Рассказ. Перевод с исландского Натальи Демидовой
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 1, 2016
В
комнате, рассматривая в зеркале свое отражение, стояла невеста. Белое свадебное
платье так мягко облегало ее тело, что, казалось, обрело чувствительность живой
кожи, длинный подол, волнами опадая с бедер и прильнув к лодыжкам, был готов последовать
за каждым ее шагом. Высокий лоб и светлые локоны венчала свадебная корона, с
игривой щедростью низвергавшая на хрупкие плечи невесты бесчисленные кружева.
Весеннее солнце в окне придавало зеркальному отражению голубоватое сияние, и
невеста смотрела на саму себя с восхищением. На лице ее отражался детский
восторг, подобный восторгу маленькой девочки, разглядывающей в витрине магазина
куклу — до того момента, когда желание завладеть игрушкой не поглотит ее… А
пока ясный взгляд ее был светел, сознание блуждало где-то в улыбающемся мире:
«Ах, как кукла хороша!»
Невеста
очнулась от мысленных блужданий и взглянула на часы. Время стремительно летело,
уже очень скоро она должна была явиться перед алтарем рядом со своим суженым —
мужчиной, попросившим ее руки. И невеста обещала ему ее отдать. Теперь, чтобы
сдержать свое обещание, ей нужно было поторопиться — сейчас была последняя
возможность это осуществить.
Пробежавшись
взглядом по туалетному столику, она убедилась, что все было готово. На одном
конце столика расположились чистое полотенце, большой свиток бинта, миска с
водой и ватные тампоны в склянке, а другой конец, чтобы предохранить от
повреждений, она накрыла пластмассовой салфеткой.
Невеста
открыла верхний ящик стола и достала оттуда топор. Поднеся его к свету,
задумчиво провела пальцем по лезвию. Затем, положив одну руку на салфетку,
другой подняла топор, прицелилась, размахнулась и быстрым сильным движением
рубанула себя по запястью.
Она
не без гордости осмотрела мастерскую работу собственных рук. Все выглядело
очень опрятно, даже на удивление, если учесть, что никогда раньше ей этого
делать не приходилось. Топор прошелся прямо по суставу, нервы и сухожилия
разрублены ровно поперек, а она как раз больше всего и боялась, что из срезов
будут торчать неаккуратные обрывки, приведение которых в порядок займет слишком
много времени.
Хорошенько
все осмотрев, невеста приступила к обработке ран. Конец культи она обмотала
чистым белым бинтом и закрепила его крохотной булавочкой, затем обратилась к
лежавшей на столике отрубленной кисти. Влажным ватным тампоном она осторожно
вымыла из раны кровавые сгустки, ну а больше ей ничего и не нужно было делать —
кисть и раньше была чистой и белой, а теперь, когда все было обработано, она
выглядела не менее опрятно, чем когда была частью самой невесты.
Невеста
снова открыла ящик стола, но на этот раз достала оттуда белоснежный носовой
платочек, обшитый по краям изящной ручной работы кружевами. Залюбовавшись ими,
она на мгновение забылась. Кружевное великолепие пленило ее сознание так же,
как и собственное зеркальное отражение некоторое время назад. Ажурный рисунок
ветвился в таком утонченном узоре, что взгляд терялся в замысловато петляющих
зигзагах красоты. Невеста не находила в них ни начала, ни конца — совсем как на
морозном стекле, когда она, еще ребенком, часами простаивала, вся погрузившись
в белые картины, сплошь покрывавшие оконное стекло так, что за их красотой не
видно было мира.
Снова
очнувшись и вспомнив о времени, невеста вздохнула и с некоторой неохотой
завернула кисть в носовой платочек. На мгновение она озадачилась, как ей
держать одновременно и букет, и кисть — ведь теперь у нее была только одна
целая рука — но с некоторой сноровкой ей удалось это устроить, и отрубленная
кисть скрылась за букетом красных роз. Культю она опустила вниз — белая повязка
затерялась в глубоких складках платья. Мимолетный взгляд в зеркало убедил ее,
что все было в полнейшем порядке.
После
этого она вышла в гостиную к своим родителям. Ее отец, празднично одетый,
сидел, ожидая, когда повезут в церковь. Услышав приближение дочери, он поднял
глаза и спросил:
— Ты
красива, дитя мое?
—
Да, папочка, — ответила невеста, разглядывая в его слепых глазах свое
отражение. — Я прекрасна.
Ее
мать, Мария, тоже не могла ее сейчас увидеть, потому что вперед как раз
смотрела голова Марфы[1]. Взгляд
Марфы был отсутствующим, он пребывал сейчас в другом времени — был устремлен в
будущее и сосредоточен на предстоящем свадебном пиршестве: вновь и вновь пересчитывал
блюда, тщательно подбирал ви́на, рассаживал еще не пришедших гостей и
предотвращал еще не случившиеся недоразумения. В глазах Марфы отражалось
идеальное торжество, взгляд ее был усталым и застывшим — ведь это торжество
владело им уже давно.
Невеста
поэтому не стала сейчас обращаться к своей матери, она знала, что рано или
поздно время Марии наступит. Мать как-то поведала ей, что первое время ей было
трудно иметь две головы, они мешали друг дружке, а время от времени даже грубо
ругались, особенно, когда хотели обе повернуться вперед в одно и то же время, а
это, естественно, было невозможно, да и не нужно — ведь к ним обеим редко
обращались одновременно, ну, разве что в каких-нибудь общественных приемных.
Однако со временем матери удалось установить над ними контроль — обеим головам
было предписано быть довольными наличием одной и единственной шеи. Не было
никаких оснований полагать, что сегодня это правило изменится, и невеста
поэтому не беспокоилась. Она точно знала, что Мария повернется вперед, как
только они войдут в церковь. Именно так и случилось, и взгляд Марии был светел,
потому что он был здесь и сейчас — в совершенной гармонии с сиянием свечей,
белоснежными лилиями у алтаря и наполнявшими церковный свод могущественными
звуками оргáна.
На
картине над алтарем висел Иисус. Когда он увидел Марию, его лицо тоже
просветлело — они всегда были рады встречам. Мгновение они читали в глазах друг
друга воспоминания той поры, когда оба были свободны поступать по собственному
желанию, а затем перевели свои взгляды на невесту и ее белое шествие к алтарю.
Складки
платья мягко покачивались у ее бедер, льнули к лодыжкам, следовали за каждым ее
шагом. Невеста видела, как в глазах жениха растет и становится все отчетливей
ее отражение — то самое отражение, которое она видела дома в зеркале, и в
автомобиле, в слепых глазах своего отца…
Так
подошла она к алтарной балюстраде и остановилась. Началась церемония. Священник
спросил, было ли искренним их желание вступить в брак. Этот вопрос они задавали
друг другу и раньше, и поэтому им не потребовалось много времени для раздумий —
оба ответили утвердительно.
—
Тогда в знак брачного согласия, подайте друг другу руки.
Услышав
эти слова, невеста отстранила от себя букет, уложила отрубленную кисть на
культю и протянула ее жениху. Кружевной платочек развернулся, на нем, ладонью
вверх, лежала кисть — пальцы слегка согнуты, как в тот момент, когда упал
топор. Когда невеста протянула жениху кисть, она не то чтобы увидела, а скорее
почувствовала, как он отступил назад. Было не похоже, что он собирался принять
ее руку.
Перевод с исландского Натальи
ДЕМИДОВОЙ
Полностью текст можно прочитать
на сайте журнала «Новая Юность»
[1] По аналогии
с библейским сюжетом о сестрах Марии и Марфе (Евангелие от Луки, 10:38-42)
(Прим. переводчика).