Притча
Опубликовано в журнале Новая Юность, номер 6, 2015
Важа Пшавела
(1861–1915), настоящее имя — Лука Разикашвили — известный грузинский поэт,
классик грузинской литературы.
В
Первые литературные опыты будущего классика состоялись в
I
Лето почивало.
Боже!
Каким счастливым и чудесным было оно в обличье солнечных лучей. С каким великолепием украшено и расписано на всем просторе. Бесчисленным разнообразием цветов, тысячами могучих дерев, — от могучего древнего дуба до кустарника роз, оглашенного соловьиными трелями; бессчетным скоплением пернатых, — от гордеца орла до зяблика и королька; табунами оленей, газелей и косуль, резвившихся на склонах, стелилось оно по земле; и где-то там горели дерзостью тигриные глаза, и там же где-то медвежья пролазничала ненасытность.
Назовешь ли животное, выдумаешь ли насекомое, не испившее млека летней земли?!
Лето безмятежно почивало.
Протяженные пашни, необозримые нивы покрывали земную грудь, захлестывая ее волнами нивяными, среди которых косцы трудились хлопотливо заточенным серпом. На ней же виноградники большие и поменьше, усеянные гроздьями, прогибались и надламывались под тяжестью плодов. Наседающие горные исполины, увенчанные льдом и снегом на вершинах, внизу переходили в раздольные луга с высокой и густой травой, кормившей разбродистые стада коров и овец. Вдали виднелись обрамленные зеленью берега озер и рек. Лес любовался лиственным убором. И все между собой переплеталось в приязни обоюдной: со стеблем — стебель травный, цветок — с цветком, и крона — с кроной, и даже насекомое — с иным из насекомых, а гриб так крепко прижимался к трухлявому бревну, как к матери — дитя.
Безмерно радовали взгляд всеобщая нарядность, пышность, красота и оживленность, смелость, горделивость каждого.
А лето почивало.
II
Лето почивало и видело страшный сон.
Грудь сдавливали стоны, лицо избороздили слезы, и в небе вспыхивали молнии, и громыхали навалившиеся друг на друга тучи. И ужасом охваченное сердце, истрепетавши, замирало. Жутко становилось летней земле. Ей мнилось, что все ее исконное богатство и достояние попиралось, пленительность разорялась, и надвигался произвол опустошения.
Нахлынули бурные речные потоки, — затопили равнины, размыли луга и нежную купину полевых цветов умяли в глине и грязи. Горы рушились, деревья ломались, озера выветривались. На склонах и долах в несметном количестве лежали трупы зверей и птиц, а уцелевшие животные, что карабкались по косогорам, от голода еле держались. В сыпучий щебень превращалась твердь. И небо ненастно озиралось.
Снег. Холод. Рокот камнепада.
«О, Боже! — лепечет лето. — Когда же я умру?!» Глаза ослепли, грудь онемела,
мятущееся сердце обессилело… «Спасите!» — попыталось вымолвить, но зов погас,
дыханье захлебнулось. И сон прервался.
Глаза раскрылись.
Лето пробудилось.
И что увидело? Загадочную, выстланную снежной скатертью округу, и горы убеленные, овражки снегом занесенные, и лес диковинный, и рощи с рощицами дивные. И даже розовый кустарник — любезный друг, — взгляд изумлял, хотя не то чтобы бутона, но листика не сохранил.
Нет, смерти не было. Все было живо: звери и птицы — питомцы лета.
Увидало оленей, не признало сразу, бродили понурые, тощие, без привычного красноватого меха. Всмотрелось в высоты, приметило туров, но и они поменяли окраску. Прислушалось… нигде сладкопевного соловья не услышало, безмолвствовал он. Птицы стыли и хохлились. Никаких насекомых, ни единой мошки. Все в тишине серебрилось.
«О-о-х!» — вздохнуло тоскливо лето и приникло к земле, заснуло смягченно. Бескрайнее белоснежное покрывало окутало сон, утихомирило. И снилось, что природа все так же цветет и рдеет; что все живое благоденствует и наживается теплом, и сердце ликовало.
Под этим хрустким покрывалом, выщербленном шажками птичьими, выкрапленном вдоль и поперек следами дикого зверя, бестревожно и упоенно почивало лето.
Предисловие и перевод с грузинского
Николая ЛОМИДЗЕ