот истошно вопит…
Стон становился громче. Вначале он заполнил туман. Затем проник Антону в голову и вытеснил мысли.
Голова начала гудеть, как рельса, по которой ударили монтировкой. И что-то неведомое давило изнутри и пыталось вырваться.
Антон зажал уши, но было слишком поздно. Стон уже поселился в нем. Он уже разрывал плоть. Выворачивал наизнанку. И у него это получилось.
Антон почувствовал, как грудная клетка старым сундуком распахивает дверцы.
Боли не было. Были лишь жгучее отвращение собственного тела и боязнь того, что в этом теле находится. Антон открыл глаза, с ужасом наблюдая, что вместо крови течет черная, матовая жидкость. Словно расплавленную смолу присыпали угольной пылью.
Ноги и руки против его желания прижались так плотно, что почти слились воедино. Кости в теле начали вибрировать и двигаться. Черная жидкость заливала землю, а после… по невозможным физическим законам начала подниматься вверх и обволакивать его. Закружилась вьюгой. Завертелась. Словно Антон попал в центр торнадо. Белый туман сменился черной рябью.
В какой-то момент Антон почувствовал, что отрывается от земли и воздушным шаром парит в воздухе. Черный смерч исчез, и плотный туман вновь овладел пространством.
Антон видел себя в нем плавно парящей над землей птицей. Отдаленные и чужие крики касались слуха. Антон пролетал мимо них до тех пор, пока что-то до боли знакомое не появилось в этом гомоне людских бед. Не проникло внутрь и не заставило ощутить всепоглощающее чувство страха.
Антону, если это был все еще Антон, казалось, что если в эту же секунду он не полетит на знакомый крик, то…
…он сам не знал, что случится. Не мог и предположить. Но звериный инстинкт страха заставлял двигаться дальше. Лететь, пропуская сотни или даже тысячи чужих силуэтов. Это надо делать. Надо… а иначе…
Лучше не думать, что будет иначе. Да и думать некогда.
Наконец он увидел знакомый образ и привычный голос, что звал его. Темное пятно человеческого очертания приближалось. Манило. Влекло его.
Сущность подлетела ближе.
Силуэт человека в яркой зеленой одежде и с пышными волосами стоял на месте и слегка пританцовывал.
Сущность замерла над ним. Она как будто желала и не желала одновременно прикоснуться к человеку. Длинные черные щупальца выскочили вперед и лентами начали витать вокруг.
Наконец, одно щупальце коснулось.
И весь тот страх, что так глубоко и так по-звериному дико вынуждал это сделать, исчез. Растворился…
Как растворился и силуэт.
Антон открыл глаза.
Сеанс шестой
Пограничье
Сознание отказывалось возвращаться.
Бред с легкостью одерживал победу над реальностью, держа под контролем и слух и зрение.
Туман прорывался из другого мира в мир этот. Черные щупальца морбуса недвижимо свисали с потолка. В голове все еще был хор людских голосов.
Постепенно крики исчезали, Антон будто отдалялся от источника звука.
Несколько минут он не мог поверить, что без проблем слышит собственные мысли. Чтобы окончательно подтвердить свое состояние, шевельнул головой…
Зря это сделал. Заболело так, что сам готов был застонать громче, чем все те, погрязшие в тумане. Зачем-то сдержался. Стиснул зубы и стерпел.
В это время черное размытое пятно возникло в противоположной от окна стене. Силуэт, напоминавший человека, долго наблюдал за ним. Словно бы ждал, когда он придет в себя, чтоб отсоединиться. Отлипнуть от стены и бесшумно паря, приблизиться к Антону.
Он коснулся руки, и Антон, отдернув руку, снова ощутил нестерпимую боль. В этот раз сдержаться не удалось. Застонал. Слезы окропили глаза.
— Все хорошо… — сказал человек, но голос его точно был знаком. — Ты меня слышишь?
Антон желал посмотреть на человека. Опознать его. Но боялся шевельнуться. Он лишь глупо лежал и хлопал глазами, ничего не видя перед собой.
Снова рука незнакомца коснулась его.
— Это я, Антон. Это я…
«Кто я? Кто ты?» — спрашивал себя Антон.
А человек тем временем продолжал:
— Я так за тебя боялась. Мы все переживали. Отец и я.
Антон осторожно склонил голову и признал маму. Страх и какая-то дикая паника начали отступать вслед за бредом. Вместе с этим коктейлем скверных чувств уходила и боль. Антон смог улыбнуться. По крайней мере, ему показалось, что он улыбнулся.
Мать взяла стул и присела у кровати.
— Как ты себя чувствуешь? Все хорошо?
Антон кивнул. Он почувствовал, как горячие пальцы матери касаются его руки. Гладят. Скользят. Сжимают предплечье.
— Тебе принести воды?
Антон кивнул.
Мать бесшумно встала. И скорее не пошла, а полетела. Не было слышно шагов. Шуршания одежды. И того, как она открывает и закрывает дверь. Если здесь есть двери.
Антон приподнялся на локтях. Осмотрелся.
Почему-то только сейчас он понял, что лежит совсем не там, где в последний раз себя помнил. Но это его нисколько не удивило. Больше всего его внимание притягивали стены. Точнее то, что удавалось увидеть. Проклятый туман никак не хотел отпускать. Антон отчетливо видел лишь то, что было у самого носа. Свои руки. Ноги, покрытые белой простыней. Деревянное изножье кровати. Складной металлический стул. Тумбочку рядом с собой. Но чем дальше он смотрел, тем больше мгла скрывала реальность. Размазывала картину мира, точно художник прорисовал лишь ближайшие детали окружения, совершенно не позаботившись о том, что находится дальше.
Стены таяли в тумане.
Из этого тумана в очередной раз отделился силуэт, и, лишь когда подошел ближе, Антон вновь признал в нем маму.
— Держи. Давай я тебе помогу.
Она поднесла стакан к губам. Другой рукой приподняла голову.
Антон лязгнул зубами по краю стакана. Вода оросила иссохшие губы. Залила шершавый язык, и Антон почувствовал, что вместе с водой к нему возвращается жизнь.
— Тише-тише… — приговаривала мама, приподнимая стакан.
Антон жадно лакал воду до тех пор, пока не увидел дно стакана, испачканное черной жижей. Он выплюнул воду и закашлял.
— Тише…
Мама одну руку положила на грудь, а второй схватила Антона за руку. Снова горячее прикосновение пальцев. Антон взглянул на руку и вместо привычных и нежных материнских пальцев увидел скользкие щупальца.
— Прочь! — проскрипел он и оттолкнул мать.
— Антоша… — едва не плача, произнесла она.
Антон хотел сказать что-то еще, но вначале почувствовал, а после и увидел, как сгущается туман. Сдавливает стены. Застилает окно, койку, тумбу, маму…
***
Окончательное пробуждение произошло на следующее утро.
Мама покорно сидела у койки. Дождалась, когда проснется. И с некоторой осторожностью спросила:
— Проснулся?
Антон ответил:
— Да.
Некоторое время он разглядывал палату. Особенно долго всматривался в окно и так же долго разглядывал стены. Он словно нарочно пытался выискать обрывки тумана, что все время преследовали его. Не нашел.
Чувствовал Антон себя хоть и вымотанным, словно после жуткого похмелья, но это все равно никак не шло в сравнение с его недавним состоянием.
По крайней мере, он мог видеть и говорить. Для начала этого вполне достаточно.
Мать рассказала, как он перестал отвечать на звонки. Как она приехала. Квартира была не заперта. И она безумно ужаснулась, когда открыла дверь и увидела его лежащим на полу.
— …дальше скорая. Больница. И вот… — Мама развела руки в стороны.
— Сколько прошло времени? — сурово спросил Антон.
— Почти четыре дня.
— И что… я все время был в коме?
— Нет, что ты… — Мать словно испугалась этого слова. — Не был ты ни в какой коме. Ты был в бреду, если можно так выразиться. Лепетал иногда какие-то слова. Несколько раз довольно сильно начинал дергаться. Как… как в агонии. Врачи вкалывали тебе успокоительное.
Антон отвернулся к окну и несколько минут молчал. Он пытался по обрывкам воспоминаний, по рассказам матери собрать пазл. Выходило скверно. Как-то все скомкано. Неправдоподобно. Нецелостно.
— У меня рак? — спросил он, почувствовав, как подушка становится мокрой.
— Что ты такое говоришь… — вскочила мать со стула и начал ходить по палате. Благо, в этот раз Антон слышал ее шаги и то, как шуршит мятый пиджак. — Нет у тебя никакого рака. Это обычный нервный срыв. Просто понимаешь… как объяснил мне врач, на тебя столько всего навалилось одномоментно, что твоя психика ничего лучше не придумала, чем отключиться и уйти на перезагрузку. Так мне объяснил доктор. И я ему верю. — Мама вернулась на стул. — Ты еще пару дней отлежишься, и можно будет выписываться. Нет у тебя никакого рака. Пока ты здесь лежал, тебя тысячу раз проверили. Анализы, УЗИ и всякое разное. Ты же знаешь, я не слишком сильна в медицине.
— А что с Чарли?
— У нас твой Чарли, — улыбнулась мама. — Отец безумно рад ему.
— Правда?
— Нет, конечно, — хмыкнула мама. — Сам же знаешь, что он живность терпеть не может.
— А работа? — вдруг встрепенулся Антон.
— Антон! — прикрикнула мама. — Вот только о работе тебе сейчас думать. Ничего не случится. Доедут твои камазы куда надо и без тебя. А уйдет эта работа, придет другая. Ты, главное, поправляйся.
Антон перелег на бок и скривился.
— Болит?
— Нет… просто устал. Как там Ира? — спросил он и мысленно обругал себя. Задал уже столько глупых вопросов, а о главном спросить не догадался.
Мама отвернулась, и лицо ее как-то сразу потемнело.
— Ира? — то ли просто повторяет, то ли зачем-то переспрашивает мама. — Дела у нее не особо изменились с момента твоей этой отключки… Вроде бы не лучше, не хуже. Но ты не переживай. С ней находятся ее родители. Мы даже виделись пару раз. Говорят, она несколько раз приходила в себя. О тебе спрашивала, — таинственно улыбнулась мама. — Мы договорились, что пока она не наберется сил, ей лучше не знать, что у тебя так все вышло. Кстати! — засияла мама. — Забыла тебе сказать. Лиза приходила. Она очень за тебя переживает, Антон. Представляешь, хотела вообще со мной здесь остаться. Но я ее выпроводила. А так, если коротко, то все хорошо. Ничего не изменилось.
Антон выслушал спокойно. Разве что последняя фраза как-то сильно кольнула самолюбие: Ничего не изменилось. Его не было около четырех дней, а ничего не изменилось.
Пожалуй, помрешь, и все останется прежним.
Мать еще некоторое время побыла рядом и уехала.
Два дня Антон лежал под наблюдением. Больше всего он боялся наступления темноты. Казалось, что стоит мраку проникнуть в палату, то следом появится и туман. Облепит стены и сожмет сознание до размеров палаты. Но этого не происходило.
Время быстро стирало воспоминания, трансформируя их в страшный сон. В выдумку. Нет никакого другого мира! Нет тумана. Черной сущности нет. Ничего этого нет. Есть только он. И Ира еще есть… с этим проклятым раком. Только это реально, все другое — вымысел.
Антон довольно быстро вернулся к привычной жизни. Молодой организм затянул раны. Молодая память стерла дурное.
Скорее ради приличия, нежели по зову сердца, Антон навестил Иру.
Она сильно изменилась за это время. Даже лежа под капельницей, выглядела уставшей. Лицо посерело и стало матовым. Плотные кольца синяков окружали закрытые веки. Похудела. Иногда Антону казалось, что она и не дышит. Настолько невидимыми были ее движения.
Нельзя сказать, что Антон был равнодушен. Нет, кое-что он все-таки испытывал. Не любовь и не жалость, а скорее ностальгию по прошлому. Ведь невозможно смотреть на умирающего человека и совершенно ничего не чувствовать. Это совсем надо быть бездушным кирпичом.
Но я не такой, думал Антон. Я как-никак с морбусом в схватку вступил. Спасти ее пытался. И до сих пор пытаюсь… Да, пожертвовав ребенком, но все же… хочу спасти. Да и женаты мы все-таки. Жили вместе. Горевали и радовались тоже вместе. И, может, даже где-то далеко осталась еще любовь. Та первая любовь, что возникла мгновенно. Что выросла из симпатии к кроткой девушке.
А теперь что?
Жалкое равнодушие, подхватил Антон свои мысли. Словно передо мной лежит далекий человек. Знакомый, не больше. Ни тебе дрожи внутри. Ни наворачивающихся слез. Ничего нет. Все-таки очерствел я за последнее время. Нервы ни к черту. Такими темпами и перегореть могу к жизни. Впасть в депрессию и продолжать жить, как зомби. Надо избавляться от этого чувства.
Даже прикасаться не хочу, с неким отвращением к самому себе признался Антон, оглядывая лицо Иры.
Однако, какие бы мысли ни посещали его, а некогда начатое дело надо было заканчивать.
Спустя три дня он стоял у знакомого дома.
— Ты изменился, — сказала ведьма с порога.
— Я знаю, — коротко ответил Антон и по-хозяйски вошел.
Не спрашивая разрешения, задернул шторы. Открыл форточку и уселся на привычную и такую неудобную табуретку.
— Ты настроен решительно, — кивая, сказала ведьма.
— Так и есть! — заявил Антон.
Он и вправду решил положить этому конец. И в этот раз он не ждал знаков природы. Не спрашивал совета матери. Он сам решил.
Сам.
— Давай уже, начинай тут дымить, — небрежно бросил Антон.
Ведьма улыбнулась и покачала головой.
— Оплату вперед.
— Там человек умирает, а ты о деньгах думаешь.
— Люди всегда умирают, — равнодушно прокомментировала ведьма. — Что мне теперь, о каждом горевать? Никакой души на такое дело не хватит.
Она быстро сходила в комнату. Вернулась с медной тарелкой.
Антон отдал деньги.
— Теперь будешь дымить?
— Буду. Только не торопи, спешка здесь ни к чему.
— Знаю. Но это дело слишком затянулось.
— Не по моей вине, — кольнула ведьма.
— Знаю, — слегка виновато сказал Антон.
Он не стал наблюдать за приготовлениями. Думал лишь о том, что необходимо сделать в этом самом тумане. Подойти, погрузить руки, нащупать плотный комок и выдернуть.
— Кстати, а что дальше делать, когда я это… ну, вытащу ребенка?
— Скорми его морбусу, — не оборачиваясь, ответила ведьма.
— То есть как?
— Просто кинь в него. Этого будет достаточно. Кстати, это даст дополнительный шанс для твоей жены. Может, он наестся и оставит ее в покое.
— Хорошая еда, — сам себе сказал Антон.
Он чувствовал себя уверенным. Решительным. Настроенным. Но, посмотрев на руки, увидел, что они дрожат. Тогда он отвернулся, дабы не сбивать своего настроя. Пусть дрожат. Только где-то там. За пределами видимости.
Не следует сейчас сомневаться. Все должно пройти быстро и четко, как по инструкции.
Антон ощутил запах гари. Огляделся. Пока настраивался, комната прилично заполнилась дымом.
Вот уже и первый удар бубна прозвучал. Второй, третий…
Антон оперся о стенку, откинул голову и закрыл глаза.
Не хотелось снова наблюдать этот переход в другой мир. Надо экономить силы и эмоции. Они сейчас ему нужны, как никогда.
— Вставай… — услышал он голос ведьмы.
Антон открыл глаза. Вся округа была в тумане. Так и должно быть.
— Надеюсь, ты сейчас не будешь импровизировать? — спросила ведьма, когда Антон встал.
— Нет! — коротко ответил он.
— Тогда следуй за мной.
Антон шел след в след. Старался не отставать и не терять ведьму из вида.
Плотную тишину начали разрезать людские стоны. Со временем они сплелись в сплошной хор боли. Кричали, выли, орали…
— Мы пришли, — сказала ведьма, делая шаг в сторону.
Да, мы пришли, подумал Антон, когда перед ним показалась мутная поляна.
— Она больше не танцует, — заметил Антон, указывая на Иру.
— И морбус стал больше, — подхватила ведьма. — Если что, ножниц у меня с собой нет.
— Смеешься.
— Нет. Предупреждаю.
— То есть вытащить ребенка и просто бросить в морбуса? — напоследок спросил он.
Ведьма кивнула.
Антон подошел к Ире. Ее фантомное тело светилось голубоватым цветом. Легким и едва заметным.
И огромная тень морбуса нависала над ней. Он действительно стал больше. Теперь он походил на грозовую тучу, что распластала свои щупальца, как молнии.
Антон обернулся на ведьму. Снова она стоит так, словно ожидает очередь в туалет. Даже не смотрит.
Может, оно и к лучшему.
Один на один, решил Антон и подошел ближе.
Он зашел с противоположной от морбуса стороны. Здесь меньше вероятность, что щупальце коснется его. Хватит прошлого раза. Нога и грудь до сих пор иногда побаливают.
Около минуты Антон вглядывался в фантом Иры, словно одним взглядом пытался ее разбудить.
Затем закатал рукава и, не мешкая, погрузил их в тело. Холодок прошелся по рукам, приподнимая волоски. Но вязкая слизь тут же пригибала их к коже.
Нащупал теплый ком. Упругий, как резиновый мяч. Пальцы обхватили его. Сцепились замком.
Антон потянул на себя. Ира открыла глаза и, невзирая на щупальца морбуса, приподнялась. Выпрямилась. Она начала пританцовывать и извиваться.
— Это ради тебя, — натужно сказал Антон, продолжая тянуть.
Он словно тащил горячий кусок мяса из ледяной проруби.
Чем ближе ребенок подходил к границе внешнего мира, тем горячее он становился.
Как бы Антон ни старался, какие бы силы ни прилагал, а ребенок двигался медленно.
Ладони начали гореть. Руки же, наоборот, кололо от холода.
Ира в очередной раз выпрямилась и, открыв рот, закричала.
Морбус проснулся вместе с ней. Его булькающий голос клокотал над ухом, вплетаясь в стон Иры.
Антон стиснул зубы, чтобы не выдать себя криком. Он тащил, пока не увидел золотое свечение. Оно пробивалось сквозь фантом тела. И вскоре показалось уже здесь. В этом мире.
Чем больше он выходил наружу, тем ярче светился. Антон закрыл глаза. Хотелось закрыть и уши, но руки были заняты.
Наконец, он выдернул плотный сгусток света и повалился на землю. Ладони обжигало так, как если бы он держал в руках уменьшенное солнце.
Он встал.
Ира продолжала извиваться. Черные щупальца обвивали ее все больше. Впивались в тело и исчезали там.
Антон обернулся. В этот раз ведьма пристально наблюдала за ним.
Он размахнулся и бросил горящий шар в черную тучу. Он вошел туда, как раскаленный добела металл входит в сливочное масло. Черные стенки тучи проглотили шар и сомкнулись, как смыкается водная гладь после брошенного камня.
Антон успел заметить, как несколько щупалец отцепились от Иры и безжизненно упали на землю прежде, чем почувствовал на плече руку.
Последнее, что он увидел, — фантомное тело Иры. Тусклое и сливающееся с туманом.
А дальше он шел, схватившись горячей рукой за холодную руку ведьмы.
Очнулся он, как обычно, на полу, жалобно скребя пальцами шероховатые доски пола.
Сеанс седьмой
Связь
Через пару дней врачи сообщили, что у Иры случился выкидыш.
— …лучше уж на ранней стадии, — подбадривающе говорил Виталий Петрович. — Сейчас ситуация в норме. Ирина Владимировна все еще остается без сознания.
— А дальше что? — спрашивала мать Иры.
— Мы не можем дать никаких гарантий…
На этой фразе Антон покинул кабинет. Уж больно знакомыми показались эти слова.
«Хоть кто-то в этом мире готов дать гарантии? — спрашивал он себя и тут же отвечал: — Я ведь и сам не даю никаких гарантий Лизе. К чему бы мне в таком случае требовать их?»
Однако он требовал. И, естественно, оставался без ответа.
Но, как бы там ни было, а Ира пошла на поправку. Врачи этого еще не сообщили, но слова были излишни.
При следующем посещении Антон заметил, что матовая краска на лице Иры растворяется. Собственно, рассасываются и круги вокруг глаз.
В этот раз Антон все же дотронулся до жены и поймал себя на мысли, что не прикасался к ней уже добрый месяц или около того.
Наверное, в последний раз было, когда он пытался привести ее в чувство в квартире. Да, там еще молоко было разлито.
Наравне с тем, как поправлялась Ира, Лиза начала наседать, требуя от Антона решительных действий.
В ответ Антон ухмылялся и колко комментировал:
— Мне ей записку написать? Придет она в сознание, а там писулька от мужа. Прости, дорогая, пока ты была в коме, я нашел себе новую любовь. И рядом бумаги для подписи на развод. Лиза, ну ты в своем уме? Дай ей хоть в себя прийти.
— Мне твоя мать сказала, что ей становится лучше.
— Лучше — не значит, что она выздоровела!
— А если она пять лет болеть будет, ты так и будешь сидеть возле нее?
— Буду! — нервно бросил Антон. Скорее для того, чтобы позлить Лизу. Сидеть пять лет он, естественно, не собирался.
— Вот и иди к своей больной… — едва сдерживаясь, сказала Лиза.
Антон не стал утешать. Хлопнул дверью и ушел.
Ему сейчас меньше всего хотелось выяснять отношения, будучи еще женатым человеком. И оставаться одному хотелось меньше всего.
Спас телефонный звонок. Сказали, что Ира пришла в себя.
Хоть одна хорошая новость за последнее время.
Не раздумывая, он поехал в больницу. К его приезду в палате уже было не протолкнуться. Родители Иры, его родители. Какие-то родственники, которых он видел впервые. Еще и детей с собой притащили.
Антон вошел в палату и почувствовал, как все глаза устремились на него. Даже тяжело стало от одного этого ощущения. Словно на плечи мешок цемента накинули.
— Ну, чего стоишь, стесняешься… — помахал рукой отец Иры, — проходи, встречай любимую.
Как на свадьбе, промелькнуло у Антона. Все радостные такие, точно она уже излечилась от рака. Сейчас еще подслушивать будут, что я ей такого скажу. Как же мерзко играть эту роль.
Антон протиснулся.
Увидел открытые глаза Иры и впервые с момента болезни, почувствовал, как увлажнились собственные глаза. Несколько раз моргнул, опустил взгляд и подошел к койке.
— Привет… — прошептала Ира.
Антон улыбнулся. Он и сам не понимал, отчего так светится. Присел на стул, взял ослабевшую руку Иры и начал гладить.
В этот момент ему было плевать, что за спиной стоят зрители. Присматриваются. Прислушиваются. Умиляются от нахлынувших чувств.
В этот раз Антон не играл влюбленного. Он как будто бы вернулся на много лет назад, когда Ира была для него Ирочкой. Когда он мог часами смотреть на нее. Стараясь запечатлеть в памяти тонкие линии ее очерченных скул. Подбородок, слегка подающийся вперед. Родинку… И в особенности то, что Ира не умеет быть серьезной. Даже в ссоре… в злости, в раздражении, в тревоге… лицо ее всегда остается таким, словно она нарочно сдерживает улыбку, которая так и рвется наружу.
Спасибо маме, догадалась и выпроводила всех из палаты. Она всегда знает, что Антону нужно.
— Давайте оставим их, — сказала она и, выгнав всех, вышла следом.
Ира неотрывно смотрела на Антона. Антон сидел рядом и гладил ее руку.
— Ты как? — спросила она, едва шевеля губами.
Антон улыбнулся.
— Наверное, мне бы следовало задать этот вопрос.
— Да уж… — Ира улыбнулась. В этот раз не только глазами.
— Давай сначала. Как ты себя чувствуешь?
Ира закатила глаза.
— Неплохо… честно признаться, было хуже.
— Тебе уже рассказали про меня?
— То, что ты тоже решил отдохнуть в больнице? Да, уже сказали.
— То есть в курс дела ввели?
— Кратко.
Антон вспомнил о ребенке. Не хотелось поднимать эту тему именно сейчас, но что-то внутри не слушалось его желаний.
— Еще что-нибудь сказали? А то я сейчас буду рассказывать и повторяться, — прощупывал он почву.
— Я с удовольствием послушаю снова.
Ира перевернула руку и слабо сжала предплечье Антона.
— А про ребенка тебе уже сказали? — выпалил он. Решив, что не стоит тянуть. Потянул уже один раз, теперь вот мучается со всем этим.
— Я догадалась, — довольно легко отреагировала Ира. — Мне даже сон приснился. Если это был сон… скорее нет, не сон. Только эмоция. Жалость и боль. Будто кто-то отнимает его у меня. Я сопротивляюсь. Кричу. Плачу. И в какой-то момент чувствую, что связь оборвалась. Словно во мне свет погасили. Честно говоря, я сама еще до конца не понимаю, что происходит. Как будто я еще не проснулась.
— Как утром?
— Ага… когда сон накладывается на реальность.
— Отдохнешь?
— А ты уже пытаешься от меня отделаться? — с улыбкой спросила Ира.
— Нет, что ты… Просто. Я не знаю… — признался Антон и, отпустив руку, откинулся на стуле. Он смотрел на Иру и ощущал непонятную дрему. Словно и у него туман еще не выветрился из головы.
— Ты выглядишь уставшим, — заметила Ира.
— Эмоционально выгорел. И голова болеть начинает.
— Как там Чарли?
— С ним-то что случится? Весел. Доволен. Безмятежен, — лениво ответил Антон.
Так хорошо начавшаяся беседа зашла в тупик. Антон решил не мучить ни себя, ни Иру.
— Я, пожалуй, пойду. Отдыхай. — Он встал. — Там за дверью еще много людей, кто хочет с тобой поговорить.
Ира устало улыбнулась, приподняла руку с постели. То ли в знак прощания, то ли хотела прикоснуться к Антону.
— Выздоравливай, — сказал он и, склонившись, поцеловал Иру в щеку.
Этот поцелуй дался ему едва ли не сложнее, чем вступить в бой с морбусом.
Видимо, Ира заметила отстраненность. Она закрыла глаза и отвернулась.
— Пока, — перед выходом сказал Антон.
Ответа он не услышал.
Антон покинул больницу, и жизнь быстро закрутила его в свой водоворот. Не событий — нет! И скорее даже не водоворот, а омут. Да, именно омут будничной рутины поглотил Антона.
Ира быстро поправлялась. Весь медицинский персонал в недоумении повторял, что это какое-то чудо. Не может человек излечиваться столь стремительно.
Но Ира излечивалась.
Спустя два месяца, как раз под новый год, ее выписали.
Чувствовала она себя хорошо, а вот выглядела неважно.
— У меня такое чувство, что я вышла из комы не полностью. Не вся, — говорила она Антону. — Будто там что-то осталось. Частичка меня. Может, это я так о ребенке переживаю.
— Да, я читал, что подобное бывает при потере… — уклончиво отвечал Антон. — Пишут, что со временем это пройдет.
— А мне кажется, что никогда уже не пройдет. Будет преследовать меня по жизни.
— Может, к психологу сходить?
— Опять по врачам? — недовольно хмыкнула Ира. — А хотя, может, ты и прав. Если так продолжится, то… я не знаю, как жить с этим чувством. — Ира подумала и все же решила добавить: — Чувством вины, что ли.
Антон еще тогда, в больнице, отметил в ней перемену. За совместно прожитые годы он научился определять ее истинные смыслы, а не те, что она желает показать. Да и сложно ей скрывать, когда буквально все на лице написано. Надо лишь знать шифр. И Антон знал его. Выучил.
Ира усердно делала вид, что ничего серьезного не произошло. Она даже говорила так:
— Со всеми может случиться. Да и это не конец света. Я молода. Здорова! — Здесь она всегда делала акцент. — У нас еще будут дети. Весь дом заплодим своим потомством, — улыбалась она. А в это время брови ее слегка приподнимались вверх. Уголки же губ, напротив, опускались.
Может, для постороннего человека она и выглядела веселой, но только не для Антона.
Скорее, она и для себя выглядит сейчас счастливой, думал Антон, продолжая наблюдения. Будто бы нарочно ведет себя так, чтобы обмануть. И вовсе не меня. Себя обмануть пытается.
И некоторое время ей это удавалось. Но печаль начала брать свое. Отвоевывала эмоции, сдвигала радость и счастье от выздоровления на второй план.
Ира получила второй шанс на жизнь. Но жизнь ее с каждым днем становилась хуже. Она старалась справиться сама. Носила внутри это чувство и боялась кому-либо показать.
Она никогда не выделялась повышенной эмоциональностью и буйным нравом. А теперь и вовсе замкнулась. Как будто бы даже стала меньше. Ссутулилась. Плечи жмет к груди. Голову к земле клонит. И даже при разговоре выглядит так, словно боится. Иногда поднимет украдкой взгляд и, наткнувшись на чужие глаза, незамедлительно роняет голову.
В одну из зимних ночей, когда снег наметал по углам сугробы, скребся в окно и временами завывал, как больной зверь, Ира открыла глаза. Вскочила на кровати и, схватившись за живот, застонала.
Она сдерживалась. Сжимала зубы и сильно жмурила глаза. Но боль была такой сильной, что легкий стон, все же соскочил с ее уст. Она услышала это и хотела спрятаться в ванной. Не хотелось будить Антона. Тогда она попыталась слезть с кровати, но ноги отказали, и она тут же рухнула.
— Хм? — сонно прохрипел Антон. Вытянул руку, не нащупал супруги и только тогда открыл глаза. — Ты чего там делаешь?
— Вроде бы началось… — процедила она сквозь стиснутые зубы.
— Что началось?
— Роды.
— Какие роды? — Антон даже слегка улыбнулся.
— Воды отходят, —прохрипела Ира и притянула ноги к груди.
Антон нащупал выключатель. Круглая люстра вспыхнула.
— Ира, что случилось? — свесился он с кровати.
Она не ответила. Прижав ноги и обхватив их руками, она неваляшкой каталась по полу.
— Дать таблетку, вызвать скорую? — голос Антона начал дрожать.
— Да… давай.
— Таблетку или скорую?
— И то, и то давай… быстрее! — закричала она сорвавшимся голосом и завыла громче зимней вьюги.
Антон уложил ее на кровать, полез в аптечку, и, пока копался в куче таблеток, Ира благополучно уснула.
Утром она не захотела поднимать эту тему. Не захотела говорить и на следующий день. А после она так плотно замкнулась в себе, что и вовсе перестала говорить. Отвечала коротко и по делу. Никаких отступлений. Складывалось ощущение, что у нее появился определенный лимит слов, который она не торопится расходовать.
Антон же, наоборот, зажегся каким-то азартом узнать подробности. Выяснить отношения. Обсудить, как прошел день. Но на все вопросы он получал:
— Ничего не случилось… все хорошо… я устала…
— Ира, так нельзя! — в сердцах восклицал Антон. — Мы живем вместе, но как будто раздельно. Спим в одной кровати, но я не чувствую тебя. Тебя словно нет.
— А меня и нет, — спокойно отвечала Ира.
— Так больше продолжаться не может!
— Но ведь продолжается, — с ноткой вызова произнесла она. Да такой явной, что Антон едва не сказал, что с него довольно, и он уходит.
Но как бы он ни злился, а частичка вины сидела и в нем. Он не единожды оправдывал себя тем, что вынужден был так поступить.
Да, поступил я плохо, в сотый раз перекладывал Антон эту мысль. Но по-другому было нельзя. Не брось я тогда ребенка, она бы умерла. А может, сказать ей?
За эту мысль он ухватился крепко. Начал раскручивать. Предполагать и гадать, куда же она заведет.
Скорее всего, Ира возненавидит меня. Она и сейчас не особо балует, но тогда… Тогда возненавидит по-настоящему. Ну и ладно. Мне же только лучше. Быстрее возненавидит, быстрее разбежимся. И вот я уже вроде бы не при делах и вроде бы даже не основной инициатор развода. В голове оно всегда так гладко и четко, как по плану. А по факту… по факту жалко ее все-таки. Не чужой она мне человек. Хоть и давно отлюбившийся, но не чужой. Нельзя с ней так. Видимо, правду она сказала, что, выйдя из комы, частично осталась там. Иначе это не объяснить. Что за поддельные роды!? Воды отошли… схватки начались… скорую вызывай. Бред какой-то! Хочется уйти так, чтобы после себя оставить не выжженное поле, а колосящуюся рожь. Чтобы обоих устроило. Но, чувствую, дотяну я до тех пор, когда и на поприще Лизы останется только черная земля и ничего более. Но попытаться все равно стоит.
Антон впервые оказался перед этим проклятым домом зимой. Занесенный снегом, как большой… нет, как огромный сугроб. Наледь карнизом свисает с крыши. Коммунальные службы сгребли грязный снег к забору до такой высоты, что из-за этих гор только крыша и виднеется. Узкая тропинка-тоннель ведет к калитке.
Антон решил для себя, что это последнее посещение, и ступил на тропинку.
— Ты пришел поблагодарить меня? — спросила ведьма, пропуская его в дом.
— Я думаю, что достаточно уже отблагодарил, — резко ответил Антон, вспоминая медную тарелку.
— Помню, — деловито ответила ведьма. — Но сегодняшний вечер придется повторить.
— Я за другим пришел.
Антон потер окоченевшие руки и по-свойски сел на табуретку возле окна. С перекошенных оконных рам тянуло холодом, а от батареи внизу жгло огнем. Невольно вспомнился случай с ребенком и фантомным телом Иры.
— Я уж подумала, тебе понравилось ходить в тот мир, — игриво сказала ведьма. — Кстати, как твоя жена себя чувствует? И жена ли она еще тебе?
Антон косо посмотрел на нее. Не очень приятно разговаривать с человеком, который знает о тебе больше, чем ты сам.
— Она жива, — только и сказал Антон. — Проблема в другом состоит. Как бы это выразиться… Тот ребенок, которого я отдал морбусу. Он теперь часто снится ей. А недавно она вообще проснулась среди ночи и начала кричать, что у нее роды. Это по твоей части? Или мне лучше к обычному врачу сходить?
Ведьма задумалась на секунду. Игривость улетучилась. Исписанное цифрами и буквами лицо заострилось. Темные глаза спрятались под густыми бровями. Она облокотилась о стол и театрально подперла голову рукой.
— Я думаю, — начала она, не поднимая взгляд, — что это время ребенок выстроил с матерью уже довольные крепкую связь. И теперь он пытается прорваться к ней из того мира в наш мир. Через сны. Через ощущения. Видимо, он уже был слишком большой для такой операции.
— Видимо!? — вскочил Антон и в два шага оказался возле стола. Ведьма не шелохнулась. — Ты сама меня надоумила сделать это! А теперь говоришь «видимо»!
— Разве у тебя своей головы на плечах нет? — довольно спокойно ответила она и посмотрела на Антона. — Что же слушаешь всяких незнакомых баб, вроде меня.
— Да ты… ты! Подлая… — закончил Антон и отвернулся.
Он не мог выносить этого пронзительного взгляда ее черных глаз. Они казались двумя бездонными дырками в ее голове. И, если долго всматриваться, то складывается ощущение, что проваливаешься в пропасть.
— И, правды ради, я говорила тебе, что с этим делом лучше не тянуть. Но ты, как настоящий благородный муж, решил, что сможешь одолеть морбуса. Еще и ножницы мои испортил, — добавила она.
Антон вернулся на табуретку. Правда, в этот раз отодвинулся от стены. Уж больно неприятно было получать в поясницу поочередно ледяную стужу и огненный ветер.
— Ладно… — успокоился он. Несколько раз глубоко вдохнул. Встряхнул руками, как бы сбрасывая невидимые капли. — Теперь-то что делать?
— Если ты сейчас опять спросишь про гарантии, я даже начинать не буду. — Игривый тон вернулся.
— Никаких гарантий, — покачал Антон головой. — Мне хватило времени понять, что вы тут как астрологи. Будущее предскажу, но то, что оно сбудется, гарантий не дам.
Ведьма выждала некоторое время.
Прежде чем начать говорить, она попыталась очистить черные ободки ногтей. Естественно, ничего не вышло. Чтобы очистить всю грязь, руки по самые локти надо в кислоту окунуть.
— Дело в следующем, — начала она, отвлекшись от ногтей. — У ребенка уже есть связь с матерью. И связь довольно сильная, судя по тому, что ты говоришь. Ребенок хочет вырваться в этот мир, но это уже невозможно сделать. Его нет. Его физического тела уже никогда не будет. Осталось только отражение в том мире. Честно сказать, я не знаю случаев, чтобы от подобного избавлялись. Здесь наш лучший союзник — это время. Либо он помечется там и отстанет. Либо он затащит твою суженую в могилу. Другого не дано.
— То есть просто ждать?
— Да. Мы ничего сделать не сможем.
— А может, пойти туда, — Антон указал глазами вниз, — найти его там и как-то избавить. Поговорить с ним, что ли…
— Поговорить, — легкий смешок вырвался из ее рта. — С морбусом у тебя хорошо получилось поговорить? Так же выйдет и с ним. Понимаешь… — Она оттолкнулась от стола и начала ходить по комнате. Пламя свечей танцевало и наклонялось вслед за ней, словно подслушивало. — Ребенок превратился в некое подобие морбуса. Уменьшенную его копию. По сути, он не должен причинить ей особого вреда. Он и действует, как ребенок. Побалуется немного и отпустит. По крайней мере, так должно быть.
Антон схватился за голову и, глядя в пол, произнес:
— У меня такое чувство, что все к чему я ни прикасаюсь, делается только хуже. Хотел спасти ее. Спас. Но теперь думаю, может, не надо было… лезть во всю эту заваруху. Пусть все шло, как и должно было идти.
Ведьма подошла к окну. Сдвинула свечи в одну сторону. Белкой вскочила на широкий подоконник. Уселась.
— Ты задаешь себе слишком сложные вопросы, — всматриваясь в заиндевевшие стекла, сказала она. — Мы не можем знать, что произойдет дальше. Каждое наше решение тащит за собой цепочку последствий. Никто не знает, что было бы, если бы ты отказался спасти ее. Может, она бы выжила. А может, уже была бы мертва. Мы можем принимать решения и действовать. А жизнь… она в любом случае будет двигаться. Вне зависимости от того, делаем ли мы что-то или же, опустив руки, смотрим в окно.
Антон долго молчал. Табуретка снова начала пережимать кровоток в ногах. Он придвинулся к окну. Схватился за шпингалет и начал дергать его вверх-вниз.
Он чувствовал смятение в душе. Злился на себя и в очередной раз хотел услышать простые слова: «Чтобы получилось так, тебе необходимо сделать вот так». И главное, чтобы все было просто и понятно. Как с едой. Хочешь съесть яичницу, разбей яйца и приготовь. Все предельно понятно. Нет премудростей. Неучтенных факторов и каких-то побочных обстоятельств.
И одновременно с этими мыслями он ясно понимал, что жизнь — это не готовка яичницы. Это в тысячу… в миллионы раз сложнее.
Он чувствовал, что готов был сделать что угодно, лишь бы закончить эту эпопею. Если бы в этот момент ведьма сказала ему — убей того человека, и все у тебя наладится, Антон бы не раздумывал. Не мусолил бы. Не думал о моральных сторонах. Он бы пошел и убил!
Но ведьма молчит.
Молчит и он.
Едва уловимое потрескивание пламени слышится в мертвом доме. Да ветер, что пробует на прочность оконные рамы.
— Тебе бы с ней поговорить, — разрывает тишину ведьма. — Ведь ты ей ничего не говорил?
Антон коротко качнул головой.
— Все вы такие, — снисходительно замечает она. — Решаете чужие судьбы, а говорить отказываетесь.
— Но она…
— Она такой же человек, как ты или я, — обрывает ведьма. — Надо было раньше тебе дать этот совет. Возможно, он полезней, чем все, что мы сделали.
Сеанс восьмой
Правды
После посещения этого дома Антон всегда чувствовал в себе некую двойственность. Казалось, что он имеет окончательное решение и наконец-то… наконец-то получил ответ и теперь уже точно знает, что делать дальше. При этом мозг его кипел и накидывал такие варианты дальнейшего, что хотелось лишь одного — забыть дорогу к этому дому. А еще лучше — стереть себе память.
Но в этот раз Антон думал лишь о том, что все расскажет Ире. Буквально все. Как пришел. Как спустился в нижний мир. Нашел ее там. Попытался убить морбуса, а после… после вынужден был убить нерожденного малыша. Пусть она и это знает. Все зашло так далеко, что ничего уже не усугубит ситуацию.
С этими мыслями он вернулся домой.
Естественно, первым, кто встретил, был Чарли. Его хвост-морковка, болтался пружинкой. Он, конечно, всегда рад видеть Антона, но в этот раз выдавал совсем невиданные пируэты. Подпрыгивал едва ли не до пояса. Вставал на задние лапы. Передними прислонялся к Антону и будто бы хотел взобраться на него.
— Ты дома? — спросил Антон.
Ответа не последовало.
Телевизор освещал комнату мерцанием. И вроде бы даже что-то шептал.
Наверное, спит, подумал Антон.
Увидев миски Чарли, сразу догадался, почему пес был так рад его видеть. Еды и воды нет.
Да, так и есть. Стоило плеснуть воды, и Чарли надолго припал к миске, жадно и громко лакая.
Антон скинул одежду и прошел в комнату.
— Ты почему не отвечаешь? — спросил он.
Ира сидела на кровати. Ноги поджала под себя и чуть-чуть покачивалась.
— Ира!? — громче спросил Антон.
— Тссс… — прошипела она, прислонив палец к губам. — Не разбуди его. — И она нежно взглянула на пустую руку, которую прижала к животу.
— Что? Ты о чем? — спросил Антон шепотом, поддерживая игру.
Ира взглянула в недоумении:
— Подай воды, — протянула она свободную руку. — Я намучилась с ним. Долго не хотел засыпать.
Антон налил стакан воды. Подал. Достал телефон и начал снимать.
— Ты давно пришла? — спросил он.
— Тише… — прошипела Ира. Она склонилась и начал усерднее раскачиваться. — Если будешь кричать, то сам потом будешь успокаивать. Тихо, мое золотце… все хорошо. Хорошо…
Антон и дальше задавал вопросы. Разговаривал шепотом и при этом не убирал телефон. Он снимал достаточно долго. Почти до того момента, как Ира улеглась, свернулась калачиком и, продолжая приговаривать, уснула.
Эта ночь была неспокойной. Антону было странно и одновременно жутко страшно находится в одной комнате с Ирой. Сейчас она ребенка невидимого на руках качает, а дальше пойдет на кухню, достанет нож и пырнет его спящего.
Всю ночь он не смыкал глаз. Иногда проваливался в забытье, но тут же с каким-то испугом просыпался и оглядывал темные стены.
Утром, когда Ира вроде бы выглядела нормальной, Антон решился показать запись.
— Это что? — спросила Ира.
— Это ты… — ответил он, не зная, что еще тут можно добавить.
— Да, я помню, — задумалась она, — мне как будто снилось, что я держу ребенка на руках. И вроде бы качала его. Какое-то ощущение близости осталось. Детали вспомнить не могу, но эмоция какой-то тоски и утраты осталась.
— Ира, ты ведь понимаешь, что это ненормально.
— Понимаю, — стыдливо произнесла она.
— Я думаю, тебе следует обратиться к врачу. — Антон жестом остановил ее возражение. Положил руку на плечо и усадил. Сам сел напротив. — Ира, я должен тебе кое-что сказать. Возможно, это будет звучать для тебя странно. Но поверь мне, в этом рассказе я буду честен. Главное, дослушай до конца, а выводы делай потом. Хорошо?
— Ты так говоришь… мне страшно становится.
— Мне тоже было страшно, — нервно улыбнулся Антон.
Он на мгновение закрыл глаза. Глубоко вздохнул и начал свой рассказ словами:
— Ира, между нами уже давно что-то не ладится…
Сложно было говорить, зная, что слова обязательно принесут с собой боль. Будут впиваться стальными иглами в кожу. Проникать в душу. И каждым новым словом Антон будто бы будет забивать эти иглы глубже и глубже. Но делать было нечего. Начало рассказа уже сорвалось с губ, и ситуация требовала того, чтобы рассказ был закончен.
Антон и сам понимал, что в одиночку не в силах справиться с таким грузом тайн. Казалось, что расскажи он, и вес секретов разделится. Станет легче.
Поэтому он и не скрыл от Иры ничего.
Начал с натянутых отношений между ними. Недопонимания. Недомолвки. Отстраненность. Наверное, это и вылилось в то, что на личном горизонте Антона Лиза превратилась из отдаленного и мутного пятнышка, в девушку, с которой он хочет построить семью. Рассказал и о том жутком моменте, когда хотел бросить Иру. С ужасом вспоминая события того вечера, чувствовал, как холодеют руки и дрожит голос. Все же не просто было осознать, насколько один день мог перекроить их судьбы. Рассказал и о ведьме. О первом посещении нижнего мира…
— …я видел там тебя. Твое астральное тело. И видел, как над тобой висит морбус. Он как осьминог, уже обвил тебя щупальцами. Мне ничего не оставалось делать, кроме как послушаться эту ведьму. Я хотел этого избежать. Я даже попытался напасть на морбуса, но не смог ничего сделать. Ира… — Антон надолго замолчал. Собирался с духом. Кусал губы. — Я избавился от ребенка в нижнем мире, и только благодаря этому ты смогла победить морбуса… мм, то есть смогла победить рак.
Дальше Антон ушел в дебри, где не чувствовал себя так уверенно. Он пытался донести до Иры причины появления малыша в этом мире. Естественно, он догадывался, что последуют вопросы о возможности как-нибудь спасти ребенка. Также он знал наверняка, что на эти вопросы ответить не в состоянии.
Ира выслушала достойно. Ее привычное и мимически подвижное лицо во время рассказа ни разу не шелохнулось. Ни один мускул не дрогнул. Даже глаза… Ира вцепилась в одну точку и так до самого конца не отводила взгляда.
— …наверное, это будет звучать оправданием меня, но я должен это сказать. Я хотел, как лучше. Я не знал, как будет лучше, но хотел я сделать так, чтобы нам было хорошо. Что ж, частично у меня получилось. Ты жива, и, наверное, это главное. — Антон закончил.
Ира еще несколько минут не отводила взгляд. Даже когда на глазах начали скапливаться слезы, она словно бы не смела моргать.
— Спасибо, — произнесла она едва слышно. Голос ее дрожал. — Спасибо, что рассказал мне. То есть мы расстаемся, я правильно поняла?
— Да, — твердо ответил Антон. Но не выдержал. Поддался слезам. — Но если хочешь… если тебе надо, то мы можем еще какое-то время пожить вместе.
Ира покачала головой.
— Нет в этом смысла. Я, наверное, тебя только об одном попрошу. Сведи меня с этой ведьмой.
— Ира, оно тебе не надо. Возможности вернуть ребенка нет. Ты ведь сама говорила, что молода. У тебя еще будут дети.
— А мне кажется, что уже никогда не будут, — равнодушно сказала она. — Кажется, что ты смог спасти меня только ценой смерти ребенка. Наверное, мне надо подумать. Давай отложим подведение итогов. — Она посмотрела на Антона, и тяжелая улыбка появилась на ее уставшем сером лице.
Два дня Ира выдерживала молчание, прежде чем усадила Антона напротив и продолжила разговор.
— В том, что мы расстаемся, я не сомневаюсь. Так будет лучше. У тебя завертится своя жизнь, я постараюсь не уронить свою. — Она говорила так выверено и четко, словно читала заученную для выступления речь. — Еще раз спасибо, что рассказал мне. Хотя… поздновато немного. Я так понимаю, документы на развод можно уже подавать?
Антон кивнул.
— Отлично. Тогда встает вопрос о разделе имущества. Чувства чувствами, а обычная жизнь все равно требует свои привилегии.
— Нам и делить-то особо нечего, — усмехнувшись, сказал Антон.
— Квартира. Хоть и студия, но все же… Предлагаю продать ее и поделить деньги. Я бы не хотела здесь дальше жить.
— Согласен. Поддерживаю.
— Единственное, что я бы тебе посоветовала на будущее. Не принимай таких решений в одиночку. Это очень тяжело.
— Ты была в коме! — сорвалось у Антона. — У кого мне было спрашивать?
— Подождал бы, — холодно продолжала Ира.
— Если бы я не принял это решения, тебя бы уже не было!
— Меня и теперь нет, Антон. Давай не будем об этом. У нас разные мнения на этот счет.
— Да какие тут могут быть мнения! — вскочил он. — Я спас ее, а она недовольна! Жизнью своей рисковал. С этим осьминогом дрался. Тебя там не было. В этом тумане. Хуже место я еще не видел и, надеюсь, никогда не увижу.
Ира дождалась, когда Антон вернется на место. Сядет. Успокоится.
— Что сейчас останется после меня? Гниющее мясо. Кости. Горстка червей. А мог бы быть ребенок.
— Не мог! Не мог он быть, — снова вспылил он, но сдержался. — Не было бы вас обоих.
— Ты не можешь этого знать. Сам ведь говорил, что никаких гарантий она не давала.
— Я делал выбор из того, что было.
— Я понимаю тебя. Но и ты постарайся меня понять.
— Не могу, — признался Антон.
Бракоразводный процесс — дело не быстрое.
Отдали бумаги и стали ждать. Выставили квартиру на продажу.
Ира окончательно отстранилась от дел. Она не глядя ставила подписи. Скорее всего, подсунь ей Антон отказ от имущества, она бы и там легкой рукой черканула свое согласие.
За эти несколько месяцев Ира превратилась в зомби. Она ходила на работу. Коротко отвечала на вопросы, если зададут. А вечерами приходила в пустую квартиру, ложилась на кровать. Сворачивалась калачиком и плакала. Призраки из нижнего мира больше ее не беспокоили. Вместо этого она сама, словно скучая по ним, представляла себе ребенка. Качала его на руках. Пела колыбельные. Обнимала и даже вдыхала аромат его волос. А в это время обиженный Чарли жалобно глядел на хозяйку, не понимая, где он провинился, что она снова плачет.
Антон окончательно перебрался к Лизе. Жизнь его еще несла на себе отпечаток прошлых отношений, но он чувствовал, как лихо время подтирает прошлые обиды, горечи и разочарования. Как порой быстро забывается то, что некогда считалось высеченным в камне. Прошлая жизнь окончательно стала прошлой.
Несмотря на то, что Антон всегда делился с мамой своей жизнью, проговорить весть о разводе было особенно тяжело.
Мать выслушала и задала всего несколько вопросов:
— Ты ее окончательно разлюбил? Ты любишь Лизу?
На оба эти вопроса Антон ответил утвердительно.
***
Шли дни… закручивались в недели. Недели складывались в месяцы.
Прошлое порой напоминало о себе: общими знакомыми, фотографиями, вещами.
В то летнее утро Антон нежился в кровати. Лиза уехала к подруге. Он бездумно щелкал пультом и с наслаждением смотрел на маслянистую пленку кофе. Долго выжидал, пока кофе остынет. Наконец, посчитал, что уже прошло достаточно времени, чтобы сделать первый глоток.
Двумя пальцами схватил маленькую чашечку. Поднес ко рту и…
Зазвонил телефон. Это была Ира.
Странно. Учитывая, что с момента их расставания они даже двух слов друг другу не написали.
Что ж… подождет, подумал Антон. Я слишком долго ждал, пока остынет кофе, чтобы вот так глупо пропустить весь вкус.
Отпил кофе.
Телефон перестал звонить.
Не спеша он отпил еще. Вдоволь насладившись, отложил чашку, взял телефон и вышел на лоджию. Деревья качались за окном. В ветвях перекрикивались птицы. Теплый, скорее даже обжигающий воздух врывался в открытые окно.
Антон нехотя посмотрел на телефон, но все же решил перезвонить.
Вряд ли она будет тревожить по пустякам.
Во время гудков пришла странная мысль, что Ира звонит для того, чтобы сообщить, что Чарли умер. Антон не понимал, почему подумал именно так, но к третьему гудку был уже окончательно в этом уверен.
— Привет. Ты звонила, я занят был. Не успел.
— Да… привет, — сказала Ира и замолчала.
Она все еще не пришла в себя, отметил он по голосу.
— Ну, так что там?
— Антон. Я была у ведьмы. Я видела тебя. Над тобой висит морбус. Антон! Антон… ты слышишь меня?
Он слышал.
Из телефона надрывно кричала Ира. А Антон почему-то подумал, что она все же пришла в себя. Вернула себе эмоции.
Но эта мысль недолго держалась в голове.
«Морбус! Морбус! Морбус!» — как удары колокола вибрировали мысли.
Антону показалось, что он смог даже почувствовать его над собой. Прямо здесь. В этом мире. Над правым плечом.
Он черной тучей парит над ним. Трогает своими щупальцами. Обвивает. Стягивает. И прижимает к себе, как любимая мать прижимает свое дитя.
Дыхание перехватило. Пошатываясь, он вернулся в комнату. Бесчувственно рухнул на кровать. Уткнулся в подушку и взвыл.
Память мгновенно выдернула из омута все видения. Всю боль. И все страдание, которое ему довелось увидеть и услышать в мире тумана.
Мысли продолжали атаковать. Он пролил недопитый кофе. Скомкал постель. И в какой-то момент взял себя в руки.
Вскочил. Отряхнулся, как собака, и во все горло заорал:
— Хватит! Время! Время сейчас важнее всего!
Наскоро оделся и вышел.
Он точно знал, куда ехать. Нигде больше нет спасения. Только в этом проклятом доме. Только там.
Сеанс девятый
Надежда
В летний день дом ведьмы выглядел приятнее глазу и не был таким пугающим. Плющ зеленым ковром взобрался на крышу, спрятав дыры. Высокая трава, фруктовые деревья и густой кустарник скрывали ветхий забор и черные от времени стены.
Антон прошел во двор. Поднялся на крыльцо. Остановился. Вздохнул несколько раз и хотел было постучать.
Дверь открылась
— Я знала, что ты вернешься, — сказала ведьма.
Антон хотел что-то ответить. Съязвить. Пошутить. Поторопить. В итоге промолчал.
Ведьма внимательно оглядела Антона с ног до головы. Как-то странно улыбнулась и дернула головой:
— Проходи!
Антон зашел. Несмотря на солнечный день, в комнате все равно был полумрак и привычные огоньки свечей.
Он присел на табуретку, но тут же вскочил.
— Мне звонила Ира! — воскликнул Антон. — Она сказала, что надо мной висит морбус.
— Так и есть, — спокойно ответила ведьма. — Мы вместе с ней ходили в нижний мир.
— У меня два вопроса, — по-деловому начал Антон. — Первый, зачем вы наблюдали за мной? И второй! Как избавиться от морбуса? Вначале ответь на второй.
— Ишь, прыткий какой, — снова эта ухмылка посетила лицо ведьмы. — Ответ на второй вопрос. Никак. И ты об этом знаешь. Ответ на первый…
— Плевать мне на первый вопрос! Должен же быть какой-то способ.
— Может он есть, но я о нем не знаю.
Антон был раздражен. Взвинчен. Еще и этот спокойно-насмешливый тон ведьмы.
— Узнай! Что для этого надо? Ну?
Шурша юбкой, она отошла. Присела на стол и неспешно начала говорить:
— Эти шрамы, которые ты скорее всего мог заметить, появились у меня с моих первых попыток в нижнем мире. Над моей матерью тогда тоже висел морбус. Я пыталась ее спасти. Искала способы и едва сама не погибла. Меня спасли. С тех пор я поняла одну очень важную вещь. Мы не можем знать все. И не можем сделать так, как хочется нам. Иногда законы вселенной сильнее, чем наши желания. Но ты, скорее всего, хочешь услышать слова утешения. И ответ на вопрос тебе совсем не нужен. Если так угодно, то… — Ведьма на мгновение закрыла глаза, встряхнула грязной головой и начала говорить сочувственным голосом: — Я тебя понимаю. Ты сейчас в сложном положении. Но мы обязательно что-нибудь придумаем. Отыщем секрет мироздания, узнаем, кто такие морбусы. И так доберемся до самого главного бога, после чего попросим… нет. Мы прикажем ему убрать от тебя морбуса. Да! Мы обязательно это сделаем.
— Ты издеваешься надо мной? — процедил Антон.
— Конечно, издеваюсь, — усмехнулась она и продолжила прежним тоном: — Тебе кажется, что я от тебя что-то скрываю. И хочешь добиться от меня того, чего я совершенно не знаю. В прошлый твой раз ты мне задавал подобные вопросы. Помнишь ли?
— Ну?
— Так вот ответы мои будут точно такие же. Я не знаю, как избавиться от морбуса! И не знаю людей, которые это знают. Морбусы для нас — чужие существа. Мы даже не знаем, кто они. Не знаем, чувствуют ли они боль и могут ли вообще умереть. Мы о них ничего не знаем. Только догадываемся. Это все, что я знаю.
Антон замер. Около минуты стоял посреди комнаты. И только глаза его двигались, прыгая с одного предмета на другой.
— Но ведь должен быть выход! — заорал он и подскочил к ведьме. — И ты мне его скажешь! Расскажешь! — Он занес кулак. Выдвинул челюсть и оскалил зубы.
Ведьму этот жест нисколько не напугал.
Она спокойно выползла из-под его руки и ровным тоном продолжила:
— Я не собираюсь возиться с тобой, как с маленьким ребенком. Морбус над тобой уже слишком велик. Удивительно, что твое тело еще этого не почувствовало. Вместо того, чтобы отнимать у меня время, шел бы лучше в больницу. В твоем случае — это единственный выход.
— А если… — Антон обернулся. — А если кто-то отдастся морбусу на съедение сам. Это может помочь?
Ведьма слегка покачала головой.
— Можно попробовать. Но тут, как всегда — никаких гарантий.
— То есть мне нужен доброволец? — уцепился Антон.
— Можно и так сказать.
— Ага, доброволец, — повторил он и призадумался. — Всего лишь доброволец, — повторил он, и легкая тень улыбки скользнула на лице.
— Всего лишь!? — прыснула смехом ведьма. — Интересно, где ты найдешь такого дурачка.
— …или дурочку, — продолжил Антон. — Ладно, это потом… — ответил он собственным мыслям. — Главное, что у меня есть возможность.
— Никаких…
— …гарантий. Знаю! Знаю! Плевать на гарантии. Возможность, вот что главное!
От радости он крепко сжал кулак и выскочил из дома.
— Мы еще увидимся, — на ходу прокричал Антон.
У него созрел не один, не два и даже не три плана… мозг, работая в аварийном режиме, выдавал сотни хороших и миллион безумных идей.
От первой, что пришла в голову — попросить Лизу, Иру или маму… — до совсем безумной: найти какого-то бомжа и купить его. Или же просто заставить.
Неважно, как и неважно кого. Главное, убить морбуса.
Бомж не подойдет, осознал Антон. Она же говорила, что там должны быть кровные или эмоциональные связи. Значит-значит-значит… То на то и выходит.
С кого бы начать? Кому первому предложить столь отчаянный поступок.
Мама?
Нет! Ни в коем случае и никогда. Этого нельзя допустить. Мама это…
…это самый крайний вариант. Когда совсем прижмет.
Пожалуй, стоит начать с самого ненужного.
Ира!
Почему-то, несмотря на столь долгий разрыв в их отношениях, несмотря на развод, на полное отсутствие общения, Антон был уверен и даже готов был предоставить гарантии, что любовь Иры все еще существует. Больше того, любовь не словесная, а самая настоящая жертвенная и всепоглощающая.
Сейчас мы это и проверим, подумал Антон, доставая телефон.
Они договорились встретиться на нейтральной территории — в кофейне.
Антон прибыл первым и, пока ждал, успел выпить несколько чашек кофе.
Он чувствовал, как сильно стучит сердце. Даже подумал, что так много кофе для организма вредно. Но тут же продолжил весьма пессимистически — когда над тобой висит морбус, можно хоть десять чашек опрокинуть, все равно жизнь уже не сократить.
А сердце все стучало.
Ухало совой, запертой в грудную клетку!
Антон долго пытался поймать официанта. Не дождался. Сорвался с места, долетел до бара, грохнул пустой чашкой о стойку, как какой-то ковбой в салуне, и произнес:
— Еще!
Бармен испуганно посмотрел на него и только кивнул в ответ.
Антон вернулся на место.
— Да где же тебя носит? — бубнил он, поглядывая на часы.
Не находя себе места, посетил туалет, вышел на улицу, стрельнул сигарету. Выкурил. Долго плевался. Выпил еще одну чашку кофе и снова уселся. Он вертел головой на все триста шестьдесят, как та самая сова, что продолжала угукать в груди.
Отвлечься! Отвлечься! твердил он себе. Подумай! Прикинь, что будешь говорить. Какие реплики выдать. На что надавить. Перед тобой серьезный вопрос стоит, вообще-то. Жизнь! Собственная жизнь на кону.
Так! Собрался!
Был бы Антон в одиночестве, обязательно бы хлестнул себя по щекам. Но он лишь сжал кулаки, сомкнул челюсти и несколько раз вздрогнул, словно через него электричество подали.
Итак! Она сейчас приходит. Вначале надо разведать положение. Так сказать, прощупать почву. В каком настроении? Как она умудрилась согласиться сходить в этот туманный мир. Почему следила за мной?
Думаю, надо больше давить на впечатления от того мира. Напомню ей, что сам лично сражался с ее морбусом и едва там не погиб. Про ребенка лучше не упоминать. Не стоит поднимать этот тяжелый для ее памяти период. Да, так и поступлю. Может, ей кофе заказать? Какой у нее там любимый? Хм… Забыл. А если честно, то и не знал. Вот так…
— Антон.
— Да! — вздрогнул он и обернулся.
Перед ним стояла Ира.
— А я тут сижу… только хотел кофе тебе заказать. Извините, можно к нам? — обратился он к официантке. — Садись, присаживайся. Как дела? Как доехала? Чего-то ты долго ехала. — «Что я несу?» — промелькнуло у Антона, но остановиться он не мог. — Ну, рассказывай. Как живешь поживаешь? Как дела на личном фронте? Да и в общем тоже, как дела? Мы сто лет не виделись. — Он насильно зажал рот рукой, понимая, что иначе не замолчит.
Ира слегка отшатнулась от стольких вопросов. Некоторое время она медлила и как будто сомневалась, стоит ли оставаться. Наконец решилась.
Села напротив.
Антон, по своему обыкновению, тут же оценил ее внешность.
Похорошела, подумал он. По крайней мере, с их последней встречи. Выглядит она свежо и радостно. Хотя… легкие круги под глазами выдают в ней усталость и недосып.
— У меня все хорошо, — ответила Ира.
— Что-нибудь еще? — спросила официантка.
— Да! — подскочил Антон. — Кофе. Мне кофе. Американо. А Ире… и капучино, — наугад сказал он, зная, что девушки в основном предпочитают именно капучино. — Продолжай… — обратился он к Ире.
Ира слегка замялась. Ее подвижное лицо тут же это отразило. Брови взлетели на лоб, уголки губ и глаз слегка опустились.
— Нечего мне особо рассказывать. После нашего… после нашей последней встречи ничего не изменилось. Живу я одна и почти ни с кем не общаюсь.
Принесли кофе.
Антон тут же припал к горячей чашке и сделал пару глотков.
— А в общем? — не унимался он.
— И в общем ничего не изменилось, — ответила Ира и отодвинула кофе.
Они будто вместе ходили рядом, словно ожидая, кто первый поднимет ту тему, из-за которой и состоялась эта встреча.
— А ты теперь как живешь?
Антон смекнул, что о своей семейной жизни лучше не рассказывать. Иначе ревность преобладает над любовью и тогда его грандиозный план провалится.
— Примерно так же, — смазано ответил он и отвернулся. — Работа, дом снова работа. Взрослая жизнь, она такая, — усмехнулся он. — В детстве кажется, что будет весело, а по факту все веселье в детстве и остается.
— Я тоже так думаю, — насупилась Ира. В этот раз она сделала глоток, и молочная пенка покрыла верхнюю губу. — Но как будто сама в это не верю, — продолжила она. — Кажется, что веселье можно почувствовать и сейчас.
— Для этого нужен адреналин, — заметил Антон. — Не стресс рабочий, а именно адреналин.
Около получаса они говорили, боясь притрагиваться к теме ведьмы и морбуса. В какой-то момент Антону показалось, что ее звонок был лишь причиной, чтобы встретиться. Затем вспомнил собственное посещение ведьмы и расстроился.
«А если она подговорила ее?» — озарило Антона. Если она специально сказала так, чтобы вытащить меня сюда. Чтобы увидеться. Закрутить нашу любовь снова. Она, конечно, выглядит не самой умной, но кто знает, что у этих женщин на уме. Когда им надо, они такие козни… такие комбинации могут выстроить, что любой политик позавидует их дальновидности.
— Как там Чарли? — спросил Антон, зная, что рассказ о собаке будет обязательно долгим и обязательно радостным. А у него как раз будет время продолжить свои мысли.
Он не ошибся. Ира улыбнулась. Повеселела.
— С ним все хорошо. Недавно мы на прогулке встретили точно такого же пса. Они так закрутились и заигрались, что мы чуть не перепутали своих собак. А потом он…
Дальше Антон не слушал. Он азартно скакал по волнам собственных мыслей, версий и догадок.
Она могла предположить, что я обращусь именно к ней. А к кому же еще? Лиза точно не отправится в нижний мир. Она даже в тот дом побоится ступить. Да и любовь ее ко мне, если честно, не такая горячая.
Мама?
Она, конечно, может поверить мне и пойти. Но ее скепсис ко всем этим гадалкам и магам не дадут этого сделать. А вот Ира…
Сквозь пелену своих мыслей он увидел, как воодушевленно она продолжает говорить. Кивнул несколько раз, чтобы не показаться совсем отвлеченным, и вновь с головой ушел в мысли.
Она сообщает мне о морбусе. Подговаривает ведьму. Я обращаюсь к ней. Она якобы спускается в нижний мир. Якобы сражается и якобы побеждает морбуса. И вуаля… я у нее в долгу. Мне приходится расстаться с Лизой и вернуться к ней.
«Могла ли она такое замыслить?» — спросил себя Антон и еще раз взглянул в лицо бывшей жены.
Да, определенно, она похорошела с последней их встречи. По крайней мере, мимика снова скачет на ее лице. Точно, как раньше.
Почему она не заговаривает о морбусе? Ведь это был звонок от нее. Она позвонила. Не я! Значит…. А черт его знает, что это значит, заключил он.
Антон дождался, когда очередная история о Чарли закончится, и сказал:
— Ира, мне безумно приятно здесь находиться рядом с тобой. Вспоминать и ностальгировать. Но, как ты понимаешь, время сейчас играет не в мою пользу. — Лицо ее замерло, и тут же Антон увидел ту самую Иру, которую видел при последней встрече. Снова никаких эмоций, словно все мышцы расслабились и лик ее начал воском стекать на землю. Антон собрался с силами и продолжил: — Расскажи мне, что ты видела? Как это было? Мне надо знать все.
Молчание надолго повисло в воздухе. Антон огляделся по сторонам. Столики в кофейне заполнялись. Официанты петляли между людьми, ловко балансируя подносами. За окном зажигались фонари и неоновые вывески. Город шумел и светился. Антон же чувствовал себя в плотном коконе собственных мыслей, куда даже городской гул не в силах проникнуть. Даже звуки в кофейне и те не достигали его ушей.
— Мне тяжело это вспоминать, — тихо сказала Ира, не поднимая взгляда. — Было страшно, тяжело и жутко. Очень жутко. Будто в ад спустилась. И эти стоны… они до сих пор иногда звучат в моей голове. А иногда снятся. Тогда я просыпаюсь и потом уже не могу уснуть. Иногда я жалею о том, что побывала там. Жить легче, когда не знаешь, что есть такое…
Она дотянулась до салфетки. Промочила глаза и начала сминать ее пальцами.
Антон ждал продолжения. Его не последовало.
— Поверь мне, я тебя понимаю. Пожалуйста, продолжай.
— Да, ты меня понимаешь, — тяжело улыбнулась она. — Я не помню, когда именно решилась пойти к ней. Даже не скажу, зачем именно. То есть меня влекла не конкретная цель, а какое-то глупое детское любопытство. Меня долго не покидали сомнения после всех твоих рассказов. Признаюсь, на чуть-чуть я подумала, что ты все это выдумал. Лишь бы был повод расстаться со мной. Извини меня за эти мысли. Я и сама себя корю за них, но они были… — Еще одна салфетка коснулась глаз. — Потом я пришла к ней, и мы… в общем, спустились в тот мир. Мне кажется, ей стало жалко меня. Это скорее выглядело как экскурсия. Я не хотела за тобой наблюдать, просто… мне не к кому было пойти в том тумане. Я там чувствовала себя настолько одинокой, что прильнула бы к любой знакомой мне душе. А их там столько… — Ира закрыла глаза и продолжила, не раскрывая: — А их там столько, что… и каждой хочется помочь. Слышишь эти стоны боли. Крики отчаяния. Жалости. Мольбу о помощи. И к каждой хочется подойти и успокоить. Хотя бы просто постоять рядом, в надежде, что это поможет. А потом я увидела морбуса. Это отвратительное существо. Оно, как сгусток ненависти, присасывается к беззащитным душам и тянет их энергию. Сжирает на глазах. И, кажется, оно питается страхом и болью. Но! — воскликнула Ира. Она открыла глаза и, приблизившись через стол, пронзительно уставилась на Антона. — Еще мне показалось, что сами морбусы как малые дети, — произнесла она шепотом. — Они не ведают, что творят. И они боятся. По-настоящему боятся. Тогда я по-другому взглянула на них. Не знаю… может быть, это похоже на мысли законченного сумасшедшего, но мне стало и их жалко. Появилось ощущение, что они не хотят этого делать и делают лишь из-за собственного страха. Не знаю… там все по-другому. Все ощущается резче и пронзительнее. Наверное, только поэтому я решилась сходить туда еще раз. В тот раз я шла уже с целью посмотреть на тебя. Я насобирала твоих волос, надеясь, что они твои. Она провела меня, и тогда я увидела, как над тобой висит морбус. Он был большой, как, как… как кусок черной ваты размером с быка. И его щупальца… — Ира замолчала, перевела дух и продолжила: — Они обвивали тебя. Некоторые уже как будто срослись с тобой. Утонули в тебе. А ты… ты стоял там с закрытыми глазами и плакал. Да! Это поразило меня больше всего. Другие души кричали и стонали, а ты лишь плакал. Тихо так и скромно, как будто ты ребенок и тебя кто-то горько обидел.
Антон почувствовал, как страх зарождается в груди и растекается по телу. Почувствовал пустоту в душе. Одиночество. Но хуже всего — он ощутил морбуса над собой. В этом мире. В мире живых.
— А потом я позвонила тебе, — закончила Ира. — Почти сразу.
Антон ощутил бледность на лице и застеснялся этого. Отвернулся. Несколько раз плотно сомкнул глаза и утерся ладонями.
— А ты… ты… что ты еще там видела? — стесняясь собственного голоса, спросил он.
Ира покачала головой.
— Больше ничего.
— А она говорила тебе, как расправиться с морбусом? Как сбросить его? Ведь должен быть способ? — отчаянно спросил Антон, совершенно забыв о своих догадках, предположениях и версиях.
Ира снова покачала головой.
— Она сказала, что это невозможно. Но, мне кажется, должен быть способ.
— Я тоже так думаю, — поддержал Антон и затрясся от напряжения. — Если, к примеру, его просто убить. Отрезать эти щупальца, и пусть летит куда хочет. Эх жаль, я не могу сам туда спуститься, — произнес он и тут же подумал, не наигранно ли это выглядело.
— А мне кажется, — тихо начала Ира, — что его можно победить лаской и жалостью. Если его попытаться убить, то он только сильнее станет. Он ведь питается страхом.
Говорит, как знающий человек, отметил Антон. Но откуда она все это знает?
— Лаской? Я думаю это самоубийство.
— Убить, это первое что приходит в голову. Но тот мир отличается от нашего. Может быть то, что работает у нас, совсем не работает там.
— Может быть… может быть. — Антон подпер голову рукой.
Он только хотел сказать, как зазвонил телефон. Антон взглянул. Звонила Лиза. Сбросил и выключил звук.
— Но кто способен на такое? — продолжил он мысль. — Пробовать избавиться от морбуса таким способом.
Ира не ответила.
Антон понимал, что разговор надо сводить к делу. А то как бы не вышло, что они встретились, поговорили по душам и разбежались по своим жизням, ничего не решив.
Но куда вести? И как узнать, лжет она мне или нет?
Говорила, она, конечно искренне. Настолько, что я сам как будто снова там оказался.
Или опять к ведьме мотнуться? А что она нового скажет? Если Ира без проблем согласится на мою авантюру, тот тут два варианта.
Либо она меня по-прежнему любит до безумия.
Либо обманывает и хочет затянуть в отношения. Что, собственно, не отменяет ее прежнюю любовь.
Черт, какая же сложная ситуация.
— Ира, ты меня извини, — начал Антон. Голос его вздрогнул и надломился. — Ты спускалась вниз. Ты сама видела, что надо мной висит морбус. И ведьма, наверное, сказала тебе, что висеть он там долго не будет. Рано или поздно он сожрет меня там. А умру я здесь. У меня сейчас не так много времени и совсем мало вариантов, как выкрутиться из этой ситуации. Сама знаешь, утопающий и за соломинку хватается. И я считаю, что ты и есть моя соломинка. Мне больше не к кому идти и некого просить. Только ты осталась у меня в этом мире. Только ты, — закончил Антон, почувствовав, как глаза наполнились влагой. Подобно Ире, он взял салфетку и промокнул слезы. — Только ты можешь меня спасти…
— Антон…
— Подожди. Дай договорить, — поднял он руку. — Я понимаю, наше прошлое было не таким радужным и веселым. Но если ты вспомнишь, то и у нас были счастливые моменты. И их было много. Я старался сделать так, чтобы тебе было хорошо. Я даже к ведьме пошел из-за твоей болезни. Хотя до того случая отрицал все эти загробные миры и прочую ересь. Ты победила мой скепсис, — больно улыбнулся Антон. — И теперь, я хочу тебя попросить… — Антон дотянулся до руки Иры. Вначале погладил запястье, а после крепко сжал ее ладонь и продолжил: — Я понимаю, что возможно прошу о многом. Может быть, даже прошу о невозможном, но поверь… мне не к кому больше идти и некого больше просить. Только ты у меня осталась в этом мире. Только ты…
Во время разговора Антон внимательно следил за Ирой. Он знал, что сможет прочитать ответ на ее лице задолго до того, как она его озвучит. И ему показалось он уловил нужный изгиб бровей. Поймал тот самый одобрительный блеск ее глаз. Ухватил нужный нерв и вытащил жалость, что так четко отобразилась на ее губах. Он смог…
Осталось только дождаться, когда она сама это скажет.
Ира молчала. Руку не отнимала и даже начала гладить в ответ.
Ее тонкие пальцы вплетались в пальцы Антона и тонули в его широких ладонях.
— Я не знаю… — произнесла она тихо. — Не знаю. Я хочу, но мне страшно.
Ага, хочет, чтоб я ее упрашивал. Что ж, когда на кону такое, я не против.
— Мне тоже было страшно. Не знаю, рассказывала тебе ведьма или нет, но я пытался убить морбуса. — Антон подивился своей находке ловко свести в эту сторону и продолжил: — Помню, как стоял там. Дышал этим туманом. Смотрел на тебя и испытывал невероятную жалость. Ты была там такая беззащитная. А морбус уже обвил тебя щупальцами. Присосался, как пиявка, и тянул из тебя жизнь. Я тогда выхватил ножницы у ведьмы и как сумасшедший побежал на него. Воткнул их со всей силы. А эти щупальца… ох, они тогда как начали липнуть ко мне. Мне было дико страшно тогда. Рассказывала она тебе?
Ира покачала головой.
— А это было. Было, — ностальгически произнес он. — А ты… ты можешь попробовать победить его лаской. Вначале мне показалось это безумием, но теперь я думаю, что твой метод может сработать. Если я не смог справиться с ножницами в руках, то ты сможешь. У тебя получится. Ты сильная. Ты столько всего перенесла. И болезнь победила, и… — Антон осекся, понимая, что поднимать тему детей никак нельзя. Нельзя дать ей это вспомнить. — Ты смогла столько преодолеть, что мне и не снилось. Да что мне… большинство людей бы сдалось, а ты выдержала. Ира, ты молодец!
— Не без твоей помощи, — ответила она, улыбнувшись.
— Ой, да я там почти ничего не сделал, — игриво сказал Антон. — Так, сходил в мир тумана, с морбусом подрался. И все равно проиграл. Кстати, мне кажется, что тогда морбус и смог ко мне прилипнуть. Если бы я тогда не пошел в атаку, как рыцарь… а впрочем, что вспоминать.
Ира по-прежнему молчала.
Антон решил, что в этот раз дождется ее реакции. Он гладил ее ладонь. Пристально смотрел ей в лицо. Ждал.
— Мне кажется, я не смогу, — все-таки сказала Ира. — Я испугаюсь. Мне уже страшно.
— Мне некого больше просить, — жалостливо произнес Антон и опустил взгляд.
— А Лиза? — аккуратно спросила Ира.
Естественно Антон предвидел этот вопрос.
В ожидании Иры он провернул в голове сотню подобных сценариев. Подготовил логичный ответ на каждый ее выпад. Был во всеоружии. Но вдруг что-то пошло не так. В голове была пустота.
Ира ожидающе смотрела на него, и, вместо последовательно выстроенной речи, Антон начал бессвязно лепетать:
— Она не… не такая сильная, как ты. Если бы ты ее только увидела, сразу бы поняла, что она никуда пойти не сможет. Она в дом тот не войдет, что уж говорить про мир тумана. Мне кажется, что и любит она меня какой-то другой любовью… знаешь, вот есть любовь между мужчиной и женщиной, между друзьями, подругами. Вот у нее какая-то своя любовь. Не та, которая между нами.
— То есть она не готова отправиться в тот мир? — совершенно не обращая внимания на такие признания, спросила Ира. — Ты уже спрашивал ее?
Антон закусил губу, понимая, что загнан в угол. Он отчаянно обшаривал каждый закуток мозга, в надежде отыскать тот самый ответ, который обязательно есть в его голове. Был ведь!
— Я… — начал Антон и не нашел, чем продолжить.
Он уже готов был сказать правду, но его собственный мозг сжалился и подкинул такую идею, о которой он и не думал. И которую только сейчас оценил, как блестящую.
— Я не могу ее просить, — сказал он, понурив взгляд. — Я даже не говорил об этом. Ей нельзя нервничать. Она… она в положении.
«Да! Сто процентное попадание!» — ликовал Антон и всеми силами сдерживал себя, продолжая играть роль жалкого и несчастного человека.
Он заметил, как взлетели брови Иры. Почувствовал, как пальцы сжали его ладонь. Ощутил напряжение.
— Ох… — вырвалось у Иры. — Извини, я не знала.
— Ничего. Мы сами узнали неделю назад, и я… мне совесть не позволяет просить ее об этом. Поэтому я и говорю, что кроме тебя, мне идти не к кому.
— Ты правильно поступил, что не сказал. Правильно. Но Антон, — чуть напористее сказала Ира. — Пойми и ты меня. Я не могу туда отправиться и рисковать своей жизнью. Не могу.
Ох, как много хотел ответить Антон в эту секунду. Гневные и злые мысли пронзали его мозг одна за другой. Невольно он так крепко сдавил ладонь, что Ира выдернула руку.
— Мне больно! — воскликнула она, тем самым прорвав их уединенный кокон.
Люди за соседними столиками устремили на них взгляды.
Антон почувствовал себя на сцене, хотя ни разу там не бывал. Он потупил взгляд и тихо произнес:
— Извини. Просто я в отчаянии. И я не знаю, что мне делать. Вся надежда только на тебя.
Около минуты Ира не решалась ответить. Она ловко играла мимикой. Крутила головой по сторонам. Смотрела на Антона. Наконец, она глубоко вздохнула и сказала:
— Антон, я понимаю тебя. Поверь мне, понимаю, как никто другой. Сам ведь знаешь… но мы сейчас находимся не в том положении, что раньше. Случись это год назад, я бы ни на секунду не задумывалась. Спустилась бы в мир тумана и попробовала бы. Обязательно попробовала, но… теперь мы чужие люди. И мне надо думать о собственной жизни. — Ира замолчала. В этот раз она сама дотянулась до руки Антона и начала гладить ее. — Поверь, мне безумно жаль тебя. Ты для меня все еще остаешься близким человеком, но рисковать своей жизнью… извини, я не могу.
Антон внимательно слушал, продолжая пристально всматриваться в ее лицо. Ему хотелось прочитать там реакцию, которая сказала бы противоположное тому, что говорила Ира. Но все изгибы бровей и губ… все едва заметные сокращения мышц… мимолетные взгляды, говорили о том, что Ира была в этот момент искренной.
— А как же мой вклад в твою жизнь? — тихо спросил Антон, боясь поднять взгляд и прочесть ответ раньше, чем услышит. — Про это ты не хочешь вспомнить? Да, сейчас я, наверное, выгляжу полным эгоистом и плохим человеком. Если бы вот эти все люди узнали, о чем мы тут беседуем, то все до единого, в этом я нисколько не сомневаюсь, посчитали бы меня низким человеком. Жалким. Посчитали бы меня трусом, у которого нет ни капли самоуважения. Но стоит взглянуть на ситуацию с моей стороны, то я уже не такой подлый, как казался на первый взгляд. — Злоба искривила лицо Антона, и он почувствовал, как голос начинает крепчать. — Я пошел к той ведьме только ради тебя. Я сражался с морбусом ради тебя и при этом, хочу это отметить, тогда у нас уже не было никакой любви. Я расстаться хотел, а тут ты со своим раком! — довольно громко сказал Антон и вновь сконцентрировал на себе косые взгляды посетителей. Правда, в этот раз он не ощущал неловкости. Больше того, он даже хотел присутствия публики. — Я мог тебя бросить один на один с болезнью. Мог остаться с тобой и не идти к ведьме. Но я этого не сделал. Я пошел! Пошел туда! И дрался! А потом еще ребенка из тебя вытаскивал только ради того, чтобы ты могла жить. Благодаря мне, ты сейчас здесь сидишь. И я прошу тебя лишь об одном. Отдай долг. Ответь мне тем же. Сходи в нижний мир и попробуй убить морбуса. Просто попробуй. Большего я не прошу.
— Большего ты не просишь, — задумчиво повторила Ира и замолчала. Ей было неприятно, что посторонние люди слышат их разговор. Поэтому она выдержала долгую паузу и тихо продолжила: — Антон, я всю жизнь жила неправильно. Это я поняла только недавно. Мне казалось, что если я заткну свои чувства поглубже и буду покорной, то меня полюбят. Думала, что прятать свое хочу ради чужого — это нормально. Но наши отношения открыли мне глаза. Теперь я поняла, что надо жить так, как хочется мне самой. Извини, но спускаться в нижний мир я не хочу. Понимаешь, не хо-чу! Я сообщила тебе. Я попыталась тебе помочь, но большего от меня не жди. Извини.
Ира встала.
Антон вскочил следом и схватил ее за руку.
— Прошу тебя, давай еще поговорим, — тон его резко сменился. — Не уходи. Прошу тебя.
— Нам не о чем больше говорить.
— Ира, умоляю. Хочешь, на колени встану.
— Не разыгрывай комедию.
— Пять минут. Только пять минут, — быстро залепетал он. — Больше я у тебя не займу. Удели мне всего пять минут. Ради прошлого… ради моей жизни. Ради чего угодно.
Ира стеснительно осмотрелась. Поймала на себе несколько косых взглядов и, присев, строго сказала:
— Пять минут. Не больше.
Антону было непривычно видеть ее такой. По правде сказать, он и не знал, что она может быть строгой. И может стоять на своем. Раньше такого не случалось.
Все же она не лжет, подумал Антон. И совершенно не хочет затащить меня обратно. Этого я и боялся.
Прошло две минуты, а Антон никак не мог начать разговор. Мысли, как мошки в банке, стучали в голову. Просились наружу.
— Если ты не говоришь, тогда скажу я, — довольно смело начала Ира. — Пока у меня есть возможность, я все-таки, несмотря на наше прошлое, хочу сказать тебе спасибо. Спасибо, что спас меня, и, наверное, спасибо, что разбудил меня. Не знаю, как сложится моя судьба, но я больше не могу рисковать собой. Я надеюсь, что у меня могут еще появиться дети.
«Дети!» — огнем вспыхнуло в голове и распугало мошек. Конечно! Как же я раньше не догадался. Дети, вот где ключ. Эта запретная тема окажется спасительной, если посмотреть на нее под другим углом.
— Не знаю, говорила ли тебе ведьма об этом, — смиренно начал Антон, — но в тот раз, когда я был в мире тумана… И когда, это, вытаскивал нашего ребенка, то… в общем это сложно передать. Я понимал, что поступаю плохо, но мне хотелось спасти хотя бы тебя. Я тогда взял его и… — Антон выдержал паузу. — А он такой теплый. И яркий, как маленькое, крохотное солнышко. Сложно передать словами. Вот ты держишь в руках и чувствуешь, что это единственное живое и светлое существо в этом поганом мрачном мире. Я долго не хотел с ним расставаться. Мне было жалко его. Хотелось прижать его крепко-крепко. Насладиться этой близостью. Но морбус… он начал кряхтеть и как будто взбесился. В общем, я отдал его морбусу. Как потом сказала ведьма, что именно это и помогло остаться тебе в живых. Но самое интересное, что ребенок, может, до сих пор жив. Он там. В моем морбусе.
Антон заметил сколь резко изменилось лицо Иры. Только что ее скулы были натянуты. Взгляд острый, а губы напряжены. Но секунду спустя он увидел Иру, которую знал всегда.
— Там? — с надеждой спросила она.
Антон кивнул.
— Ты сможешь увидеть его. Даже потрогать сможешь. Знаешь, в том мире все такое мрачное и холодное, но он… он теплый и светлый. Он как маленькое солнце. И когда ты к нему прикасаешься, то чувствуешь… чувствуешь…. — Антон нарочно долго подбирал слово. — Чувствуешь любовь, родство и невыносимое счастье.
Ему хотелось говорить без остановки. Ковать железо, пока горячо. Не дать человеку покинуть этот транс. Вести его беседами от этой кофейни до того проклятого дома.
Он уже почувствовал, что Ира попалась на крючок. Не сегодня, так завтра и послезавтра она обязательно отправится к ведьме. В этом он не сомневался.
Теперь самое главное — это мирно расстаться. Дальше давить не стоит. Он уже посеял зерно сомнения, которому необходимо время, чтобы созреть.
— Извини, что я тебя вот так вызвонил, — сказал Антон. — Извини за этот всплеск. Сам не знаю, что на меня нашло. И спасибо тебе. — Он дотянулся и погладил руку. — Ты права, у тебя сейчас своя жизнь. Но я все равно благодарен тебе. Ты не побоялась, спустилась туда и предупредила меня. Еще раз спасибо.
Он встал и обнял Иру. Она машинально обхватила его руками, но в этих объятиях не было чувств, и Антон еще раз отметил, что дело сделано, как надо.
Если у нее и не получится одолеть морбуса, то не стоит исключать вариант, что он просто прицепится к ней. Как когда-то прицепился ко мне.
Сеанс десятый
Смирение
Антон ждал и одновременно жутко боялся телефонного звонка. Его собственная и непосредственная реальность потеряла всякий смысл. Кусок жизни в несколько дней вырвали из памяти. Только мутные пятна того, что происходило.
Он совершенно не помнил, как поругались с Лизой и из-за чего.
Она всплескивает руками.
Он что-то кричит, хватает ключи, хлопает дверью и уходит.
А куда он… то есть я. Куда я отправился? продолжил Антон мысль, обнаружив себя в вагоне метро.
Я точно помню, что еду к родителям. Но при этом не помню причину своей поездки. Забавная штука… Еще три станции ехать.
Надо бы вспомнить, зачем. Могу ведь просто войти и сказать привет. Но ведь глупо звучит. Просто приехал навестить! Так редко их посещал, что без повода как-то стыдно. Всегда приезжал по делу, а тут вдруг просто так. Мало того, что странно, так ведь еще подозрительно. Мама обязательно заподозрит.
А зачем тогда?
Вот уже и две станции осталось. Надо бы думать быстрее. Или на месте решу. Да! На месте. Буду действовать по наитию. Как показал опыт беседы в кофейне, иногда у меня очень даже отлично получается.
Что-нибудь придумаю…
Одна станция.
Время ускорилось, что ли? Не мог же я… сколько тут между станциями? Минуты три… не мог же я за три минуты так мало обдумать. Мысли как будто по кругу носятся. Зацикленные какие-то. Не идут дальше.
Могу представить только слово привет и совершенно ничего не вижу дальше. Такого раньше не было. И даже страшно как-то становится…
Пора выходить.
Антон вышел на перрон и замер.
Народу было немного, поэтому он никому не помешал.
Сзади схлопнулись двери. Голос из динамиков начал говорить. Поезд начал ехать… Колеса заглушили динамики и унесли голос в тоннель.
Антон стоял, как бы боясь сделать шаг.
В голове совершенно не было никаких идей. Но тут в пустоте сознания загорелся огонек счастья. Да, именно счастья. Антон и сам подивился столь резкому перепаду настроения. Секунду назад он копался в своих мрачных мыслях, а теперь и мыслей совсем не осталось. Все залило теплым светом какого-то умиротворения, спокойствия и счастья.
Не веря собственным ощущениям, он огляделся по сторонам. Полупустая станция. Люди ждут поезда. Ничего странного. Но тогда откуда это чувство?
Наконец, он поймал нить сознания.
Перешел на другую сторону и поехал в обратном направлении.
Почему-то в этом решении он нисколько не сомневался.
Ему надо посетить этот дом.
А дом…
***
Дом в вечернее время выглядит особенно жутко. Пугают не силуэты деревьев. Не забор, обросший травой. И даже не обветшалая крыша на фоне городских высоток.
Пугает то, что дом не несет в этот мир ни капли света. Все светится. Буквально все!
Уличные фонари. Вывески магазинов на первых этажах высоток. Сами высотки лучатся окнами битых пикселей. Но этот дом…
Он только притягивает свет. Впитывает его. Наверное, с высоты он похож на черную дыру, наподобие космической. Ничего в нем нет. Только тьма.
Антон замер перед калиткой. Постоял несколько секунд в нерешительности. Схватился и открыл.
Поднялся на крыльцо и уже ждал, что дверь откроется. Так всегда происходило. Даже в первое его посещение не успел он стукнуть, как ведьма отворила дверь.
А сейчас нет.
Постучал. Тишина.
Посмотрел в щель. Тьма.
Стукнул еще раз. Сильнее.
Ничего.
Соскочил с крыльца. Пригибаясь под ветвями, дошел до окна.
Из форточки, перекатами, вываливались клубы дыма и растворялись в небе… или исчезали, сливаясь.
С расчетливым хладнокровием Антон подошел к другому окну. Уцепился кончиками пальцев за шершавую раму. Потрескавшаяся краска лопнула и перхотью просыпалась на карниз.
Он резко потянул на себя. Рама как бы прыгнула и вернулась обратно. Стекла задрожали.
Давно это окно никто не открывал, подумал Антон и рванул еще раз.
Дерево скрипнуло.
Выскочив, рама тут же скособочилась. Обратно она точно не встанет.
Внутреннее окно Антон легко выдавил.
Он отшатнулся от едкого дыма, что, почувствовав свободу, рванул на улицу.
Сделав несколько глубоких вдохов, он запрыгнул в дом.
Слезы мгновенно выступили на глазах. Антон присел на корточки и только тогда смог осмотреться.
Мутный силуэт человека, застывшего в странной позе, просвечивал сквозь дым. Антон догадался, что это ведьма. А после сразу догадался и о ее позе.
Это она в бубен бьет, заключил Антон.
Иру он увидел не сразу. Она лежала тут же, подле ведьмы. Но ее сарафан… или платье… своей синевой полностью скрывал себя от внешнего мира.
Антон открыл второе окно. Затем сел на табуретку и начал ждать.
Несколько минут он с интересом разглядывал Иру. Отметил несколько свежих ссадин на ее руках и на ноге, на которой почему-то не было обуви.
Опять затекает все, подумал он, закидывая ногу на ногу.
Через несколько минут картина наскучила ему. Одна стоит, с занесенной рукой. Вторая лежит перед ней.
Они хоть дышат?
Он присмотрелся. Показалось, что грудь Иры не двигается. Хотел было подняться, но тут же ухмыльнулся и сел обратно.
Если бы они не дышали, ведьма бы не смогла стоять, оправдал он свой отказ приблизиться.
И в тот же момент заметил, что Ира импульсивно сжимает кулак. Подержит в напряжении несколько секунд и расслабляет.
Чуть позже она начала подергивать рукой. Затем плечом.
И вот уже все ее тело скорчилось в напряжении. Руки взлетают и плюхаются. Она задирает голову и бьется затылком так, что склянки на полках дрожат.
Она взметнула руку и, как кошка, вонзила ногти в доски пола. Изогнулась дугой и с грохотом упала на пол. Затем еще раз.
На третий раз Антон успел ее подхватить.
Он соскочил с табуретки и подставил руки. Попутно получил хлесткий удар. Щеку обожгло. Но больше всего досталось рукам.
Антон навалился всем своим весом, схватил ее бьющиеся во все стороны руки и прижал к полу. Ира змеей попыталась выползти. Встать. Она скребла затылком пол.
Бессвязно и бессловесно бормотала. Кричала. Взбрыкивала.
На губах выступила кровь. Она словно озверела. Зарычала. Захрипела. Крови стало больше, и Антон почувствовал, как его усеивает капельками.
Футболку, шею. Лицо.
Тело Иры каменеет. Несколько секунд держится и, словно став жидким, растекается.
Некоторое время Антон держит ее руки. Но почувствовав какими они стали, слезает с Иры и вытирается.
Хочет склониться ухом ко рту Иры, проверить дышит ли.
Подносит руку.
Легкое дыхание есть.
— Жива? — будничным голосом спрашивает ведьма. Голос ее и появление нисколько не пугают Антона.
— Жива, — так же без эмоций отвечает он.
— Удивительно, — совсем без удивления говорит ведьма. — После такого, наверное, никто не выживал.
— А что там было? — с легкой ноткой интереса спрашивает Антон и встает с пола. Поднимает табурет. Садится.
— Она бросилась на твоего морбуса. Дура! Сказала мне, что хочет посмотреть на тебя в последний раз. Но когда мы подошли, побежала на него. Дальше ты, наверное, сам догадываешься. Был ведь опыт.
— У меня были в руках ножницы, — ухмыльнулся Антон.
— И они тебе не помогли. А она пошла на него даже без ножниц. Я едва успела ее вытащить. Хотя… — Ведьма посмотрела на лежащую Иру и, отойдя к столу, продолжила: — Я думала, вытащу только труп. Морбус обвился вокруг нее всеми щупальцами. Я никогда не видела его таким. Хах… я никогда не видела, чтобы вообще кто-то с ними сражался. Это только вы, двое сумасшедших. И я к вам в придачу.
— Она выживет? — Антон кивнул на Иру.
Ведьма пожала плечами.
— Кто-то из вас явно умрет очень скоро. А может быть, и вместе. Я не знаю…
— …да-да… никаких гарантий.
— Я хочу обратно, — шепчет Ира, не поднимая век.
— Что ты хочешь? — небрежно склоняется к ней ведьма.
— Хочу обратно… мне кажется, я смогла дотронуться. Прикоснуться. Он был там. — Она проводит рукой по лицу, размазывая присохшую к губам кровь.
— О чем она? — Ведьма вопросительно смотрит на Антона.
— Думаю, что о ребенке.
— О ребенке!? О каком… о ее ребенке?
— О нашем.
— Странные. Вы оба, — чуть раздраженно говорит ведьма. — Сначала один бросается на морбуса. Теперь еще и эта там ребенка увидела. Не хочу вас больше видеть. От вас одни беды.
— Взаимно, — вставляет Антон и искренне ухмыляется.
— Верни меня обратно… прошу тебя, — шепчет Ира. Ей удается сесть на пол. Грязным платьем она закрывает ссадины на лодыжках. Замечает их на руках и прячет за спину руки. — Верни. Я должна спуститься туда еще раз. Он там, и я это точно знаю. — Силы возвращаются к ней. — Ты не представляешь, какое я испытала счастье, когда коснулась его. Меня всю… всю меня как током ударило. Я засветилась. Давай сходим еще раз, — едва не плача, говорит Ира.
— Вы оба можете отправляться, куда хотите. Только без меня. Чтоб на пороге не показывались. Вообще-то ты ее чуть не убил! — обращается ведьма к Антону.
Антон мгновенно смекает, о чем она.
— Наверное, я себя как-то убедил, что это лучший выбор. Да… никаких гарантий, но ведь это шанс. Какой-никакой, а шанс.
— Подло с твоей стороны.
— Не отрицаю.
— И глупо с твоей, — снисходительно говорит она Ире.
— А по итогу что вышло?
— Верни меня… верни… — Ира начинает плакать и цепляется за юбку ведьмы.
— Не смотрела я на твоего морбуса. — Ведьма делает шаг назад и вырывает юбку из ослабевших пальцев Иры. — Я ее пыталась вытащить. Одно могу сказать точно. Такого огромного морбуса я еще никогда не видала.
— Ага, гордиться теперь им буду. То есть он не ушел?
Ведьма устало закатывает глаза.
— Ясно, — спокойно продолжил Антон и отчего-то широко улыбнулся. — Когда придет в себя… если придет… передай ей спасибо.
Впервые Антон покидал этот проклятый дом с диким спокойствием на душе. Словно бы он принял постулат, что все, что должно случиться — обязательно случится. И, успокаивал себя еще одной заезженной фразой, которая возникает в голове только в моменты, когда все и без того плохо: Что ни делается, все к лучшему.
«Ну, куда к лучшему-то?» — думал он, спускаясь в метро.
Эскалатор показался ему спуском в тот мир. Их тут тоже много. Все стонут. И все как бы отделены друг от друга. Не видят и даже не слышат криков.
И черный тоннель манил его бездной.
Вдали появился свет. Послышался грохот колес. Из тоннеля потянуло воздухом.
Антон сделал шаг к краю и заглянул во тьму.
Фары слепили. Ветер усиливался.
На рельсы что ли соскочить, пробежала нелепая мысль.
Антон легко отогнал ее.
Поезд пронесся мимо. Он вошел в последний вагон.
Пассажиров немного. Сидячие места пробоинами виднеются среди людей. Но Антону хотелось именно постоять. Да и тереться о чье-то плечо не было никакого желания.
Поезд тронулся. Пошатнулись и мысли Антона.
И казалось ему, что он не должен умереть. Не должен и все. Не должен потому что… без объяснений. Без доказательств. Просто не должен.
Моя жизнь не может вот так раз и прерваться. Особенно сейчас.
Я молод!
Антон расправил плечи и глубоко вдохнул.
Полегчало. Почувствовал себя свежее. Увереннее. А надо было… всего лишь вдохнуть полной грудью.
Он не понимал, откуда пришел такой прилив сил. Будто жизнь возвращается в тело. Вливается тонкой струйкой. Наполняет и даже переполняет.
Он уже не просто радуется жизни. Он пребывает в эйфории. До того любвеобильной, что готов подбежать к каждому хмурому лицу в этом вагоне и сказать несколько добрых слов. Которые развеселят его. Или не развеселят. Плевать. Главное, что он скажет их искренне.
Тело потеряло вес и как будто взлетело. Ступни оторвались, и он уже не стоит… парит в вагоне.
Наверное, поезд вниз поехал — осколок логики вторгается в мысли, но тут же тонет и затирается ощущениями блаженства.
Антон вытягивает руки в стороны. От двери до двери. Ему не хочется держать это счастье в себе. Он готов поделиться с миром.
Зрение меркнет. Незачем больше смотреть, когда вот оно счастье и наслаждение. Внутри.
Грохот колес учащается и сливается в ровную дробь. Замещает собой тишину. Чистую и пустую, как космос. И слух здесь не нужен, когда вот оно блаженство. Вот…
Антон чувствует, как в груди, где-то в центре тела… нет, не тела. В центре всей вселенной, зарождается что-то крошечное. Теплое. И эта теплота начинает расширяться и давить изнутри.
Перерождается в боль и хочет вырваться наружу.
На мгновение реальность открывается Антону. Он видит тусклый свет вагона. Задумчивых людей. Видит проносящиеся за окном тоннельные провода. Чувствует вибрацию поезда. И особенно ясно ощущает крошечную песчинку боли где-то внутри себя.
Она разрастается, превращается в камень, и резкая боль пронизывает грудь.
Антон пытается вдохнуть. Бледнеет и падает лицом вниз.
***
После пробуждения Антон долго не мог поверить, что он все еще жив. В тот момент, когда по жилам вместо крови потек бетон и сердце обратилось в камень, он явно осознал, что пришел конец.
Не было никаких воспоминаний о всей прожитой жизни, что пролетают в одно мгновение. Не было и астрального тела. И тоннеля со светлым окончанием не было.
Были лишь обычной тоннель метро и, конечно же, бесконечное чувство счастья.
Откуда оно пришло? Два раза за день — это неспроста.
Почему-то именно эта мысль первой посетила тяжелую голову Антона.
Позже, когда жизнь снова взяла его в оборот, Антон отпустил эту мысль. Да и невозможно было долго ее удерживать, когда в руке шевелится катетер, царапая внутреннюю стенку вены. В груди жжет огнем, а голова такая, словно тот бетон весь оказался внутри.
Превозмогая боль, Антон поднял веки, и яркий свет полоснул по глазам.
Он успел увидеть несколько силуэтов.
— Вроде бы в себя пришел? — сказал незнакомый голос.
— Выкарабкается. Парень молодой, — подбодрил кто-то.
Несколько раз Антон возвращался в реальность и растворялся во тьме забвения.
Менялись места его пребывания.
Прошлый раз он вроде бы на операционном столе лежал. Потому как откуда же еще взяться этой огромной белой лампе, что выжигала сетчатку глаза.
Следующее пробуждение было в коридоре. Антон тогда не успел толком подключиться к реальности. Лишь открыл глаза, увидел снующих мимо людей и почему-то почувствовал себя бездомным, которого просто выперли из палаты. С этим отвращением он вновь впал в беспамятство.
Окончательное пробуждение случилось в одиночной палате. С длинными до пола жалюзи бежевого цвета. Со столиком возле кровати. С телевизором на стене. И с кнопкой, на которую Антон тут же нажал, когда смог дотянуться.
Вошла довольная жизнью медсестра. Одними глазами она улыбнулась ему из-под маски.
— Добрый вечер! — звонко сказала она. — Как вы себя чувствуете? Знаете, где находитесь?
Эти вопросы сбили его с толку. Прежде чем нажать на кнопку, он думал о чем-то важном. Хотел что-то спросить. Но вошла эта сестричка и все сломала.
Медсестра тем же счастливым тоном коротко рассказала Антону, что с ним произошло.
— …вы, главное, не переживайте. После инфаркта еще знаете, как долго живут. Вот сейчас подлечитесь и выпишем вас.
«Ага, выпишем», — недоверчиво думал Антон.
Немного позже пришла мама, и настроение его все же улучшилось.
Антон впервые видел ее такой. Всегда твердая и властная, сейчас она выглядела жалко. Пыталась говорить отвлеченно и так же ровно, как всегда. Но голос иногда ломался. Иногда на глаза наворачивались слезы, и мать, стесняясь, выходила из палаты. Возвращалась с красными, но сухими глазами.
— Врачи говорят, что все будет хорошо, — соврал Антон.
— Надеюсь. Ты главное не нервничай. Оно тебе сейчас ни к чему. У тебя тут и Лиза была, и… — Мама встала с кресла и отвернулась к окну. Не оборачиваясь, продолжила: — Ира еще приходила. Но не сюда. К нам домой. Не знаю, от кого она узнала о случившемся, но пришла она почти сразу. Выглядела она, кстати, очень уставшей.
— Я тоже не знаю, кто ей сообщил.
— Это и не важно. — Она обернулась и постаралась придать голосу радостный тон: — Важно то, что о тебе переживают и заботятся. Видишь, сколько людей за тебя волнуется. А это уже о многом говорит. Ты нам нужен.
— Надеюсь, — криво улыбнулся Антон.
Спустя час мама собралась домой и строго наказала Антону:
— Звони в любое время. Что бы тебе ни понадобилось! Даже если пить захочешь, а здесь некому подать, то звони. Или открыть окно, чтоб проветрить… кстати, здесь душновато. Не против, если я открою?
— Не против.
— Вот, кладу телефон рядом. Ну, все, пока. Целую.
Сухие губы надолго припали к холодному лбу Антона.
— До встречи.
Антон остался один. Вместе с мамой из этой палаты вышла и его уверенность в дальнейшей жизни.
Если в том вагоне он бился об заклад, что с ним ничего не случится и он со всем справится, то здесь наоборот. Он уже не верил в свое выздоровление. Не верил улыбающимся глазам медсестры. Не верил маме. И докторам бы не поверил, если бы они сказали, что он идет на поправку.
Горькая тоска нависла над ним. До того стало тошно, что в какой-то степени Антон жалел, что его успели откачать и привести в чувства. Лучше бы там все и закончилось. В том паршивом вагоне с тем величайшим счастьем.
Кстати о счастье…
Антон знал, что рано или поздно вернется к этому вопросу. Ему не давал покоя тот случай.
Неужели у всех перед инфарктом такое ощущение? Или это его личный случай? Но как бы там ни было, с этим вопросом надо разобраться. Вот очухаюсь и разберусь. Надо только знать, в какую сторону копать и обязательно заняться этим…
Что это?
Антон скосил глаза в сторону окна. Показалось, что кто-то подглядывает. Он явно ощущал чужой взгляд. Пристальный и тяжелый.
Но в окне, кроме ночного неба, ничего не было. Тьма, окутанная туманом.
Туман!
Антон почувствовал, как екнуло сердце. Сжалось в комок. Заныло тупой болью.
Тело изогнула судорога.
Несколько секунд лежал в оцепенении, после чего сердце вернулось к работе.
Капли пота усеяли лоб. В глазах потемнело, но тут же прошло. Зрение возвращалось медленно. Антон с каким-то детским интересом наблюдал за этим процессом. В нем горит огонь, свет которого раздвигает тьму, открывая Антону стул, что возле кровати. Телевизор на стене. И сами стены.
Ветер ворвался в палату. Поиграл с длинными ламелями жалюзи. Они качнулись один раз… второй… третий…
На четвертый раз они поднялись почти параллельно полу и не вернулись на прежнее место. Они начали темнеть, продолжая извиваться волнами.
Одна из ламелей удлинилась и плавно спустилась, коснувшись лба.
Антон замер.
Хотел закричать. Дотянуться до кнопки. Позвать персонал. Но даже не шелохнулся.
Вторая ламель легла на живот и начала обвивать его вместе с кроватью.
Было какое-то глупое смирение бычка перед бойней.
Щупальца заворачивали Антона в кокон, а он тупо глядел в потолок. Единственное, чего он боялся — что одно из щупалец все же закроет ему глаза, и он окажется во тьме. Но этого не случилось.
Не успело случиться…
Антон почувствовал судорогу, что зарождается где-то в кончиках пальцев. Крутит их. Ломает. Гнет, как пластилин, и поднимается выше.
Вот уже и мышцы предплечья, а после и плеча, напрягаются с такой силой, что готовы лопнуть.
Кричать он не мог. Щупальца так сдавливали грудь, что тяжело было вдохнуть.
Судорога расползлась по телу. Скрутила икры, вытянув носочки, как тянут их балерины. Сплела и запутала пальцы рук. Заломила голову.
Антону ничего не оставалось, кроме как наблюдать за этим странным процессом. Он чувствовал нарастающее напряжение в мышцах. Казалось, не пройдет и минуты, как сухожилия с сухим треском начнут лопаться.
Руки и ноги окончательно потеряли чувствительность.
Только в груди с невиданным упорством сердце продолжало работать. Оно продиралось сквозь сжимающиеся по краям мышцы. Качало густеющую кровь. Пыталось расшевелить и спасти тело.
Антон явно ощущал каждое сокращение каждой мышцы в сердце. И так же явно ощущал, как оно замедляет ритм. Кровь застревает внутри. Не хочет втягиваться. Сердечные мышцы с натугой сжимаются и…
Он не успел ощутить, как остановилось сердце.
Услышал сухой треск… треск, с которым ломаются толстые палки. И этими палками оказались кости.
Боли не было. Было какое-то невиданное отвращение к собственному телу. И особенно к тому, что из него вытекало.
Черные маслянистые капли собирались на матрасе в лужи и, выйдя через край, сползали на пол.
Снова появилось ощущение, что где-то в груди образовывается космическая черная дыра. С невиданной мощью она притягивает к себе обломки костей, рваное мясо, сухожилия. Ребра задрожали и щелкнули. Грудь ввалилась. И эту отвратительную яму тут же заполнила слизь.
Последним, что Антону удалось ощутить, пока он еще оставался Антоном, был оглушительный треск черепа. А после он как будто услышал удар бубна.
Буммммм….
Звук подхватил его и выбросил в окно.
Он летел над городом. Сквозь плотный туман просвечивали горящие нитки дорог. Дома. Аллеи и парки. Машины и люди.
Показалось, что он видит знакомые места.
Вот высотка в двадцать пять этажей посреди хрущевок. Торговый центр сияет, как брошенный на глубину фонарик. Яркая лента шоссе тянется до самого горизонта.
Но все это начало меркнуть. Туман затягивал даже самые яркие попытки города осветить небо.
Исчезли цвета. Вначале смазались, а позже и вовсе пропали объекты на земле.
Только сырой, вязкий туман окружал его.
И в этом тумане послышался стон. Далекий и едва различимый.
Вместе со стоном Антон, или же то, чем он сейчас являлся, почувствовал, как внутри, там, где еще недавно был центр вселенной, начал зарождаться страх… нет, там рождался дикий, животный ужас.
Ужас ребенка, только что окруженного заботой и любовью и вдруг выброшенного в этот темный мир с воплями чужих людей.
И люди ли это?
Он всем своим существом ощущал дикое желание приткнуться к родному человеку. Спрятаться в нем, чтобы не видеть… чтобы не слышать… чтобы не чувствовать.
Не было мыслей и не было других чувств, кроме страха.
И во всем этом темном тумане, среди многообразия чужих воплей, ему удалось выделить что-то родное. То, что придало сил и заставило двигаться быстрее. Подарило надежду, что он здесь не один. Что даже в этом мире есть человек, которому он не безразличен. Он может спастись.
Совсем скоро он долетит и окажется в безопасности.
Прильнет к родному плечу и наконец избавится от страха. Почувствует любовь и все будет хорошо.
Все будет хорошо…
Туман вихрился, заворачивался в спирали и расступался перед ним. То слева, то справа выскакивали чьи-то перекошенные злобой лица. С оскаленных зубов, вместе с дикими криками, срывались и пенистые слюни.
Было страшно, что кто-то из этого полчища смазанных силуэтов дотянется до него. Схватит и…
…и не хотелось, и не моглось думать, что будет после.
Он старался не замечать их и все свое внимание отдать одному единственному родному звуку в тумане.
С каждой секундой он слышится четче. Яснее.
Безликий звук превращается в голос и становится таким громким, что заглушает все остальное. Словно он окутал этот мир, выметая из него весь ужас и отвращение.
Приближаясь, он чувствовал успокоение.
Увидел силуэт, что выплывал из тумана и становился четче.
Он смог различить пышную прическу и строгую одежду. Пиджак или жилет.
Лицо разглядеть не удалось, но это было лишним. Он прекрасно понимал, кто стоит перед ним.
Мама… проскочило в мыслях. Он невольно вспомнил о том, что ожидает его мать после того, как он до нее доберется. Как распустятся его щупальца. С каким диким наслаждением он прикоснется к родной матери. А прикоснувшись, убьет ее…
Но даже такой вариант не отвратил у него желание прикоснуться. Обвить и объять. Сжать, как сжимают желтых цыплят от умилительных чувств нежности. Уж слишком сильным был страх. Слишком невыносимыми были крики, чтобы не сделать то, чего требовало все его существо. Он чувствовал себя крохотной рыбкой в аквариуме, полным хищников. Все и каждый хотели его слопать. Кроме нее.
А силуэт тем временем приближался.
Он приготовился к взрыву эмоций, но туман протащил его мимо матери, показав за ней еще один силуэт.
Голубое платье. Волосы, стекающие на плечи и невероятная нежность, что чувствовалась даже на расстоянии.
Он подлетел ближе. Он узнал Иру. Здесь он нисколько не стеснялся своих прошлых поступков.
Туман замедлил вращение и замер. Все остановилось в этом мире.
Существо приблизилось к Ире. Воспарило над правым плечом. Распростерло щупальца и, обвив ее, не решалось к ней прикоснуться.
Иногда ему казалось, что он может думать. Может чувствовать. Не все еще утонуло в страхе. Но новое тело не подчинялось его спутанному разуму, и щупальца самовольно плавали вокруг Иры.
«Неужели она? — выхватил он одну мысль из хоровода миллионов. — Неужели я и ее?..»
Не успел он закончить, как Ира подняла руку и схватила щупальце.
Существо завибрировало. На мгновение он получил власть над сознанием и почувствовал невообразимую эйфорию. Свежими и яркими красками заиграл этот мрачный мир. Он не одинок. Его любят. Ценят. О нем хотят заботиться. И его помнят.
Машинально ему захотелось ответить взаимностью. Опутать тело Иры и сжать ее в порыве доброты. Слиться с ней в одно целое.
Он увидел ее лицо. И без слов, по одному лишь выражению, по ее прыгающей и подвижной мимике смог определить, что Ира не против его соседства. Наоборот, она готова любить его и таким.
Заряженный ее добротой, он попытался отдернуть щупальца.
Он знал, что здесь. Именно на этом месте и именно рядом с Ирой он не будет ощущать себя брошенным. В нем не будет гореть желчный и жуткий ужас. Здесь он будет счастлив навсегда.
А там…
Там неизвестность.
Казалось, щупальца приросли к ней. Слились в одно целое, и он уже не сможет их оторвать. Даже если захочет. Но страх…
Без нее ему не выжить в этом мире. Без нее он утонет в отчаянии. Превратится в заблудшую душу, навечно обреченную на муки.
Ира отпустила щупальце, и счастье в один миг исчезло. Мир вернул себе серые тона. И эти звук… эти крики… эти стоны…
И только Ира светилась. Только в ней была жизнь и было спасение.
Он опустил щупальце ей на плечо и с наслаждением погрузился в мир эйфории. Спокойствие окутало его. Больше не надо было думать. Переживать. Надеяться.
Все было здесь.
Все написано на ее лице, которое стало вдруг четким.
Он увидел ее.
Увидел точку-родинку, что тут же спряталась, когда Ира улыбнулась. Увидел играющие брови. Глаза. Почувствовал ее — не себя.
Щупальце сползло с плеча и безжизненно распласталось на земле.
Серый мир вместе с криками навалился на него. Поглотил. Ему еще доставало сил, чтобы сдерживаться.
Он взлетел над ней и заметил, что отдаляется.
Выше-выше…
Яркий и такой счастливый силуэт меркнет. Уменьшается.
Он успевает заметить, как Ира поднимает голову.
Она провожает его взглядом, как когда-то с детской наивностью провожала китайский фонарик, отпущенный на свободу.
Он взлетает выше.
Туман обступает его со всех сторон.
Он чувствует, что растворяется в тумане. Превращается в туман. Исчезает из этого мира и…
Страшно ли было Антону?
Безусловно.