Стихотворения
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 6, 2019
1
а на марсовом поле сирень
в летнем тоже но только пожиже
я от собственных слез отсырел
как георгий иванов в париже
пятипалой сиренью дыша
и не строя ни замков ни планов
по гороховой бродит душа
и ее окликает иванов
2
дождик в александровском саду
по сердцу крапиве и бурьяну
к александр сергеичу зайду
к николай василичу нагряну
где они живее всех живых
ниже муравьев и выше славы
вновь соображают на троих
гладя александровские травы
3
Первый ужас — колом,
остальные, как сны:
от ростральных колонн
до расстрельной стены,
где затворы стучат,
ночь и ужас поправ.
И на озере Чад
умирает жираф.
4
Ты — Ахматова, я — Гумилев
в царскосельской аллее:
тише бабочек, царственней львов
и поэтов целее.
Мы глядим под музыку сверчка, —
без смычка, да по нервам,
в небеса голубого ЧК —
навсегда в двадцать первом.
Мы в разводе давно, и давно
два в одном — и навеки:
полюбившие времени дно,
пересохшие реки.
Слева — шик и убогость дворца,
справа — детства поляны.
А в груди золотые сердца
Николая и Анны.
5
БАСНЯ
из летнего сада
чугунна ограда
к неве
там где троицкий мост
лисица мартышка
летейского ада
по глади прохладной
до звезд
медведь и лягушка
и времени тушка
бегут
от июльской жары
на звездное небо
не в поисках хлеба
а в поисках
млечной дыры
и смотрят вослед
отпуская улов
праправнук и дед —
душка И. А. Крылов
6
Прогуливаясь возле дома,
где останавливался Блок,
где все до боли незнакомо, —
лишь неба звездный потолок,
да желтые цветы жасмина, —
уже без запаха почти,
ты жизнь, промчавшуюся мимо,
своим отсутствием почти.
7
Итак: от Яузских ворот
и до Пречистенских — впервые,
июнем тополиным вброд
идут погибшие-живые,
свернув на Соймоновский, чтоб
вернуться через год к любимым,
где в небе облака сугроб,
растаяв, станет тополиным.
8
катаются слова во рту его
воздвиженка ильинка но
рискни здоровьем про алтуфьево
печатники и люблино
кишка тонка дал дуба боженька
скажи спасибо что живой
покровка сретенка остоженка
и маросейка с моховой
9
С. З.
иду среди людей в тиши
в конце как если бы вначале
по улицам твоей души
к бульварному кольцу печали
звезда еще одна звезда
ночным изюмом в сдобной булке
минуя даев навсегда
горят в костянском переулке
10
Тщету осознавая,
не ставя жизнь ни в грош,
под музыку трамвая
вдоль Яузы идешь.
И с каждым днем все хуже
и все смертельней яд.
Вдоль ядовитой лужи —
куда глаза глядят.
Идут с тобою рядом
такие же, как ты,
под неусыпным взглядом
безмолвной темноты.
О, где ты? Где ты? Где ты?
Приснись скорее нам:
кораблик из газеты,
бегущий по волнам.
Разорванный на части —
уже невдалеке…
И мы умрем от счастья
на Яузе-реке.
11
как светотень среди деревьев
на фоне смерти и любви
стромынка анатолий зверев
и летним утром воробьи
и никого вокруг и только
трамвая утренняя трель
да мелкий дождик ненадолго
пошел штрихуя акварель
12
скоро восемь десятков лежат под москвой
кто лежит на холме кто во рву
унавозили землю и стали травой
но скосили под корень траву
распродажа любви пахлава хохлома
банк и лютик-ромашку сорвем
и глядят не мигая солдаты с холма
и мерцает звезда надо рвом
13
Столько лет, и поныне,
как моторам в груди,
этим клешам и мини —
сносу нет. Подтверди!
На судьбу не в обиде,
заступив за черту,
в старомодном прикиде
мы идем по стриту.
Слева — Пушкин, а справа —
«Интурист» навсегда.
И любовь и отрава
и Неглинки вода.
Ну, а на небе прямо,
заигравшись в слова:
Петербург Мандельштама
и Дениса Москва.