Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 1, 2020
Владимир Кочнев
Однажды дверь Московского Союза писателей отворилась,
И на пороге возник странный старик в дряхлом пальто.
— Вы откуда? — спросили его.
— Я Крученых, — ответил он.
Все думали, он давно умер (лет 60 назад),
А он жил этажом выше
В голой комнате,
Спал на солдатской кровати.
Что добавить, не знаю.
Может быть
Дыр Бул Щир?
жизнь словно чеширский кот
исчезает не сразу
а постепенно
сперва будущее
потом прошлое
потом настоящее
и остается только
улыбка
улыбка улыбка улыбка —
медленно тающая в темноте
Ты не моя.
Так откуда же боль?
Может, и боль
Не моя?
Даниил Емцев
AD PATREM
Отче, сходи к Марии. Она больна.
Пепел твоих грехов не даёт дышать.
Если она умрёт, то умрёт одна.
Разве такую смерть заслужила мать?
Отче, не падай духом: она слепа.
Ей не дано увидеть твоих путей.
Ты всемогущ, однако её стопа
Вязнет в грязи заботы её детей.
Я говорил? В квартире её бардак,
Моль обглодала стены, взялась за пол…
Ты – всемогущ? Не верю. Но если так,
Отче, сходи к Марии. Накрой на стол.
Дай ей поесть. Не нужно других чудес,
Раз уж помочь родным для тебя – тоска.
Прежде чем ты решишь не сойти с небес,
Вспомни о смерти, отче. Она близка.
Юрий Славский
Твой голос, вычтенный из общей немоты,
На расстоянии протянутой ладони
Разжал два лепестка — вишнёвые цветы
Скользнули через синеву в прямом наклоне.
Мне очень трудно это внятно описать —
Под кистью Шлимана вскрывая слой за слоем.
Представь, что я искал Итаку двадцать пять
Кромешных лет, но прибыл снова к стенам Трои.
Ты понимаешь, что сейчас мне говорит
Кривая моего античного сюжета?
Представь, Орфей один спускается в Аид,
И взгляд из-за плеча вмещает мысль об этом.
Ты тоже пахнешь страхом, прошлым, табаком.
(Спасибо грекам за нелепые примеры)
На дне постели, банка, сбитая носком,
Двоих скрывает пеплом общей эры.
Михаил Гайворонский
отчаянье оставляет
привкус вопросов
и ни одного ответа
я не знаю что делать
когда одни разлучаются
другие сходятся
а я лежу и смотрю на побелку
продержаться до марта
до апреля
до мая
а потом как-нибудь
может быть
потолок по-прежнему
озаряет отражённым светом
я проваливаюсь в белую
бездну января
Дарья Логинова
Светлеет.
В этом месте время, как вода
Из бесконечного источника,
Течёт неиссякаемым потоком.
Светлеет ли?
На небе пепельно-лиловая стезя,
Начавшись западом, кончается востоком.
Вчера над русскими полями полз туман,
Как уличная кошка к ресторану в переулке
(У ресторана три звезды, вегетарианская еда) —
И кроме корки постной хлебной булки
Да двух огрызков огурца
Ловить ей нечего,
Но голод, подражая голосу певца,
В кошачьем брюхе воет гулко.
Светлеет;
Жизнь на полноги
Изматывает хлеще северного ветра
Со снежной моросью. Такой народ, как мы,
Дорожный, в поезде, где тамбур
Как источник света —
И тишины,
В которой от стенания колёс закладывает уши, —
Находится на перепутье быта и весны,
Замшелого стабильного дохода,
Семейных уз,
Остро заточенной
Нехватки дома
И тоски
по вечно убегающей свободе.
Прощай, Ишим. Собачье сердце знает, где искать
Своих;
проколотое государством ухо
И номер на загривке не даёт соврать:
Передо мной
ещё один ребёнок неприкаянной дороги,
Железным стуком в сердце
Отбивающей аккорды глухо.
Светлеет.
Вместо полосы —
Все небо залилось молочным чаем,
Часы стоят.
Стоят, как изваяния посты
Испачканной черникой бересты
и медно-рыжих молчаливых сосен;
Туман лежит:
Его жемчужного хвоста,
Не видно, как у вечной цифры восемь,
И темные, как сажа небеса,
Бегут,
последний беглый взгляд на дымку бросив.
Ярослав Глущенков
Боль выталкивает из горла
мятые перчатки слов
Антон Бахарев
Никого на берегу.
Я по берегу бегу.
Соответственно, с рекою
Мы находимся в покое.
Мир сгибается в дугу.
Встанет речка, встану я.
Мир сомкнётся до нуля.
Развернётся, как цветочек,
Дарвалдайский колокольчик
Из надлома бытия.
Пускай штормило. Если море здесь
Играет роль. Его не видно было.
Но ветер гнал подсоленную взвесь
К степным фронтам с берегового тыла.
Стоял, как штаб, желтооконный дом,
С калиткой, как качающейся лодкой.
Мы заедали едкий самогон
Парной свининой с чёрной сковородки.
Нам генерал так верил, что молчал.
Мы тоже ничего не говорили.
Играла песня про однополчан.
Которых тоже где-то здесь убили.
Пресветел августовский бор!
Плывущий вровень с небесами
Над тёмным бытом, над лесами,
Над нашей эрой, как собор.
Сосновый сад, счастливый сон,
В котором я смешной и грустный,
Меня придумал мальчик русый,
Когда-нибудь проснётся он.
И я не двигаюсь, храня
Здесь тишину. И тёплым, древним
Проходит светом сквозь деревья,
Как гребень, божья пятерня…